На самом деле, операция при фиброаденоме назначается в последнюю очередь. И очередь эта наступает после того, как ее попробуют лечить, убедятся в ее подозрительной устойчивости к терапии, проведут биопсию и установят наличие признаков малигнизации в ее тканях. Фиброаденому без вмешательства попробуют устранить средствами, безопасность которых удовлетворит даже самых "пугливых". Речь идет всего-навсего о принимаемых перорально препаратах йода и гормонов – антагонистов эстрогена, пролактина либо прогестерона.
Медикаментозная терапия будет назначена при условии отсутствия видимых аномалий в тканях желез, способных участвовать в процессе. Мы имеем в виду, что обследование на гормональный фон при фиброаденоме должно быть столь же тщательным, сколь и при мастопатии. Во-первых, потому, что фиброаденома нередко становится следующим этапом не леченной, запущенной мастопатии. Во-вторых, потому, что корень у этих патологий часто общий или похожий.
Оттого назначать какие-то меры на основании исследования только гормонального фона в крови (без изучения состояния эндокринных желез) со стороны врача недопустимо. А с нашей стороны недопустимо соглашаться на это лечение, если мы видим, что ему предшествовало неполное обследование. Ведь мы можем начать лечиться своевременно, когда никакой серьезной угрозы новообразование не представляет. Но поскольку эта терапия может оказаться неверной или неполноценной, не факт, что эта угроза не появится с течением времени, под влиянием такого неумелого лечения.
Пример неожиданностей, которые подстерегают нас при разговоре о том, какая железа в чем виновата? Охотно, ведь мы уже привели в пример одну историю о том, как фиброаденома стала раком. Итак:
Когда у нас берут анализ крови на гормональный фон, у нас изначально подразумевают высокий пролактин или эстроген. В зависимости от нашего возраста (нам меньше или больше 30 лет) врач более склонен предполагать либо одно, либо второе. Все было бы прекрасно, если бы проведенное исследование не показало вообще третий результат – низкий прогестерон. Это случай сравнительно редкий – во всяком случае, при беседе о фиброаденоме. Тем не менее врач при виде этого результата понимает: прогестерон вырабатывается яичниками – их желтым телом. То есть образованием, которое остается в месте, где вызрела и откуда опустилась в матку яйцеклетка. На основании полученных данных он делает вывод о "неполадках" со стороны яичников. Сперва он назначает нам их обследование – нет ли кисты или воспаления. Не обнаружив ни того ни другого, он прописывает андрогены, поскольку при повышении уровня тестостерона яичники наверняка начнут работать активнее. Все, на том его врачебный долг выполнен, ибо причину угнетения функций яичников установить так и не удалось. А на самом деле ему следовало направить нас к гепатологу (для исследования состояния печени) или эндокринологу – для исследования состояния вообще щитовидной железы.
Суть ошибки врача здесь в том, что патологии печени часто сопровождаются нарушением синтеза витамина К, а он напрямую участвует в синтезе биологически активного прогестерона. Говоря еще проще, могло вполне получиться так, что яичники-то у нас функционируют нормально. Просто им не из чего вырабатывать нормальный прогестерон, потому его, естественно, и нет в крови.
Точно так же на функционировании яичников заметно сказывается работа не гипофиза, а щитовидной железы и, в частности, ее основных гормонов – тироксина и трийодтиронина. Влияние тироксина в данном случае наблюдается куда более явное: именно он запускает в организме многие процессы обмена, роста, взросления в смысле именно полового созревания.
Если в уже зрелом возрасте у нас наступает патология щитовидной железы, у нас вполне способен отказать не только обмен веществ (наступить базедова болезнь) и вырасти характерный зоб. У нас наверняка понизится уровень гормонов нашего пола и начнет расти уровень гормонов противоположного. Потому-то у женщин с патологиями щитовидной железы нередко имеются усики, волосы на груди и другие признаки "возмужания". Причина проста: помощь врача с его препаратами тестостерона гипофизу, имеющемуся в организме такой пациентки, не требуется. По мере снижения функций яичников он и сам поднимет активность надпочечников, уровень тестостерона в крови. Другое дело, что без лечения щитовидной железы это – мера бесполезная…
Вот именно в случаях, когда обследование проведено тщательнейшим образом, нам наверняка назначат не гормоны, а совсем другие вещества. Если патология щитовидной железы еще не развилась до стадии зоба и налицо только хронический дефицит йода, начало курса йодсодержащих препаратов даст потрясающий результат. В частности, никак не связанная ни со щитовидкой, ни с йодом фиброаденома молочной железы исчезнет. И она не вернется, если мы начнем следить за нормой содержания йода в организме отныне и впредь. Кстати, с нею в таком случае постепенно пропадут и волосы с верхней губы, груди, ног…
Если же дело в патологии печени, то тут лечение тоже будет никак не связано с молочной железой, но оно будет сложнее. Дело в том, что к нарушению синтеза витамина К обычно приводят заболевания масштабные – наподобие гепатита или цирроза. Худший вариант – рак печени, поскольку он операбелен в исключительных случаях и не операбелен во всех остальных. Самая утешительная версия происходящего в том, что мы можем быть скрытыми носительницами гемофилии – генетического дефекта, который проявляется в том числе врожденным нарушением синтеза этого витамина в печени. Витамин К участвует еще и в синтезе свертывающих факторов крови – так называемых коагулянтов. Отсюда и склонность к кровотечениям, если он не вырабатывается и не поступает с пищей.
Женщины никогда не болеют гемофилией в явной форме – тому есть целый ряд причин, включая обязательную "страховку" от этого на уровне тех же генов. Зато они передают дефектный ген сыновьям – чаще всего сами о том не подозревая. Вот если наши проблемы с синтезом витамина К не сопровождаются дегенеративными явлениями в тканях печени (их будет видно и на УЗИ, и на томограмме), у нас как раз появился повод для подозрений на носительство…
Как мы понимаем, рожать мальчиков нам в таком случае не рекомендуется. Но за пределами данной меры предосторожности здоровая в остальном печень – это скорее хорошо, чем плохо. Решить проблему здесь, в отличие от предыдущих вариантов, будет несложно. Ведь витамин К содержится в шпинате, щавеле, печени, сельдерее и пр.
Если же у нас найдут один из вирусов гепатита, лечиться придется наверняка интерферонами – препаратами белков клеточного иммунитета. Например, "Анафероном", "Амизоном" и др. Наконец, если у нас прогрессирует цирроз, его причину придется установить и устранить, если это возможно. Если нет, то, как и в случае злокачественной опухоли, наш прогноз не слишком хорош. И фиброаденома здесь едва ли имеет шансы на малигнизацию. В том смысле, что переродиться она, вероятно, не успеет…
И разве могли мы изначально предположить, что, обратившись по поводу новообразования в груди, будем лечиться в итоге витаминами, микроэлементами, иммуностимуляторами?.. Конечно нет, ведь внешне между одним и другим нет совершенно никакой взаимосвязи! Если теперь наши страхи поутихли, прежде чем паниковать, сходим к врачу: более чем вероятно, что пока у нас вовсе и не рак. Следует помнить, что биопсию фиброаденомы назначают всегда, поскольку случаи ее перерождения и впрямь нередки. Потому сам факт назначения биопсии тоже не должен казаться нам приговором.
Если результат тревоги не вызывает, данное конкретное новообразование почти наверняка полностью исчезнет под влиянием иммунной, витаминной, гормональной терапии. Правда, фиброаденомы могут появляться вновь – часто даже в совсем других областях железы или желез. Пока они поддаются медикаментозному лечению, удалять их никто не станет – даже не предложит. А вот опухоль, которая не реагирует или постепенно перестает реагировать на медикаментозную терапию, и впрямь лучше удалить. Не обязательно, но лучше. Либо за нею нужно, что называется, присматривать – посещать онколога не реже одного раза в полгода, периодически повторять биопсию.
Злокачественные опухоли
Что ж, раз уж мы косвенно затронули эту малоприятную тему выше, продолжим и завершим ее здесь. Рак молочных желез как вид злокачественной опухоли известен давно. Как и было сказано выше, исторически именно он дал название всем злокачественным опухолям такого рода – с любой локализацией. Включая те, что не имеют, в отличие от опухолей груди, никаких клешнеобразных тяжей.
Сейчас в науке принято разделение опухолей на рак (cancer) и саркому (sarcoma). Разница между ними заключается в том, что рак – это новообразование, растущее из клеток соединительных тканей. А саркома – из клеток мягких тканей, составляющих основную, так сказать, массу любого органа. В каждом органе тела имеются соединительные ткани, которые разделяют прослойкой дольки, оболочки и другие его части. И разумеется, мягкие, образующие само тело органа. Поэтому в любом органе тела может возникнуть и рак, и саркома.
Помимо разделения по типу переродившихся тканей, рак и саркома отличаются еще несколькими особенностями. Саркомы чаще всего имеют больший размер, чем рак. Скажем, саркома мышц нередко достигает размеров, рекордных для раковой опухоли. Рак крайне редко достигает размеров более 3 см, а диаметр саркомы свободно может составлять 5 см и более. В то же время как у рака, так и у саркомы имеются формы диффузные – мелкоклеточные и другие, не образующие четко локализованных очагов.
Как правило, саркома с точки зрения симптомов является опухолью "тихой" – значительно менее заметной, чем рак. Для нее характерно медленное увеличение и метастазирование, в то время как рак развивается быстро и даже очень быстро. Возраст большинства обнаруженных по симптомам сарком исчисляется годами. А возраст опухолей рака может составлять несколько месяцев от начала активного процесса. Кроме более агрессивного прорастания в окружающие ткани, рак отличается от саркомы и более обильным метастазированием.
Впрочем, именно большие размеры и незаметность сарком делают их иногда даже более опасными, чем рак. Ведь на стороне первого – маленький размер очага и скорость метастазирования. Зато на стороне второй – годы скрытого развития, за которые часто успевают полностью сформироваться и дочерние опухоли. Саркомы нередко обнаруживают только по симптомам, которые дает вторичный, не основной очаг. На практике это означает, что саркомы чаще находят на стадии, когда что-либо делать поздно и бесполезно. То есть когда основную опухоль не удалишь (пришлось бы вырезать слишком много тканей), а подавлять еще несколько таких же лучевой терапией смысла не имеет, поскольку совершенно очевидно, что такую популяцию не уничтожат ни яды, ни радиоактивные изотопы.
Нам следует узнать сразу, что опухоли молочных желез фактически ничем не отличаются от опухолей костей, желудка, легких и пр. Прямое тому доказательство – все они успешно метастазируют в другие органы. Метастазы по расположению относительно самой опухоли бывают ближними и дальними.
Первый – почти всегда один, и он всегда образуется в ближайшем к опухоли лимфатическом узле. Исключение составляют лишь особые виды рака – рассеянные, не имеющие четкого очага. Скажем, почти все опухоли костей и ряд мелкоклеточных сарком. А рак самой лимфатической системы приводит к образованию множественных участков перерождения по всей лимфатической системе тела.
Дальние метастазы – это вторичные опухоли, которые начинают расти в совсем других органах тела. К сожалению, сплошь жизненно важных, удаленных от груди с ее первичным очагом. Речь идет о печени, почках, мочевыделительной системе и пр. Хотя именно для рака молочной железы часть дальних метастазов может оказаться как бы ближней. Для него характерно метастазирование в позвоночник, на уровне 7-го позвонка (самый выступающий на шее, если наклонить ее вперед). Кроме того, достаточно редкие случаи рака сердечной мышцы или перикарда, легочной диафрагмы тоже могут быть связаны с опухолями молочной железы.
Нам здесь важно запомнить, что сам по себе метастаз (как ближний, так и дальний) – это ведь, по сути, несколько жизнеспособных клеток опухоли, оторвавшихся от ее тела. Затем их заносит с током крови или лимфы в ближайшую точку, в которой этот ток замедляется по каким-то причинам. В этом месте клетки оседают и начинают новое размножение.
Именно потому, что метастазирование более всего напоминает распространение вирусной инфекции, вторичные очаги всегда обнаруживаются в органах, из которых их либо вообще невозможно удалить, либо возможно в единичных случаях. Ведь как раз печень и почки становятся первыми "жертвами" опухоли оттого, что кровоток в них сильно замедлен. В данном случае из-за особой структуры сосудов, созданной для того, чтобы они могли отфильтровать кровь от определенных веществ. Например, погибших телец, как печень, или мочевины, как почки.
Но, согласимся, в этом есть и еще один очевидный момент. Ни одна клетка здоровой, неизмененной ткани тела не выживет, если ее занесет с кровотоком в ткани другого типа, верно? Из данного правила известны исключения, но они очень редки и строго ограниченны по условиям возникновения. Допустим, в легких и ряде других органов иногда могут выживать ткани селезенки.
А вот метастазам эти законы безразличны. Переродившиеся клетки одного вида легко приживаются и начинают размножение в ткани, образованной клетками совсем другими. Потому бывшие клетки опухоли груди так быстро и просто становятся клетками костного мозга, печени, диафрагмы…
И когда мы говорим, что рак легких, молочной железы, предстательной железы и любого другого органа – это одно и то же, мы выражаемся не фигурально. Мы имеем в виду сходство буквальное: то, что клетки любых злокачественных опухолей под микроскопом выглядят одинаково или без малого одинаково. Хотя вырезают их из тканей, которые на вид никак не перепутаешь.
Вот из-за этого феномена сама онкология не воспринимает слишком всерьез собственные рекомендации избегать тех или иных канцерогенных факторов. Ведь если рак везде одинаков, сложно всерьез предполагать, что один из его видов вызывается одним фактором, а другой – другим. Теории, принятые во внутренних кругах этой науки, значительно сложнее. В том числе во всем, что касается происхождения рака, где бы он ни располагался у того или иного больного.
Происхождение заболевания
В принципе, по отношению ко всем опухолям половых органов у мужчин и женщин гормональный фон до сих пор считается одним из основных факторов риска. Просто потому, что объяснить иным путем зависимость их роста от гормонов невозможно. Но в целом онкология пока не имеет четкого, научно обоснованного и доказанного фактами представления о том, что такое рак и откуда он появляется.
В окружающем мире или внутри организма человека существуют некоторые факторы, в присутствии которых злокачественные опухоли появляются чаще, чем без них. Такие факторы называются канцерогенными. В общем их список нам знаком. Это курение, ионизирующее излучение, выхлопные газы, ультрафиолетовое излучение – и т. д., и т. п. Касательно рака груди, помимо колебаний и устойчивых нарушений фона он, как считается, может быть вызван любым из факторов, входящих в общий перечень. Включая также непродолжительную лактацию, отказ от лактации, проблемы с синтезом грудного молока, эпизоды доброкачественных новообразований в прошлом, бесплодие и пр.
Ну, как видим, к этому основному списку обычно добавляется список, так сказать, побочный. Его особенность в том, что он содержит куда больше пунктов. Причем половина из них при разговоре о раке относится к факторам риска, а при разговоре о поддержании здоровья – к факторам безусловной пользы. Например, разве можно представить себе здорового человека, который вообще не принимает солнечных ванн? Или возьмем тот же канцерогенный гормональный фон: сколько бы раз он ни был канцерогенным, а без его нормы здоровья нам не видать как своих ушей…
Так что если мы раздобудем где-то полный список канцерогенных факторов и прочтем его, мы быстро убедимся, что в него входит почти все, что окружает нас сегодня. И даже часть того, что существовало всегда, не изменившись с давних пор ни в малейшей степени. И вот тогда нас посетит вполне обоснованное подозрение, что онкология составила этот список путем случайного подбора. Или при наблюдении ряда случайных совпадений, которые она по ошибке приняла за закономерность.
Скажем прямо, это подозрение не лишено оснований – явно не лишено. Но помимо теории канцерогенных факторов данная область знания выработала еще несколько версий, с чего бы вдруг перерождаться здоровым изначально клеткам. Всего к настоящему моменту таких теорий больше десятка, но несостоятельность части из них уже очевидна. Например, как в случае с теорией травм – одной из первых, кстати, с точки зрения хронологии.
Долгое время лекари всего мира не сомневались: опухоль возникает в тканях, поврежденных когда-то ударом, ожогом и пр. Сейчас уже совершенно ясно, что рак встречается и в органах, которые внешней травме подвергнуть почти невозможно. Например, в желчном пузыре, поджелудочной железе, тканях носоглотки и головного мозга. Так что сейчас данная теория требует либо расширить понятие травмы до инфекций, действия токсинов, аутоиммунных процессов и пр., либо оставить травму в числе просто канцерогенных факторов. Допустим, для разговора о саркомах мышц.
Основными версиями канцерогенеза нынче считаются иммунная и наследственная. Первая утверждает, что рак наследуется – в том смысле, что склонность клеток организма к мутации может быть заложена в определенных участках генетического кода. То есть получена ребенком от родителей. Действительно, обычно в семьях, где имелись случаи рака только по одной линии (отца или матери), эпизоды опухолей повторяются через одно поколение – в точном соответствии с законами наследования признаков. А в семьях, где опухоли встречались по обеим линиям ближайших родственников, заболеваемость раком среди детей составляет 100 % за редчайшими исключениями.
Наследственную теорию можно было бы считать доказанной, если бы не один момент: она фактически утверждает, что все опухоли программируются – закладываются в определенных участках генома. Но законы наследования как нормальных, так и мутантных признаков действуют очень четко – речь идет и впрямь о законе. Потому если бы рак только наследовался, опухоли у потомков неизбежно, обязательно возникали бы именно там, где и у родителей или бабушек/дедушек.
А между тем в реальности опухоли одной и той же локализации, одного и того же типа в пределах одной явно "канцерогенной" семьи встречаются не более чем в 30 % случаев. В остальном же они возникают, но разные. Данный факт заставляет противников этой теории едко намекать, что рак вообще довольно распространен. И что эти все зависимости могут оказаться чисто внешними. То есть, что само по себе высокое число больных раком в пределах каждой отдельной семьи может быть результатом действия не законов генетики, поскольку они тут как раз не проявлены достаточно четко. Версия противников этой теории в том, что эти наблюдения указывают лишь на общую тенденцию к учащению случаев рака по всему миру.