- У меня за стенкой живет приятель, Меир. Он раввин. Если для тебя это имеет значение, я его сейчас позову, и он нас поженит. Хочешь?
- Нет, нет, - пугается Шейла. - Я почтенная вдова и с удовольствием умру в этом статусе.
- Ладно, - смеется Исайя и снова берет ее за плечи. - Иди ко мне, почтенная вдова. Я помогу тебе умереть с удовольствием.
Часть вторая
- Папа, - раздраженно говорит Таль. - Как ты себя чувствуешь?
Исайя, раскинувшись, сидит на кровати в пижаме, Таль стоит напротив него. Он еще выше, чем отец, - для того чтобы видеть глаза сидящего Исайи, ему приходится сгибаться чуть ли не вдвое. Он бы сел на стул, но на стуле лежит гора одежды, а второго стула нет.
- Зависит от того, что понимать под словом "чувствовать", - отвечает Исайя. - Если ты имеешь в виду мое физическое тело, то оно находится в непростой ситуации выбора между астральной зависимостью и земной независимостью от своих комплексов и чувств. А если ты ведешь речь о моей эмоциональной реальности, то она…
- Что с твоей астмой? - перебивает Таль.
- А что может быть с моей астмой? - удивляется Исайя. - С ней, как обычно, все в порядке. Она прекрасно себя чувствует, полна сил и регулярно меня навещает - видимо, для того, чтобы я не заскучал. Правда, мне-то и без нее достаточно интересно. Но ей, кажется, об этом не сообщали.
- Папа, - Таль сглатывает, - послушай меня, пожалуйста.
- Да? - откликается Исайя. - Я слушаю тебя, конечно.
- У меня сложности, - говорит Таль. - Мне понадобится… уехать.
- Уехать из своей Америки?
- Да, из дома.
- Куда? - интересуется Исайя. - Надолго? Далеко?
- Не знаю. Возможно, надолго. Возможно, далеко. Я не знаю, когда сумею приехать в Израиль в следующий раз. У Линды проблемы на работе, и она…
- Тогда доброго тебе пути, - кивает Исайя и закрывает глаза.
Таль решительно сдвигает в сторону длинную ногу Исайи и усаживается на кровати рядом с ним.
- Папа, у меня для тебя отличная идея. По-моему, в данный момент тебя больше всего интересует жизнь на Марсе.
Исайя открывает один глаз и склоняет голову к плечу.
- Так вот. Я хочу тебе посоветовать - лети на Марс. Сделай там все свои дела, а потом разок посмотри оттуда вниз. На Землю. Вспомни, что она существует, разгляди ее с высоты - и обрати наконец внимание на меня. Своего сына.
- Сынок, - отвечает Исайя. - Мне восемьдесят девять лет.
- Я в курсе, папа.
- А тебе, если я не ошибаюсь, сорок четыре.
- Сорок три, - мрачно поправляет Таль.
- Тем более. Сорок три. Тебе, надеюсь, осталось жить еще порядка сорока с лишним лет. А мне, полагаю, года два. Так какая тебе разница, учитывая все предстоящее время без меня, на что именно я буду обращать внимание в эти два оставшихся мне года?
Таль смотрит на стену перед собой. На ней висит фотография в рамке: летний парк, залитый солнцем, и смеющийся мальчик, сидящий на ветке дерева.
- Джереми вырос, - кивает Таль на фотографию. - Стал почти как я.
- Еще бы, - кивает Исайя. - В нашем роду все мужчины такие, как ты.
- И как ты, - говорит Таль.
- И как я, - соглашается Исайя. - А дед Барух был и еще повыше. Ты помнишь деда Баруха?
- Смутно. Мне было всего семь лет, когда он умер.
- Мне было шесть, когда умерла твоя прабабка Шейне-Хая. Но я ее прекрасно помню. Она лепила халы на шабат, когда была мука. А когда не было, говорила: "Нестрашно, дети. Следующий год принесет нам муку. Муку и здоровье". Вот это ее "муку и здоровье" я запомнил.
- Муку и здоровье, - задумчиво повторяет Таль. - Можно подумать, это самое главное.
- Я много лет считал, что так и есть, - говорит Исайя.
- А теперь не считаешь?
Исайя какое-то время молчит.
- И теперь считаю, - говорит он после паузы. - Да, кстати. О муке. У меня тут для тебя…
Он лезет под подушку и достает оттуда пачку денег, перетянутую резинкой.
- Вот. Возьми. Тут не очень много, но для того, чтобы побаловать Линду и Джереми…
Таль делает протестующий жест рукой:
- Папа, ты сошел с ума! Я работаю, у меня все есть.
- Разумеется, у тебя все есть. Но ведь и у меня все есть. А эти деньги я отложил специально для тебя.
- Папа, нет!
Исайя полностью открывает глаза.
- Послушай, Таль. Ты сказал, что, наверное, уедешь. И не знаешь, когда у тебя будет возможность приехать в следующий раз. Скорее всего я тебя больше не увижу. Поэтому считай, что эти деньги - мой подарок Линде и Джереми. Моя, так сказать, последняя воля. А с ней не спорят.
Таль мнется.
- Здесь тысяча долларов, - говорит Исайя.
- Тысяча долларов? - изумляется Таль. - Откуда столько?
- Говорю же, моя последняя воля. Бери, бери.
На словах "последняя воля" Таль вздыхает:
- Ну, если так…
- Так, так, - Исайя протягивает ему деньги и гладит по плечу. - Нельзя спорить с отцом, которого ты больше не увидишь.
- Папа!
- Нестрашно, сынок. Следующий год принесет тебе муку и здоровье.
- Муку и здоровье, - угрюмо повторяет Таль, убирая деньги. - Именно это нам тут всем и нужно.
- Нам - тут, - говорит Исайя, - вам - там…
Вечером к Исайе заходит Меир.
- Что это ты вдруг умирать собрался, старый хрен? - спрашивает он с порога.
- Я? - удивляется Исайя. Он сидит на кровати и читает книгу. - Умирать? С чего ты взял?
- У тебя не голос, а иерихонская труба. Ты так орал о своей последней воле, что разбудил меня, когда я спал после обеда.
- А… - Исайя машет рукой. - Это обычное дело.
- Что значит "обычное дело"? - Меир проходит в комнату, сбрасывает гору одежды со стула и садится.
- Ты набросал, - укоризненно говорит Исайя. Меир не реагирует.
- Так что там у нас с последней волей, реб Шае? А?
- Да понимаешь, какая штука… - Исайя вздыхает и закрывает книгу. - Мне нужно было всучить Талю деньги. У него долги, он не очень легко живет. Ну я и подсобрал тут кое-что. Сказал, мол, напоследок.
- Это чтобы помочь деньгами своему ребенку, тебе понадобилось таким образом на него давить?
- Мой ребенок, Меир, уже довольно большой мальчик. И очень упрямый. Мы не очень ладим, и денег у меня он брать не очень хочет. Но с последней волей не поспоришь. А тысяча долларов - все-таки сумма. Пусть будет здоров.
Исайя считает объяснение законченным и снова раскрывает книгу.
- Но, Шае… - возмущается Меир. - Это жестоко! Ты знаешь, что ни о какой последней воле речи нет, но Таль-то ушел с тем, что он больше тебя никогда…
Исайя поднимает голову:
- Нестрашно, Меир. Я делаю так уже десять лет.
В глазах Меира непонимание.
- Десять лет?
- Ну да. Таль раз в год приезжает из своей Америки, и у него вечно долги. Я за год собираю ему деньги и отдаю. Но просто так мой гордый мальчик денег не берет. Зато отлично берет в качестве моей последней воли. Так мы и живем.
Какое-то время они молчат. Исайя читает книгу, Меир покачивает ногой.
- Послушай, Шае, - наконец произносит он. - Все-таки это не очень честно. Может, ты это и делаешь уже десять лет, но Таль наверняка ушел смущенный. Мы уже не так молоды, чтобы играть в такие игры.
Исайя тихонько смеется:
- А кто тебе сказал, что это игры, Меир? Кто из нас может поручиться, что проживет ближайший год? Возможно, это и была наша с Талем последняя встреча.
Меир хмурится:
- Или нет.
Исайя не спорит:
- Или нет.
* * *
Доктор Фаина чертит что-то ручкой в блокноте, доктор Шауль Штайнер сидит, положив подбородок на сложенные руки.
- Это невозможно, Фаина. Ты же знаешь.
- Знаю, Шауль. Но ты же видел ее.
- Видел. И тем не менее.
- Шауль, она просто не переживет.
- Мы не лечим такие пролежни. Их лечат в Реховоте, туда мы его и отправим. Там есть отличное отделение для лежачих.
- Но, Шауль, отделения для ходячих там нет вообще.
- Ему оно и не нужно.
- А Роза?
- А Роза останется здесь.
Доктор Фаина встает и подходит к доктору Шаулю вплотную.
- Шауль…
Он тоже встает и успокаивающе накрывает ее руку своей рукой.
- Ничего страшного, Фаина. У Менаше будут хорошие условия, он долежит свои дни в покое.
- И в одиночестве, - добавляет Фаина.
Доктор Шауль начинает сердиться:
- Он после тяжелого инсульта! И ничего не соображает! Что ему важнее, как ты думаешь, щебет Розы над ухом или отсутствие острых болей?
Фаина разводит руками:
- И то и другое. То, что ты называешь "щебетом Розы"…
Доктор Шауль делает протестующий жест рукой:
- Хватит. Все это я уже слышал. Мы переведем его на следующей неделе, я предупрежу внизу, чтобы приготовили машину. А дежурная сестра позвонит в Реховот. Я с ними говорил, они нас ждут.
Он сердито идет по коридору, размахивая руками и бормочет себе под нос:
- Она не переживет, она не переживет… Посмотрим, кто тут кого еще переживет…
В нише сужающегося коридора на него натыкается Роза.
- Добрый день, доктор Шауль, - здоровается она, широко улыбаясь. - Вы уже здоровы, слава богу? Я справлялась два дня назад, у вас была простуда.
- Что? - теряется доктор Шауль. - Простуда? У меня?
- У вас, - терпеливо кивает Роза. - Не у меня же. У меня последняя простуда была приблизительно сорок девять лет назад. Я ничем не болею, знаете? Даже смешно. Менаше говорит, что у нас с ним один набор болезней на двоих. - Роза переводит дыхание и добавляет: - И весь достался ему одному, бедняге.
- Будьте здоровы, Роза, - тепло говорит доктор Шауль и уходит к себе в кабинет.
Стива, выходящего из комнаты Ханы, ловит раскрасневшаяся Нили.
- У меня есть ореховый пирог, - сообщает Стив. - Там, - он указывает на Ханину дверь. - Хочешь кусочек?
- Нет, - Нили качает головой. - Я худею.
- Зачем? - удивляется Стив. - Ты и так худая.
- Я не худая, я стройная, - уточняет Нили. - А хочу быть худой.
- Зачем? - повторяет Стив.
Нили не отвечает. Вместо этого она смотрит на Стива в упор.
- Стив, то, что ты мне в прошлый раз сказал. Ну… про то, что ты…
- Про то, что я - гей, - кивает Стив.
- Ну да, - быстро говорит Нили, - про это, вот. Ты извини, но я хотела тебя спросить… - Нили смотрит в сторону и выпаливает: - Это правда?
- Нет. - У Стива суховатый негромкий голос. - Точнее, не совсем.
Нили поднимает бровь и нерешительно улыбается.
- Я действительно гей, - извиняющимся тоном говорит Стив. - Но бойфренда у меня сейчас нет.
Нили непонимающе смотрит на него и какое-то время молчит. А потом спрашивает:
- Почему?
- Сейчас мне не до личной жизни.
Нили продолжает смотреть непонимающе.
- Хана умирает, - мягко говорит Стив. - Мне бы хотелось побыть с ней.
- Мириам собиралась прийти, - вспоминает Нили. - Она должна была быть вчера, но не приходила. Позвонила, спросила, когда будешь ты.
Стив напрягается.
- И что ты сказала?
- Не я разговаривала.
- А кто?
- Иланит. Она объяснила, что ты был вчера и будешь сегодня. Мириам сказала "хорошо".
- Просто замечательно, - бормочет Стив. - Ну хорошо. Спасибо, Нили.
Нили стоит несколько секунд неподвижно. Потом спрашивает:
- За что?
Но Стив уже ушел.
* * *
Полумрак. Хана лежит, прикрыв глаза. Шторы задернуты, кровать в тени. На стуле, сгорбившись, сидит невысокая женщина и плачет.
- Хана… - причитает она, покачиваясь, - о Хана, как же мне тяжело. Если бы ты знала, как мне тяжело. Я встаю с утра и не могу дышать, я ложусь в постель и не могу заснуть, я ни одной книги не могу прочесть…
В комнату входит Стив.
- Можно подумать, ты раньше читала книги. Женщина вскакивает.
- Стив!
Она опрокидывает стул и виснет у Стива на шее. Он сгибается под тяжестью ее тела. Женщина плачет навзрыд:
- Стив, какой ужас… Я была у врача, и он сказал…
Стив резко вскидывается:
- Что сказал?
Женщина плачет. Стив трясет ее за плечи:
- Мириам, что сказал врач?
- А что он мог сказать? - нервно отвечает женщина сквозь слезы. - Ничего он не сказал. Сказал "уже недолго".
- Он уже месяц это говорит.
- Ты считаешь, месяц - это долго?
Женщина опять начинает плакать:
- Стив, это так ужасно, я ни жить, ни спать не могу…
Стив молча стоит, поддерживая женщину за плечи.
- Есть хочешь? - спрашивает он. - Я принес ореховый пирог. Ты его раньше любила.
- Это я его раньше любила, - отзывается Хана с кровати, не открывая глаз. - А Мириам его любит до сих пор.
- Хана, не говори так, пожалуйста, - рыдает Мириам, - я слышать этого не могу. Ты поправишься, ты обязательно поправишься, и мы с тобой еще будем вместе есть ореховые пироги. Бедная моя Хана, сестричка, прости меня, прости…
Хана переглядывается со Стивом и закрывает глаза.
- По-моему, Хана устала, - говорит Стив. - Пойдем посидим в кафе. Ты должна хотя бы выпить чаю.
Мириам всхлипывает и выходит, опираясь на его локоть. Стив оборачивается у двери, строит плачущую рожу и подмигивает. Хана слабо улыбается в ответ.
* * *
- А главным агрономом у нас тогда был Иерухам Брох. Ты помнишь Иерухама, Менаше? Он курил как паровоз. Просто ни секунды не мог прожить без сигареты во рту. Сначала он курил эти дешевые вонючки, которые невозможно нюхать нормальному человеку, а потом перешел на "Мальборо". Ну это когда уже кибуц разбогател, конечно. До того ни главному агроному, ни главному председателю было просто не достать ничего по-настоящему дорогого. Их бы сгрызли свои же кибуцники, если б они попытались. Так вот, Иерухам Брох обнаружил как-то с утра, что по его лучшему полю ночью кто-то бегал. Представляешь, Менаше? Бегал и мял посадки. Я уже не помню, что он там сажал, то ли свеклу, то ли капусту…
- Ваш кибуц никогда не выращивал капусту, Роза!
Это Меир заглянул. Роза хмурится.
- Ты уверен? Кажется, там было что-то круглое и зеленое. За конюшней. Разве нет?
- Это были арбузы! - хихикает Меир. - Ты не можешь отличить арбуз от кочана капусты, старая вешалка? Тебе пора на свалку.
Роза пожимает плечами:
- В таком случае, мне пора на свалку уже лет шестьдесят. Я и тогда не могла отличить. Как дела?
- Тебя доктор Фаина зовет.
- Ого, - удивляется Роза, - какому большому начальству мы понадобились. Она не сказала - для чего?
- Сказала, - веселится Меир. - Будет тебе экзамен проводить. Положит перед тобой кочан капусты и арбуз и велит отгадывать, кто из них где. Если не угадаешь - выгонит тебя из нашего дома вон. Потому что ты не используешь свой мозг.
- Да уж, выгонит, - Роза поправляет волосы. - Из нашего дома не выгоняют даже тех, кто давно забыл, что такое "капуста" и "арбуз".
Она косится на Меира и добавляет:
- А также тех, у кого отродясь не было никакого мозга.
- Менаше! - Меир поворачивает голову к кровати. - Твоя жена меня оскорбляет.
Роза гладит по щеке лежащего Менаше.
- Его самого его жена оскорбляла много лет. Вряд ли он тебе посочувствует. Я пошла к доктору, а ты посиди тут, ладно? - просительно добавляет она.
Доктор Фаина встает навстречу Розе.
- Ты спала? - требовательно спрашивает она.
- Оставь, - отмахивается Роза. - Ты же не за этим меня звала. Что случилось?
- Роза, - у Фаины негромкий спокойный голос. - Я разговаривала с доктором Штайнером. Состояние кожи Менаше очень нас тревожит.
- И меня оно тоже тревожит, - с жаром подхватывает Роза. - Я давно говорила Мири и Иланит - нужно поменять ему мазь, нужно мазать чаще, он совсем…
- Роза, - перебивает ее доктор Фаина, - дело не в мази. У Менаше началось осложнение, инфекция, его нужно серьезно лечить.
- Нужно, - энергично соглашается Роза. - Лечите.
- Мы не можем, - говорит доктор Фаина. - У нас нет ни аппаратуры, ни нужных специалистов.
- А где могут?
- В Реховоте. Там есть специальное отделение кожной гериатрии, там это лечат.
- Что "это"? - напряженно уточняет Роза.
- Кожные осложнения лежачих больных. Он же не встает, в этом все дело. Ты же понимаешь.
Роза смотрит на нее, хмуря брови.
- Не понимаю, - говорит она. - Что я должна понимать?
- Что то, что мы переводим Менаше, - терпеливо говорит Фаина, - это вынужденная мера. Я и так тянула, сколько могла.
- Куда переводим?
Доктор Фаина вздыхает.
- В Реховот.