Обычно такая неразбериха бесплодна. Но в этом историческом матче сама судьба захотела быть объективной и справедливой. За ошибку Дорохова при пенальти она отплатила ошибкой кого-то из наших игроков. Несчастный неосмотрительно остановил мяч на вратарской площадке и мгновенно вместе с мячом оказался втиснутым в ворота. Гол забил Бережной (№ 10). К тому же получил повреждение Акимов, его уносят. И какое счастье, что в ворота встает не заурядный дублер, а сам Владислав Жмельков!
3:2 - и несколько минут до финального свистка. Мне кажется - ах, много; Бутусову - ох, мало. Прав был он - это оказалось мало. Во-первых, потому что наши противники изнемогли одинаково с нами, а в футбольном цейтноте всегда легче защищаться, чем объявить шах королю. Во-вторых, грузинских футболистов доконали психологические удары. Не так-то просто беспрерывно отыгрываться, да еще с разницей в два гола.
Последний свисток. Победа наша! Кое-кто даже плакал, уходя с поля. Спартаковцы старались ободрить, утешить проигравших. Но радость, откровенно сиявшая на лицах победителей, вряд ли способствовала успокоению побежденных.
Тридцать лет без малого прошло со дня этой неправомерной схватки, но подробности ее свежи и ярки в моей памяти. И если до нее мы в команде говорили о достойном футболисте: "Он играл с басками", то теперь высшей похвалой стало: "Он участвовал в переигровке с тбилисцами".
Что было бы, если бы "Спартак" тогда проиграл, мы так и не узнали...
Через месяц мы сравнительно легко взяли верх над тбилисским "Динамо" во втором круге первенства со счетом 3:0. Передряга с переигровкой тяжело отразилась на нервах южан. Помог нам и снежок, внезапно покрывший поле перед последним матчем.
А Владислав Жмельков тоже вскоре перенес много волнений и надолго выбыл из московского "Спартака".
Блеск его игры разжег зависть в сердцах конкурентов. Всем хотелось заполучить себе эту звезду. И вот в ЦДКА выискали, что Жмельков не дослужил двух месяцев в Белорусском военном округе. На этом основании он был снова призван, и ввиду категорического отказа выступать за ЦДКА, оказался в воинской части в Чите. Здесь весной 1940 года в соревнованиях он получил тяжелую травму колена.
После окончания войны 32-летний Жмельков, четыре года сражавшийся на фронте, попытался вернуться в большой футбол. Но это была только тень незабываемого вратаря. Тень и по мастерству и по отношению к футболу.
Случай со Жмельковым не типичен для нашего спорта, но он служит бесспорным подтверждением истины, что нарушение режима и жизненных норм даже самого одаренного спортсмена неизбежно приводит к потере мастерства.
Вынужденный отъезд Жмелькова в Читу переложил все бремя ответственности за спартаковские ворота на Анатолия Акимова. В нем подкупали техника и особая культура игры. Он был непробиваем с дальних дистанций, превосходно справлялся со всеми верховыми мячами. Высокий рост и длинные руки помогали ему, легко отражать и низовые удары. Но была и у него ахиллесова пята: не любил Анатолий выходов из ворот, чтобы броситься в ноги противнику. Это приносило ему довольно часто физические повреждения.
Начальный путь Акимова был похож на тот, что прошел когда-то Бабкин. Поехал он в Париж в январе 1936 года на игру с "Ресингом" в составе "Спартака" безвестным юношей, а вернулся знаменитым.
Наших вратарей в Париж приехало четверо - два со "Спартаком" и два с "Динамо" (после матча сборной с "Ресингом" "Спартак" уехал на юг, а "Динамо" - на север Франции).
Определить состав сборной предстояло мне, Федору Селину и Константину Квашнину.
Начинать полагается с вратаря. На это место все кандидаты как на подбор. Иван Рыжов - тридцатилетний, опытный и надежный игрок; Анатолий Акимов - еще зеленый, двадцатилетний юноша, но талантливый. Это спартаковцы. От "Динамо" оба вратаря более зрелого возраста - двадцатишестилетние Евгений Фокин и Александр Квасников.
Наш триумвират колеблется. Конечно, главный принцип - кто сильней. Но все-таки я - патентованный спартаковец, Федор - верный динамовец, а Константин - золотая середина: выступал мальчишкой вместе со мной на Пресне, а с 1928 года играет в "Динамо". Всем нам хочется быть объективными, да и ошибка в выборе вратаря - дело непоправимое.
Смотрим друг на друга, страдаем и ждем, кто первый рискнет назвать достойного. Прорывает экспансивного Селина:
- Предлагаю Акимова, - подчеркнуто веско произносит Федор. - Обоснований не требуется. Мы все знаем хорошо всех четверых.
Я поддерживаю его и облегченно вздыхаю. Ведь в душе я лелеял это имя, но молчал умышленно, опасаясь обвинения в квасном спартаковском патриотизме.
Квашнин долго думает, но нас уже двое, а он один.
- В конце концов риск благородное дело, - машет рукой Константин Павлович, и вопрос об игроке под №1 решен: Акимов.
Насчет остальных кандидатур расхождений почти нет. Налицо крепко сбитый, сыгранный ансамбль сборной Москвы, цвет советского футбола. Именно в этом составе команда не раз выступала в 1935 году. Правда, футболисты несколько утратили свою боевую форму. Ведь сезон у нас закончился два месяца назад, и двухнедельной тренировкой ее сразу не вернешь. Подготовка на опилках конно-спортивного манежа в Хамовниках кое-что, конечно, дала, но, прибыв в Париж, футболисты с трудом ходили по лестницам от боли в не окрепших еще мышцах.
Мы не ошиблись тогда в Акимове. Он сыграл вдохновенно, со всем пылом молодости. В парижских газетах ему посвящали целые страницы. Фото молодого вратаря, стоящего на голове с прижатым к груди мячом, а рядом - ошеломленный центр нападения "Ресинга" сенегалец Куар, обошло весь мир.
Несмотря на то что наша команда столкнулась с совершенно неизвестной ей системой дубль-ве, молодой Акимов с честью вышел из испытаний. Не знаю, как в космосе, а на футбольном небосклоне звезды загораются сразу. Вот почему от дебюта зависит очень многое.
Акимов около полутора десятков лет отменно защищал ворота московских команд, а сейчас плодотворно трудится на тренерской ниве.
Игра с "Ресингом" оказалась поучительной. В том же году было решено организовать первый чемпионат СССР по футболу.
Мы вернулись домой, ходили и объясняли, что противник хорош, однако и мы не хуже. Нас застала врасплох тактическая новинка. Нужен обмен опытом, и не только в гостях, но и дома.
А что мы знаем друг о друге? Полсотни игроков варятся в собственном соку. Встречаются раз в год сборные больших городов. Турниры подгоняются к спартакиадам, разыгрываются по олимпийской системе, где уж тут набраться мудрости. В европейских странах проводились межклубные чемпионаты, у нас же климатические и территориальные особенности страны наивно считались непреодолимыми.
Но всему свое время. Пришла пора и для всесоюзного первенства по футболу.
Помню, как, выслушав наши оправдания и выводы, первый секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Васильевич Косарев сказал: "Готовьте проект собственного чемпионата".
Подгонять нас не требовалось. Через неделю проект был вручен.
В чемпионате 1936 года участвовало по семь команд классов "А" и "Б" и 13 команд класса "В". Принцип был заложен сугубо спортивный: лучшие по силам четыре московских, два ленинградских и один киевский клубы боролись за почетнейшее звание чемпиона, остальные - за первенство в своей категории и за переход в высший класс.
Звание чемпиона разыгрывалось в год дважды - весной и осенью. Переводы команд в высший класс осуществлялись также дважды. Вот почему в августе тбилисское "Динамо", победив весной в классе "Б", уже сражалось за красное чемпионское знамя (медалей не было), и клубов в классе "А" стало восемь.
Вокруг чемпионата сразу закипели здоровые страсти. Всколыхнулись местные патриоты. Каждому не хотелось ударить лицом в грязь. Сильная Москва покровительствовала младшим братьям. Когда же эти младшие в следующие годы протянули руки к короне чемпиона, стало не до покровительства. Пришлось не только учить, но и учиться.
Играли в собственном, советском стиле и верили в его победоносные возможности. Не блистали сегодняшней техникой, но боюсь, что отцы в боевитости превосходили ныне играющих сыновей. И уже в первый год розыгрыша достать билет на "Динамо" было трудно. Всем сразу стало ясно, что всесоюзный чемпионат открыт вовремя и будущее ему обеспечено.
И правда, через тридцать лет младенец вырос в богатыря: 236 команд мастеров классов "А" и "Б" нынче привлекают на трибуны миллионы зрителей. А ведь закладывала основы этого большого спорта немногочисленная по теперешним понятиям футбольная рать. И в первых рядах ее шествовал отряд вратарей.
Были в предвоенные времена в Москве, кроме Жмелькова, Рыжова, Акимова, и другие кумиры - динамовец Евгений Фокин, армеец Владимир Никаноров, локомотивец Николай Разумовский.
На Фокина стоило посмотреть, когда он шел навстречу прорвавшемуся форварду: с непоколебимой уверенностью подкладывался он под удар, парируя, казалось бы, безнадежные мячи. Уроженец Подольска, Фокин защищал ворота московского "Динамо" в годы особых успехов этой славной команды.
Владимир Никаноров и Николай Разумовский по-своему расцвечивали вратарскую палитру. Могучего телосложения, весом под 90 килограммов, оба действовали уверенно и спокойно. Да и кто из форвардов рискнет напасть на тяжеловесов, когда те принимают мяч? Страховать их в борьбе за верхние мячи не было нужды: рост, вес и физическая сила позволяли им безраздельно хозяйничать на своих штрафных площадках. Этим молодцам нельзя было отказать в ловкости и быстроте, но все же расторопности Жмелькова им иногда не, хватало. Зато сколько уверенности внушали партнерам их фигуры, прочно утвержденные в воротах.
Чуть раньше этих московских богатырей появился в воротах тбилисского "Динамо" Александр Дорохов, русский по происхождению, но уроженец Грузии. Высокий, стройный, он ни в чем не уступал московским вратарям. Поэтому вполне закономерно была его появление в воротах "Динамо" в матче против басков в июле 1937 года.
Игра Дорохова подкупала удалью. "Ва-банк, всегда ва-банк!" - это, казалось, было его негласным девизом. В дни, когда ему сопутствовала удача, Александр давал незабываемые спектакли. Но случались у него внезапные спады, которым в то время была подвержена и вся его команда. Только позднее талантливый коллектив тбилисского "Динамо" начал освобождаться от этих необъяснимых срывов.
Александр Дорохов довольно долго украшал грузинскую команду, и на его примере воспиталось затем поколение отличных грузинских вратарей - Саная, Маргания и современные голкиперы - Сергей Котрикадзе и Рамаз Урушадзе.
На Украине в это время заставил обратить на себя внимание Николай Трусевич. Это был оригинальный вратарь с собственным рисунком игры. Длинный и тонкий, он очень напоминал фигурой и приемами славного Федора Чулкова - вратаря московских динамовцев, игравшего в 1923 - 1928 годах. Трусевич очень независимо держался в воротах, мало координируя свои действия с усилиями партнеров. Только в самый последний момент он вдруг принимал решение и спокойно вторгался в события на штрафной площадке. Молчаливый и несколько загадочный для противника, он пользовался не то что уважением, ему прямо-таки поклонялась команда. Приемы его отличались от тех, что характеризовали вратарей московской школы. Он мало гнулся в пояснице, даже в падении оставался вытянутым, и, может быть, поэтому легко доставал мячи из верхних и нижних углов. Выбивал он мяч ногами тоже по-своему, лишь слегка и низко подбрасывая его руками под удар.
Думаю, что Трусевич внес бы свои штрихи в школу советских вратарей, его дарование было самобытным, никого из своих предшественников он не копировал. Безвременная смерть от рук гестаповцев вместе с другими игроками киевского "Динамо" не позволила его таланту развернуться в полную меру. Но имя Трусевича, как гражданина и выдающегося вратаря, останется в памяти всех, кто знает и любит наш советский футбол.
И наконец, нельзя не сказать еще об одном голкипере предвоенных лет - ленинградце Викторе Набутове. В своей игре он больше всех предвосхитил то направление, по которому идут многие из теперешних вратарей.
Одаренный и техничный, он, правда, не считал за грех сыграть на зрителя. В его бросках, прыжках и даже костюме все было чуть-чуть подчеркнуто, даже слегка утрировано. Поэтому на трибунах после восторженных аплодисментов нет-нет да и свистнут ему за внезапный промах. Конечно, Виктор Набутов всегда был, да и сейчас остается настоящим спортсменом. Возможно, что некоторый показной лоск в его игре не был умышленным, но последователи у него в этом, к сожалению, нашлись. Еще бы: очень уж заманчиво и привлекательно выглядит такая подчеркнутая техника с трибун и часто приносит ее обладателю хвалебные отзывы в прессе.
Не берусь утверждать, что Набутов первым стал играть "на эффект", вместо того чтобы подсознательно играть эффектно благодаря своей технической оснащенности и тренированности, в порыве спортивной страсти, как это получалось у Н. Соколова, В. Жмелькова и Льва Яшина. Тем не менее грешок рисовки у Набутова имелся. Но, безусловно, он был талантливым вратарем, горячим ленинградским патриотом, много раз с особым рвением защищавшим спортивные цвета своего родного города.
Сейчас В. Набутов - один из ведущих спортивных радиокомментаторов. Ему очень пригодилась на этом поприще склонность к артистизму. Любопытно, что теперь в своих репортажах Набутов не устает призывать вратарей играть строго и просто.
Не оскудела советская футбольная держава вратарскими дарованиями и после Великой Отечественной войны. Леонид Иванов (Ленинград), Алексей Леонтьев, Борис Разинский (Москва), Олег Макаров (Киев), Алексей Хомич и Лев Яшин (Москва) - тот Лев Яшин, который заставил всех футбольных специалистов в мире признать советскую вратарскую школу самой прогрессивной. До Яшина это почти доказали Алексей Хомич в Англии в 1945 году и Леонид Иванов на Олимпийских играх в Финляндии в 1952 году, хотя они действовали в несколько иной манере, чем Лев Иванович.
Леонид Иванов - земляк Всеволода Боброва. Но наш прославленный форвард скоро оказался в столичной команде, а Иванов до конца остался верен ленинградскому "Зениту".
Обычно игроки одинаковы по темпераменту и в жизни и на поле. Леонид был не такой. Добродушный и даже флегматичный в гражданском костюме, в спортивном он преображался в энергичного воинственного властителя. За обедом или на прогулке он с мягким юмором отражал любые наскоки друзей. Но на поле не щадил ни себя, ни партнеров, когда "Зениту" или сборной команде угрожала опасность.
Из ворот, как правило, Леонид выходить не любил, зато непосредственно на их линии часто творил чудеса. Реакция его на мяч была удивительной, только один Михаил Пираев впоследствии мог бы потягаться с ленинградцем. Никита Симонян до сих пор с восхищением вспоминает такой случай. Однажды группа спартаковцев проходила мимо кур. Пираев на спор мгновенно схватил в каждую руку по курице, тогда как остальные тщетно гонялись за ними с вытянутыми руками. Иванов ловил мячи, как бог. Бывало, противник почти рядом. Удар. Гол - хватаются за головы болельщики. Нет, смотришь, мяч прилип к груди лежащего вратаря. В этой хватке намертво заключалась особенность техники Леонида. Он редко отбивал мяч руками и ногами. Сергей Сальников, игравший с ним в "Зените" два года, не мог вспомнить случая, когда бы мяч вырвался из рук или отскочил от груди Иванова.
- Если бы не Леонид, - говорил мне Сергей, - "Зенит" не выиграл бы финал кубка в сорок четвертом году. Это только он сумел тогда отбить удары Григория Ивановича Федотова и других из "могучей кучки" ЦДКА.
Застиранный серый свитер и полинялую кепку Иванова до сих пор с гордостью вспоминают ленинградские болельщики. Леонид, как и многие спортсмены, верил в приметы и не расстался до конца выступлений со старыми боевыми доспехами.
Великая привязанность к футболу, неуемность в тренировках позволили Иванову долго удерживать высокую спортивную форму. Он простоял в воротах "Зенита" до 1956 года, справил в этом клубе свое тридцатипятилетие.
Один из его тренеров так отозвался о знаменитом вратаре:
- Он любил поддавать жару форвардам на тренировках, но и на себе синяков не считал.
Сейчас Леонид Иванов живет в Ленинграде, работает в автотранспорте и по вечерам тренирует юношескую группу ленинградских вратарей. Он по-прежнему кряжист и здоров и бьет по мячу преимущественно с левой ноги, "по-ивановски".
В мире искусства обычно все знают друг друга. Еще больше все и обо всем осведомлены в футболе. Сотни тысяч болельщиков разносят по Советскому Союзу свои впечатления об игроках, распускают всякие слухи.
В 1940 году молодой вратарек из Днепропетровска Алексей Леонтьев прослышал, будто в кулуарах московского "Спартака" поинтересовались его персоной. Действительно, один из украинских тренеров вскользь обмолвился о его способностях. Но ведь надежды внушают сотни, а Москва привечает единицы.
Очень удивился тренер московского "Спартака" Петр Герасимович Попов, когда лютым январем к нему домой заявился с фанерным чемоданчиком, в кепочке почти без козырька, чуть выше среднего роста паренек с ангельским личиком. Он, видите ли, мечтает занять место Жмелькова!
"Милый, милый, смешной дуралей, ну куда, куда ты гонишься", - думаю, я, слушая Попова по телефону и говорю в трубку:
- Ладно, вези сюда этого наследного принца.
И вот они в Малом Гавриковом переулке, где тогда помещался спартаковский штаб. Здесь под рукой оказались Виктор Семенов, Андрей Старостин, Владимир Степанов и еще несколько игроков в отличном расположении духа после удачного сезона. Они с ликованием приняли предложение проверить в гимнастическом зале на улице Воровского способности прыткого провинциала.
И вот юноша с горящими от волнения глазами у обозначенных на стене ворот. По бокам для бросков уложены маты. В пятнадцати метрах Семенов, Степанов и Андрей с их многопудовыми ударами. В действии три мяча, с особой силой и свистом отрывающиеся от деревянного пола.
Через пять минут "кронпринц" взмок, но геройски старается парировать каждый удар. Через десять ему предложили передышку - он отказался. Через пятнадцать минут Филиппов остановил бомбежку. Едва передохнув, парень снова в боевой стойке. Чемпионы хохочут, но в их смехе - нотки уважения.
- Жестокую проверочку вы ему учинили, - говорю я.
- Жесткую, - поправляет Филиппов. - Нашего брата вратаря именно так испытывать и полагается. Сразу характер узнаешь.
- По духу-то он спартаковец, - вытирая с лица пот, бросает Степанов.
- И спартанец, - в тон замечаю я. - Посмотрите, как все в нем просто и скромно.
Вступительный экзамен продолжается, новичок получает добро за мужество и, представьте, недурную технику. Здесь же, как на новгородском вече, в открытую он объявляется московским спартаковцем.
Алексей был рад. Казалось, все страшное позади. Но футбол - жестокий бог, он не раз испытывал своих жрецов. Помню, как в первом товарищеском матче на весеннем сборе в Одессе Леонтьев из-за желания блеснуть проигрывает контрольную игру. После хорошей встряски в раздевалке молодой вратарь всю дорогу до санатория прятал рыдания. Таковы футбольные университеты. Но мы тогда не ошиблись в Алексее. Десять лет рыцарски отстоял он в воротах "Спартака".