На этом наш разговор закончился. Я и так знал, если бы Черенков не снял кандидатуру, то наверняка выиграл. Уже говорил о том, что у него была солидная поддержка в регионах, он же долго работал на периферии. И добавлю к этому, что у Роберта Дмитриевича были прекрасные взаимоотношения с Тарасовым, он считает себя его учеником. Они вместе преподавали в ВШТ, часто встречались, в том числе и в неформальной обстановке. Черенков даже рассказывал, как они гуляли на даче Тарасова. Такой чести удостаивались далеко не все, но те, кого великий тренер, как говорится, принимал. И Анатолий Владимирович, если бы потребовалось, мог Черенкова поддержать.
Все дальнейшие события, связанные с так называемым смутным периодом 1992–1994 годов, как раз сформировали ситуацию, в которой единственным способом, который мог способствовать выходу из кризиса, было появление сильного руководителя. Многие устали от закулисной борьбы и склок, хотелось элементарного порядка.
МХЛ работала достаточно продуктивно, уже прошел сложнейший этап ее становления. Резкого скачка в качестве быть не могло, ибо по-прежнему лучшие игроки уезжали в НХЛ. Мне много раз приходилось бывать на официальных мероприятиях Лиги. И всегда вызывала уважение солидарность ее руководителей и членов президентского Совета. Такая консолидация сил – случай довольно редкий. Но, думается, их объединили общие взгляды в противостоянии с ФХР. Но так было до поры до времени – и это имеет самое прямое отношение к конфликту Черенков – Сыч.
К сожалению, как правило, хорошие вещи не запоминаются, а вот конфликты, будоражащие умы, в памяти откладываются прочнее. Первым положительным импульсом, способствовавшим взлету авторитета Сыча, была ситуация в российском хоккее, о которой мы уже упомянули. Мне не раз приходилось бывать на совещаниях президентского Совета Лиги. Практически всегда присутствовавший на них Владимир Петров по любому поводу имел особую точку зрения, которая была иной, чем у большинства представителей клубов. Это, понятно, не имело решающего значения для решения внутренних вопросов МХЛ, ибо в лиге президент ФХР находился, можно сказать, в одиночестве.
Лига вообще была построена практично и профессионально. В ней существовали две ветви власти. Главной, естественно, считалась власть законодательная. Ее, так сказать, представляли члены президентского Совета. А исполнительной была сама МХЛ, ее аппарат, выполнявший, что называется, наказы руководителей клубов. Это был для Черенкова идеальный вариант, он все продумал точно. Во всяком случае, его никто не мог обвинить в непопулярных решениях, в давлении на клубы, работа шла в соответствии с Уставом Лиги.
Однако в глобальном смысле противостояние ФХР – МХЛ существовало. Обе стороны имели поддержку со стороны СМИ. Публикации с диаметрально противоположной точкой зрения, с полярными позициями воспринимались обычными болельщиками по-разному. Одни считали, что бывшие советские чиновники собрались в МХЛ и мешают молодым реформаторам из ФХР, другие, наоборот, полагали, что ошибочны действия Владимира Петрова и его команды. К сожалению, соперники оценивали друг друга не всегда корректно. Проще сказать, шла борьба за власть, с резкой критикой, с навешиванием ярлыков. И все это не шло на пользу игре. Во всяком случае, можно сказать, что именно в тот момент большинство обычных болельщиков, обеспокоенных неудачами сборных России на Олимпиаде и чемпионате мира 1994 года, отрицательно относились к противоборству и его участникам, несмотря на то что позиция и цели МХЛ были прогрессивнее и яснее. Болельщики ждали появления человека, который всю эту шарманку прикроет. Таким человеком был Валентин Лукич Сыч.
К его появлению в 1994 году на ледовой арене обстановка в российском хоккее уже была критической. А ситуация в споре за власть между ФХР, возглавляемой Владимиром Петровым, и МХЛ Роберта Черенкова, если хотите, патовой. Лишь непосвященные считали, что бразды правления находятся в руках федерации. На самом деле добиться желаемого, то есть единоличной власти, не могли ни те, ни другие.
Безусловно, ФХР мечтала подгрести все под себя. МХЛ была лакомым куском, там и ежегодные взносы, и реклама, и клубы. Ведь за некоторыми из них стояли мощные организации. Но сделать это было невозможно, поскольку на самом деле высоким авторитетом пользовалась МХЛ, где были собраны все сильнейшие российские клубы. Лига представлялась устойчивой, демократичной и перспективной в плане развития. Здесь не было авторитарного правления, наоборот, учредители разумно создали две ветви власти. Как мы уже отмечали, главной, законодательной властью был президентский Совет, а исполнительной – аппарат МХЛ во главе с Робертом Черенковым. При таком раскладе клубам и жаловаться было не на что, ибо они сами принимали решения, а аппарат МХЛ их выполнял неплохо. При этом надо подчеркнуть, что у ФХР и МХЛ были разные подходы к руководству хоккеем. Как ни странно, но Федерация меньше, чем Лига, была озабочена проблемами развития хоккея, отягощенными огромным оттоком лучших хоккеистов в НХЛ.
Наступил момент, когда внутри руководства МХЛ утвердилось общее мнение о том, что ситуация не изменится к лучшему до тех пор, пока председателем ФХР будет оставаться Владимир Петров. Причем корень зла заключался не столько лично в этом в прошлом замечательном хоккеисте, сколько в его окружении. Не раз именно свита президента мешала решению различных важных вопросов, связанных с дальнейшим развитием хоккея.
Одной из наиболее одиозных фигур, крутившихся в ФХР, многие совершенно справедливо считали советника Петрова, бывшего гражданина СССР, эмигрировавшего в США, ныне покойного Сергея Левина (он же – Серж Ханли), который к игре-то отношения не имел, а воспользовался ситуацией и подвизался на ниве хоккейных агентов. Слухи о нем ходили самые разные. Хлопот с ним действительно было немало. Он, пытаясь заработать на продаже игроков, постоянно лез в клубы. И не раз были случаи, когда его откровенно выпроваживали за двери. Однажды Левин ворвался на заседание руководителей хоккея, проходившее в Спорткомитете Москвы на улице Мархлевского, и заявил, что его кто-то хочет убить. Как выяснилось чуть позже, преувеличил "немного". Вице-президент "Спартака" Гелани Товбулатов и президент "Динамо" Александр Стеблин выходили разбираться в этом деле. И после заседания, когда мы вышли из зала, то узнали, что никакого покушения не намечалось. Просто какие-то крутые болельщики хотели поучить строптивого агента уму-разуму.
Пожалуй, последней каплей в чаше терпения стало поведение Петрова и Левина на переговорах лидеров российского хоккея с представителями НХЛ, касавшихся подписания важнейшего договора о переходах наших хоккеистов в заокеанскую лигу. О том, что произошло на этой встрече, мне сразу же после возвращения в Москву рассказывали его участники вице-президент московского "Спартака" Гелани Товбулатов и Роберт Черенков.
Были тщательно прочитаны все документы, проведены предварительные беседы с Петровым. Все построили так, что ФХР и МХЛ выходят на встречу с лидерами НХЛ, имея единую позицию, что было крайне важно для успеха. Затем нашей делегации от МХЛ удалось добиться прекрасных результатов в переговорах с представителями НХЛ – достаточно сказать, что компенсация за игрока, выезжавшего тогда, в середине девяностых годов ХХ века, могла доходить до 400 тысяч долларов. Тогда это были серьезные деньги.
Однако, когда все вопросы были решены и оставалось только скрепить договор подписями сторон, неожиданно Петров что-то шепнул Левину, и тот обратился к боссам НХЛ. И те сразу же изменили позицию, договор подписан не был. Сразу же после встречи переводчик нашей делегации сказал, что Левин потребовал каких-то дополнительных выплат, на что кто-то из руководителей Лиги так и заявил – вы должны решить эти вопросы сначала между собой, а потом с единым мнением выходите на новые переговоры.
Думаю, что именно в этот момент терпение у ведущих президентов клубов, кровно заинтересованных в максимальных компенсациях, и руководства МХЛ лопнуло. Через несколько дней после возвращения наших в Москву мне удалось поговорить с Виктором Тихоновым.
– Саша, – сказал он, – я такого безобразия еще не видел. Мы проделали колоссальную работу, внесли в документы все необходимые изменения. Канадцев с американцами убедили, что платить надо достойные деньги. А этот проходимец Левин все испортил.
– И что теперь будет? – спросил я.
– Поговори с Черенковым. У него есть дельное предложение.
Выяснять, какое именно предложение, я у Тихонова не стал. Хотя меня, как журналиста, свежая информация интересовала. У нас с Виктором Васильевичем всегда были прекрасные взаимоотношения. Мы много встречались, разговаривали о хоккее. Он ничего не скрывал от меня, а просто дал понять, что целесообразнее встречаться с Черенковым. И вскоре я узнал, что наш хоккей может возглавить Валентин Лукич.
"Мне казалось, – вспоминает Черенков, – что приход Сыча мог снять все наши проблемы. Говорили умные люди – Лукич человек не простой, ты с ним горя хлебнешь. Однако я имел и иную информацию – положительного характера, мол, Сыч с возрастом стал мягче, эластичнее. Мы с ним не раз встречались на Олимпиаде в Норвегии, где он неизменно производил прекрасное впечатление. Я настолько утвердился в мысли – нам нужен только Сыч, что ни о ком другом не думал. И не обращал внимания на детали и нюансы, свидетельствовавшие против Сыча.
Например, вместе с Тихоновым и еще несколькими московскими президентами клубов мы побывали на встрече с ним в ОКР. И он, не стесняясь, сказал – подайте мне ФХР на блюдечке с золотой каемочкой. Может, и пошутил. Но никому это не понравилось. Появилось какое-то напряжение. И вроде разошлись мирно, решив главный вопрос. Но, когда мы вышли на улицу, мне говорят – да ну его, этого Сыча, хлопот с ним потом не оберешься. Был барином, барином и останется. А я, понимая, что коллеги правы, тем не менее ответил – нет, все будет хорошо. В тот момент мне казалось, что лучшего кандидата просто не найти. Весной 1994 года на чемпионате мира в Италии был конгресс ИИХФ, на котором избрали президентом швейцарца Рене Фазела. Сыч там вел себя активно, грамотно. В общем, все было за него. Потом, когда все изменилось, конечно, я жалел, что поверил Лукичу. Нет, он не был интриганом. Просто не надо было забывать о его комсомольской закваске".
Справедливо говорят, что Сыч, заняв пост руководителя, сумел навести в российском хоккее порядок. На мой взгляд, сделать это было непросто, но и не фантастически сложно. Когда из игры выбыл Владимир Петров и его команда, противостояние между ФХР и МХЛ, что называется, испарилось. Лига к этому времени пережила самый сложный период, стала более устойчивой. То есть имелся прочный фундамент, на котором работа строилась. И не в последнюю очередь именно поэтому дела ФХР пошли на лад. Собственно, оппозиции, как таковой, и не было. Безусловно, и Валентин Лукич работал здорово, он был опытным организатором, сумевшим сплотить вокруг себя хоккейные массы.
Он сразу же после избрания отправился не как его предшественник Владимир Петров в многочисленные зарубежные поездки, а объездил практически все хоккейные центры России. Встречался с местными руководителями, директорами крупных предприятий, при которых находились те или иные клубы, с бизнесменами, предлагал содержательные программы развития игры. В общем, вел правильную политику. Он создал вокруг себя прекрасную профессиональную команду – в ФХР в то время почти не было случайных людей. Гладко шел чемпионат России, изменились к лучшему взаимоотношения наших профессионалов НХЛ и ФХР, стабилизировалась финансовая ситуация.
И деньги Сыч тратил с умом, с выгодой для себя и федерации. Например, он несколько раз отправлял на чемпионаты мира за счет ФХР большие группы специалистов и журналистов, устраивал для них застолья. Людям, не избалованным вниманием во времена Владимира Петрова, это казалось если и не манной небесной, то даром весьма щедрым. Блестяще организовали Сыч и его команда праздник 50-летия отечественного хоккея в Кремлевском Дворце съездов. Он пользовался высоким авторитетом и уважением. И, надо сказать, вел себя довольно демократично, был абсолютно доступен. К нему можно было обратиться по любым вопросам и, не простаивая часами и днями в приемной, получить совет, консультацию, поддержку.
Мне не раз приходилось бывать вместе с Валентином Лукичом за различными застольями, во время которых он был уже не президентом ФХР, а интересным собеседником, умеющим пошутить, посмеяться. И блестяще держал удар. К слову, всегда можно было встретиться и со следующим президентом ФХР Александром Стеблиным. А вот к Владиславу Третьяку мне пробиться так и не удалось. Меня перебросили на генерального директора Сергея Арутюняна. И этот человек, появившийся в ФХР неизвестно откуда, отмахивался от меня, как от назойливой мухи. Потом я бросил это бесполезное занятие.
Естественно, не все было гладким в действиях Сыча. Во всяком случае, многим представлялось странным решение Сыча пригласить к сотрудничеству небезызвестного Сержа Ханли. Я однажды спросил у Валентина Лукича: зачем вам этот оголец нужен, его же у нас не любят, и репутация у него никакая? Сыч ответил: Саша, так надо. Он живет в США, общается с нашими легионерами из НХЛ, у которых в основном взаимоотношения с ФХР были прохладными, и с его помощью проще подтянуть их в сборную России на чемпионат мира.
С одной стороны, вроде все верно. Но с другой – как сказать. Неужели в России не было человека, который мог бы, как минимум, не хуже справиться с этим делом? Да был – и не один. Однако Ханли, куда ни кинь, персонаж выгодный. От него при случае избавиться было проще простого. При неудаче на Сержа можно было навесить все грехи. Но это только мое предположение.
К счастью, от его услуг вскоре после чемпионата мира-96 Сыч отказался. А его преемник Александр Стеблин и на километр Ханли к ФХР не подпускал. Но периодически этот человек на российском небосклоне всплывал. Его последним пристанищем была "Парламентская газета", где он регулярно публиковал статьи, которые присылал прямо из США.
К "заслугам" Сыча надо отнести и кабальный договор с НХЛ о выплатах за отъезды молодых хоккеистов в НХЛ. Не без участия ИИХФ стороны пришли к странному соглашению, согласно которому суммы за хоккеиста были мизерными – не более 150 тысяч долларов. Причем планировалось выплачивать их через международную федерацию. На первый взгляд, казалось странным, почему Сыч с его хваткой и отношением к деньгам уступил. Но, с одной стороны, это были не его деньги, а клубные, с другой – Лукич, думается, таким способом укрепил свой авторитет в глазах президента ИИХФ Рене Фазела.
После неудачного чемпионата мира 1996 года, когда сборная России в прекрасном составе осталась лишь четвертой, естественно, начали искать "стрелочника". Грязью никого не поливали, но, так сказать, между строк просматривалась точка зрения, что неудачно отработал главный тренер Владимир Васильев. Я был на этом чемпионате мира в Вене и имел информацию о том, что происходило внутри сборной. Некоторые легионеры особо к матчам и не готовились, возвращались в гостиницу под утро не всегда трезвые. Но если уж говорить о Васильеве, то обвинить его можно более всего в нерешительности, в том, что он сразу не отчислил из сборной одного-двух таких игроков. Но не в том, что ему, заслуженному тренеру СССР, не хватило профессионализма.
Сыч в Вене в кругу приближенных лиц довольно откровенно обсуждал командные дела. Я видел его практически каждый день, но в лоб вопросов не задавал. Он сам пару раз заметил, правда, абсолютно беззлобно: "Поддают" некоторые ребята из НХЛ потихоньку, но о загулах и речи нет. Думаю, силенок хорошо сыграть хватит". Официально же Валентин Лукич никак не реагировал на ситуацию в сборной. Не хочу обвинять его в отсутствии патриотизма, этого, собственно, и быть не могло. Ведь Сыч в мгновение ока самостоятельно собрал журналистов сразу после поражения россиян в матче за третье место от американцев и пообещал, что во всем разберется.
Но чуть раньше, когда наши хоккеисты вышли в полуфинал, Валентин Лукич так и сказал: "Для меня лично они задачу выполнили. Теперь я спокоен". Он имел в виду премии, которые выплачивала ИИХФ за чемпионат мира. Команды, занявшие 1– 4-е места, получали одинаковые максимальные вознаграждения. Это были по тем временам неплохие деньги, где-то 800 тысяч швейцарских франков, которые можно было использовать на выплаты игрокам, на нужды ФХР.
Вернемся к Васильеву. Его из сборной после завершения чемпионата мира никто не освобождал. Но летом 1996 года совершенно неожиданно зашел разговор о том, кто возглавит национальную команду России на первом розыгрыше Кубка мира, который пришел на смену Кубку Канады. Оказалось, что в ФХР не все верили, что Владимир Филиппович с профессионалами справится. Кому-то, видимо, не понравилось, как он строил работу в Вене. И дело кончилось тем, что Васильев ушел из сборной. Произошло это при весьма необычных для отечественного хоккея обстоятельствах.
Сейчас сложно сказать – профессионалы против него восстали или тот же Ханли шепнул что-то Сычу. Точно известно лишь одно – Валентин Лукич лично отдал распоряжение, чтобы наставник был избран, так сказать, на демократической основе, то есть самими хоккеистами. До него ничего подобного никогда не было. Кто-то из тех, кто шел "в ногу с ельцинским временем", оценивал решение ФХР, а точнее Сыча, как революционное, демократическое. Другие, в основном специалисты, этот ход президента называли авантюрным, популистским, легкомысленным.
"Вопрос о наставниках решился незадолго до старта, – вспоминает заслуженный мастер спорта Евгений Зимин. – Кандидатов на пост тренеров было трое – Васильев, Борис Михайлов и я. И игроки выразили мнение, что готовы работать с Зиминым и Михайловым". По мнению Евгения Владимировича, сборная тогда сыграла вполне прилично, обстановка в команде была нормальная, деловая. Наши хоккеисты поделили третье место со шведами. Конечно, хотелось, чтобы шагнули повыше с таким мощным составом, но канадцы с американцами были объективно сильнее.
Но Михайлов и Зимин ФХР, как руководители, не устраивали, и руководство федерации решило привлечь к работе на чемпионате мира 1997 замечательного наставника и человека Игоря Ефимовича Дмитриева. Казалось бы, все было прекрасно. Однако в федерации знали, что Дмитриев серьезно болен. Кроме того, у него была масса проблем с его родными "Крыльями Советов". И, если хотите, биться сразу на двух фронтах он физически не мог. Игорь держался мужественно, но уже не мог обходиться без помощи врачей. В этом я сам убедился во время поездки осенью 1996 года на "Кубок Карьяла" в Хельсинки. Он все-таки отработал на мировом первенстве-97, но после этого слег… и вскоре ушел из жизни.
Конечно, Сыч знал о проблемах со здоровьем у Дмитриева. Не думаю, что он относился к этому безразлично. Однако сложной была ситуация в сборной страны. Точнее – не лучшим образом обстояли дела с легионерами из НХЛ, у которых к руководству ФХР и ведущим наставникам сформировалась отрицательная позиция. Дмитриева же уважали все.