Я снова принялся за брошенные на время учебники и стал лихорадочно готовиться к экзаменам, которые и сдал весьма успешно. Так как никто не собирался оспаривать место в Гвиане, славящейся своим нездоровым климатом, меня немедленно утвердили в должности и добавили, что бумаги о моем назначении придут в Кайенну одновременно со мной.
В августе 1903 года я сел на пароход "Версаль", отправлявшийся в Гвиану.
В джунглях
С какой радостью я бросился в объятия родителей! Официальное мое назначение опередило меня и прибыло вместе с очередной корреспонденцией двумя днями раньше. Меня назначили руководителем работ. А мой отец так рассчитывал немедленно приобщить меня к своим трудам! Опять разочарование! Я и сам надеялся, что работа моя будет протекать в лесных районах. Но пришлось покориться и снова впрячься в лямку нудных канцелярских обязанностей.
Меньше всего я тяготился копировкой планов: я копировал планы мостов, жилых зданий, пристаней на сваях, а также проектировал сам, так как во время своего первого здесь пребывания приобрел кое-какие знания в этой области.
Прошло два месяца, два скучных, чисто канцелярских месяца.
Каждый вечер к нам являлся один наш сотрудник, человек значительно старше меня, чтобы дать отчет о проделанных за день работах на лесных участках. Как-то он сказал мне со вздохом:
- Повезло же вам - попали сразу в канцелярию директора! Я сам метил на этот пост, да, увы, не вышло.
- Нет, в самом деле, вы предпочли бы... Хотите, поменяемся?
Мой собеседник от радости даже слов не нашел. Я передал этот разговор отцу. Сначала он пытался было возражать, но, зная мое упрямство, согласился, и дело устроилось к общему благополучию.
Чудесная жизнь началась для меня: ведь чтобы попасть на стройку, надо было пройти пешком два километра по лесу!
Направляясь на работу, я не забывал взять свой сачок, а чтобы попасть вовремя, уходил из дому на час раньше положенного срока. Таким образом, мне всегда удавалось приносить домой значительные трофеи.
***
Вскоре меня перевели в Сен-Жан-дю-Марони. Я уже бывал там. Место это живописнее Сен-Лорана, и, главное, по соседству находился лес. А при ближайшем знакомстве Сена-Жан совсем меня покорил. Долгие часы я проводил на плато Орейль, на полдороге между лесом и рекой Марони. Пожалуй, именно этому плато я был обязан самыми своими прекрасными энтомологическими находками.
Меня поселили в деревянном доме на сваях, с тремя громадными верандами. Я купил сто метров прочной кисеи и затянул пространство под верандами с боков и устроил поддельные потолки. Под каждой верандой я прибил к стене по три фонаря из специального стекла и вставил в них керосиновые лампы, которые таким образом были надежно защищены от ветра. Мой слуга ежедневно наливал в лампы керосин, но фитилями занимался я сам. Если фитиль круглый и ровный, свет лампы становится во много раз сильнее.
Метод ловли был несложен: бабочки, привлеченные светом, садились на мой поддельный потолок, цеплялись лапками за кисейный полог и за кисейные стены, натянутые между столбами веранды. Иногда они улетали через несколько минут, иногда надолго оставались здесь: им было хорошо на свету. Я оставлял свет на всю ночь, несколько раз вставал с постели, шел на веранду и стряхивал бабочек в склянки с цианидом. Под верандой обычно стояло склянок двадцать. Когда бабочки погибали, я помещал их в большой ящик, набитый хлопком, и сыпал в него немного нафталина, чтобы отвадить муравьев.
Таким образом, каждую ночь я ловил множество прелестных бабочек. В Сен-Лоране я никогда бы не сумел этого сделать - ведь там я жил как на бивуаке.
Когда выпадало свободное время, я ловил бабочек в лесу, ловил по пути на работу и сделал немало ценных приобретений. Как раз в Сен-Жане я поймал редкие экземпляры Агриас - великолепных бабочек, очень ценимых коллекционерами.
Первым делом я старался заманить их на землю или на низко расположенные ветви деревьев, и для этой цели расставлял баночки с банановым экстрактом, добавляя туда немного рома. Иногда я располагал приманки на верхушках деревьев, так как заметил, что некоторые бабочки летают очень высоко. Мне повезло: я сумел поймать самок некоторых видов Морфин.
Я стал сажать лучших ловцов из ссыльных (я начал приобщать их к своей работе) на вышки, так называемые миродоры. (Впоследствии такие миродоры энтомологи устраивали не только в Гвиане, но вообще повсюду.) Мы выбирали какое-нибудь дерево повыше, срубали верхушку и устраивала ли на ветвях миродор, откуда можно было без труда дотянуться до цветущих ветвей соседних лесных великанов.
Сначала мы сооружали самые примитивные миродоры, но впоследствии стали вбивать в ствол металлические скобы, чтобы легче было залезать на вершину. Площадка миродора делалась из круглых бревен, которые скреплялись толстыми лианами или прибивались к поперечному бруску. Вокруг площадки шли прочные перила; ловец мог смело на них опереться, замахиваясь сачком на бабочек, садившихся на ветви соседних деревьев или же на то дерево, где помещалась площадка. На миродоре мы ставили приманки. Замечу кстати, что приманки, помещенные на вершине дерева, более эффективны, чем приманки, расставленные на земле. Порхающее племя - бабочки, стрекозы, птицы - держится обычно над самыми высокими деревьями. И не сомневаюсь, что, если бы я не додумался устраивать миродоры, мне никогда не приобрести бы своих сокровищ: они никогда не спускаются на землю.
***
Я заметил, что, если на коре дерева есть рама, она привлекает к себе сотни самых разнообразных насекомых.
Когда я не обнаруживал поврежденных деревьев, мои ловцы делали на коре здоровых искусственные порезы, из которых вытекал сок. Но, хотя это и давало хороший результат, все-таки искусственный порез не мог сравниться в этом отношении с естественными повреждениями коры.
Превосходным местом для ловли была стройка, где валили лес. Под сложенными в поленницу кругляками или под пнями обычно кишели тысячи самых разнообразных насекомых. Особенно же их привлекали деревья, поваленные несколько дней назад, из которых еще истекал сок. Такие деревья были излюбленным местом сборищ жуков-златок, великолепных жесткокрылых в роскошном одеянии.
Златки летают очень быстро, почти так же быстро, как бабочки. Кроме того, они весьма осторожны и при малейшей тревоге быстро взлетают и исчезают. Удачная ловля обеспечена только тогда, когда в ней участвуют двое и следят за хитрецами в четыре глаза.
По моей инициативе наиболее красивых из этих златок ювелиры стали использовать в качестве подвесок, брошей и других украшений. Но об этом позднее.
***
Охотился я и за красивыми жуками-навозниками Фанеями, тоже полюбившимися ювелирам.
Многие насекомые питаются экскрементами. Но среди них Фанеи выделяются характерной особенностью: они признают только человеческие экскременты, причем свежие.
Понятно, что ловля их не особенно-то поэтична, зато не представляет труда: жуки эти не очень проворны.
Привлекают насекомых и определенные растения.
Во время своих блужданий по лесу я увидел растение, близкое к нашему европейскому гелиотропу; на нем сидело множество бабочек, принадлежащих к семейству ложных пестрянок и подсемейству Итомиин семейства Нимфалид.
Заметив притягательную силу этого растения, я решил посадить его в моем саду и по краям тропинок, по которым я обычно ходил. Растения высаживались на расстоянии десяти метров друг от друга.
Таким образом, мне удалось поймать сотни экземпляров ложных пестрянок и Итомиин. Я отдавал предпочтение ложным пестрянкам, многие виды которых напоминают ос: и у тех и у других тельце имеет перехват на самой середине.
Как-то раз по делам службы я отправился в лагерь под названием "Лесной", к Эрминскому водопаду, который находился в шестидесяти километрах от Сен-Жана. Сначала нужно было ехать на паровом катере, потом путешественники пересаживались в негритянские пироги и добирались до водопада.
Сидя в пироге, я смотрел на тропические деревья, густо усеянные птичьими гнездами. Хотя мне уже доводилось видеть такие птичьи поселения, но на сей раз меня удивила их густота. И я попросил негра-гребца, когда мы проедем мимо островка, срезать мне две-три ветви, буквально облепленные гнездами.
Негр даже не шелохнулся.
Я повторил свою просьбу. Но негр по-прежнему не двигался с места. Я начал сердиться.
- Нет, месье, там мухи кусаются!
Я послал на берег одного сопровождавшего меня ссыльного. Он повиновался.
И нам довелось стать свидетелями страшного явления. Из большого гнезда, лепившегося у самого края ветки, вылетела туча ос. Ссыльные, стража и я были жестоко искусаны. Оказалось, что здешние осы жалят гораздо больнее, чем наши, французские.
Само собой разумеется, нам пришлось выкинуть ветку, и только потом, предварительно выкурив ос, я стал обладателем гирлянды птичьих гнезд.
В те времена это приключение не показалось мне особенно примечательным, хотя на самом деле оно представляло значительный интерес: только теперь я узнал, что такое сожительство насекомых и птиц до тех пор никем не отмечалось.
Позже я имел случай убедиться, что осы служат для кассиков настоящими сторожевыми псами, а кассики, в свою очередь, оберегают своих ос от нападения других пернатых. Кассики, птицы из отряда воробьиных, величиной примерно с галку, распространены в Южной Америке, гнездятся колониями; их висячие гнезда похожи на длинные узкие мешки. Обычно на тех же ветвях находятся "воздушные гнезда" очень злых муравьев. Если бы я знал, что это явление еще никем не изучено, я несомненно продолжал бы свои исследования. Было бы интересно, скажем, выяснить, сожительствуют ли определенные виды ос с определенными видами птиц - кассиков или трупиалов. Но, возможно, другие продолжили эти наблюдения, которые я едва начал.
Жизнь среди опасностей
Как-то после обеда, когда я укладывал бабочек, пойманных ночью под верандами, до моего слуха вдруг донесся голос одного из лучших моих ловцов-ссыльных. Он кричал что было мочи:
- Господин Ле Мульт, господин Ле Мульт! Меня... У меня граж...
"Гражем" в просторечии именуется очень ядовитая мокасиновая змея, укус которой грозит смертью.
Я крикнул в ответ:
- Вы же отлично знаете, что я сейчас не покупаю змей!
Но мой невидимый собеседник по-прежнему взывал ко мне, хотя голос его становился все слабее:
- Господин Ле Мульт, прошу вас, спасите меня! Я прошел шесть километров с этой гадиной, которая обвилась вокруг меня. Ради господа бога, освободите меня от нее! Скорее, скорее, берите револьвер или что-нибудь еще...
Я перегнулся через перила веранды и увидел ссыльного, сжимавшего из последних сил обеими руками шею огромной мокасиновой змеи. Я схватил склянку, где лежало несколько кусочков цианида, моток веревок, пинцет длиною в двадцать сантиметров, которым пользовался для ловли ядовитых пауков, и бросился спасать своего охотника. Еще мгновение - и было бы уже поздно! Первым делом я подтолкнул его к одному из столбов, на которых стоял мой дом, таким образом, чтобы голова змеи прижалась к дереву.
- Главное, не выпустите ее, а то мы оба погибнем.
Я быстро обвил веревку вокруг змеиной шеи. Вид змеи был поистине страшен. В открытой пасти торчали два больших ядовитых зуба. Одно неловкое движение, минута промедления - и она укусила бы меня в руку.
Убедившись, что змея не вырвется, я крепко привязал ее голову к столбу и стал освобождать моего ловца из ее объятий. Змея обвилась вокруг его груди, и потребовалась вся моя сила, чтобы заставить ее разжать свои объятия; мне из последних сил помогал и сам пострадавший. Вынужденная оставить свою жертву, змея, как развернувшаяся пружина, в мгновение ока обвилась вокруг столба.
Я надеялся, что пострадавший поможет мне расправиться со змеей, но бедняга, бледный как мертвец, без чувств рухнул на землю.
Прежде чем заниматься змеей, пришлось приводить в чувство ловца. Я провозился с ним добрых пятнадцать минут. Но окончательно он пришел в себя лишь после того, как проглотил залпом стакан рома, который я поспешил ему поднести.
Тут я занялся змеей, которая по-прежнему угрожающе показывала зубы.
Я схватил пинцетом крупицу цианида и ухитрился засунуть ее в змеиную пасть. Через несколько секунд тело чудовища бессильно повисло. Змея сдохла. От радости я громко закричал.
Однако нервное напряжение было столь велико, что, когда опасность миновала, я стал дрожать всем телом.
Пока я старался взять себя в руки, ссыльный поведал мне свою историю:
- Я гонялся за хорошенькой Препоной (бабочка из семейства Нимфалид), которую упустил в прошлый раз. Перепрыгнул через поваленное дерево, преградившее мне путь, и вдруг от страха даже сачок выронил из рук: я увидел мокасиновую змею. Увы, было уже поздно спасаться бегством - она бросилась на меня. Я едва не упал навзничь. К счастью, она вцепилась зубами мне в куртку, и металлическая бляха на ремне спасла меня от смерти. Тут мне пришла в голову счастливая мысль схватить змею ниже головы. Но, когда змея почувствовала, что я ее сдавил, она сама обвилась вокруг меня. Тут я как сумасшедший бросился бежать к вам, господин Ле Мульт, я знал, что вы найдете способ меня спасти. И я не ошибся. Благодарю вас от всего сердца! Вы спасли мне жизнь!
- А теперь, милый, - сказал я, - помогите-ка мне снять кожу с этого страшилища.
Ловец принес из кладовой длинную доску, положил на доску змею и стал снимать с нее кожу. Я вполне доверял моему помощнику, потому что он уже набил себе руку в таких операциях, хотя никогда еще ему не доводилось иметь дело с такой громадиной.
Пока он занимался змеей, я принес склянку, в которой намеревался хранить в спирту змеиную голову.
Я попросил ссыльного прибить кожу к доске, чтобы она хорошенько высохла. Чтобы кожа не испортилась, мы засыпали ее квасцами. Кожа и голова этого очень крупного экземпляра мокасиновой змеи спустя некоторое время были преподнесены в дар Национальному музею естественных наук в Вашингтоне.
***
Скажу несколько слов о гостивших у меня двух энтомологах: американце Уильяме Шоуссе и англичанине Джеке Бернесе. Как раз во время их пребывания у меня произошли два воистину неслыханных переселения бабочек с запада на восток.
Во время первой миграции летели миллионы красавиц Урания леилюс.
У этого вида Урании передние крылья черные с зелеными разводами, отливающими металлическим блеском, а задние крылышки оканчиваются прелестными белыми шпорами, похожими на перья.
В течение четырех дней, пока длился перелет (происходил он среди бела дня, хотя известно, что эти бабочки считаются ночными), можно было с закрытыми глазами водить наудачу сачком, чтобы поймать в несколько секунд по крайней мере две-три штуки.
Я лично наловил их немного. У меня уже тогда существовали иные методы, приносившие хорошие результаты, хотя, возможно, внешне не такие эффектные. Но Шоусс с Бернесом устроили настоящее побоище. Заняв позицию на моей веранде, они каждый день уничтожали тысячи Ураний, хотя интересовались лишь редкостными по окраске экземплярами. Ради какой-нибудь одной приглянувшейся им Урании они убивали сотню, тут же бросая зря загубленных бабочек.
Благодаря их охотничьему пылу я стал свидетелем любопытного явления.
Обнаружив эту бойню, из ближайшего муравейника наползли муравьи-маниоки. Мне довелось наблюдать живописную процессию: огромные муравьи тащили мертвых бабочек в муравейник. И, пока на веранде длилось побоище, я видел, как по земле непрерывной красивой черно-зеленой лентой длиной в несколько сот метров двигалась процессия муравьев.
Стоит сказать несколько слов о приемах, которые я применял при ловле Урании леилюс еще до этого массового перелета.
Я заметил, что эта бабочка обычно пересекает реку Марони в строго определенных местах. Она подымается с западного берега (Голландская Гвиана) и летит всегда в одном и том же направлении. Я знал также, где именно она достигнет французского берега.
Таким образом, когда мне хотелось поймать несколько этих бабочек, я, заняв наблюдательный пункт в том месте, где они достигали нашего берега, ждал не более часа и без труда добывал двадцать-двадцать пять экземпляров.
Бабочки летели на расстоянии пяти -десяти метров друг от друга, всегда только по прямой линии, со скоростью птицы. Когда они пролетали мимо, я накрывал их сачком. Мою задачу значительно облегчало то, что они всегда следовали в определенном направлении.
Эти перелеты длились подряд целую неделю, а то и десять дней, и их сроки можно было предсказать заранее: они совпадали со временем массового отрождения бабочек.
Второе переселение началось почти сразу же вслед за перелетом Ураний. На этот раз летели довольно крупные толстоголовки-Геспериды темно-коричневого цвета, с хорошенькими желтыми пятнышками.
Я был крайне удивлен, так как еще никогда не видел этой разновидности толстоголовок, и вдруг они буквально закрыли от нас небо, словно черная туча.