* * *
Акакий Петрович трясся как осиновый лист, вытирая обильный пот со лба платочком и подобострастно кланяясь:
- Не извольте беспокоиться. Ваше высочество, не извольте…
- Мне простите, когда начинать беспокоиться? - голос человека, сидящего в высоком кресле спиной к Акакию Петровичу дрожал от нетерпения и тщательно скрываемого раздражения. - Образ должен был быть в Варшаве еще месяц назад. Это только для вас дело в деньгах. Здесь замешана политика, большая политика! Я выделил достаточно средств, и вы сказали мне, что выкупили образ. Я дал слово, что добуду для Велепольского эту икону. Я дал слово! Вы понимаете! Я ни на йоту не собираюсь посвящать вас в свои планы, вам только надо знать, что если дело сорвется, вы лишитесь головы. Как вообще можно было допустить, чтобы святыню похитили! Служба в моем ведомстве требует большего усердия!
- Они как сквозь землю провалились, ваше высочество, везде, на каждой станции у меня свои люди, их ждут в Муроме, Перми, Тюмени, Тобольске, их портреты на каждом столбе, я точно знаю, что они направляются в Тобольск, мы схватим их, непременно схватим!
Меня не интересуют подробности. Даю вам еще три недели. Если за это время образ не будет у меня, можете считать себя … вы понимаете. Подите прочь!
- Слушаю - с, так точно - с… - раскланявшись, он пулей вылетел из кабинета.
- Болван! Ничего нельзя доверить! - Сидевший спиной развернулся к входу, вслед Акакию Петровичу с раздражением глядел великий князь Константин Николаевич.
Акакий Петрович несся к пролетке как фурия. Выволочка от великого князя настроения не улучшила, известие о том, что люди Луки в очередной раз упустили Шарля Тулье, взбесило его. Едва сдерживая гнев, он ворвался домой, сбросил с себя обувь и, надев мягкие домашние туфли, упал в кресло. Лука был далеко, он мог только телеграфировать ему. Неуловимый Тулье ускользал даже тогда, когда, казалось, все спланировано, он ничего не подозревает и не готов к нападению.
- Ты уже дома, дорогой?
- Да, Марьюшка, да, дорогая.
- Что сучилось, Акакий? - дородная красивая дама лет тридцати пяти, войдя в комнату, подошла к мужу, - да на тебе лица нет!
- Эти идиоты опять упустили Тулье. Великий Князь в бешенстве! Срываются его грандиозные планы, он сегодня явно угрожал мне.
- Угрожал? Чем же?
- Расправой, Марьюшка…
- Погоди, если все дело в этой иконе то… - она наклонилась к самому уху мужа и быстро зашептала, что-то.
- Ты гений, Марьюшка! Как я сам раньше не догадался! И если я не успею доставить в срок настоящую, то я отдам ему подделку!
- Тем более что найти нужного человека я тебе помогу. Тебе описать её труда не составит.
- Да я не видел её. Знаю только что почти точная копия той, что в Царском Селе.
- Ну, так, значит, её и великий князь не видел, а я после службы у отца Кирилла спрошу, сегодня и спрошу, в точности изобразим, не сомневайся, голодных художников нынче пруд пруди, в неделю изобразят.
- И денежки получим, и … а ну, как подделка откроется! Ведь настоящей то иконе больше трехсот лет!
- А ты на Тулье все свалишь - дескать, взял ту, что у него была, а куда он настоящую дел и слыхом не слыхивал. И потом - можно на другой старинной поверх изобразить!
- И то верно. Верно, Марьюшка. Какая ты у меня умница! С Лукой то уж теперь не свяжешься, пусть они там Тулье ловят, а я тут пока времени терять не стану. - Он, заметно оживившись, потирал руки, - а что, Марьюшка, наливочки вишневой у нас не осталось?
- Акакий, дорогой потерпи, уже к обеду накрывают, будет тебе и наливочка.
* * *
- Аника, смотрите, звезды! Это просто чудо какое-то, ведь сейчас утро, а на небе видны звезды.
- Это потому, что мы на дне глубокой ямы, мы значительно ниже уровня земли, яма узкая и очень глубокая.
- И поэтому видны звезды?
- Да, именно поэтому…тс-с, слышите? - неподалеку раздавались мужские голоса. Один хриплый, грубый слышался наиболее отчетливо:
- Где они?
- Да черт знает! Второй день ищем. Как сквозь землю провалились.
- Осел ты, Василий, надо было в него в упор стрелять.
- Лука сказал не убивать, пока икону не отберем, а то вдруг они спрятали где, а ты их прикончишь - как потом дознаешься.
- Тогда валить надо было, и вязать!
- Ага, только ты видел - это ж бык здоровый, один бы я его нипочем не одолел, а ты в отключке валялся.
Голоса слышались рядом с ямой. Ветки трещали, казалось по самому её краю. Настя испуганно прижалась к Анике, оба стояли в напряжении, их могли обнаружить в любую минуту.
- Мне страшно… - Настя шептала Анике на ухо, - вдруг они нас увидят! Вдруг они действительно свалятся в эту яму…
- Тс-с, Аника обнял её и прижал к себе, волна неконтролируемого желания нахлынула внезапно, и ощущение опасности только усиливала его остроту. Настя была так близко, в его объятиях, пушистые локоны, выбившиеся из косы, касались его щеки. Она замерла, он слышал, как часто билось в её груди сердце.
- Митяй, - голос возле края ямы стал громче, - глянь-ка, это её платок.
- Точно, значит, правильно идем.
- Осторожно! Смотри не свались, там волчья яма, попадешь - конец тебе. В такую обычно колья вкапывают, кверху заточенные, чтобы если зверь попался, то насмерть.
- Ха, и как такой волчара как ты не попался!
- Дык, она неприкрыта.
- Давай прикроем, глянь, что там, может уже есть кто!
Две головы смотрели в яму. Аника прижался к стене ямы, закрывая собой Настю.
- Не видно ни зги. Глубокая.
- Ладно, брось, не будем терять времени.
Шаги удалялись вглубь леса. Настя обвила руками его шею и расплакалась. Аника подхватил её, его губы коснулись её губ, она послушно подставляла их его поцелуям.
Пережитое обостряло ощущения, а чувство отступившей опасности заглушало голос совести, напоминавший о правилах и приличиях. Настя понимала, что сейчас может все случиться, чувствовала, как поцелуи Аники становятся жестче и настойчивей, руки расстегивают пуговицы платья, и ничего не могла с собой поделать. Она тонула в его нежности, она осознавала, что с самой первой минуты, когда увидела этого темноволосого красавца в кресле, сидящего рядом с ней там, в городе, как только услышала звук его голоса с бархатистыми нотками, хотела именно этого. Ноги её подкашивались, и уже не владел собой и Аника, словно обезумевший от страсти и захлестывающих его эмоций и ощущений. Они что-то шептали друг другу срывающимися голосами, утонув в волне желания, когда вдруг что-то ударило Анику сверху по голове. Он словно очнулся ото сна. Сверху спадала толстенная веревка, с большущим узлом на конце. С минуту, ошарашенные, оба смотрели наверх. Скрипучий голос прокаркал:
- Поднимайтесь, голуби, пока те двое не вернулись.
Настя, распаленная ласками Аники, раскрасневшаяся, пыталась поправить растрепанную прическу и застегнуть платье. Аника обвязал веревку вокруг её пояса и вокруг своего, и на руках стал подниматься верх. Настя обнимала его, прижимаясь к его могучей груди. Их взгляды встретились.
- Настя, прости меня, я вел себя…
Она прикрыла ему рот ладошкой:
- Аника, Аника не стоит…
Последние метры до края ямы давались с большим трудом. Они выбрались наружу и огляделись. Веревка была привязана к дереву, неподалеку от ямы. В нескольких шагах от края ямы сидела старуха, видом напоминавшая известного персонажа русских сказок.
- Скорее, голуби, отвязывайте веревку, пойдемте за мной.
Аника смотал веревку:
- А вы нас на обед не съедите?
Бабка обернулась, сверкнув глазами:
- А ты шутник, парень.
Настя шепнула на ухо Анике:
- Я её боюсь…
- Смелее, Настя, смелее…
Тропинка уходила вглубь леса. Сгорбленная фигура старухи передвигалась по нехоженой чаще с удивительной проворностью.
- Смотрите, - Настя искренне удивлялась, смотрите, она, словно молоденькая перепрыгивает через валежник.
Старуха обернулась:
- Тащишься, как неживая! - Она подскочила к Насте и сорвала с её плеча котомку, - давай я понесу, а то мы так и к вечеру не доберемся!
- Но! - Настя пыталась возразить, - подождите, я сама!
- Погодите! - Аника кинулся вслед убегающей старухе, та словно растворялась в дебрях, - постойте!
В следующую минуту он почувствовал удар, от которого потемнело в глазах.
* * *
- Очнулся, голубь, - старуха склонялась над ним, лежащим на земле посреди леса. - Ведь говорила вам, быстрее надо, быстрее! Поднимайся. Не дотащу я тебя такого здоровенного.
- Что случилось? Где Настя?
- Увели твою Настю, утащили, аки коршуны. Тебя бросили, подумали что убили.
- Как? Кто?
- Да те двое, что возле ямы рыскали. По вашу душеньку они, по вашу.
- Да им не мы нужны были, а…а где сумка?
- Эта? - бабка потрясла котомкой, - да у меня. Уберегла я выходит ваше сокровище. Что ж там у вас такое?
- Да лучше не знать. Одни беды только от него.
- Пойдем ко мне, подумаем, как твою зазнобу из беды выручать.
- Думаешь, она жива?
- Да ведь если бы хотели убить, сразу бы убили, а тут, значит, нужна она им, выходит. Иди за мной, голубь, да смотри шаг в шаг иди, тут вот, видишь, топь начинается.
Превозмогая сильную боль в затылке, Аника поплелся за старухой. Та с привычной легкостью подпрыгивала на кочках, Аника старался не отставать - помогала профессиональная выправка. Зеленая, поросшая мхом трясина с виду напоминала цветущую поляну с густой сочной, но низкой травой.
- Смотри, голубь, не ошибись, шаг в шаг со мной иди. Вон, видишь, деревцо растет, а вокруг холмик. Кажется, что там твердь, а наступишь - конец тебе!
- Ты бы не так быстро, мать, а то мне после угощенья от гостей наших тяжко и голову повернуть.
- Поправим твою голову, только вот до избы моей доберемся. Вон уже и топи конец, еще шагов пять…
Аника почувствовал, как кочка под его ногой стала уходить вниз. За доли секунды он оказался по грудь в трясине.
- Мать! Эй… я провалился!
Старуха оглянулась:
- Экий ты неловкий. Говорила же, шаг в шаг иди! Я сейчас, - она стремительно запрыгала по кочкам и скрылась в пролеске на берегу топи.
- Эй, куда ты!
Ответа не последовало. Аника медленно погружался в трясину. Тягучая жижа словно всасывала его тело в холодную глубь. Ощущение ужаса, леденящего кровь, такого, какой даже не был испытан им во время полета на арену из-под купола, захватывало его разум. Трясина была уже возле самого подбородка, вся жизнь промелькнула перед его глазами. Мама с отцом, дядька Анри, Настя…
- Держи! Хватайся! - старуха тянула к нему большую обломанную ветку березы. Аника из последних сил ухватился за спасительное деревцо. Старуха, с неведомо откуда взявшейся силой потянула его на себя.
- Давай, голубь, помогай. Кроме тебя самого тебе сейчас никто не поможет!
- Спасибо тебе, что не бросила. Аника упал на берегу топи, силясь отдышаться.
- Да нечто мы нехристи какие, вставай, парень, простудишься. Вон смотри, что делается!
Аника только сейчас увидел, как тучи пиявок облепили его ноги там, где была разорвана одежда. Он с остервенением попытался оторвать их.
- Да не дергай их, насосутся - сами отвалятся, их вон немного, не помрешь, тебе повезло, что в одежде был. Раньше знаешь, как с душегубами расправлялись? Кидали голышом в болото, пиявки высасывали напрочь всю кровушку. Вот так - если не захлебнешься, так все равно помрешь.
- Куда теперь?
- А вот, смотри.
Как в сказке в глубине лесной чащи стояла утлая изба.
- Что? - старуха засмеялась, - ищешь курьи ноги?
- Да нет, я, признаться, еще не совсем в себя пришел.
- Заходи, голубь, не стесняйся.
Аника вошел в дверь избы. Затянутые паутиной закопченные углы были завешаны сушеными грибами и пучками трав. На лавке сидел большой черный как уголь кот.
- Вот мое хозяйство.
- Да, и впрямь как в сказке, - Аника озирался по сторонам. Если бы ему раньше кто-то сказал, что он когда-нибудь окажется в избе бабы - яги он бы засмеял его.
- Садись, голубь, снимай свою одежку, я тебе её поправлю, а тебе вот, на пока, - она кинула ему чистую крестьянскую рубаху и штаны, - я тебе сейчас умыться дам.
- А откуда у вас мужские вещи?
- Ты, все сразу хочешь, ты скажи, как звать то тебя?
- Аникей
- Аникей. Хорошее имя, сильное.
- А вас как?
- А как только не кличут. Кто каргой, кто старухой, кто бабкой.
- Ну, есть же у вас имя!
- При рождении Анной назвали.
- Бабаня! - в двери избы вошел здоровенный краснощекий детина с корзиной провизии, - здорово, бабаня, а кто это у тебя?
- А! Вот и внучек мой, Захарка. Для него я бабаня, так сызмальства и звал не баба Аня, а бабаня. Заходи, голубь, заходи. Гость у меня. Лихие люди его ограбить хотели, девушку его увели. Ты то мне и нужен.
- Я вот тебе бабаня харчей принес кой, каких.
- Спасибо, внучек, садись с нами покушай, чайку попей.
Старуха выставила на стол из печи горшок с кашей, Захар выложил краюху хлеба и сало. Старуха усадила всех за стол
- Кушайте, и ты ешь, Аникей, подкрепляйся, думать будем, как твою Настю выручать. Повести могли только к нам в Синеево, дальше сам Муром, они ж без лошадей - далеко на себе девку не утянешь. Ты Захарка как поешь, сходи в село, да разузнай, у кого они на постой остановились.
- Они вернутся, они знают, что сумка с иконой у вас, наверняка они захотят вас найти. - Аника покачал головой, - не хочу, чтобы вы пострадали из-за нас.
- Да что за икона в котомке-то? Из-за чего весь сыр-бор?
- Вот, смотрите. - Аника вытащил образ. В темной избе, окна которой были затянуты бычьим пузырем, словно стало светлее.
- Мать честная! - Старуха перекрестилась, - и что? Все из-за неё?
- Это не простая икона - чудотворная, многих от верной смерти спасла, в боях помогала, Настя её в Тобольск везла, вернуть в храм хотела, откуда её украли, да вот саму Настю уберечь не получилось. - Аника завернул образ в ткань и положил назад в котомку.
- Ну, коль за святыню православную страдаете, так ведь грех не помочь, а, Захарка? - старуха наклонилась поближе к Анике и Захару и зашептала:
- Сделаем так….
* * *
Настя очнулась в темной комнате, окна были закрыты ставнями, через щели в которых проникал слабый свет. Почти на ощупь она добралась до двери и попыталась открыть её. За дверью слышались мужские голоса. Дверь не поддавалась, снаружи была задвижка, которая предательски лязгала при каждой попытке дотронуться до двери. Снаружи послышался смех:
- Слышь, скребется как мышь, очухалась. Тащи её сюда!
Дверь с шумом открылась, едва не сбив её с ног. Чьи-то руки грубо схватили её и потащили за собой.
- Пустите! - Настя пыталась вырваться, - пустите, я вам говорю, я сама пойду!
В прокуренной комнате сидели Лука и Митяй. Третий, Василий, который втащил её в комнату, устроился перед окном и курил самокрутку.
- Здравствуй, красавица! - Лука, потирая руки, подошел к ней почти вплотную, - как долго мы за тобой гоняемся, уж ноги все в кровь сбили. Мужик твой уже на том свете, а ты, коль не хочешь за ним отправиться, быстро скажи, где икона.
- Ни за что!
- Подумай, как следует! Поздно потом будет!
- И что потом? - Настя дерзко посмотрела в глаза Луке, - засыплете негашеной известью, не так ли? Ведь у вас такой приказ от хозяина моего бывшего?
- Да что ты, что ты, нечто мы изверги какие, такую красоту губить. Пойдешь вон, - он кивнул на Митяя, - да вон хоть к Митяю в прислуги пойдешь, он мастак по дамской части. Слышь, Митяй, - Лука отошел и уселся на лавку, - покажи барышне, как ты умеешь с дамами обращаться!
- Это мы завсегда! - Митяй радостно потирая руки, подошел к Насте. Она метнулась по избе, Митяй за ней:
- Люблю шустрых и несговорчивых, они потом такие горячие. Ну, куда же ты, стой! - он схватил её за руку и прижал к себе. От него пахло табаком и перегаром. Его губы больно впились в её шею.
- Оставьте меня, пожалуйста! Мне страшно! Не надо! - Настя отбивалась изо всех сил.
- Ой, только не строй из себя недотрогу. Почитай две недели с мужиком своим, царство ему небесное, и днем и ночью, пол России с ним объехала, а строит из себя… - Митяй завернул ей руки за спину и впился поцелуем в её губы. Было мучительно больно и противно. Он разорвал платье на её груди и стал бесцеремонно тискать её своими большими ручищами.
- Не надо! - Настя кричала во весь голос! - Пустите меня! Не верю! Вы не убили Анику! Не верю!
- До чего сердитая! Да не Анику, Тулье, циркача твоего, а у тебя оказывается, и Аника был! - Митяй повалил её на лавку и навалился сверху, раздвинув ей ноги коленом. Настя сопротивлялась из последних сил. Увидев возле своего лица его руку, она вцепилась в нее зубами и сжала их насколько смогла. Митяй заорал и ударил её наотмашь по лицу. В глазах потемнело и она обмякла. Сопротивляться дальше не было ни сил, ни смысла. Если бы Аника был жив, она бы боролась, пока была бы в сознании. Но он умер, они его убили. Зачем теперь все! Сквозь пелену слез в полубессознательном состоянии она почувствовала дикую боль, на неё глядело красное, мокрое от пота лицо Митяя, который пыхтел на ней, и закатывал глаза.
- Пустите, - Настя хрипела, было невыносимо больно, ей хотелось, чтобы эта пытка скорее окончилась - пустите, я скажу, где икона, я вам все скажу, только не надо…
Лука за шиворот оттащил Митяя.
- Ну что ж ты, а я тебя хвалил, сказал, что ты с дамами обращаться умеешь, а ты вон, что с девушкой сотворил, леший тебя побери!
Митяй, не успевший закончить свое грязное дело, рванулся, было обратно к Насте, да только взгляд Луки остановил его от этого необдуманного поступка. Сердито сопя, он завязывал тесьму на штанах. Лука подсел к Насте, которая рыдала от горя, стыда и отчаяния, прижимая руки к низу живота, пыталась унять боль. По краю платья расплывалось пятно крови.