Обрученные грозой - Екатерина Юрьева 31 стр.


Она не могла написать Палевскому. Ей очень хотелось это сделать: рассказать, как она тоскует по нему, как беспокоится, как любит его. И сообщить о ребенке - его ребенке, которого носила в себе. Но это было невозможно, хотя порой она и пыталась представить, ответит он ей или нет, и как может воспринять неожиданную новость: обрадуется или, напротив, разозлится. Она боялась разочароваться в нем, если он поведет себя не как порядочный человек. Хотя куда невыносимее было думать о том, что он может взять на себя обязательства или даже жениться на ней, не испытывая к ней тех чувств, о которых она мечтала.

Ей не хотелось уезжать из России на чужбину, но она понимала, что для нее это наилучший способ скрыть свое положение и оградить будущего ребенка от сплетен, а себя - от осуждения. С Афанасьичем они решили, что нет смысла ехать в Ненастное, а нужно готовиться к отъезду за границу. Уезжать следовало в сентябре до начала непогоды и штормов на море, которым только и можно было выбраться сейчас из Петербурга в Европу.

Докки изучила карты и пришла к выводу, что безопаснее всего им будет жить в Швеции или в Англии, хотя заранее было невозможно предугадать, в какое время и в какой из этих стран может разразиться война. Было решено не брать с собой слуг, которые впоследствии могли сболтнуть о происхождении младенца, ехать вдвоем, и Докки предстояло выхлопотать заграничные паспорта для себя и Афанасьича, а также зарезервировать места на корабле, отправляющемся в то место, куда они в итоге решат поехать. Пока же Докки продолжала вести светский образ жизни, чтобы избежать толков, которые могли появиться в обществе из-за ее затворничества. Она посетила пару вечеров и выбралась на обещанную прогулку с бароном Швайгеном.

- Жду не дождусь, когда вновь окажусь в своем полку, - сообщил полковник, прохаживаясь с ней по дорожкам Летнего сада. - Идут бои под Смоленском, Бонапарте стягивает туда свои армии, и, возможно, не сегодня завтра там состоится генеральное сражение, которое я теперь пропущу из-за болезни.

Докки не понимала, почему он так рвется на войну, но благоразумно промолчала, заметив только, что, поскольку французы зашли так далеко, возможностей повоевать у барона будет предостаточно.

- Только это и радует, - ответил он. - Кстати, вы не слышали новость? Наш Че-Пе награжден Георгием второй степени и переведен в чин генерала от кавалерии.

Она невольно вздрогнула, услышав прозвище Палевского.

- Нет, не слышала, - сказала она.

- За то, что, "презрев очевидную опасность и явив доблестный пример неустрашимости, присутствия духа и самоотвержения, совершил отличный воинский подвиг, венчанный полным успехом и доставивший явную пользу", - процитировал Швайген сопроводительное письмо ордена. - Полного успеха, конечно, нельзя добиться, сражаясь в арьергарде, но явная польза общему делу принесена немалая. У Палевского уже есть Георгии третьей и четвертой степеней, теперь он получил вторую, а там, глядишь, и до первой недалеко, - с восхищением и некоторой долей зависти в голосе добавил он.

Докки переполнилась гордостью за Палевского, будто сама имела какое-то отношение к его награде.

- С ним хорошо воевать, - рассказывал тем временем барон. - Он не отдает бестолковых распоряжений, не бросает солдат на произвол судьбы, всегда окажет поддержку, да и офицеры при нем не бывают обделены наградами. Если бы я сейчас сражался, тоже, возможно, получил бы какой орден, - сказал он. Потом внимательно посмотрел на Докки.

- Признаться, в Вильне я ревновал вас к нему, - сказал он.

Докки смутилась.

- Вот уж напрасно, - пробормотала она, не зная, как еще может ответить на подобное заявление.

- Я понял, что мне не следовало этого делать, когда увидел, как равнодушно вы отнеслись друг к другу тогда на дороге, после сражения, - сказал Швайген.

Докки только вздохнула. После прибытия в свой полк барон рано или поздно узнает, что она провела после этого с Палевским целый день. "И ночь тоже", - подумала она, вновь холодея при мысли, что кто-то из офицеров мог заметить их на балконе, или как на рассвете их генерал выходил из ее комнаты, или… если Палевский похвастался одержанной победой над баронессой перед своими товарищами.

"Нет, я не имею права так думать о нем", - тут же решила Докки, хотя не раз слышала в том, что мужчины любят рассказывать друг другу о своих успехах в любовных делах, а некоторые даже заключают между собой пари на женщин, которых собираются обольстить… или обольстили. Она передернула плечами, отгоняя неприятные мысли, и услышала, как Швайген сказал:

- Я надеялся… все это время надеялся, что вы переменили свое отношение ко мне и… возможно, почувствовали нечто большее, чем дружеское отношение.

- Боюсь, - Докки запнулась на мгновение, но тут же твердо ответила: - Боюсь, я не могу оправдать ваших надежд, барон.

- Значит, мне опять не повезло, - невесело кивнул он. - Хотя мне всегда казалось, что нам легко и приятно друг с другом общаться.

- Очень приятно, - подтвердила она. - И я отношусь к вам с большим уважением и теплотой, но этого недостаточно для…

Не зная, что, собственно, он ей предлагал - связь или замужество, Докки решила не уточнять, для чего недостаточно уважения и теплоты.

"Хотя, возможно, если его намерения благородны, я делаю ужасную глупость, что отвергаю его. Он был бы неплохим мужем, а со временем я могла бы привязаться к нему…"

Она покосилась на Швайгена, вдруг замечая, что его плечи не так широки, как плечи Палевского, грудь - не так крепка… Она заставила себя отвести глаза, ужаснувшись мысли, что теперь будет сравнивать всех с Палевским, и сравнение всегда будет не в пользу других. Особенно после того, как она узнала, сколько наслаждения может дать мужчина женщине, невозможно представить на его месте кого-то другого, а себя - в объятиях не Палевского.

"Будь я циничнее и хладнокровнее, то сейчас, вероятно, ухватилась бы за любое предложение - Швайгена или даже Вольдемара - и вышла бы замуж, чтобы скрыть свой позор, - неожиданно для себя подумала она. - И сделала бы вид, что мое дитя от мужа. Нет, это было бы слишком низко, и я не смогу нести такой обман, как и не смогу жить с мужчиной, которого не люблю…"

- Докки, Докки! - кто-то позвал ее дребезжащим голосом, и она, повернув голову, увидела Ольгу с княгиней Думской, махавшей платочком, зажатым в сухонькой руке.

Когда Докки со Швайгеном подошли к ним, княгиня сказала:

- Наконец-то путешественница наша вернулась. Эк поносило вас, дорогая, - то в Вильну, то еще куда. Слышала, вы от французов еле ноги унесли…

Она взяла Докки под руку и засеменила вперед по дорожке парка, предоставив Ольге идти со Швайгеном. Докки обрадовалась встрече - она соскучилась по княгине за эти месяцы, да и неловкий разговор с бароном был очень вовремя прерван.

- Слыхала, вы там блистали, даже, мол, сам Поль Палевский не остался равнодушным к вашим чарам - Сандра Качловская до сих пор не может успокоиться, - хихикнула княгиня и похлопала смутившуюся баронессу по руке. - Так говорите, переменили к нему свое отношение?

"Не могу спокойно слышать его имя, - Докки постаралась напустить на себя равнодушный вид, хотя внутри у нее все перевернулось. - И верно никогда не научусь без волнения воспринимать любое о нем упоминание".

- И правильно, дорогая, - тем временем продолжала Думская. - Пока молода, нельзя упускать возможностей, чтобы в старости было что вспомнить. Я все говорю Ольге: чего сидишь, кукуешь в одиночестве? Замуж выходи или кавалера себе заведи, чтоб сейчас от жизни все взять, потом ведь поздно будет. Вон я бы и рада, а кто на меня сейчас посмотрит? Такой же сморчок? Тут недавно камергер один замуж звал. Из него уж песок сыплется, еле ленту свою таскает, а все туда же. И что мне с ним делать, с развалиной такой? Так ему и сказала - на что, мол, вы сдались…

- Chèrie cousine! - вдруг раздался голос Мари, и Докки с досадой увидела, как с боковой дорожки выходит пестрая компания, состоявшая из кузины, Алексы, Жадовой, их дочерей в сопровождении Вольдемара и еще пары господ в статских мундирах.

- С кем это ваши родственницы? - прищурилась княгиня, разглядывая Жадову.

- Одна их знакомая, некая мадам Жадова, - ответила Докки, наблюдая, как дамы, улыбаясь, подходят к ним.

- А, слыхала я о ней, - протянула Думская. - Кажется, весьма неприятная особа.

- Весьма, - согласилась Докки.

Ей была тягостна эта встреча, напоминающая Вильну и события, там происшедшие, но избежать ее уже было невозможно. После взаимных представлений девицы гурьбой обступили Швайгена, пеняя ему, что он не заглянул на какой-то вечер, где они надеялись его встретить, а дамы желали произвести впечатление на княгиню, вываливая на нее ворох последних светских новостей. Ламбург же ухватил за руку Докки, трубно выражая свою радость от встречи с ней.

- Я заезжал к вам несколько раз, ma chèrie Евдокия Васильевна, - возвестил он, - но так и не застал вас дома, как и не имел счастья увидеть вас у madame Ларионовой, где надеялся вновь насладиться вашим обществом после нашей долгой разлуки…

Докки заученно улыбалась и ссылалась на занятость, хотя сама сделала все возможное, чтобы избежать встречи с Вольдемаром. Она поглядывала на Ольгу, обескураженную количеством барышень, атакующих барона.

- Monsieur Швайген, - верещала Ирина, цепляясь за его локоть, - я все время вспоминаю, как весело мы проводили время в Вильне, пока не началась эта ужасная война!

- Monsieur le baron, - Натали подхватила его под второй локоть, - мы надеемся, что вы уже в добром здравии и сможете присоединиться к верховой прогулке, которую мы на днях собираемся устроить.

- Полковник, примете ли вы участие в бале, который состоится на будущей неделе? - интересовалась Лиза Жадова.

Ольга встретилась взглядом с подругой и обреченно завела глаза, в то время как Швайген, проявляя максимум галантности, пытался освободиться от настойчивых девиц.

- В Вильне nous avons fait des visites… - на дурном французском говорила Алекса княгине Думской. - Там собралось неплохое общество…

- Madame Лапина тяжело переживает разлуку со своим… chèr ami… молодым Королевым. Он уехал в армию, и, говорят, она провожала его до Твери, хотя муж запретил ей уезжать из Петербурга, - слышался голос Жадовой.

- Chèrie, - Мари взяла Докки под руку и на несколько шагов отвела ее в сторону. - Я несколько раз заезжала к тебе, но никак не могла застать тебя дома. Оказывается, ты уже устраивала свой вечер, а я пропустила его. Вероятно, твое приглашение затерялось среди других моих бумаг.

- Я не посылала тебе приглашения, - сказала Докки.

- Как это - не посылала? - удивилась Мари.

- Ведь мои вечера всегда были тебе неинтересны, поскольку на них не праздно болтают, не флиртуют и не устраивают танцы для молодежи, - напомнила ей Докки.

Некогда она пыталась приобщить кузину к своему увлечению географией и путешествиями, но та не нашла в том ничего интересного. Мари не раз говорила Докки, что лучше устраивать обычные приемы, где можно было бы сплетничать, играть в карты, танцевать, музицировать - словом, заниматься всем тем, что, по ее мнению, привлечет публику, в том числе молодых людей. Докки не посчитала заманчивым это предложение и организовала вечера путешественников. Она всегда посылала кузине приглашения, но та заезжала на эти собрания редко, откровенно на них скучая. Теперь Докки попросту вычеркнула кузину из списка завсегдатаев своих вечеров.

- Я всегда очень любила бывать на твоих заседаниях! - с жаром возразила Мари. - И Ирина очень хочет их посещать.

"Потому что они стали модны в свете, - насмешливо подумала Докки. - И потому, что на другие вечера вас мало кто зовет без моего ходатайства".

- О, я столько слышала о ваших вечерах, - вмешалась Жадова с самой любезной улыбкой. - Говорят, они весьма занимательны.

- Надеюсь, что занимательны, - сказала Докки, которой по всем меркам этикета после выказанного интереса следовало пригласить Жадову. - Впрочем, у меня собирается несколько своеобразная и для кого-то непривычная публика, которую объединяет интерес к знаниям и путешествиям, а не скука, любовь к сплетням и желание обзавестись полезными знакомствами.

С этими словами она сухо кивнула, подхватила Думскую и повела ее дальше по парку.

- Вы увели меня бесцеремонно и на самом интересном месте, - делано возмутилась княгиня. - Ваша невестка мне как раз рассказывала, как вы оставили ее одну с ребенком в Вильне накануне войны. Не знала, что у Мишеля еще есть дети, кроме этой великовозрастной девицы Натали.

- Насколько мне известно, она у них единственный ребенок, - ответила Докки.

- А, так вы ее бросили с ребенком, который лишь на восемь лет вас моложе, - догадалась княгиня. - Как это мило звучит! Кстати, хочу вас предупредить: Алекса мне проговорилась, что они с Мишелем затеяли в доме ремонт с полной переменой обстановки. Боюсь, это в первую очередь коснется вас, и в самое ближайшее время.

Докки подняла брови - она слышала об этом в первый раз. Родственники не поставили ее в известность о своих планах, хотя расплачиваться за их траты придется именно ей. Она решила, не откладывая, разобраться со своими денежными делами, тем более что предстоящий отъезд за границу потребует немало расходов. "Завтра же приглашу к себе Петра Федоровича", - подумала она и оглянулась. Ольга и Швайген шли сзади, о чем-то оживленно беседуя.

- А этот молодой человек, - кивнула на них Думская. - Что из себя представляет?

- Очень славный, - ответила Докки. - Мы с ним познакомились в Вильне, и он зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.

- Что между вами - что-то серьезное? Или рядом с графом Палевским он проигрывает по всем статьям? - ехидно поинтересовалась княгиня.

Докки вспыхнула.

- Они совсем разные, - сказала она. - Барон человек весьма доброжелательный, мягкий, приятный в общении.

- Хм… В отличие от самоуверенного и решительного графа. Должна признать, в Палевском есть все качества, которые притягивают женщин. Сколько их по нему с ума сходило! - княгиня причмокнула губами. - За один взгляд его прозрачных глаз многие душу готовы отдать. Это у них наследственное - я имею в виду глаза. Из поколения в поколение кто-нибудь их обязательно наследует. У его отца - Петра - такие же. Знаете ли вы, что я приятельствую с матерью Поля? Нина Палевская, урожденная княжна Гурина. Она помоложе меня - лет на… ну, неважно. В молодости влюбилась она в Петра Палевского и ужасно по нему страдала. Он же - как сейчас помню - красавец, высокий, статный. Характер у него крутой был, хотя сынок-то покруче будет. Так о чем я? Нина влюблена была отчаянно, а он ухаживал за Анной Мусиной… Была такая красавица в Москве. Хороша, ох как хороша! Глазищи черные, волосы - что вороново крыло, кожа смуглая - татарского рода.

Докки было невероятно интересно послушать о Палевских, но Думская увлеклась воспоминаниями о своей молодости и четверть часа - не меньше - рассказывала о московском обществе, об этой Мусиной, других дамах и кавалерах, в то время в Москве обитающих.

- Но Мусина-то умишком не шибко вышла, потому и потеряла Петра. Вроде его ухаживания принимала, но одновременно с другими крутила, все ревность его вызывала. Он помучился, помучился, да и женился на Нине. Анна рвала и метала, но уж поздно было локти кусать. Нина же - тихая такая, скромная, мягкостью своей Палевского и привлекла. Сначала дочь ему родила - Наталью, она замужем за князем Марьиным, а потом двух сыновей Петру подарила. Младший - шалопай редкий, еще и мямля: в Нину пошел. Что в женщине к месту - мужчине не годится! А Поль весь в отца, даже превзошел его и нравом, и статью. Считают, мужчине негоже быть красавцем, и я соглашусь. Главное, чтоб дух в нем был - ум и крепкость душевная. Но когда и собой хорош, и характер, да еще и герой - все действует, что колдовское зелье на наши слабые сердечки, - княгиня захихикала. - Не сосчитать, сколько страстей из-за него - из-за Поля - происходило. Барышни по нему тучами сохли, а о дамах и говорить не приходится. Какими только способами его завлечь да окрутить не пытались! Но он сам всегда выбирает, а уж если выбрал - тут только держись. Ни одна перед ним устоять не смогла. Девиц, правда, не соблазняет - в том ему честь и хвала. Ни намеков им, ни обещаний. Но что касается женщин… Вон Жени Луговская с мужем разводиться хотела, да не успела - он на войну в Финляндию уехал, на том и расстались. Потом в его пассиях ходила эта француженка, Тамбильониха. Говорили, якобы затяжелела она от него. Да все одно разошлись, а ребенок на свет так и не появился. То ли избавилась она от него, то ли нарочно придумала, чтобы Поля на себе женить, - никто толком не знает.

Они медленно шли по парку, и день был по-летнему светел и чудесен, и напоен ароматом трав и солнца, но Докки заметила лишь поникшую головку мраморной "Ночи", стыдливо отворачивающую от взглядов прохожих свое лицо, неловко прикрывая его рукой. От фигуры этой статуи веяло наивностью и горечью - возможно, некогда она так же простодушно и доверчиво, без оглядки поддалась своим чувствам и теперь пыталась спрятать ото всех свою печаль.

- И ведь не скажешь про него, что повеса он али распутник какой, как другие, у которых, что ни день, новые амуры: то цыганки, то актерки, да детей незаконных хвост тянется. При одной пассии на других не смотрел, нет, да и немного их у него было. Молва больше приписывает. А женится, так и вовсе угомонится, как отец его, который в жене души не чает и ни на кого другого ни разу за все эти годы и не смотрел. Нина все Полю невест подыскивает, но пока ни одна ему по душе не пришлась. Слышала, Сербина в Вильну свою дочку привозила. Застали вы ее там?

- А? - Докки встрепенулась от своих дум. - Да, видела как-то мельком. Молоденькая совсем и очень хорошенькая.

- Очередная кукла, - фыркнула Думская. - Его разве куклой прельстишь? Хотя, кто знает, что у мужчин в голове? Они-то больше другим местом думают. Так, говорят, Поль за вами там поухаживать решил?

- Бог знает, что он решил, - рассеянно ответила Докки. - Мы и виделись всего несколько раз. Случайно познакомились…

Она вспомнила слова Катрин и решилась спросить:

- Слышала я, в молодости он был сильно увлечен какой-то барышней, а она вышла замуж за другого.

- А, было дело, - кивнула княгиня. - Наталья Дубовина - в Москве успехом пользовалась. Чистая блондинка - льняные волосы, голубые глазки. Ангел во плоти… Все молчала да улыбалась.

"Вылитая Надин", - подумала Докки.

- Ему тогда лет… до Аустерлица еще… лет двадцать с небольшим было. Поль под Москвой где-то служил, вот и выбирался часто - все к Дубовиным в дом ездил. Разговоры пошли, что он за этой Натальей ухаживает и чуть не под венец скоро поведет. Нина мне в письмах плакалась, потому как считала, что он молод еще для женитьбы, да и не нравилась ей эта девица.

- Так графиня отговорила его жениться?

Назад Дальше