- Конечно, вы привыкли, что все от вас в восторге, - хмыкнула Докки.
Палевский рассмеялся и сжал ее в объятиях.
- То, что эта сердитая дама оказалась баронессой Айслихт, стало для меня неожиданностью. Но это было уже неважно.
- А почему вы - после… после нашей размолвки - приехали ко мне? - Она все же решилась расспросить его о том неожиданном появлении после ссоры.
- Вы ничего не ели.
- То есть?!
- За обедом вы ничего не ели, - пояснил он. - И еще… У вас был такой растерянный вид, когда я говорил о письмах, будто вы не понимали… Словом, я решил еще раз все прояснить.
"И еще узнал от Ольги, что напрасно ревновал меня к Швайгену…" - подумала Докки.
- Когда же я приехал и увидел их в ваших руках, - продолжал Палевский.
- …то предложили мне их выбросить, - напомнила она.
- Да. Увидев свои письма, я решил, что совершил ошибку, явившись к вам, но вы так смотрели на меня, что невозможно было ошибиться в вашем ко мне отношении. И я был бы болваном, если бы ушел из-за этих злосчастных писем.
- Они не злосчастные! - воскликнула Докки.
- Но причинили нам достаточно невзгод. Впрочем, все равно я не мог удержаться, чтобы не прижать вас к сердцу. А потом… Вы знаете, что случилось потом.
- Я тогда ужасно перепугалась! И так обрадовалась, когда Афанасьич сказал, что хотя рана еще плоха, но не опасна.
- Обрадовались, когда я чуть не рухнул в обморок?! - делано ужаснулся он.
- Обрадовалась, что из-за этого вам пришлось остаться у меня.
- И оказаться полностью в ваших руках, - Палевский поцеловал ее пальцы и вновь обнял. - Впрочем, я ничуть тому не возражаю. Кстати, хотел спросить у вас… Я позволил себе некоторую вольность…
- И не одну, - хмыкнула Докки. Его рука как раз в этот момент позволила себе весьма смелую ласку.
- И многие еще впереди, - пообещал он таким голосом, что она покраснела.
- В романсе я обращаюсь к вам на "ты", - продолжил он уже серьезным тоном.
Докки не могла того не заметить. Подобное обращение предполагало особую, задушевную близость и доверие. Но сама она никогда бы не осмелилась…
- Вы позволите мне… Ты позволишь мне? - Он приподнялся, склоняясь над ней, и пламя одинокой свечи загорелось в его глазах.
- Ты, - Докки протянула руку, кончиками пальцев ласково провела по его щеке, и, понимая, что он ждет, сказала: - Я покривила душой, сказав когда-то, что ты мне не нравишься. Ты нравился мне, отчаянно нравился, но я боялась… боялась не только близости с тобой, но и собственных чувств.
- Но теперь уже не боишься? - губами он коснулся уголка ее губ.
- Я счастлива быть с тобой, - прошептала она, ощущая его желание и задрожав от страсти, мгновенно в ней вспыхнувшей. - Бесконечно счастлива…
Докки потом долго перебирала в памяти их ночной разговор, и сказанные друг другу слова не оставляли ее и утром за завтраком, и после - во время прогулки по парку, куда она отправилась в компании Ольги и княгини Думской.
- Как мне вчера понравилось общаться с вашими путешественниками, - сообщила ей Софья Николаевна, едва они вступили на дорожки парка. За редкими дождями держалась удивительно теплая погода, и солнце на голубом небе пригревало почти по-летнему.
- Интересные люди, занимательные разговоры, - продолжала Думская, - а не перемывание косточек ближним. Граф Поль сразил своим романсом, - княгиня покосилась на молчаливую Докки и хихикнула. - Надо же, мальчик влюбился! Узнать бы еще в кого, - она похлопала свою спутницу по руке.
- Это мог быть обычный романс, - осторожно заметила Ольга, шедшая с другой стороны от княгини. - Не обязательно влюбляться, чтобы написать стихи о любви. Хотя, должна признаться, граф исполнил романс с большим чувством.
- Страсть, страсть звучала в каждом его слове! Нет, точнее будет - любовь. Да, любовь! - Думская вновь хихикнула, а у Докки закололо подушечки пальцев.
- На следующей неделе мы уезжаем в деревню на именины моей сестры, - сказала княгиня. - Не хотите ли поехать с нами?
- Благодарю вас, но… - Докки замялась.
- Понимаю, понимаю, - Софья Николаевна вновь похлопала ее по руке и заговорщицки подмигнула. - В городе вам сейчас куда интереснее.
"Конечно, она понимает, - Докки покосилась на довольное лицо пожилой дамы. - И радуется, что я не упускаю возможности взять от жизни то, что та мне преподносит…"
- О, Нина! - княгиня замахала зонтиком своим приятельницам, шедшим навстречу, среди которых были Нина Палевская с дочерью, Сербины, графиня Мусина и еще несколько общих знакомых. Дамы приблизились. Послышались приветственные восклицания, обмен репликами о погоде и последних новостях.
- Как я жалею, что не посетила ваш прием, - сказала Мусина Докки. - Все в один голос твердят о восхитительном вечере. В следующий раз уж не пропущу.
- Я буду рада видеть вас у себя, - вежливо ответила Докки, прекрасно представляя, что за разговоры сейчас ходят по светским салонам о вчерашнем собрании путешественников.
"Все равно, - с горечью подумала она, - все равно скоро ни Палевского, ни меня не будет в этом городе", - и украдкой покосилась на графиню Нину, беседующую с Думской.
- Моя дочь пела романс, - сообщила Сербина Мусиной. - Ей так аплодировали! Жаль, конечно, что не было танцев - Надин прекрасно танцует. Все же я считаю, домашние вечера непременно должны включать танцы. Ведь для молодежи это самое лучшее времяпрепровождение!
Сербина подхватила Мусину под руку и повела по аллее, делясь с ней своей точкой зрения на программу светских вечеров. За ними в компании приятельниц двинулась Думская, громко жалуясь на ревматизм, ее измучивший. Ольга и Натали Марьина обсуждали новости из армии, Надин шла с ровесницей - юной дочерью Мусиной, а возле себя Докки увидела Нину Палевскую.
Неловко крутя зонтик в руках, графиня заговорила о вчерашнем приеме, медленным шагом следуя за остальными.
- Признаться, в Москве существовало много салонов, - сказала она. - Политические, исторические, литературные, музыкальные, но о собраниях путешественников я никогда не слышала. Весьма оригинально и занятно. Как вы догадались, что подобные вечера могут быть так интересны?
Докки коротко рассказала ей о своем увлечении географией и записками путешественников, что и натолкнуло ее на идею создания подобного салона. Она напряженно ждала, когда разговор зайдет о Палевском, одновременно надеясь, что графиня все же не осмелится затронуть столь щекотливую тему.
- Мы просто в восторге, - тем временем продолжала Нина со своей застенчивой улыбкой, что так шла к ее задумчивым глазам и тонким чертам лица. - Граф Петр теперь загорелся идеей отправиться путешествовать по Европе после войны - конечно, когда там установится мир. А пока мы ужасно переживаем за Поля. Его рана заживает, и скоро ему вновь отправляться на войну.
Она обернулась к Докки и без перехода спросила:
- Вы давно с ним знакомы?
Докки обреченно вздохнула и ответила:
- Мы познакомились в Вильне перед войной.
- Ах, да, я слышала, что многие поехали в Вильну, когда туда отправился государь.
"Теперь она решит, что я, как и многие легкомысленные дамы, помчалась в Вильну в поисках развлечений", - обреченно подумала Докки, но не стала объяснять графине причину своего вояжа в Литву. Вряд ли ее жалкие попытки оправдать свой поступок смогут что-то изменить.
- Мы с мужем очень хотели поехать в Вильну к Полю, но он был против, - продолжала Палевская. - Говорил, что опасно находиться рядом с границей, и если начнется война, мы окажемся в непростой ситуации. Словом, он запретил нам приезжать, хотя Элен… Знаете ли, она моя кузина - жена троюродного брата, - уточнила графиня, - со своей дочерью поехала-таки в Вильну и выбралась оттуда только с помощью Поля. Он очень надежный.
Докки кивнула, полностью соглашаясь с последним постулатом.
- А как вы уехали из Вильны? Вам также помог мой сын?
- Нет, - сухо ответила Докки и поддела носком ботинка опавшие ржавые листья. - Я покинула Вильну еще до начала войны - в первых числах июня.
- Но потом - я слышала - виделись с Полем у Двины?
"Это она узнала от княгини? - Докки метнула в спину Думской убийственный взгляд. - Или… ей об этом рассказал Палевский?"
- Случайно, - сказала она. - Узнав о приближении французов, я поехала в Петербург из своего имения под Полоцком, и по дороге неожиданно натолкнулась на корпус генерала. Граф был так любезен, что выделил сопровождение, которое препроводило меня со слугами за Двину.
- Понимаю, - Нина кивнула, казалось, больше своим мыслям, нежели услышанному рассказу.
"Что она знает? - тревожилась Докки. - Вчера она догадалась о нашей связи из-за романса и неосторожных взглядов, но у Палевского и раньше были любовницы, - она поежилась от этого, неприятного для нее слова. - Вряд ли графиня имела с каждой из них беседы - ее не касается, с кем проводит время ее сын. Наверное, ее обеспокоили высказанные им чувства, но, предостерегая его от нежелательной связи, она должна говорить с ним - не со мной…"
- Поль, он так занят своей службой, - почему-то робко заговорила графиня. - Я давно мечтаю, чтобы он остепенился, женился, подарил мне внуков. Он может сделать самую блестящую партию, но пока никак не выберет, - она замялась. - Княгиня упоминала, что вы давно потеряли мужа, и детей у вас нет…
"Детей нет, не считая того ребенка, который зреет сейчас во мне. Вашего долгожданного внука, мадам Палевская. Вы же считаете меня бесплодной и совсем неподходящей женой своему сыну. Не переживайте: он вовсе не намерен на мне жениться", - мысленно высказав это все графине, Докки ускорила шаг. Понятно, что все это было сказано Ниной не случайно. Верно, на семейном совете - Докки вспомнила, как после романса помрачнели отец и сестра Палевского - было решено переговорить с "ледяной баронессой" и намекнуть ей, чтобы она оставила в покое их сына и брата.
- Нет, детей у меня нет, - пробормотала она, желая только догнать своих спутниц и тем прекратить этот мучительный для нее разговор.
- Знаете, я всегда склонялась к тому, чтобы Поль женился не потому, что так надо, не из-за происхождения девушки или ее приданого, связей - у него самого этого в избытке. И не на красивой внешности или хорошем характере, - сказала графиня. - Мне хотелось, чтобы он женился по любви и был счастлив в браке так, как можно быть счастливым только с любимым человеком. И я - вся наша семья - мы будем рады принять ту девушку… женщину, которую Поль изберет для себя, руководствуясь собственным сердцем и чувствами.
Докки, оторопевшая от подобных слов графини, замедлила шаг и посмотрела на Палевскую. Та улыбнулась, ласково глядя на нее, и повторила:
- Чтобы только он был счастлив…
Глава XIV
Итак, графиня Нина не возражала, чтобы ее сын женился на Докки, и недвусмысленно ей об этом намекнула. Теперь дело было за Палевским. Решит ли он для себя, что ему нужно: необременительная связь с женщиной, от которой, по его собственным словам, он потерял голову, или женитьба, которая свяжет его обязательствами с той, что и так принадлежит ему душой и телом.
Вернувшись с прогулки, Докки заметалась по дому, не зная, что ей делать. Она все не решалась сообщить ему о своей беременности, боясь, что он разозлится на нее, заподозрив ловушку. Он же, судя по всему, рассчитывал, что она будет ждать его возвращения в Петербург после войны, а ей нужно было или уезжать - и тем прерывать их связь, или оставаться, что было возможно только в качестве его жены.
Ей казалось, она сойдет с ума от этих мучительных мыслей, и в последующие дни то приказывала паковать вещи для отъезда - часть их в закрытых сундуках и ящиках стояла в подвале, - то останавливала сборы, намереваясь при первом же удобном случае признаться в своем деликатном положении. Но никак не могла улучить момент для серьезного разговора с Палевским, все откладывая и откладывая его на какое-то более подходящее время. Он же ничего не говорил о своих намерениях, разве что порой она ловила на себе его задумчиво-пытливый взгляд и надеялась, что он все же размышляет о будущем их отношений, сейчас неопределенных.
Они проводили вместе много времени, будто хотели впрок насытиться друг другом, а предстоящая разлука неумолимо приближалась, с каждым днем ввергая Докки во все более паническое состояние.
Накануне отъезда Палевских за город у графини Мусиной состоялся бал по подписке с благотворительным базаром, средства от которого должны были пойти на нужды армии. Докки не хотелось на него ехать, но она давно обещалась, да и принимала непосредственное участие в его организации. Палевский со своей семьей также собирался там быть, что только и примирило Докки с необходимостью выхода в свет.
"Чем сидеть здесь в одиночестве, изнывая от ревности и тоски, уж лучше поехать на бал, - думала она, застегивая на себе цепочку с сапфировым кулоном, идеально подходившим к ее синему длинному вечернему платью. - И наслаждаться взглядами и затаенными улыбками Палевского, ко мне порой обращенными…"
Она взглянула на себя в зеркало, поразившись, как всего за несколько дней изменилась ее внешность. Вместо бледной и усталой женщины с печальным выражением лица, на нее блестящими глазами смотрела помолодевшая хорошенькая дама с нежным румянцем на щеках, губы которой так и норовили сложиться в счастливую улыбку, несмотря на сложность и неясность ее положения.
Бросив последний взгляд на свое отражение и поправив приколотую к волосам ленту, Докки сошла вниз, где у лестницы наткнулась на Палевского, в эту минуту вошедшего в дом.
- Только от сенатора, - пояснил он, оглядывая ее таким взглядом, что она немедленно зарделась. - По дороге домой решил заехать, поскольку не видел вас уже несколько часов. Но почему на вас длинное платье? Вы разве не собираетесь танцевать?
- Нет, - покачала головой Докки.
- Что вдруг? - он поднял бровь и с беспокойством произнес: - Вы нездоровы?
- Здорова.
- А, не хотите танцевать с господином Ламбургом? - насмешливо спросил Палевский.
- И это тоже, - кивнула она. - Вы все равно не танцуете, а мне…
- С чего вы взяли, что я не танцую? - удивился он.
- Но ваши раны…
- Они уже зажили.
- Не совсем, - от Афанасьича Докки знала, что рана на боку только-только стала затягиваться.
- Но я могу и хочу танцевать с вами - вы ведь не откажете мне в этом?
- Как вы можете танцевать, когда ваш бок еще болит?
Он ухмыльнулся, и Докки поспешно добавила:
- К тому же вы сказали моей кузине, что здоровье не позволяет вам…
- Не позволяет танцевать с ее дочерью, - Палевский пожал плечами. - На вас силы у меня всегда найдутся. Так что, моя любезная Дотти, подите, переоденьтесь. И никому не отдавайте польский, вальс и контрданс.
Он поцеловал ее и подтолкнул к лестнице, шепнув:
- И не опаздывай.
В ней так сладко отозвалось его "ты", а предстоящие с ним танцы переполнили ее таким пьянящим чувством легкости и радости, что она невероятно быстро обрядилась в весьма легкомысленное платье из голубовато-зеленого газа - с низким декольте и воздушной юбкой, ощущая себя удивительно молодой и беззаботной.
Когда она с Ольгой и Думской, заехавшими за ней по дороге, вступила в огромную, сияющую золотом и зеркалами бальную залу, десятки голов впились глазами в Ледяную Баронессу, десятки голосов загудели, обсуждая ее появление. Докки в который раз подумала, каково ей будет танцевать на глазах у всех с Палевским.
"Все равно, - подумала она, гордо поднимая голову, - пусть сплетничают и завидуют: ведь самый красивый и достойный мужчина принадлежит мне - хотя бы на этот вечер…"
- Как взбаламутились, - хихикнула Думская и похлопала ее по руке. - Помню, ухаживал как-то за мной один князь… Надобно сказать, среди дам он пользовался огромной популярностью и каждая хотела его увлечь. Но он видел только меня. Ох, как мне завидовали - приятно вспомнить!
- Бабушка! - подала укоризненный голос Ольга.
- А что такого я сказала?! - удивилась княгиня.
Докки с трудом сдержала смешок, высматривая в толпе высокого темноволосого генерала. Его она не увидела, зато заметила среди гостей свою мать, Мишеля с женой и дочерью, Вольдемара с Мари и Ириной, Жадову с дочерьми, Жени Луговскую в окружении кавалеров и Сандру, беседующую с князем Рогозиным - как раз в этот момент та повернула голову, увидев Докки, и окинула ее весьма неприязненным взглядом.
- Кузина ваша последнее время всячески обхаживает этого Ламброда, - от проницательных глаз княгини ничего не могло укрыться. - Давеча видела их в театре. Она перед ним стелилась - незнамо как. Он же, дурень, похоже, никак не сообразит, что происходит. Ох, дорогая, уведет она немца этого у вас из-под носа - славная получится парочка.
- Хорошо бы, - пробормотала Докки, сердце которой кувыркнулось при виде Палевского, входившего в залу со своими родными и Сербиными. Ангел в белом опирался на его руку, скромно потупив глазки.
- Мамаша-графиня все Полю свою дочку подсовывает, - радостно сообщила Думская. - Будто такая девица может его прельстить. Нина, правда, говорит…
Она не успела рассказать, что говорит мать Палевского. К княгине подошли приятельницы, и дамы завели оживленный разговор о шее Думской, которая вдруг вздумала плохо поворачиваться.
Докки с Ольгой отошли в сторону в ожидании начала танцев. Подруга рассказывала об очередном письме от Швайгена, только сегодня полученном, и горела желанием поделиться свежими новостями из армии, хотя ее сияющие глаза скорее указывали на то, что если между ними еще не все обговорено, то это произойдет в ближайшее время. Докки оставалось только радоваться за подругу, так неожиданно нашедшую свое счастье, не забывая издали наблюдать за своим счастьем в виде Палевского, раскланивающегося со знакомыми на другом конце зала.
Наконец зазвучала музыка, возвещая о начале бала. Пары, танцующие польский, начали выстраиваться в центре залы.
- Madame la baronne, - из толпы появился Палевский, поздоровался с Ольгой и подал руку Докки.
Их выход не остался незамеченным. Зал вновь загудел, заволновался, провожая взглядами знаменитого генерала и Ледяную Баронессу. Докки было поежилась - она не привыкла к подобному вниманию общества, но под смеющимся взглядом Палевского обрела недостающую ей уверенность в себе.
- Не поддавайтесь, - сказал он. - И привыкайте находиться в центре внимания, уж коли рискнули иметь дело со мной.
- Постараюсь, - ответила она, заражаясь его улыбкой.