Часовой оказался прав. Ева и Отто беззаботно спускались с холма, где они в конце концов соскучились. Наверху действительно ничего не было видно, кроме некоторого беспокойства и суеты среди солдат в Штрандгольме, что отчетливо наблюдалось в бинокль. Граф и наместник углубились в пространные рассуждения о том, действительно ли на Штрандгольм сделано нападение, кто остался победителем и в каком направлении могло происходить сражение. Всеми этими обстоятельствами Ева нисколько не интересовалась, и ее попытки завязать разговор с другой стороной также потерпели неудачу.
Гельмут и Элеонора, казалось, совершенно потеряли дар слова и едва-едва говорили "да" или "нет". Девушка, наконец, не выдержала и предложила Отто спуститься к берегу, на что он немедленно согласился.
- Там ужасная скука, - говорила Ева, морща хорошенький носик. - Нора и барон Гельмут не говорят ни слова, словно в рот воды набрали, а другие… ах, Боже мой!
Она с ужасом подалась назад, но в тот же миг навстречу ей прозвучал радостный возглас:
- Ева!
Теперь и Отто узнал офицера, стоявшего рядом с Арнульфом, и быстро очутился рядом с ним.
- Фриц! Фриц Горст! - ликовал он, но капитан проворно закрыл ему рукою рот.
- Не кричи так, мой мальчик! - он понизил голос. - Я здесь инкогнито.
- Но как же так? Откуда ты явился?
- Не спрашивайте! - прервал Янсен бурные расспросы юноши. - Скажите нам только, идут ли за вами граф Оденсборг и наместник?
Отто отрицательно покачал головой.
- Нет, они не могут прервать свои наблюдения и нескоро еще придут сюда. Мы только хотели пройти к лодке.
- Лодка? - воскликнул Горст, и в тот же момент Янсен переспросил:
- Вы приехали в лодке?
- Я - нет, но Ева и другие, - ответил Отто. - Лодка стоит там, в бухте, потому что здесь им нельзя было пристать из-за прибоя.
- Вот это - помощь, - сказал Арнульф, обращаясь к капитану.
Последний невольно облегченно вздохнул при этом известии, но его взор неотступно следовал за Евой.
- Я ведь говорил, счастье суждено человеку! - вырвалось у него. - Я немедленно же отправлюсь туда.
- Останьтесь здесь, капитан! - удержал его Янсен. - Не показывайтесь слишком рано на берегу, прусская форма выдаст вас. Сперва надо выяснить, кто в лодке. Пустите меня, я все разузнаю, но, - он подошел вплотную к капитану и понизил голос, - барышня, надеюсь, не выдаст нас? Наместник - ее опекун, не отпускайте ее от себя, пока я не вернусь.
- О, об этом уж я позабочусь! - заверил его Горст.
- Что же все это значит? - недоумевал Отто.
- Янсен сейчас вернется, - ответил Горст. - Не хочешь ли проводить его? От него ты лучше узнаешь обо всем.
Мальчик недоверчиво взглянул на капитана.
- Неужели меня опять удаляют? У тебя тоже есть от меня тайны?
- Ничего подобного, я только думал, если Янсен отправится один, это все-таки опасно…
- Опасно? - воскликнул Отто. - В таком случае я должен быть с ним! Арнульф, возьми меня с собой!
С этими словами Отто бросился к Янсену, капитан же промолвил с видимым облегчением:
- Помогло! Ну, мы отделались от него!
Ева все еще стояла на прежнем месте, трепещущая и испуганная, словно опасаясь идти дальше. Ее обычно цветущее личико побледнело, а глаза с выражением радости и ужаса были устремлены на Горста.
- Фрейлейн Ева, вы дрожите? - вполголоса промолвил капитан, подходя к ней. - Не бойтесь ничего!..
Молодая девушка тревожно указала на часовых, видневшихся в отдалении за деревьями.
- Но там, в лесу, солдаты!
- Они не слышат нас, а кроме того, это мои люди. Но теперь позвольте объяснить вам…
- Вам нечего говорить мне, я догадываюсь сама, - перебила его Ева. - Как могли вы поступить так необдуманно, так безумно смело?
Вместе с упреком в этих словах звучало глубокое удовлетворение.
Горст только усмехнулся.
- Да, действительно, мы поступили несколько необдуманно, но такова уж солдатская доля.
- Но каждую минуту сюда могут явиться мой опекун и граф Оденсборг; тогда вы погибнете!
- Ну, с этими господами мы во всяком случае справимся, - равнодушно ответил капитан. - В крайнем случае заберем их с собой и они вынуждены будут совершить морскую прогулку.
- Вы хотите захватить их? - ужаснулась Ева.
- Если нельзя будет иначе, тогда да. Но - успокойтесь! Надеюсь, обойдется без кровопролития.
- Только надеетесь! А если не обойдется? Проливать кровь из-за меня!
При последних словах Горст удивленно взглянул на Еву, но страх за него и его безопасность так отчетливо выражался на лице девушки, что он решил обратить их в свою пользу.
- Вы правы, фрейлейн Ева, - подхватил он, - наше положение очень серьезно, очень опасно.
- Я уже вижу это! - воскликнула Ева, и глаза ее наполнились слезами.
- Кто знает, останемся ли мы живы!
- Господи, Боже милосердный!
- Поэтому у меня к вам последняя просьба!
- Все, все, что хотите! - зарыдала Ева, которая только теперь поняла всю опасность положения.
- Я еще раз прошу вашей руки!
Слезы мгновенно застыли, и девушка в немом изумлении остановила взгляд на неугомонном женихе, который в разгар опасности, перед лицом смерти, с тем же душевным спокойствием делал ей предложение, как некогда в замке Мансфельд. На этот раз она была далека от мысли считать это прозаическим; наоборот, теперь ей казалось это высоко романтическим и чрезвычайно льстило, что при таких обстоятельствах просили ее руки.
- И это вы называете последней просьбой? - спросила она.
- Мы не можем знать, что с нами случится через час, - ответил практичный капитан. - Поэтому я как можно скорее хочу обеспечить себе ваше "да".
- Но теперь вовсе не время для этого.
- Конечно, но, коль случай свел нас так неожиданно…
- Случай? Неожиданно? - перебила Ева. - Значит, вы не знали, что я здесь? Разве вы явились сюда не для того, чтобы видеть меня?
- Чтобы видеть вас? Ах, так! - Горсту стало понятно заблуждение девушки, но, по-видимому, поняла свою ошибку и она, потому что в ее голосе послышалось раздражение.
- Говорите, господин капитан: вы пришли сюда не ради меня?
- Нет, Ева, - с достоинством ответил Горст. - Мы на войне, и солдат перед неприятелем не должен отдаваться своим сердечным делам. И уж, во всяком случае, ему не дадут для этой цели пять человек в охрану.
От этого признания бедная Ева точно с неба упала. Она всерьез думала, что Горст ради нее предпринял эту безумную экспедицию в область, занятую неприятелем, чтобы увидеть ее, подвергался опасности попасть в плен и даже погибнуть, и вдруг эта встреча оказалась простой случайностью! Это было слишком жестоко, вся романтика внезапно померкла и все раздражение девушки вырвалось наружу.
- И тем не менее вы говорили мне о своих сердечных делах? - с возрастающей досадой спросила она. - Конечно, так, мимоходом, это, вероятно, допускается и на войне, когда там встречаются случайно и неожиданно. Прощайте, господин капитан!
Она хотела идти, но Горст решительно преградил ей путь, промолвив прежним повелительным тоном, не допускающим возражений:
- Ева, вы останетесь!
- Кажется, вы и меня хотите захватить в плен? - возмутилась она.
- О, с величайшим наслаждением!
- Господин капитан, это оскорбительно, ужасно! Это…
Ева не могла продолжать, несмотря на свое негодование, потому что Горст схватил ее за руку и крепко держал, не обращая внимания на сопротивление; но его только что такой повелительный голос внезапно прозвучал проникновенно и нежно:
- Ева, не будьте так раздражительны! Мы жестоко дрались у Штрандгольма, пробились сюда, и каждую минуту нам грозит смерть. Вы не знаете, как я обрадовался, когда после битвы, после крови и смерти внезапно увидел ваше милое лицо! В этот миг я узнал, что счастье не покинуло меня, что мы будем спасены. Не браните случая, который свел нас; мне он представляется предопределением, лучом света с небес.
Маленькая рука уже давно покорно покоилась в руке офицера, а глаза девушки с безграничным и радостным удивлением остановились на лице говорившего.
- Фриц, - тихо промолвила она, и ее голос зазвенел от волнения, - Фриц, я думаю, вы даже можете быть поэтичным!
- Я могу быть всем, чем хотите! - воскликнул Горст в восторге от того, что первый раз услышал свое имя из ее уст.
Ева прислушалась с величайшим удовольствием к тому, как он, наконец, решился на романтическое любовное объяснение, которого она так страстно ждала. Но судьба не дала ей возможности испить до дна сладостную чашу, а капитану развить свое внезапно вспыхнувшее поэтическое вдохновение, так как именно в этот миг вернулся Янсен с Отто.
- Все прекрасно, - доложил он. - Лодка там.
Горст быстро обернулся к нему.
- Где она?
- В бухте, четверть часа ходьбы отсюда.
- А кто при ней?
- Двое датчан, слуги графа. Вы ведь умеете управлять лодкой, а то я возьму это на себя.
- Благодарю, я уже привык к морю. Унтер-офицер Мертенс!
- Господин капитан! - прозвучал ответ снизу.
- Позовите наших людей!
- Слушаю.
Ева выглядела слегка обиженной: она не могла понять, как с высоты таких идеальнейших чувств капитан сразу мог окунуться в холодную действительность, но Фриц Горст снова сделался солдатом с головы до пят. Собрав вокруг себя людей, вызванных Мертенсом, он так же отчетливо и ясно отдавал приказы, как сватался:
- Слушай! Дело серьезное! Неподалеку отсюда находится лодка, завладеть которой мы должны во что бы то ни стало. Людей надо захватить как можно осторожней, по возможности не причиняя им вреда. А когда мы будем в море, они могут кричать сколько угодно. Отто, ты оставайся и попытайся задержать наместника и его свиту только на четверть часа, этого достаточно.
- Положись во всем на меня! - восторженно произнес Отто, радуясь тому, что наконец-то ему поручена важная роль.
Тем временем Арнульф осмотрелся и взвел курок ружья.
- Я буду прикрывать арьергард, - сказал он. - Теперь вперед!
Горст еще раз подошел к девушке, стоявшей в стороне и боязливо наблюдавшей за этими приготовлениями.
- Прощайте, Ева! - тихо, но с прежней сердечностью произнес он.
Голубые глаза девушки наполнились слезами, и рыдания заглушили ответ.
- Фриц, только бы вы скорее оказались в безопасности! - прошептала она.
Горст улыбнулся, целуя ее руку.
- У меня есть теперь ваше обещание счастья! До более радостного свидания!
Встав во главе отряда, он повел его в лес, и Арнульф присоединился к ним. Несколько минут отряд, молча двигавшийся по лесу, был виден за деревьями, а затем скрылся из глаз.
ГЛАВА VI
Оставшиеся беспокойно смотрели наверх, где, к счастью, никто еще не показывался.
- Фрейлейн Ева! - прервал, наконец, вполголоса молчание Отто.
- Что? - спросила она, не спуская взора с горы.
- Я знаю, почему Фриц отослал меня к лодке, но не сержусь на него за это. На этот раз я был действительно совсем лишний, я вижу это.
Молодая девушка, густо покраснев, опустила глаза.
- Ах, Отто, что вы понимаете в таких вещах!
- Неужели и для этого я слишком мал? - спросил он обиженно. - Такой взгляд и такой жаркий поцелуй я уж наверное пойму. Но я очень рад, что вы теперь также переходите к нам. От злости у наместника сделается желтуха, когда вы станете женой прусского капитана!
Ева, казалось, совсем забыла, как энергично протестовала против такого предположения; похоже, она примирилась с этой мыслью, так как, тихонько покачав головой, возразила с подавленным вздохом:
- Ах, сейчас об этом нечего и думать. Ведь Фриц может погибнуть в бою.
- Фриц не погибнет, он пробьется повсюду, как и сегодня! - с твердой уверенностью заявил Отто. - Но теперь мы обязаны спасти его, мы никого не должны пропускать к лодке, чего бы это нам ни стоило. Вон они уже спускаются с горы! Фрейлейн Ева, смелее! Не дрожите так, это выдаст нас!
Бедная Ева действительно не могла справиться со страхом; увидев опекуна и графа, спускавшихся с горы, она задрожала всем телом. Горст со своим отрядом, правда, уже скрылся, но первый же промах мог открыть их.
Между тем ни граф, ни Хольгер ничего не подозревали.
- Вы были правы, нам стоило отправиться раньше, - сказал Оденсборг наместнику. - Впрочем, вероятно, скоро придут известия из Штрандгольма; я думаю, мы сейчас снимемся с якоря и возвратимся домой.
- Они хотят идти к лодке, - прошептала Ева.
- Этому необходимо помешать, - так же тихо заметил Отто.
Мужчины подошли поближе, за ними медленно следовал Гельмут. Не было видно ни Элеоноры, ни Лоренца, еще остававшихся наверху.
- Ну, фрейлейн Ева, лучше ли вы развлекались здесь, на берегу, чем с нами? - спросил Оденсборг.
При виде опасности к девушке снова вернулось утраченное мужество. Ее лицо то бледнело, то краснело, а от волнения у нее перехватило дыхание, но она, улыбнувшись, ответила довольно твердо:
- О, конечно! Мы открыли здесь нечто особенное.
Ева указала рукой в направлении, противоположном тому, в котором скрылись Горст и его солдаты.
- Вот там, за лесом, не правда ли, Отто?
- Да, там! - ответил Отто, незнавший, что она задумала, и напрасно ломавший голову над тем, как задержать датчан.
Дело в том, что во всех его планах главную роль играла сила, на хитрость же он был неспособен.
- Ну, что же там такое? - спросил Хольгер, доставая бинокль.
Граф в сомнении покачал головой.
- Я ничего не вижу.
- Помогите же мне! - нетерпеливо прошептала Ева своему сообщнику, когда мужчины отошли в указанном направлении.
- Я не умею лгать! - проворчал Отто.
- А я умею! - с чувством собственного достоинства заявила девушка и громко прибавила: - Там также происходила битва.
Хольгер весьма недоверчиво взглянул на нее при этом смелом утверждении.
- Воображение! Неприятель не может быть там, - проговорил он.
- А мы слыхали выстрелы и даже видели пороховой дым.
- Вы ошибаетесь, - заметил Оденсборг, - мы также должны были бы слышать это.
- Мы были там, у пруда, откуда видна прогалина, и оттуда видели все совершенно ясно, - с полным убеждением в своей правоте произнесла Ева.
Граф и наместник действительно удивились, между тем как Отто поразила энергия, с какой лгала молодая девушка.
- Это необходимо расследовать, - сказал Хольгер. - Пойдемте, граф, выясним это сами.
До пруда было верных десять минут ходьбы, и, если бы датчане последовали туда, они задержались бы, потратив еще минут десять на безрезультатные наблюдения; тем временем капитан успел бы овладеть шлюпкой, и цель была бы достигнута. Хольгер действительно присоединился к девушке и Отто, быстро побежавшим вперед; граф Оденсборг тоже намеревался последовать за ними, но внезапно остановился и обернулся к пасынку.
Гельмут не принимал ни малейшего участия в разговоре; он стоял, прислонившись к дереву, и смотрел на море, не обнаруживая никакого интереса к происходившему.
- Разве ты не пойдешь с нами, Гельмут? - спросил граф.
- Нет, я устал! - ответил молодой человек, не меняя положения.
- От такого короткого пути? Обычно ты неутомим.
- И все-таки я устал. Я ведь целый день ничего не слышал, кроме твоих обсуждений с Хольгером всяких полицейских и тому подобных мероприятий.
На лбу Оденсборга появилась недовольная складка, но он, вероятно, не хотел замечать резкий тон пасынка и, медленно подойдя к нему, произнес:
- Мне казалось, что я сколько мог отдалял от тебя все эти неприятности.
- О, конечно!
- По твоему же настойчивому желанию. Ты же сам никогда не хотел ничего слышать о них и принимать участие в наших совещаниях.
- Да, потому что у меня не было ни желания, ни способности стать тюремщиком своих земляков.
- Гельмут, что за выражение! - с упреком сказал граф. - Вообще, что такое произошло с тобой? С некоторого времени я вовсе не узнаю моего жизнерадостного, веселого сына. Ты постоянно раздражителен, мрачен, не оказываешь больше мне прежнего полного доверия. Как я это должен понимать? Я всегда относился к тебе с отеческой любовью и поэтому могу требовать от тебя того же.
В его словах звучала опять та же доброта и снисходительность, которые он - холодный и уравновешенный - умел выражать только своему пасынку. Молодой человек, должно быть, почувствовал это. Он торопливо провел рукой по лбу, словно желая отогнать мучительные мысли, и значительно мягче произнес:
- Прости, папа! Все это относилось не к тебе. Я ведь раньше говорил тебе, что отношения здесь, в Мансфельде, будут для меня тягостны. В настоящее время они сделались невыносимыми, а ты все еще настаиваешь на нашем пребывании здесь.
- Потому что это неизбежно; теперь наше присутствие здесь необходимее, чем когда-либо.
- Твое - пожалуй, я же совсем лишний в своих поместьях.
Граф испытующе и удивленно посмотрел на него.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ничего, положительно ничего! Оставь меня в покое! - с нетерпением воскликнул молодой барон.
Оденсборг пожал плечами.
- С твоим настроением сегодня ничего не поделать. Я знаю, откуда оно - всему виной эта встреча с твоими родственниками.
- Ну, мне казалось, что я и Элеонора очень далеки друг от друга; мы почти не встречаемся с нею.
- Несмотря на это, ты не можешь избавиться от этого влияния. Отрицай сколько угодно, но перемена в тебе началась как раз с того дня, когда Элеонора Вальдов отвергла тебя!
- Папа! - гневно воскликнул Гельмут, но граф повторил с ударением:
- Отвергла! Это - как раз подходящее слово. Если бы у нее еще имелись причины для этого "нет", тогда безразлично, но этот высокомерный, презрительный отказ, который ты все еще не можешь забыть!..
- Ну, кажется, ты сам больше заботишься о том, чтобы я не забыл его! - с раздражением возразил Гельмут. - Ты постоянно напоминаешь об этом; не проходит дня, чтобы ты не повторил того же самого.
- Но, Гельмут, с чего ты так волнуешься? - стал успокаивать его Оденсборг. - Если это оскорбляет тебя, не будем никогда больше упоминать об этом. Пойдем, присоединимся к остальным.
Он ласково положил руку на плечо пасынка, но на этот раз его ласка не достигла цели. Гельмут скрестил руки на груди и упрямо отвернулся.
- Нет, мне необходимо хоть на несколько минут остаться одному. Прошу тебя, ступай к ним!
Эта просьба не была исполнена. Тогда он повторил ее с таким раздражением, что граф не пытался больше возражать; но складка на его лбу углубилась, и он пробормотал: