- Нет, я не получил никаких объяснений. Было короткое распоряжение де Лувуа, и еще мне сказали, что в донжоне, расположенном в лесу, чище воздух... Поверьте, я очень огорчен, мой дорогой друг, что не имею возможности вам услужить. Вы ведь знаете, с каким уважением я к вам отношусь.
- И я вам возвращаю его сторицей! Ну что ж, придется нам распрощаться, милый Безмо, но прежде примите мою благодарность за вашу любезность, в которой я не сомневался, и за ваше чудесное вино.
- Приходите выпить стаканчик в любое время. Хорошо бы вам прийти ко мне поужинать в ближайшие дни. Сейчас разгар охоты, а мой повар великолепно готовит дичь!
- При первой же возможности вспомню о вашем приглашении. До скорой встречи, дорогой друг, и еще раз спасибо!
Для крепких лошадок главного полицейского расстояние между Бастилией и великолепным донжоном, выстроенным в Венсенском лесу Карлом V, было пустяком. Де ла Рейни рассчитывал туда попасть самое большее через полчаса, но выходил он из Бастилии куда более озабоченный, чем входил в нее. Маркиз дю Шатле, комендант Венсенского замка, был человеком совсем иного склада, нежели добряк Безмо.
Отважный воин и в то же время элегантный и образованный - что было большой редкостью! - знаток света, маркиз принял управление королевским замком, служившим одновременно и крепостью, и тюрьмой, как большую честь. Он с большим неодобрением встретил стаю ведьм, колдуний и прочих знахарок, которыми внезапно заселили его резиденцию, где обычно содержались носители самых прославленных имен, таких, например, как маршал д'Орнано, герцог де Бофор, герцог де Вандом и его брат, великий приор Мальтийского ордена, и множество других, им подобных. И хотя репутация замка внушала скорее страх, так как камеры в нем, как говорилось, "ценили на вес мышьяка", - намек на более чем подозрительные смерти д'Орнано и великого приора, - при этом знать всегда оставалась там в своем кругу, и маркиз-комендант не желал иметь ничего общего с засильем пособниц дьявола.
Однако, будучи умным человеком, он ценил господина де ла Рейни по заслугам. Отправляя к маркизу колдуний, де ла Рейни не раз извинился за то, что вынужден навязывать ему подобное общество. Но так сложились обстоятельства. Того требовал неумолимый закон!
Маркиз принял де ла Рейни с присущей светским людям любезностью.
- Счастлив видеть вас, господин главный полицейский, и надеюсь, что на этот раз вы не привезли мне новую порцию мерзких выродков.
- Можете быть спокойны, я не привез вам никого. Напротив, я приехал, чтобы забрать у вас одну узницу.
- Узницу? Но у меня нет сейчас ни одной!
- Неужели ни одной? Вы уверены?
- Клянусь честью! А кого вы разыскиваете?
- Мадемуазель де Фонтенак, или мадам де Сен-Форжа, как вам будет угодно. Она находилась в Бастилии со дня смерти королевы, а потом должна была быть отправлена к вам. Так, по крайней мере, мне сказал Безмо де Монлезен. Эту молодую женщину собирались перевести к вам, потому что у вас более здоровый климат, чем в крепости у заставы Сент-Антуан.
- Я знаю эту молодую даму! Она ведь дочь Юбера де Фонтенака, наместника города Сен-Жермен? Сначала она была на службе у жены брата короля, потом у королевы испанской, а потом у королевы Марии-Терезии, которая выдала ее замуж за пустышку де Сен-Форжа. Так она попала в Бастилию? И что же ей вменили в вину?
- Она чем-то не понравилась королю.
- Да что вы! В последний раз я был при дворе на балу, который давали в честь возвращения из путешествия по восточным провинциям, и должен сказать, что эта дама, напротив, королю очень нравилась. Может быть, она ему отказала?
- Ничего не могу сказать. Знаю только, что в день смерти королевы юная мадам де Сен-Форжа, крайне взволнованная, побежала вслед за королем, прося его о немедленной аудиенции. Она вошла к нему в кабинет, но никто не видел, чтобы она из него вышла. Затем я узнал, что под охраной стражников прево с заднего хода Версаля ее отправили в Бастилию. Боюсь, что она услышала или увидела то, чего не должна была ни видеть, ни, слышать...
Маркиз дю Шатле достал из кармана табакерку, протянул ее гостю и после того, как тот отказался, взял понюшку, положил ее в нос и тщательно стряхнул крошки табака со своего жабо. Похоже, он обеспокоился.
- Скажу откровенно, что, увидев вас у себя, я подумал, что ваш визит предваряет новую кампанию против ведьм и отравительниц. Не знаю, насколько вы осведомлены по этой части, но по Парижу прошел слух, весьма сдержанный и осторожный, хотя тем не менее явственный, что Ее величество, скорее всего, отравили врачи...
- Что за нелепая мысль! - отозвался рассеянно де ла Рейни, занятый совсем другими заботами.
- Не такая нелепая, как вам кажется, - возразил дю Шатле. - Хирург Ее величества Жерве покончил с собой. По какой причине?
- Я и сам хотел бы это узнать. В некотором смысле подобные слухи весьма естественны: никто еще не забыл недавних процессов об отравлениях, и скоропостижная кончина королевы невольно вызвала у людей подобные предположения. Слух, я надеюсь, угаснет сам собой.
Он мог надеяться сколько угодно, но что от этого менялось? Суть дела оставалась прежней, и в то время как его карета все ближе подъезжала к Парижу, душой де ла Рейни медленно, но неотвратимо овладевало самое ненавидимое им чувство: уныние. Неужели все придется начинать сначала: аресты, допросы, казни, приговоры к долгим годам тюрьмы с тяжелыми условиями пребывания? Нечего пытаться себя обмануть: расползающиеся слухи, смерть Жерве, исчезновение Шарлотты - все это связано между собой и является следствием ужасающего факта: королеву Франции умертвили в ее собственном дворце, чуть ли не на глазах супруга, которого, приходится признать, потеря жены не слишком огорчила. Шарлотта же, вне всякого сомнения, стала свидетельницей чего-то такого, что потрясло ее до глубины души, и она сочла необходимым немедленно сообщить о виденном или слышанном королю. Ее принудили к молчанию, заточив сначала в Бастилию, а потом? Отправив в какую-то далекую крепость, где она будет медленно умирать за глухими стенами, как дочь отравительницы Вуазен? Или... Возможна развязка более быстрая и даже желательная: пистолетная пуля, удар кинжалом и какое-нибудь грязное болото или Сена с камнем на шее.
Воображение так живо изобразило ему ужасную картину, что он гневно сжал кулаки и издал что-то вроде яростного рыка. Шарлотту нужно найти! Найти во что бы то ни стало! Он сам пойдет к Людовику и добьется от него ответа, пусть даже ценой немилости!
Но прежде чем позволить себе такую крайность, Николя де ла Рейни подумал, что, может быть, будет лучше... Нет! Прежде всего ему нужно успокоиться. Он чувствовал, что безумие грозит завладеть всем его существом, и должен был справиться с ним во что бы то ни стало. Ни за что на свете он не рискнет ухудшить и без того опасную ситуацию и оставить без помощи молодую женщину, которой искренне хотел помочь. Ему нужен был совет. Но у кого можно его просить? Только у тех, на чье молчание он мог безусловно рассчитывать, потому что исчезнувшая была им очень дорога...
Вернувшись в Шатле, он нашел у себя в кабинете Альбана. Сидя на корточках перед старинным камином, молодой человек пытался разжечь затухавший огонь. Первые дни октября были холоднее, чем обычно, обещая суровую зиму. Отпустив недовольное замечание по поводу людей, которые не знают, как потратить драгоценное время, де ла Рейни с видимым удовольствием протянул заледеневшие руки к разгоревшемуся огню.
- Прошу меня простить, - с виноватым вздохом ответил ему молодой человек, - все мои мысли только об одном, и я ничем больше не могу заниматься. Есть у вас какие-нибудь новости, господин де ла Рейни?
- Есть. Из Версаля ее увезли в Бастилию.
Разъяренный Альбан вскочил на ноги.
- На каком основании?
- Стражники прево и закрытая карета - все это было для Шарлотты де Фонтенак.
- Но...
- Если ты не будешь меня перебивать, дело пойдет значительно быстрее. Обвинение было одно: не угодила королю, и больше никаких объяснений. Обращались с ней в Бастилии, впрочем, вполне достойно. Славный Безмо отвел ей приличную камеру.
Но рассказ де ла Рейни неожиданно прервали. Вошел его секретарь с письмом в руках.
- Внизу дама. Она желает, чтобы вы выслушали ее незамедлительно.
- Что за дама?
- Она в маске, под вуалью, и совершенно очевидно, что она не хочет быть узнанной. Однако она вручила мне вот эту записку, и я готов поклясться, что это настоящая дама и очень знатная.
Де ла Рейни прочитал обращенные к нему несколько строк, и лицо его выразило живейшую заинтересованность.
- Передайте ей, что я тотчас же приму ее! - сказал он секретарю и повернулся к Альбану. - А тебя я попрошу отправиться на улицу Ботрей и попросить мадемуазель Леони приготовить ужин на четверых.
- На четверых?
- Для тебя, меня, дядюшки Сенфуэна и... не знаю, кого еще. Нам нужно поговорить.
Молодой человек покинул кабинет через дверь, ведущую в Зал совета, а господин де ла Рейни сам спустился за своей гостьей, а потом усадил ее в самое удобное кресло, выказывая каждым жестом величайшее почтение.
- Госпожа герцогиня, вы оказали мне величайшую честь, решив посетить меня в Шатле.
- Для меня это было единственной возможностью переговорить с вами. Как вы знаете, мой муж - градоначальник города Парижа, поэтому ваше появление у нас в особняке на улице Оратуар неизбежно вызвало бы толки, а они совершенно нежелательны, ибо то, что я хочу сообщить вам, должно остаться для всех тайной.
Вспомнив разговор с мадам де Монтеспан, де ла Рейни охотно поверил своей гостье.
Продолжая говорить, дама откинула вуаль и сняла маску, открыв лицо немолодой женщины, все еще красивое благодаря большим голубым глазам и очень белой коже, сохранившей всю свою свежесть, несмотря на морщинки, оставленные былыми горестями. Перед главным полицейским была герцогиня де Креки, статс-дама Марии-Терезии, и ее темное платье свидетельствовало о трауре по королеве, которой она служила на протяжении многих лет с почтением и преданностью. Она сменила герцогиню де Навай, впавшую в немилость из-за того, что осмелилась поставить решетку на дверь в комнату фрейлин, чтобы помешать королю нанести визит мадемуазель де ла Мотт-Уданкур... И хотя герцогиня де Креки была дочерью маркиза де Плесси-Бельера, близкого друга суперинтенданта Фуке, умершего тремя годами раньше в замке Пиньероль, ей ни разу не было поставлено в вину ее родство с человеком, слывшим близким другом и боевым соратником Людовика. Прекрасно зная, с кем он имеет дело, де ла Рейни поклонился в ответ, прижав руку к сердцу.
- Все будет так, как пожелает Ее высочество герцогиня. Я обещаю хранить молчание. Но что вы хотели мне сообщить?
- Мне кажется, я знаю, по какой причине юная графиня де Сен-Форжа так внезапно исчезла из Версальского дворца. Мы все - она, я и другие дамы - находились в спальне Ее величества, в то время как врачи совещались у ее постели, обсуждая состояние королевы. Мадам де Сен-Форжа направилась в соседнюю со спальней подсобную комнату, чтобы взять там... сейчас уже не помню, что именно, так взволновали меня последующие события. Она все еще находилась там, когда Фагон, Дакен и Жерве вышли из спальни, чтобы иметь возможность говорить свободнее. Потом они снова вернулись, и я увидела, как хирург Жерве в состоянии крайнего потрясения приготовился пустить кровь из ноги больной. Руки у него дрожали, в глазах стояли слезы, потому что пускать в эту минуту кровь было, прямо скажем, последним делом... Потом королеве дали рвотное, которое не только не могло принести никакой пользы, но, можно сказать, прикончило королеву... Я хотела узнать состав питья, но стакан мгновенно исчез. Во время злосчастного кровопускания мадам де Сен-Форжа вернулась в спальню. Она была смертельно бледна и едва держалась на ногах. Очевидно, она слышала разговор врачей, и я уверена, что именно его она и хотела передать королю, поспешив за ним следом после того, как наша королева вручила господу богу свою чистую душу!
Мадам де Креки замолчала, она была очень взволнована. Де ла Рейни налил ей в стакан вина, и она приняла его с благодарностью. Он не прерывал молчания, дожидаясь, пока она выпьет вино и немного успокоится. Потом он сказал с большой проникновенностью:
- Я восхищаюсь вашими познаниями в медицине, мадам герцогиня. Это редкий талант среди знатных дам.
- Я прошла хорошую школу, - ответила она, слабо улыбнувшись. - Моя семья была в большой дружбе с семьей несчастного Фуке, а его мать, мадемуазель Мопу, действительно обладала обширными познаниями в медицине. Она составила замечательную книгу рецептов, с которой я не знаю, что сталось, разве что господин Кольбер, теперь покойный, забрал ее себе. Ее познания позволили ей спасти жизнь королевы, когда она подверглась опасности в первый раз. Ее пластыри, которые она ставила тайком, сотворили настоящее чудо, но король не выказал ей никакой благодарности... Впрочем, конец вам известен. А возвращаясь к юной графине, скажу, что боюсь, как бы она не навлекла на себя больших неприятностей. Она слишком молода, чтобы знать, что при дворе, и уж тем более королю, вовсе не нужно говорить правды... А иногда даже и слышать ее, в чем я убедилась на примере моего супруга.
- Неужели герцог де Креки может пожаловаться на дурное обращение?
- С герцогом? Дурно обойтись? Никогда! Но я прекрасно знаю, что сейчас он страдает из-за того доверия, которым дарил его еще совсем недавно король и которое всегда было для него самым главным сокровищем. Как-то вечером... это было очень давно, они воевали тогда во Фландрии, король со смехом сообщил ему странное предсказание: он женится на престарелой вдове, которая будет водить его за нос...
Де ла Рейни не мог удержаться от смеха.
- Забавно, не правда ли? - подхватила гостья. - Но с тех пор, как в окружении короля появилась мадам де Ментенон, предсказание перестало быть таким уж забавным, и Его величество, без сомнения, сожалеет о своей откровенности. Герцогу поручили управление городом Парижем, что отдалило его от Версаля и от "короля-солнца", без которого он жить не может. Что касается меня, то после смерти королевы я перестала быть статс-дамой и стала одной из многочисленных придворных. Одним словом, мы теперь пара старичков, которых из-за всей этой скверной истории хотят видеть при дворе как можно реже...
- Неужели вы думаете, госпожа герцогиня, что король женится на мадам де Ментенон?
- Если уже не женился... Но мы уклонились от цели моего визита: нужно непременно разыскать мадам де Сен-Форжа. Она, как и я, убеждена, что королеву убили, а значит, подвергается величайшей опасности, особенно после смерти хирурга. Слухи, которые распространяются по Парижу, могут навести на мысль, что у нее слишком длинный язычок...
- Меры были приняты сразу, ее лишили свободы. Из кабинета короля ее увезли в Бастилию.
- Боже мой! Бедная девочка! Она погибла!..
- Возможно, и нет. Судя по тому, к чему мы движемся, скоро придется пересажать половину Франции. Но вы были бесконечно правы, когда решились приехать ко мне, я обещаю, что приложу все усилия, чтобы вернуть мадам де Сен-Форжа на свободу. В некотором смысле теперешние слухи и волнения могут сыграть положительную роль: король может задуматься и не совершить шага, которого мы все опасаемся.
- Я уже вам сказала, что, скорее всего, он его уже совершил.
- Не обижайтесь на меня, но я не могу вам поверить. Я бесконечно благодарен вам, госпожа герцогиня, за ваше мужество, благодаря которому вы приехали ко мне. Я глубоко чувствую оказанную мне честь и, если мне будет позволено, осмелюсь вам дать совет: не сообщайте больше никому о ваших сомнениях, которые для меня являются неопровержимым фактом и проливают свет на исчезновение юной графини. Сосредоточьте ваши заботы на господине градоправителе. Ваше участие будет для него лучшим утешением.
***
Герцогиня уехала, почти что успокоившись. Между тем де ла Рейни не обладал в глубине души той уверенностью, которая отражалась на его лице. Он прекрасно знал, что влияние Ментенон возрастает с каждым днем, и это уже не было секретом. Но он не мог вообразить себе, что гордец "король-солнце" заменит у себя за столом и в постели благороднейшую инфанту женой старого скандалиста Скаррона, чья выставляемая напоказ набожность больше всего напоминала замаливание былых грехов.
"Опускать пальцы в чашу со святой водой все-таки не так приятно, как нежиться на шелковых простынях с такой обольстительной грешницей, как маркиза де Монтеспан", - решил главный полицейский.
Придя к такому заключению, он взял шляпу, перчатки, трость, завернулся поплотнее в плащ, потому что на улице заметно похолодало, и отправился ужинать на улицу Ботрей. Аппетитные запахи жареного мяса и печеного теста сообщили ему с порога, что он желанный гость в этом доме. Мадемуазель Леони, гордясь тем, что ей довелось принимать лучших служащих полиции и советника посольства, пусть и бывшего, засучила рукава и позаботилась о самых вкусных и питательных блюдах: жирных устрицах из Сен-Вааста на Контантене, рагу из куропаток с грибами, кабаньей ноге с брусникой и каштанами, небольшом блюде сыров и тортах, какие пекут в ее родной Бретани: слоеном с виноградом и кремом и песочном с вареньем. Господин Исидор настоял на своем участии в ужине и прислал Фромантена, нагруженного полудюжиной бутылок, тщательно выбранных в погребе покойного брата. Вино было единственной роскошью, которую позволял себе этот скупец, тщательно следя, чтобы его погреб был всегда полон. Когда гости и хозяева уселись за стол, покрытый белой скатертью и украшенный букетом из осенних ромашек и ветки с золотыми листьями, всем стало тепло и уютно; весело застучали ножи и вилки, отдавая дань вкусной еде, зато разговоры велись самые незначительные до тех пор, пока не подали сладкое.
Вот тогда-то господин де ла Рейни, допив свой стакан с "Аликанте", заговорил.
- Мне кажется, - сказал он, - настало время поговорить о том, ради чего мы все собрались за этим великолепным столом: о необъяснимом исчезновении мадам де Сен-Форжа. Первым делом, узнав от мадам де Монтеспан, что она "оскорбила короля", я отправился в Бастилию, и там комендант Безмо тут же сообщил мне, что 30 июля в закрытой карете под охраной стражников прево ему была доставлена та, кого мы ищем. К несчастью, - поспешил он добавить, увидев, как посветлели все лица, - она пробыла там всего несколько недель, а потом вновь появилась карета, на этот раз без стражников, но с приказом господина де Лувуа перевезти ее в Венсен, под предлогом, что воздух там гораздо лучше.
- Значит, она в Венсенском замке? - нетерпеливо уточнил Альбан.
- Нет, туда ее так и не доставили. Маркиз дю Шатле принял меня весьма любезно, убедившись, что со мной не приехала ни одна ведьма, и сообщил, что к нему не поступала такая узница, добавив, что в настоящее время в замке нет ни одной женщины.
- Боже мой! - простонала мадемуазель Леони. - Где же она может быть?