- Вот это мы все вместе и постараемся выяснить.
- Если только она еще жива! - воскликнул Альбан, гневно сжав кулаки.
- Я совершенно уверен в том, что Шарлотта жива, - проговорил его начальник умиротворяющим тоном. - Но дай мне возможность договорить. Из достоверного источника мне известно, чем она могла оскорбить короля. Ее заточили в тюрьму, чтобы она не предала огласке весьма нежелательное мнение, которое расползлось по Парижу после смерти Жерве: королева была убита своими врачами; сознательно или бессознательно, но они довели ее до смерти. Шарлотта, оказавшись в подсобной комнате, невольно услышала их последнее совещание. Именно о нем она и хотела рассказать королю, именно оно и послужило причиной ее исчезновения.
- Откуда вы об этом узнали? - осведомился де Сенфуэн, внезапно став очень серьезным.
- Я все вам расскажу, но вы все должны дать мне клятву, что будете немы как рыбы.
- За кого вы нас принимаете? - возмутился Альбан.
- За тех, кто вы есть: за лучших людей, каких я знаю, но неосторожное слово может вылететь у каждого.
- Никто из нас не хочет беды Шарлотте, - запротестовала мадемуазель Леони. - Вы ведь знаете это, господин начальник полиции? Но как бы там ни было, клянусь честью, я буду молчать как рыба.
- Мы тоже клянемся, - в один голос произнесли Альбан и Исидор.
- Хорошо. Совсем недавно мне нанесла визит знатная дама, она была в маске и под вуалью. Это была госпожа герцогиня де Креки, статс-дама Ее величества королевы.
- Жена градоначальника города Парижа? - удивленно переспросил Альбан.
- Именно, именно. В тот самый день она тоже была в опочивальне королевы и сделала свои собственные выводы относительно врачебных процедур. Хочу подчеркнуть, что ее девичья фамилия Плесси-Бельер, и в юности она вместе со своей семьей часто бывала у Николя Фуке и хорошо знала его мать, которая обладала большими познаниями в медицине и могла бы стать первым фармацевтом нашего королевства. Во время процесса над ее сыном она, вооружившись своими познаниями, сумела спасти жизнь королевы, но благодарности не заслужила. Мадам де Креки заметила, что Шарлотта вышла вслед за врачами из комнаты, где они совещались. Она была бледна как полотно и едва держалась на ногах. Как только наступила смерть, мадам де Креки видела, что Шарлотта побежала вслед за королем.
- Столь знатная дама, очевидно, многим рисковала, приехав к вам и рассказав вам все это. Если бы король узнал о ее посещении, он был бы не слишком доволен.
- Скажем, что она... вне досягаемости.
И де ла Рейни рассказал, по какой причине государь теперь отдалился от своего старинного и верного друга: нелепое предсказание, которым он с ним когда-то поделился, теперь начало сбываться.
- Удивительно, с каким маниакальным упорством не прощают короли своим верным слугам признаний, сделанных ими по своей доброй воле, - заметила мадемуазель Леони. - Но в отношении нашего короля меня это ничуть не удивляет, он никогда мне не был симпатичен.
- Мы здесь не для того, чтобы рассуждать, - торопливо произнес Альбан. - Речь идет о жизни, которую мы должны спасти... моля господа, чтобы он дал нам такую возможность!
Голос молодого человека странно дрогнул, и де ла Рейни дружески положил ему руку на плечо.
- Слезами горю не поможешь, - напомнил он поговорку, - лучше приняться за дело.
- Мы бы рады, да только как? - спросила мадемуазель Леони.
- Мне кажется, - решился подать голос господин Сенфуэн дю Булюа, - что мы должны нанести визит господину де Сен-Форжа. Он муж, и если кто и имеет право разыскивать Шарлотту, то это он, не так ли?
- Но он никогда не станет ее разыскивать, - с оттенком снисходительного сожаления отозвался главный полицейский. - Он слишком боится стать неугодным.
- Кому? - не поняла мадемуазель Леони.
- Королю, его брату - откуда я знаю, кому еще? Он всего лишь марионетка в руках шевалье де Лоррена. Женитьба не внесла в его жизнь ни малейших изменений, и еще меньше, я думаю, внесет его вдовство. Оно, я полагаю, будет ему даже приятнее.
- А вызов на дуэль может его расшевелить? - осведомился Альбан, придя в бешенство.
- Твой вызов? Нисколько. Ты простой солдат, мой мальчик, не забывай об этом, а графы де Сен-Форжа не дерутся на дуэлях с простыми солдатами. Он не уронит себя, а ты не поможешь Шарлотте. Когда она исчезла, злые языки не преминули предположить, что она решила отдохнуть с любовником. Тебе немедленно припишут эту роль. Ты этого хочешь?
Забыв всякую сдержанность, молодой человек воскликнул с горячностью:
- Стать им и умереть - ничего другого я бы не желал!
- И тебе безразлично, что она погибнет вместе с тобой? Нет уж, дорогой, давай вернемся на землю. Думаю, что разумнее всего будет повидать мадам де Монтеспан. Напишу-ка я ей и попрошу меня принять.
Но господину де ла Рейни не пришлось даже трудиться: когда он вернулся домой, его ждала записка с приглашением в Кланьи на следующий день вечером.
В путь господин де ла Рейни отправился в ужасную погоду - лил дождь, дул ветер, прохватывая ледяным холодом, слишком ранним для октября. Но он отважно решил отправиться верхом, чтобы добраться до Кланьи как можно скорее. И добрался, но совершенно окостенев. К счастью, его сразу же провели в уютную и теплую гостиную, где уже однажды принимали. Де ла Рейни был удивлен совершенно иным настроением маркизы. Она не скрывала своего волнения, расхаживала, как львица в клетке, комкая носовой платок, и главный полицейский был слишком хорошим наблюдателем, чтобы не заметить, что она плакала.
- Ну что? Узнали что-нибудь? - задала она вопрос с порога, не затрудняя себя приветствием.
Гость тоже не стал здороваться.
- Королеву умертвили, и мадам де Сен-Форжа в некотором смысле стала свидетельницей убийства. Именно об этом она хотела поговорить с королем, побежав за ним. Три часа спустя она уже была в Бастилии.
Маркиза остановилась и опустилась в кресло.
- Я готова была поклясться, что свершилось преступление, когда узнала о кончине несчастного Жерве. И кто это сделал?
- Видит бог, не знаю. Жерве умер, не произнеся ни слова.
- Как? Не написав признания? Или хотя бы прощальной записки?
- Редко когда успевают написать послание в момент убийства.
- Убийства? Вы уверены?
- Совершенно уверен. И даже сумел убедить священника, который согласился похоронить его по-христиански.
- Но кто же убил королеву?.. Я уверена, что опять начнут говорить, будто виновата я.
- Нет сомнения, что убийство совершили врачи.
- Разумеется, но по чьему наущению?
- Конечно, не по вашему. Вы никак не были заинтересованы в смерти королевы, поскольку господин де Монтеспан благополучно здравствует.
- Да, безусловно, но мне припомнят, что я когда-то порекомендовала этого Дакена.
- Зато Фагон любимый врач мадам де Ментенон. Вы меня понимаете?
Маркиза посмотрела на де ла Рейни глазами, полными слез.
- Я погибла, господин де ла Рейни, эта женщина стала всемогущей. Я уверена, что он женился на ней.
- Оставьте, пожалуйста! Или король вам лично сообщил о своей женитьбе? Лично я не могу в нее поверить!
- И все-таки придется! Вчера у короля собиралось небольшое общество. Эта женщина сидела с ним рядом... Она не встала, когда вошли принцессы. Герцогиня Орлеанская, невестка короля, вспыхнула от негодования. Увидев ее изменившееся лицо, король насмешливо искривил губы и, похлопав Ментенон по руке, извинил ее, объяснив, что она не может встать по причине "несчастного случая". Но пришла она без трости! И ее рядом с ней и в помине не было! Обо мне он так не заботился! На следующий день после того, как я дала жизнь одному из его детей, я обязана была быть при дворе и простояла долгие часы, не имея права сесть!
- Как приняла объяснение герцогиня Орлеанская?
- Она не приняла его, попросила Его величество позволить ей удалиться, так как у нее закружилась голова, и ушла, не дожидаясь ответа.
- А брат короля? Я слышал, что как-то раз при нем зашла речь о возможности такого союза, от чего он пришел в страшный гнев и запретил говорить при нем подобные глупости.
- Его вчера не было, но вы заставили меня пожалеть о его отсутствии. Как бы там ни было, теперь царит она... И я не знаю, что мне делать!
- Надеюсь, вы не надумали удалиться от двора?
- Никогда. Я была и останусь матерью его самых красивых детей. Как мне жаль, что исчезла малютка Шарлотта! Я уверена, что она могла бы помешать подобной крайности!
- Безусловно! Помогите мне найти ее. Даже если брак состоялся, он не был объявлен официально. И потом, не так-то просто быть женой мужчины в расцвете сил, любящего красивых женщин. Брак не ослепляет, он, скорее, обостряет зрение.
- Вы вселили в меня надежду! Кто бы мог подумать, что однажды мы станем союзниками и я буду испытывать к вам искренние дружеские чувства?
Де ла Рейни с улыбкой поклонился.
- Никто не мог, но вы видите, как я польщен.
- Скажите, чем я могу быть вам полезна?
- Я попрошу вас об одном разговоре, я не могу его взять на себя, так как не бываю при дворе. Я хотел бы, чтобы вы поговорили с герцогиней Орлеанской или с самим герцогом. Желательно напомнить господину графу де Сен-Форжа о его обязанностях. Настало время ему побеспокоиться о своей жене.
- Я попробую, но очень сомневаюсь, что от подобного разговора будет толк. Герцогиня теперь при дворе не в фаворе. Герцог, если он против Ментенон, тоже сразу лишится благоволения. Что касается Сен-Форжа, то вы знаете мое мнение о нем. Мне кажется, есть ход куда более действенный.
- Что вы имеете в виду?
- Почему бы мне не поговорить с господином де Лувуа? Его дружба ко мне уж не та, что прежде, но много я не потеряю.
На следующий день двор узнал печальную весть: в битве при Куртрэ погиб юный граф де Вермандуа, сын короля и герцогини де Лавальер. Ему не исполнилось еще пятнадцати, и оплакала его одна герцогиня Орлеанская. Она одна и утешала этого юнца, уже развращенного шевалье де Лорреном, пожалев его своим благородным сердцем, когда он оказался замешанным в позорном скандале, вызвал неистовый гнев короля и презрение придворных, в то время как виновники, приобщившие его к итальянскому пороку, вышли сухими из воды. Оплакивала его и мать в монастыре Шайо, сожалея прежде всего о том, что он появился на свет. Но каким бы он ни был, он был сыном короля и имел право на достойные похороны и траур. На следующий день после его гибели, 19 ноября, дофина родила второго сына, маленького герцога Анжуйского, и печальная новость пришла тогда, когда двор ликовал. Бедного Вермандуа преследовала неудача даже после кончины...
Но и ликовали при дворе теперь по-иному, потому что придворные теперь постоянно молились. Набожность стала новой модой, и пример всем подавал Его величество король, поучаемый день за днем и ночь за ночью своей новой супругой. Никто и никогда не видел короля столь благочестивым! Ему, очевидно, было необыкновенно приятно блудить вволю, обходясь без выговоров отца Лашеза, своего духовника. Король теперь охотно исповедовался и причащался, и одно это должно было насторожить и встревожить тех, кто, вроде брата короля, не верил, что подобный брак возможен...
Вместе с королем весь двор устремился в небесные выси. Можно было подумать, что лестница Иакова внезапно опустилась возле Версальского дворца и придворные выстроились в очередь, желая по ней подняться. Самые известные грешницы стали самыми усердными молитвенницами, посещая все мессы и проповеди.
Мадам де Монтеспан не портила общей картины, молилась от души, а поговорить с де Лувуа о Шарлотте решила сразу после Рождества. С ее исчезновения прошло уже месяцев пять, не меньше, так что еще несколько дней ничего не изменят в ее судьбе.
Два дня спустя после Рождества господин де ла Рейни был извещен, что в Сен-Жермене, в доме покойного наместника города господина де Фонтенака, были найдены тела его вдовы, мадам де Фонтенак, и ее любовника, Зона де Ла Пивардьера, о котором уже давным-давно ничего не было известно. Оба были повешены на балке в библиотеке со связанными сзади руками. На груди у обоих висели надписи: "Да восторжествует Божья справедливость!"
- Едем туда немедленно! - коротко распорядился де ла Рейни, обращаясь к Альбану, его юному помощнику Жакмену и Дегре.
Уже выходя из кабинета, он решил взять с собой еще и мадемуазель Леони. Никто не знал дома лучше ее, и она могла оказаться полезной. Ей тут же сообщили о поездке, она не заставила себя просить и была готова в одно мгновение.
До Рождества было холодно и снежно, а потом вдруг распогодилось и потеплело. Дороги немного размякли, зато улицы в городе были сухими. Подъехав к особняку, парижане увидели охрану - наместники королевских городов имели право пользоваться стражниками прево. Двери, окна, ставни - все было закрыто, но ворота распахнулись, как только перед ними появился его высокопревосходительство главный полицейский. Сержант, командовавший охраной, подошел с рапортом: врач, принимавший роды через две улицы отсюда и возвращавшийся на рассвете домой, увидел темный дом с широко распахнутыми дверями, вошел, обнаружил два трупа и поднял тревогу. После чего наместник города господин де Лаферте отдал приказ ни к чему не прикасаться и послал курьера с письмом к господину де ла Рейни. Из соображений приличия тела были отвязаны, а из погреба были выпущены запертые там слуги, их крики привлекали внимание. Слуг под надежной охраной отправили на кухню, чтобы они могли там согреться и поесть. В дальнейшем слуг не охраняли, несчастные были сильно напуганы.
Слуг было шестеро: Мерлэн, мажордом, Кордье, кучер, Матильда Балю, кухарка, Жаннетон, посудомойка, Марион Луве, камеристка баронессы, Леблан, лакей, и Буске, конюх. Все шестеро жили в доме. Уборщицы, прачки и садовники жили в городе. Из домашних слуг мадемуазель Леони знала только двоих - кухарку Матильду, с которой всегда была в хороших отношениях, и Марион, камеристку. О Марион она шепнула Альбану, что душа у нее такая же черная, как у ее хозяйки. Марион было лет под тридцать - темноволосая, с плоским лицом, большим носом и насупленными бровями, из-под которых выглядывали два зеленых глаза, похожих на каменные шарики. Ее трясло от страха, но когда она увидела в свите главного полицейского мадемуазель Леони, затрясло от злобы.
- Этой-то что здесь у нас понадобилось? - раздался ее сиплый голос. - Вдобавок ко всему она еще с полицией явилась! Мадам знала, что делала, когда выставила ее за дверь! Да ей давно пора бы подохнуть!
- Немедленно замолчать! - резко распорядился Альбан. - Мы прекрасно осведомлены, кто такая мадемуазель де Куртиль де Шавиньоль, которая имеет все права находиться в этом доме, в отличие от тебя! Еще одно непочтительное слово, и ты окажешься в тюрьме!
- В тюрьме? Но я ничего плохого не сделала, - плаксиво заявила горничная. - Сидела связанная в темном погребе!
- Замолчать всем! - приказал де ла Рейни. - Я хочу знать, что здесь произошло, но ты будешь говорить только тогда, когда я тебя спрошу. - Он устремил взор на толстяка мажордома, уписывающего хлеб с колбасой и запивающего еду вином. - Ты мне кажешься самым смышленым, вот и расскажи, что тут происходило ночью, - обратился он к нему.
Мерлэн с риском для жизни мигом проглотил все, что мешало ему говорить, вытер рот и поднялся.
- Соизвольте извинить меня, месье, но я чуть было не умер с голоду. Но теперь я целиком и полностью к вашим услугам, - произнес он почтительным тоном хорошо вышколенного слуги.
Де ла Рейни отдавал должное почтительности и улыбнулся.
- Вот и хорошо. Расскажи мне все, что знаешь о событиях этой ночи.
Рассказ был коротким и четким. Но, прямо скажем, Мерлэн мало что знал. На церковной колокольне прозвонили десять, когда громкий голос именем короля потребовал открыть ворота. Молча вошли человек двенадцать - вооруженные, в масках, одетые в черное. В две минуты все слуги были связаны, а начальник отряда, наставив пистолет на Ла Пивардьера, повел его в глубь дома, говоря, что им нужно объясниться. До этого Ла Пивардьер сидел и пил кофе в обществе мадам де Фонтенак.
- Больше я ничего не знаю, - со вздохом заключил Мерлэн. - Нас всех отправили в погреб, где и заперли.
- Кто были эти люди? Как по-вашему? Разбойники?
- Если честно, то на разбойников они были мало похожи. Одежда у них была одинаковая, и больше всего они походили на солдат. А начальник у них был из дворян. В этом я готов поклясться.
- Откуда такая уверенность?
- Да распознать дворянина совсем не сложно: кроме шпаги и перьев на шляпе у дворян особый тон и манеры, они привыкли распоряжаться. Их можно узнать по голосу, по речи. Я заметил, что этот человек хромал. Не знаю, чего он хотел от Ла Пивардьера, потому что в погребе ничего невозможно было услышать, но ворами эти люди не были, потому что, насколько я могу судить, они ничего не унесли.
- Я тоже так думаю, - подала голос мадемуазель Леони, утешавшая кухарку, которая плакала навзрыд в ее объятиях. - Я только что обошла дом, и мне не показалось, что эти люди что-то взяли. Эта двойная казнь больше всего напоминает месть.
- Казнь? - переспросила Марион. - Что значит казнь?
- Это значит, что мадам де Фонтенак и господин Ла Пивардьер были повешены в библиотеке, и надпись у них на груди гласила: "Да восторжествует Божья справедливость".
Марион вскрикнула от ужаса, и тут же у нее началась истерика, она рыдала в голос, повторяя, что ни минуты не останется в этом проклятом месте.
- Успокойся! - произнес Альбан насмешливо. - Ты тоже можешь удостоиться казни, когда мы с тобой разберемся.
- Для начала, - объявил де ла Рейни, - мы отправим девушку в тюрьму при замке. Я полагаю, что в этом деле она не причем, но у меня есть к ней вопросы относительно более давней истории, - уточнил он, взглянув на мадемуазель Леони, и она ответила ему слабой улыбкой.
- В тюрьму? Меня? За что? Я ничего не сделала...
- Вот это мы и определим. А поскольку вы всеми силами стремитесь покинуть этот дом, то в тюрьме вам явно будет спокойнее.
Горничная принялась вопить что было силы, но Альбан быстренько вывел ее в вестибюль и там препоручил двум стражникам прево, которые тут же связали ей за спиной руки. Когда Альбан вновь вернулся на кухню, де ла Рейни продолжал беседовать с мажордомом.
- Как давно находился в доме господин де Ла Пивардьер? Не думаю, что для вас новость, что его давным-давно разыскивает полиция.
- Да, я знаю об этом, но что я мог поделать? Только держать рот на замке. По правде говоря, за редчайшими исключениями, господин де Ла Пивардьер этот дом никогда не покидал.
- Неужели? А как могло случиться, что никто из многочисленной дворни не донес на него? Неужели люди были так ему преданы?
- Нет, господин главный полицейский, они так их обоих боялись! Покойная баронесса была страшной женщиной, и двое ее подручных - Марион и лакей Леблан - исполняли все ее приказания. Слуга с длинным носом не дожил бы до рассвета.
- К чему такие преувеличения? Достаточно было бы просто уйти отсюда.