С Терезой Тальен творилось что-то странное, никогда она так не собиралась на маскарад. Если бы ее увидел кто-то из подруг или бывших возлюбленных, то не поверил бы своим глазам! Во-первых, вырядиться в обычное домино… Такого красавица Тереза никогда раньше не допускала, ее наряды блистали роскошью и поражали изысканной необычностью. А сейчас госпожа Тальен словно нарочно одевалась так, чтобы ее никто не узнал.
А тут еще этот дурацкий зеленый бант! Прикрепить зеленый бант на домино вовсе не признак отменного вкуса.
Маска закрывала всю верхнюю часть лица, а довольно плотное кружево – и нижнюю, даже руки Тереза спрятала в перчатки, чего и вовсе не делала ни на балах, ни на маскарадах. Имея такие руки, разве можно их прятать?
Горничной, помогавшей мадам наряжаться к выезду, не приходилось размышлять над причинами, любой на ее месте понял бы: хозяйка не желает быть узнанной. Луиза девушка сообразительная, предложила вызвать наемный экипаж и взять с собой деньги, чтобы не возвращаться обратно пешком. По поводу возвращения она не стала говорить вслух, просто подумала, сказала "на всякий случай", но Тереза согласно кивнула.
Маскарады у итальянца Марескальки всегда были удачны, на них не требовали в конце вечера снять маски, а потому можно было оставаться инкогнито, что весьма ценилось любителями пощекотать нервы и теми, кому нужно поговорить, не будучи узнанными. Плотные маски, воркование, прикрывшись веером, горящие сквозь прорези глаза… веселье и таинственность, а все таинственное заманчиво…
Но не ради привлечения к себе внимания Тереза оделась необычно для себя, на сей раз ей нужно было остаться неузнанной.
Удалось, мало кто обратил внимание на обычное домино с зеленым бантом, взволнованно дефилирующее по залу. Дама не обращала внимания ни на кого из мужчин, явно не желая приглашения на танец. На маскараде не принято навязываться, если явно дают понять, что общества не ищут.
– Да что же это такое! – Тереза постаралась, чтобы никто не услышал ее взволнованный шепот, и тут же переложила веер в другую руку, потому что осознала, что закрывает локтем часть банта.
И вовремя: почти сразу заметила еще двух домино, входивших в зал. На сей раз это явно были мужчины, но у одного из них, того, что пониже, тоже прикреплен большой зеленый бант. Поняв, что ее заметили, Тереза замедлила движение, словно позволяя себя догнать. Так и произошло, поравнявшись с ней, домино с зеленым бантом отделилось от сопровождающего, и Тальен была протянута рука, которую дама приняла с удовольствием. Это был тот, кого она ждала и встречи с кем столько добивалась.
Два домино удалились в сторону, все так же стараясь не привлекать к себе внимания. Первый зеленый бант о чем-то горячо просил второй, даже умолял, но явно безрезультатно, тот, второй оставался непреклонен.
– Но почему?!
– Нет, мадам. Я уже изложил вам доводы и не намерен повторять еще и еще раз. Закончим этот разговор, и не преследуйте меня больше. Оревуар, мадам…
Глядя вслед удалявшемуся собеседнику, убедить которого ей не удалось, Тереза зло прошипела:
– Мерзавец!..
Дождавшись, пока домино с зеленым бантом скроется с глаз, она тоже поспешила прочь. По привычке едва не крикнула:
– Луи, карету!
Но вовремя вспомнила, что она инкогнито, а верный Луи остался дома. Прикрывшись веером, попросила швейцара найти экипаж, сунув ему в ладонь монету. Дала, видно, очень много, потому что тот бросился выполнять приказание со всех ног. И кучер фиакра, когда у дверей особняка были отданы деньги с вопросом: "Этого достаточно?", быстро закивал головой:
– Да, мадам, конечно.
Тереза мысленно обозвала его дураком, мог бы сказать, что мало, получил бы еще столько…
Но мадам Тальен не до глупого кучера, она забарабанила в дверь, чтобы открывали поскорей, на улице холодно, зима есть зима, а тонкое домино – плохая защита от пронизывающего зимнего ветра.
Открыли сразу, Луиза помогла переодеться и залезть в ванну, она словно чувствовала, что хозяйка вернется в расстроенных чувствах и замерзшей – горячая вода была наготове.
Сидя в ванне, Тереза планировала, как ей теперь поступить. Император на нее не просто наплевал, но и не посчитал достойным разговаривать. Наполеон не желал допускать ко двору ту, что когда-то помогла ему начать карьеру. Тереза возмущалась вполне справедливо, в те времена одного ее слова было достаточно, чтобы полковник Бонапарт так и остался полковником где-нибудь в далекой провинции.
Нищий кот в дырявых сапогах, как называли они с Жозефиной Бонапарта, мог получить назначение в ничего не значащее место, там жениться на толстой дурочке и остаться со всеми своими амбициями и гениальностью никем. А мог и попасть в тюрьму, что тоже не было редкостью. Баррас не единожды жалел, что пошел на поводу у Терезы и приблизил этого нищего полковника.
Нет, мадам Тальен не намеревалась становиться фавориткой императора или вообще как-то примазываться к нему, но зачем категорически запрещать Жозефине с ней встречаться?
И вот теперь она унизилась до просьб и даже мольбы, а Наполеон остался непреклонен:
– Нет и нет! Я не позволяю вам не только бывать при дворе, но и приближаться к своей супруге!
Ах, так?! Ну, вы, Ваше величество, не знаете женщин!
Тереза порадовалась, что сдержалась и ничего не рассказала о тайне, которую узнала недавно, – о женщине, что муж Каролины Мюрат частенько возит в Тюильри. Горничная этой женщины, когда-то служившая у самой Терезы, проболталась, что теперь служит у мадам Мюрат. Тальен нюхом почувствовала, что здесь что-то кроется, и щедро заплатила горничной, чтобы иметь достоверные сведения обо всем.
Она была права, выслеживая…
В первый же день, когда стало ясно, что красотка пришлась Наполеону по душе, вернее, по телу, Каролина решительно поговорила с мужем, тот принял свои меры.
Элеонора ради чистоты эксперимента жила в доме у Каролины, купаясь в роскоши и удовольствиях. Не избалованной богатством девушке очень понравилась возможность есть вдоволь, спать сколько угодно, а по ночам еще и ездить на свидания к императору. Чем не жизнь?
После очередного свидания хозяин дома не просто проводил ее в отведенную комнату, а остался там на некоторое время, за которое красавица успела прийти к выводу, что один любовник хорошо, а два даже лучше.
– Если скажешь кому-нибудь хоть слово – выгоню на улицу.
Элеонора только открыла рот, чтобы пообещать пожаловаться императору, как Мюрат продолжил:
– А Наполеону скажу, что ты смеялась над ним вместе со своим любовником, тайно проникшим к тебе ночью.
Элеонора только на всякий случай поинтересовалась:
– А вы не скажете ему?
– О том, что было сейчас? Нет.
Двойные свидания продолжались до тех пор, пока не стало ясно, что чьими-то стараниями – Наполеона или Мюрата – молодая женщина забеременела. Теперь ее просто откармливали до рождения ребенка.
Сопоставив все полученные от своей шпионки сведения, Тереза поняла, что за афера замышляется, и решила, что должна открыть глаза если не самому Наполеону, то уж Жозефине обязательно.
В декабре гражданка Элеонора Денюэль родила сына "от неизвестного отца", как было записано в метрическом свидетельстве.
Больше Наполеону она не была нужна, как, собственно, и этот сын. Рождение этого ребенка просто убедило его в собственной состоятельности.
Общение с Наполеоном не удалось, император не пожелал вспоминать свою бывшую благодетельницу. Тогда Тальен решила, что раскроет глаза императрице.
Выждав, пока Наполеон отправится в очередной поход, она направила свои стопы к подруге.
Жозефина взволнованно мерила шагами свой будуар. Горничная не могла понять, чем же так взволнована хозяйка, императора в Париже не было, он воевал далеко на востоке, каких-то встреч тоже. Приезжала только мадам Тальен… Возможно, встреча со старой приятельницей взволновала императрицу? Конечно, конечно! Наверное, вспомнили молодость, прежние дни, когда… Жаннетта могла тихонько похихикать, она много наслышана о вольностях, которые позволяли себе эти две дамы раньше. Теперь императрица не может, да и мадам Тальен тоже остепенилась, шестеро детей не так мало, чтобы не чувствовать себя матроной.
Глупышка Жаннетта была права и не права одновременно.
Не желавший, чтобы Тереза самим своим видом напоминала ему о первых годах пребывания в Париже, Наполеон категорически запретил мадам Тальен показываться при дворе, а супруге принимать бывшую подругу! Жозефина виделась с Терезой Тальен тайно, а нынешней ночью бывшая подруга вообще пробралась во дворец Тюильри под покровом темноты и о чем-то долго разговаривала с императрицей в ее спальне, отправив прочь слуг.
Увидев подругу в столь неподходящий для визитов час и в таком взволнованном состоянии, Жозефина наплевала на все запреты мужа и согласилась поговорить с Терезой. Мало ли, вдруг дело касается государственной измены или угрожает ее жизни или жизни детей? Эжен и Гортензия уже взрослые, но это не мешало матери переживать за них.
– Мадам, вы знаете о связи вашего… супруга с некой дамой, близкой к мадам Каролине?
Тереза вопреки своей привычке говорила шепотом и называла старинную приятельницу "мадам".
Жозефина усмехнулась:
– Во-первых, прекрати называть меня мадам, ведь мы одни. Во-вторых, об этом не знал, кажется, только ее супруг. К тому же результат скоро появится на свет. Это не новость, стоило ли ради нее приезжать в столь поздний час. В Париже по ночам, конечно, спокойней, чем бывало во времена нашей юности, но все же…
Ей хотелось укорить подругу, действительно ни к чему вот так пугать императрицу, прекрасно же знает, что Наполеон категорически запретил принимать Тальен во дворце и вообще где-либо встречаться с ней.
Но, похоже, Тереза сообщила не все новости, потому что легкий укор ее нимало не смутил, Тальен подошла к бывшей подруге еще ближе и зашептала.
Нельзя сказать, чтобы сообщение повергло Жозефину в шок. О многочисленных шашнях мужа она была осведомлена, а теперь он и вовсе в Польше, откуда шлет странные письма. Нет, в письмах забота о ней, упоминание походных трудностей, но сердце не обманешь, Жозефина прекрасно чувствовала, что там у Наполеона любовь, причем не такая, как вот эта купленная брюнетка или как Дюшатель, просто желавшая стать фавориткой, а настоящая.
Женское сердце не обманешь, оно на расстоянии почувствовало беду.
– Тереза, это все ради того, чтобы развести Наполеона со мной. Каролина старается. Ей нужно убедить Наполеона, что тот может стать отцом. Словно он сам этого не знает.
Уши Терезы откровенно встали торчком:
– А он знает?
Жозефина поняла, что едва не дала в руки подруги важный факт, которым та может воспользоваться в не лучших намерениях.
– Думаю, знает. У него было столько любовных связей, неужели нигде нет ребенка?
– А от Гортензии?
Нет, Жозефина не стала делиться с бывшей подругой семейными тайнами, прошли те времена.
Тереза это почувствовала, обиделась и на прощанье заявила:
– А знаешь, не зря он с тобой разведется, слишком ты покорной стала, таких бросают.
– Мы обвенчаны и коронованы.
Смех мадам Тальен разнесся по покоям дворца Тюильри:
– Ты веришь в порядочность того, кто предавал, предает и будет предавать? Неужели ты веришь в его постоянство и готовность жить с тобой, как простой буржуа, даже тогда, когда у тебя выпадут все зубы? Дорогая, посмотри, через скольких друзей он переступил, скольких, кому был обязан в том числе и жизнью, бросил. Неужели его остановит венчание? Когда ему будет нужно, он переступит и через тебя тоже!
Тереза больше не появлялась в жизни Жозефины или Наполеона, она жила с финансистом Увраром, исправно рожая тому детей, и старалась не вспоминать о приятельских отношениях с императорской четой. Опасно, потому что действительно предававший всех Наполеон набирал силу. Но пророчество Терезы сбылось, как и пророчество Ленорман.
РАЗВОД
Сердце Жозефину не обмануло, в первый день нового 1807 года в Варшаве Наполеон встретил свою любовь – Марию Валевскую. Можно сколько угодно говорить о том, что прекрасная Мария не сразу поддалась чарам и напору императора, что она долго сопротивлялась, но потом полюбила сама, что Наполеон любил искренне… Жозефине от этого не легче.
Перед его уходом в новый поход Жозефина долго молила не подвергать себя опасности, просила не оставлять ее одну, плакала, утверждая, что случится какое-то несчастье, но не с ним, а с ней. Наполеон даже рассердился. Чтобы отвлечь ее внимание, писал письма, коротко сообщая о трудностях, плохой погоде и своем насморке.
Для Жозефины сложилось сразу несколько дурных знаков – Элеонора родила сына, и пока никто не мог утверждать, что это не сын Наполеона. Каролина добилась своего, доказав, что у брата могут быть дети и в отсутствии их виновата "старуха". Сообщение Терезы ничего не меняло, Наполеон признал ребенка своим, распорядился обеспечить и его, и мать, можно было бы не беспокоиться, если бы не второе страшное известие.
В мае этого же года в Голландии от дифтерии умер Наполеон-Шарль, ребенок, рожденный Гортензией от Наполеона! Ребенок, который был залогом спокойствия Жозефины, числился наследником императора, был единственной надеждой императрицы избежать развода.
Жозефина страдала так, словно умер не внук, а собственное дитя. Даже мать мальчика Гортензия выплакала меньше слез. Наполеон, у которого в Варшаве была новая любовь, тоже не слишком переживал, он уговаривал жену не плакать, стойко перенести все горести. Его собственные страдания уложились в пару дней.
"Я получил твое письмо от 6 мая. Уже вижу, какое горе ты испытываешь, и боюсь, что ты неблагоразумна, что ты слишком сокрушаешься из-за постигшего нас несчастья.
Прощай, мой друг.
Всецело твой.
Наполеон".
Не столь давно казалось, что дороже этого ребенка у Наполеона ничего и никого нет, но вот изменились обстоятельства, и сокрушаться по поводу смерти маленького Наполеона-Шарля уже не стоило.
Наполеон уже верил в свою звезду не только как полководец, он знал, что удачлив во всем, в том числе и в любви, и в сыновьях.
Теперь он знал, что у него могут быть дети, и знал, что должен жениться на ком-то, кто смог бы родить настоящего наследника.
Пообщавшись за время похода с императорами других стран, он осознал, что никто права усыновленного ребенка на наследование власти не признал, и если он хочет, чтобы была основана новая династия Наполеонов, то должен развестись с Жозефиной и найти себе соответствующую супругу.
Тереза была совершенно права – император готовился переступить через свою бесплодную жену, как переступил через многих других.
Сам он оправдывал такое решение тем, что не может оставлять власть просто кому-нибудь во избежание новых потрясений во Франции.
Над Жозефиной нависла реальная угроза развода. Она зря рассчитывала, что ее спасут коронация или венчание, развод с бесплодной супругой у королей существовал всегда, и церковь его оправдывала. Зря надеялась и на наследование маленького Наполеона-Шарля, как бы ни был мальчик похож на своего отца, как бы ни повторял Наполеона, его не признали бы остальные монархи, а следовательно, никаким наследником он бы не стал.
Наполеон вернулся из похода совсем чужим, он улыбался, шутил, сожалел о смерти маленького Наполеона-Шарля, о чем-то расспрашивал, но Жозефина прекрасно видела, что сердцем он далеко от нее, с той, которую встретил в Польше.
Когда-то она хотела помчаться в Варшаву, муж отсоветовал. Потом императрице рассказали (нашлись "добрые" люди) обо всех безумствах, которые Наполеон совершал ради новой любви. Жозефина поняла, что она потеряла сердце императора, но она не намеревалась терять свое положение.
Ленорман по-прежнему твердила, что стоит Наполеону оставить супругу, и у него начнется стремительное падение.
Услышав о таких пророчествах, Наполеон взъярился:
– Я выгоню прочь это гадалку! Не смей больше общаться с ней!
– Сир, но ведь она ни разу не ошибалась. Вы не должны относиться к ее предостережениям невнимательно, вспомните, что именно она предсказала вам и мне корону еще в те времена, когда у меня не было запасной сорочки, а у вас сапог.
Лучше бы она этого не говорила, Наполеон вспомнил и встречу с Терезой, разозлился совсем:
– Вы намерены окружить себя подобными людьми? Теми, кто напоминает вам о нищей юности и тем самым привязывает к прошлому? О… я понимаю почему, Мадам! Тогда вы были молоды и прекрасны, легко кружили мужчинам головы и изменяли мужу!
Это было гадко и обидно, Жозефина расплакалась. Наполеон, фыркнув, ушел.
Да, тогда она была молода и красива, легко кружила головы, но все же не побоялась выйти замуж за нищего генерала и немало посодействовала тому, чтобы генерала продвинули, а не задвинули. Она не просила благодарности и не ждала ее, Жозефина если и была виновата перед мужем в легкомысленном поведении с Ипполитом Шарлем, то давным-давно искупила эту вину. Наполеон столько раз изменял, причем откровенно и прилюдно унижая ее, что любая ее измена в молодости была оплачена ею сполна.
Но это все забыто, они называли друг друга на "вы" и говорили "Сир" и "Мадам". А ведь когда-то он ругал Жозефину за обращение в письмах на "вы".
Постаревшая жена не была больше нужна императору… Помимо ее бесплодности, ему не подходила ее родословная. Для продолжения рода Наполеону понадобилась девушка королевской крови, способная дать королевское потомство.
– Мадам…
Мадам Ремюза была явно смущена.
– В чем дело?
– Не сочтите меня сплетницей, но я не могу не сказать то, что узнала.
– Что?
– В Париж приехала дама, с которой у императора был роман там… в Польше…
Некоторое время Жозефина молчала, потом с трудом выдавила из себя:
– Она красива?
– Да, очень… Она беременна…
А вот это конец! Но Ремюза добавила:
– Она, конечно, не пастушка, но недостаточно знатна…
Позже по инициативе Жозефины две женщины встретятся. Мария Валевская очень понравилась теперь уже бывшей императрице, как и сын, которого Валевская родила. Две брошенные женщины нашли общий язык, они подружились, хотя не настолько, чтобы общаться постоянно.
А тогда Жозефина еще не была брошенной, она отчаянно этому сопротивлялась, из последних сил пытаясь удержаться в своем положении. Хочет изменять? Но ведь она давно не устраивает сцен ревности, после Дюшатель вообще смотрит на все сквозь пальцы. Это когда-то были попытки прорваться в кабинет, чтобы убедиться, что там не заседание министров, а голая любовница. Когда-то были попытки шпионить (а что ей оставалось, если над ней смеялся весь Тюильри?), крики, битье посуды и подкуп слуг. Последняя ваза разбита во время ссоры из-за Дюшатель.