Эмма устала держаться за шторку, и тогда она уронила руку, села прямо и подняла руки к волосам. Чудесно, когда волосы рассыпаются по плечам. Обычно горничная закалывала их у неё на макушке с помощью такого количества шпилек, что она находила их разбросанными по всей студии. Так гораздо приятнее, словно шёлк струится между пальцами. Если - если они с Гилом когда-либо - она снова издала тот хриплый негромкий звук, прежде чем смогла закончить мысль о том, где ему понравилось бы ему ощущать её волосы.
Эмма ощутила настолько острое любопытство, что ей пришлось посмотреть. И она распахнула глаза.
Гил всё ещё полулежал в углу кареты. Но теперь он не выглядел таким уж пламенным моралистом и столь довольным своей чопорной персоной. Нет.
Я знаю, что выгляжу в этом естественно, подумала про себя Эмма.
Она приподняла уголки губ в улыбке, говорившей, я точно знаю, чтобы ты желал сделать со мной, ты, монах, и затем произнесла вслух:
- Скажите мне, куда мы направляемся, лорд Керр. Я нахожусь в сильном замешательстве, когда не знаю своей цели.
- Я так и подумал, - пророкотал Гил, но затем, к её разочарованию, он откинулся на спину и закрыл глаза. - Поскольку ты немного поспала, прошу меня простить за то, что я поступлю так же.
Эмма усмехнулась, глядя в его как бы дремлющее лицо. Он достойный противник, этот её жених. Он только пока не понял, что она никогда не сдаётся.
Она опять надела маску, пока Керр притворялся спящим, и снова ощутила надежду.
Когда один из противников не сознаёт важности состязания, проявлением настоящей доброты будет дать ему время, чтобы пересмотреть его стратегию.
Глава 11
Через две минуты карета, качнувшись, остановилась, и лакей отворил дверцу.
- Где мы? - спросила Эмма, опираясь на руку Гила на выходе и позволяя ему снова закутать её в ротонду.
- В аллее позади театра в Гайд-парк, - ответил тот.
- О! Они дают сегодня представление?
- Не сегодня. Но… - он постучал в дверь своей тростью. - Думаю, мы сможем войти и… Приветствую, Джереми.
Крепкий мужчина с волосами орехового цвета и маленькими круглыми глазками открыл двери и выглянул наружу.
- Кто там? Ах, Ваше лордство, - он распахнул двери и отступил назад. - Желаете осмотреться здесь, стало быть?
Он не проявлял ни малейших признаков любопытства. Вероятно, Гил приводил женщин в закрытый театр достаточно регулярно.
- Вам лучше взять мой фонарь. Я собираюсь поспать немного, и темнота мне не повредит.
Гил взял фонарь в одну руку и протянул другую Эмме. Она позволила ему провести себя мимо Джереми, источавшего сильный запах лука, наверх в узкий пролёт лестницы. Позади них Джереми тяжело повалился на скамью в лестничном колодце, откинулся спиной к стене и немедленно захрапел.
- Ты часто сюда приходишь? - спросила она.
- Постоянно, - ответил Керр. - Я один из акционеров. Мы как раз готовимся к премьере "Сна в летнюю ночь". Я подумал, ты захочешь увидеть декорации. Они уже установлены.
- О, да, - сказала Эмма.
Знакомый запах пыли и грима встретил их, когда Гил открыл дверь наверху лестницы. В дальнем конце узкого коридорчика слегка всколыхнулась занавеска, потревоженная их приходом. Мгновением позже Гил откинул занавеску, и они вышли на левую сторону сцены.
- Одну минуту, - проговорил он. Керр прошёл к стене. На секунду она увидела огонёк от скрученной бумаги, и затем стало светло как днём.
- О, - воскликнула изумлённая Эмма. - Газовое освещение в театре! Никогда не слышала о таком.
- Мы установили его всего несколько месяцев назад, - пояснил Гил. - В твоём театре используют валики для задников?
- Конечно, - сказала она. - Опускающиеся декорации гораздо удобнее, чем плоские задники. До того, как мистер Тейт их установил, мне приходилось разрезать свои работы пополам, чего я просто не выносила. Всегда можно было видеть эту линию посередине.
- Вот это опускающиеся декорации, разумеется, - сказал Гил, указывая на холсты, уже установленные сзади сцены. - Человек по имени Самуэль Грив нарисовал эти деревья для "Сна в летнюю ночь".
Задник изображал сказочный сумеречный лес, с высокими деревьями, тянущимися кверху, некоторые из них наклонялись в ту или иную сторону. Земля была устлана маленькими пурпурными цветами.
- Они прелестны, - проговорила Эмма, подходя, чтобы рассмотреть их. Мистер Грив нарисовал цветы непропорциональными, чтобы зрителям они казались неясной, смешанной массой.
- Готов поспорить, что такого у тебя в театре ещё не используют, - сказал Гил.
Он пересёк сцену, зажёг маленькую лампу и вытянул вперёд твёрдую боковую декорацию, которая выехала легко, очевидно, благодаря установленным пазам в деревянном полу. Она выглядела просто как большая деревянная рама, на которую натянули отрез цветного шёлка, хотя и приятного розового оттенка.
- Что с этим делают? - спросила Эмма.
- Она вращается вокруг собственной оси, - объяснил Гил. - Видишь?
Он толкнул плавно повернувшуюся раму, и Эмма внезапно увидела, что смотреть на лесной пейзаж сквозь цветной шёлк - это совершенно другое дело. Свет вначале падал на шёлк, который бросал розовые отблески на деревья, выделяя мелкие пятнышки золотых листиков, вкраплённых среди листвы.
- О, Гил, как красиво!
Он усмехнулся ей, стоя посреди сцены, с руками на бёдрах.
- Вот так ты получил свои мозоли на руках? - спросила она.
- Что?
- Работая с декорациями?
- Нет. Рисовать декорации - неподходящее занятие для джентльмена, и я нахожу удивительным, что тебе позволили этим заниматься. Ты, конечно, вдова, но даже если так, театральная публика славится своей распущенностью. Тебя не беспокоит твоя репутация?
- Я рисую декорации и ландшафты в уединении собственного дома, и о моём участии известно очень немногим, - возразила Эмма. - Но мне жаль, что у тебя такие провинциальные представления об актёрах и актрисах.
Гил лениво прошёлся вдоль сцены и встал между розовым шёлком и задником с лесом.
- Ты видишь? - сказал он. - Феи будут танцевать и играть за прозрачными шелками.
Эмма моргнула. Сквозь розовый шёлк мускулистый силуэт её жениха неожиданно стал казаться таинственным и соблазнительным, притягательным как король эльфов.
- Ты, значит, Оберон? - спросила она со смехом.
- Я мог бы быть им, - ответил Керр. - На маскараде на мне не было костюма.
Он опустил руку и поднял со скамьи цветочный венок.
- Я думаю, этот венок, оставленный на сцене, принадлежит Титании, но он подойдёт. - Граф принял позу. - Tarry, rash wanton: am I not thy lord?
Эмма почувствовала, как греховная улыбка Королевы Титании появилась у неё на губах. Она отбросила волосы назад и прошлась, соблазнительно покачивая бёдрами.
- Then must I be your lady, - сказала она, бросая Гилу взгляд через плечо. Она почти ощущала, как мерцает на лице украшенная драгоценными камнями маска, превращая её в настоящую сказочную королеву. Она сделала круг-другой, чтобы он мог насладиться движениями её бёдер, так свободно встряхивая волосами, что они плыли по воздуху, как у королевы фей. Краем глаза она видела, как мерцают золотые мазки краски на заднике, словно стайка прислужников-эльфов резвилась среди деревьев, в ожидании её приказаний.
Она окинула быстрым взглядом своего Оберона. Кажется, он наслаждается видом её груди.
- Теперь ты должна обвинить меня в прелюбодеянии, - хрипло произнёс Керр. - Титания обвиняет Оберона в том, что у того есть любовница, воинственная амазонка.
Эмма покачала головой.
- Это, должно быть, другая Титания. У моего мужа никогда не будет любовниц.
Гил направился к ней, очень медленно и легко, но с явным умыслом. Настоящее буйство пробежало ввёрх и вниз по её конечностям.
- И как именно ты собираешься избавить Оберона от его сладострастных привычек?
Но Эмма только сейчас сообразила, что там были ещё боковые рамы, обтянутые шёлком разных цветов. Она потянула за одну, и та беспрепятственно поехала по своим пазам на сцене. Большая рука Гила протянулась над её головой и вытащила раму полностью, а затем раскрутила её так, что сияние золотого шёлка озарило волшебный лес. Теперь золотые листки казались ближе, свободно танцуя между деревьев.
- Освещение обманывает зрение, - сказала Эмма с благоговением. - Они выглядят как огоньки эльфов.
Её Оберон знал Шекспира.
- Didn’t thou not lead Theseus through the glimmering night, - проговорил он, наклоняя голову и легко касаясь губами её губ, - from Perigenia, whom he ravished?
Безжалостно. Эмма внезапно поняла, что ей нравится это слово. Она откинула голову назад, в то время как он целовал её. Его губы прошлись по её щеке и подбородку, оставляя за собой огненный след. Её рассудок затуманился, и руки обвились вокруг его шеи, когда она неожиданно вспомнила свою следующую реплику.
- These are the forgeries of jealousy! - сказала она, вырываясь и танцуя вдоль сцены в водовороте юбок. Она оглянулась через плечо и послала ему горящий страстью взгляд королевы фей, которая решительно настроена устроить нагоняй своему избраннику. Выбранить и взять силой своего избранника.
Гил рассмеялся:
- Ты, кажется, знаешь Шекспира не так хорошо, как можно ожидать от благовоспитанной юной леди. Эта неверная строка.
- Ах, но я не леди, - указала она, чувствуя, что они уже закрыли эту тему. В подтверждение чему она сбросила одну из своих шёлковых туфелек. Она перевернулась в воздухе, блеснув украшениями на лету, и исчезла на сцене слева.
- Полагаю, что смогу донести тебя до кареты, - произнёс Гил в притворном отчаянии.
Эмма послала в полёт вторую туфельку. Та приземлилась за одной из декораций, заставив полотно дрожать. Затем Эмма начала танцевать за прозрачным розовым шёлком.
- Они легко вращаются? - спросила она.
- Конечно, - ответил он. - Мальчики, играющие эльфов, любят их крутить.
- Понятно, почему, - сказала Эмма, охваченная благоговейным трепетом от того, как разумно это было устроено. Потому что от одного движения пальцев натянутый шёлк двинулся вокруг собственной оси, и розовые блики заплясали вокруг, ложась на тёмные волосы Керра, на его худые щеки и высокие скулы, на эту его греховно соблазнительную нижнюю губу.
Гил отбросил волосы с глаз, пока она рассматривала его.
- Ты очень красив, - сказала она, боясь услышать хрипоту в собственном голосе.
- Ты это говоришь как королева или как Эмили? - спросил он, улыбаясь.
- A woman would walk a mile for a touch of that nether lip, - мечтательно произнесла Эмма.
- Ш-ш-ш, - сказал он, и в голосе его был смех, - Ты перепутала пьесу. Отелло, и в таком печальном контексте.
- Титания не прошла бы и ярда ради прикосновения мужских губ, - сказала она, сдвигая рамы с розовым шёлком так, что они стали преградой между ними.
- Может быть, и нет, - ответил ей Гил в изумлении, и она увидела, как слова замерли у него на устах. Потому что она подняла парчовую юбку и выставила ногу, медленно скатывая с неё шёлковый чулок. Это был прелестный чулок из самого мягкого, как паутинка, шёлка.
Керр издал горлом придушенное рычание. Эмма сняла чулок, вытянула пальчики и залюбовалась на мгновение своей ногой. Она всегда считала ноги самой привлекательной частью своего тела.
Эмма взглянула на Гила. Было ясно, что он считал точно так же. Она одарила его маленькой загадочной улыбкой.
- Эмили! - проговорил он. - Прекрати это делать. Это бессмысленно.
В ответ она забралась под нижние юбки и освободила второй чулок от подвязки. Чуть позже этот чулок соскользнул со стройной ноги, и она швырнула его через плечо.
- Я настаиваю на том, чтобы ты не раздевалась на сцене, - сказал он, но Эмма не обращала на него внимания. Мужчине полезно знать заранее, что бывают такие времена, когда ему могут - может быть - повиноваться, а бывают и иные, когда он должен знать своё место.
- Я не раздеваюсь, - возразила она, бросая ему живой озорной взгляд. - Я перегрелась.
- Перегрелась!
Минутным делом оказалось расшнуровать её тугой корсаж и сбросить его с плеч, сдвигая его широкие рукава вниз по рукам. Керр издал ещё один звук, словно дикий зверь во мраке, когда её корсаж упал на пол. Разумеется, ей не следовало бы так говорить, но её груди выглядят просто изумительно. Маленький корсет был того рода, что стремятся к созданию невесомости, а не к ограничениям, и она пренебрегла панталонами… Это было восхитительное и странное ощущение.
Она снова встряхнула волосами, они разметались по плечам как прикосновение пламени. Медленный огонь разгорался у неё в животе.
- Лорд Керр, - позвала Эмма, - я не могу снять юбки без некоторой помощи. Это платье состоит из двух частей, как Вы видите.
Она посмотрела на него. Гил прислонился к экрану из розового шёлка, тихо смеясь. Она прищурилась. Он не должен был смеяться над ней. Предполагалось, что он будет охвачен вожделением, доведён до пределов самоконтроля и превратится в сатира. Или в кого-то наподобие того.
- Я говорил тебе, что начинаю чувствовать всё большую и большую симпатию к этому почтенному бюргеру, твоему будущему супругу? - спросил Керр.
Эмма начала крутить юбки сзади наперёд, чтобы иметь возможность расстегнуть все эти крошечные пуговки самой. Поскольку Гил не находился в состоянии опьянения - и очевидно, не будет напиваться впредь - она собиралась положиться на то, что вид большого количества обнажённой женской плоти приведёт его в более сговорчивое настроение.
Едва она стала расстёгивать маленькие пуговки, удерживавшие её юбки, как Гил разгадал её намерение. Теперь в его голосе звучала отчётливая нотка предупреждения.
- Я снова должен тебя просить. Пожалуйста, не раздевайся на сцене театра Гайд-парка.
- Почему нет? - спросила она. - Я, естественно, надеялась на то, что мы будем в "Грийоне".
У меня слабость к накрахмаленным простыням, но женщина должна быть готова к неожиданным удовольствиям, если они случаются.
Что-то в положении его подбородка навело Эмму на мысль о том, что, возможно, деревенские женщины недооценили силу воли графа, когда говорили о голых женщинах. Однако сейчас она зашла слишком далеко, чтобы останавливаться. Она расстегнула последнюю пуговку, и её тяжёлые, расшитые драгоценными камнями юбки со свистом упали на пол, захватив с собой нижние юбки.
Теперь на ней не было ничего, кроме маленького корсета на китовом усе, искусно сделанного предмета нижнего белья, который высоко вздымал грудь, тесно сжимая живот. Она медленно подняла голову, чтобы посмотреть на Гила, чувствуя, как волосы скользят вниз по её обнаженной спине.
Его чёрные глаза были наполовину прикрыты веками, челюсти сжаты. Он стоял там так, словно она была цирковой диковинкой, случайно встретившейся ему - голая женщина на сцене, ещё одна француженка из сотен таких же. Похоже, ничего не выйдет. Эмме следует нагнуться, подобрать эти тяжёлые юбки и натянуть их, чтобы не встречаться больше с его незаинтересованным взглядом. Было необыкновенно стыдно. Хуже всякого унижения.
Но Эмма была женщиной, в чьих жилах течёт кровь Тюдоров, с достаточно сильным характером, чтобы не позволить себе впасть в уныние из-за пренебрежения, проявленного её женихом. Она Эмма. Она рисует декорации. У неё изысканная одежда. Она могла бы выбрать любого из тех очарованных ею губошлёпов-юнцов на маскараде и выйти замуж в течение двенадцати минут, не важно, будь ей двадцать четыре или тридцать четыре года.
Тяжесть в груди немного уменьшилась. В конце концов, в театре тепло и газовые лампы представляют её в выгодном свете. Она обнажённая Королева Титания, вот и всё.
Однако разочарование продолжало разъедать ей сердце, смешиваясь с чувством обиды. Возможно, он стал евнухом. Может быть, те полгода в Париже истощили его силы.
Она снова поглядела на Гила. Он смотрел сердито, и челюсти были сжаты так плотно, что он выглядел как ночной сторож в ожидании вора, спускающегося по лестнице.
- Будь оно всё проклято, - прорычал он, и его голос был глухим от… ярости? Возмущения? Чего-то другого?
Эмма улыбнулась ему. Это была не одна из тех широких, страстных "ах-я-француженка" улыбок, но улыбка с долей радости в ней, приглашения, тайны и смеха.
- Проклятие, - повторил Керр.
- Ты много сквернословишь, - заметила она, скрещивая ноги и притворяясь, будто бьёт носком в пол. Она не привыкла быть голой, в конце концов. Конечно, она не полностью голая. На ней корсет и маска. Но она болезненно осознавала, что рыжие завитки выглядывают прямо из-под фестончатого низа её корсета.
- Я консервативный мужчина, - сказал Гил. - Трезвый мужчина.
- Я не предлагаю тебе бренди.
- Не в том смысле. Я не вылетаю из-за углов с поводьями, летящими по ветру. Я не ставлю своё состояние на бросок игральных костей. Я не… - слова внезапно застряли у него в горле.
Эмма медленно, задумчиво подняла ногу, наблюдая, как свет, падающий сквозь розовый шёлк, делает её кожу ещё более кремовой. Но когда она посмотрела на Керра, он глядел не на розовые тени от танцующего шёлка, но на завитки между её ног.
- Ах, хорошо, - произнесла она, снова возвращаясь к французскому акценту, словно никогда его не теряла. - Так устроен мир, нет? Мне придётся найти кого-нибудь другого для моего последнего романа перед тем, как выйти замуж за того бюргера.
- Кого-то другого? - сказал граф.
- Да, разумеется, - ответила она ему, отворачиваясь от него и наклоняясь, чтобы подобрать свой корсаж. Он оказался таким тяжёлым, что она мгновение постояла, согнувшись, чтобы отыскать рукава, прежде чем оторвать его от пола.
И тогда она ощутила тяжёлые, тёплые изгибы тела, прильнувшего к её формам. На миг она застыла. Гил был одет, и ощущение его льняной сорочки на её спине, более грубой шерсти его брюк на её ягодицах…
Её сердце забилось неровно, как если бы лошадь сорвалась с привязи и понеслась в леса.