- Не следует иметь дела с масляными лампами в перчатках, - проговорила она, прикручивая фитиль. - Это опасно.
Свет мигнул, бросая последний отсвет на её сливочно-белую шею, и погас. Теперь карета освещалась лишь мерцанием света, проникавшего сквозь опущенные шторки, в то время как экипаж с грохотом катил по Лондону.
Гил сидел мгновение в темноте, ощущая всеми чувствами каждое движение женщины. Она снимает свою левую перчатку, если он не ошибается.
- Я не стану заниматься с тобой любовью в карете, - внезапно сказал он.
Смех Эммы был столь неприличным, что едва не лишил его контроля и не заставил его броситься на её сиденье.
- Mon Dieu, какой ты респектабельный, когда трезвый, - проговорила она. - В Париже ты вёл себя sans ceremonie.
- Могу только сожалеть о потере моей памяти, - сказал Керр, совершенно серьёзно. - Могу я подержать твои перчатки?
Он наклонился вперёд.
- Разумеется, - сказала Эмма, роняя перчатки прямо ему в руку.
- Ты видишь, как кошка, в темноте?
- Нет, но я привыкла к этому, поскольку провела много времени за кулисами театра. В театрах задняя часть не освещается, чтобы не быть на виду у зрителей.
- Ты актриса?
Актрисы пользовались репутацией не лучшей, чем проститутки, хотя Эмма могла бы оспорить этот пункт. Рисуя в течение пяти лет декорации для мистера Тэя, она узнала, хотя и с расстояния, что актёры и актрисы склонны к моральному падению так же, как и другие люди.
- Нет, я не актриса, - ответила она, расстёгивая застёжку на горле и позволяя толстому бархату ротонды упасть с плеч.
- Можно? - его голос упал до хриплого скрежета, что заставило её сердце чаще биться в груди. Она передала ему ротонду.
- Тогда почему, скажи на милость, ты проводила время в театре?
- Я рисую декорации, сцены, которые обозначают изменение места действия.
- Ты рисуешь задники? - произнёс Гил, в крайнем изумлении.
- Именно. Я нарисовала один для любительского представления несколько лет назад, и занялась этим в качестве услуги местному театру. Именно так я встретила своего любящего жениха, - добавила Эмма, вспомнив о его предполагаемом существовании.
- Ах, да, - сказал граф. - Почтенный бюргер, тот мужчина, за которого ты выходишь на следующей неделе.
- Совершенно верно.
Разве он не собирается её поцеловать? Они проехали дом с фонарями, горящими вдоль всей мостовой, и карету на мгновение озарило светом как раз, чтобы Эмма успела поймать взгляд задумчивых глаз.
- Как долго ты пил в Париже? - спросила она, повинуясь импульсу.
Керр глядел на неё со своей стороны, но теперь в экипаже было темно, и она не могла ничего прочесть по его лицу. Он, наверное, снял перчатки, потому что взял её правую руку и начал её поглаживать, скользя большими пальцами по её пальчикам. Эмма животом ощутила лёгкий прилив жара.
- Шесть месяцев, - проговорил Гил в тот момент, когда тишина затянулась так надолго, что она собиралась начать болтать о чём-то другом. - Я пил на протяжении шести месяцев. И я предполагаю, в один из таких дающих забвение вечеров я встретил тебя, ma chère.
Но Эмма не хотела говорить об их встрече, которой не было.
- И пьянство было вызвано гибелью твоего брата?
Граф наклонился вперёд и прижал её руку к своим губам. Прикосновение поцелуем к кончикам её пальцев превратило тепло у неё в животе в пламя. Она подавила вздох. Ей нужно казаться опытной, не теряясь от такой простой вещи как прикосновение.
- Уолтер умер в октябре около года назад, - сказал Гил, снова откидываясь назад и пропуская её пальчики сквозь свои большие. - Он разбился в экипаже, будучи в Оксфорде. Прости, если я уже рассказывал тебе детали, когда мы виделись в последний раз. Он был на третьем году обучения, и они смеялись над…
Он остановился, и хватка его пальцев усилилась.
- Что произошло? - спросила Эмма, хотя хорошо знала сама. Она, конечно же, присутствовала на похоронах. Она приложила свою траурную перчатку к его траурной перчатке и что-то прошептала из-под чёрной вуали, надетой в память о девере, который не станет её деверем. На похоронах у Гила глаза были мёртвые, чёрные, лишённые выражения. Она помнила этот взгляд до сих пор. И следующее, что они услышали о графе - он уехал в Париж.
- Он выпил, - говорил Гил ровным голосом. - Нет ничего необычного в том, чтобы пить, конечно. В некотором смысле, прохождение университетского курса является синонимом погружению в бутылку бренди. Но выпивший мужчина не очень хорошо контролирует поводья. И собственное равновесие. И Уолтер выпал из экипажа, вот и всё. Разбился насмерть, свалившись в тот момент, когда его экипаж заворачивал за угол.
- Мне очень жаль, - произнесла Эмма.
- Они говорили, что он не страдал.
- Полагаю… это помогает?
- Не особенно.
Она наклонилась вперёд и взяла обе его руки в свои. Карета проезжала по длинной тёмной улице, и ей вообще ничего не удавалось разглядеть. Девушка позволила пальцам пройтись по его рукам, вдоль мозолей на пальцах, видимо, от поводьев.
- Я так понимаю, что ты пытался выпить достаточно, чтобы выпасть из кареты?
Повисла тишина, и Эмму охватил страх. Она зашла слишком далеко? Но он издал лающий смех.
- Что-то вроде того, я полагаю.
Она вытянула пальцы, распластав их над его большими ладонями.
- И это тебе удалось?
- Очевидно, нет.
Она ждала. Карета качнулась, поворачивая за угол.
- Я падал с множества кроватей, - сказал Гил, наконец, - пьяный, слепой, пытаясь отыскать ночной горшок. Смерть своего рода. Но всегда просыпаешься, и тем сильнее печаль.
- Слышала о таком, - сказала она, переворачивая его руки и начиная гладить ему ладони, стараясь не замечать, что у неё дрожат пальцы. - Я однажды выпала из экипажа.
Керр замер, она скорее ощутила, чем увидела это.
- Что случилось?
- Мне было восемь лет, и я тряслась по деревне на тележке, запряжённой старым пони, которой управлял дряхлый, но вполне трезвый грум. Он не знал, что я свесилась набок, пытаясь втянуть в повозку ветви диких роз. Он повернул за угол как раз в тот момент, когда я вцепилась в одну особенно красивую ветку.
В голосе Гила был небольшой смешок.
- Думаю, что слышу эхо боли в твоём голосе.
- Прямо в розовый куст, - сказала Эмма скорбно. - У меня до сих пор виден шрам над правой бровью.
Одна рука соскользнула с её ладоней и проследила линию брови.
- Прекрасно, - проговорил он, и хриплые раскаты в его голосе заставили Эмму закусить губу. - Твои брови раскинулись над глазами самым соблазнительным образом. Я не вижу шрама и не чувствую ничего.
- Я их крашу, - живо отозвалась Эмма, пытаясь утихомирить бабочек, порхающих у неё в животе.
Руки Керра легли ей на плечи, на талию и затем, совершенно неожиданно, он поднял её, и мгновение спустя она уже сидела у него на коленях.
- Думаю, ты выросла в Англии.
- На самом деле, у нас во Франции тоже есть тележки с пони, - сказала она, поспешно возвращаясь к своему французскому акценту.
Лицо Гила было так близко. Наверное, он её поцелует. Эмма ощутила волну возбуждения, столь острого, что она почти потеряла сознание.
- Что заставило тебя оставить попытки выпасть из экипажа? - быстро спросила она, в то время как его губы двигались по направлению к ней. Помимо воли, её рука поднялась и обвила его шею. Это была сильная шея, мускулистая и твёрдая.
- Я не смог этого сделать. - Керр сказал это почти ей в рот. - Я никогда не мог просто выпустить поводья и вылететь в пространство. Уолтер жил в полную силу, которой не было у меня. Он пил с энтузиазмом и ездил верхом со страстью. Я консервативен. Я пытался научить его быть менее безрассудным…
Он пожал плечами.
Эмма надеялась, он не почувствует, как сильно бьётся сердце у неё в груди. У Гила очень красивые губы: изогнутые, немного печальные, очаровательные, непреклонные… Затаив дыхание, она вытянула палец и мазнула им ему по губам.
- Теперь ты снимешь свою маску? - спросил граф на ухо своим бархатным голосом.
Она потянулась, чтобы развязать её и мгновенно сообразила преимущества положения, когда руки находятся за головой. Это движение прижало её груди к грудной клетке графа. Чувство было восхитительным и опасным. Она замерла, медленно развязывая тесёмки маски и тяжело дыша. Она видела только его глаза, затенённые чёрные озёра в темноте, скользящие взглядом по её коже, подобно обжигающему глотку бренди.
Секундой позже его ладонь прошлась по её горлу до выпуклости груди. Эмма вздохнула. Она заметила мозоли на его пальцах, но даже не представляла себе, что они могут сплести паутину колдовских заклинаний на её коже. Они коснулись верха её груди и скользнули под богато украшенную золотом ткань лифа.
Керр взглядом удерживал её взгляд, не позволяя ей посмотреть вниз и увидеть, что он делает, где находится его большой палец, потому что он… он…
- Чей костюм на тебе? - спросил он вкрадчиво.
- Что? - выдохнула Эмма.
- Ты Клеопатра, вся в золотом? - говорил Гил. - Но нет, это не римская туника.
Её глаза широко раскрылись. Его рука сейчас сжимала её грудь, стаскивая лиф и почти… почти дотрагиваясь…
- Возможно, ты Венера? - шептал он, и его губы прочертили линию вниз по её шее.
Эмма не могла ответить, она просто, впервые в жизни, утратила дар речи.
- Я думаю, ты, должно быть, Королева Елизавета. - Он нашёл её губы, молча попросил, и Эмма приоткрыла рот, она слышала о таких вещах, но никогда не представляла, что обнаружит в себе подобные наклонности. Кроме того, разве не говорила её гувернантка, что мужья не целуются подобным образом? Разумеется! Он думает, что она французская потаскушка, и поэтому осмеливается целовать её в такой манере.
Эмма открыла рот пошире, и он проник внутрь. Это должно было быть отвратительно, но оно просто… не было. Он был на вкус как… Как… Она не знала. Как мужчина, так можно было подумать. Он пробовал её на вкус тоже, в это же время, и его рука замерла у неё на груди.
Её сердце глухо ударялось об рёбра. Она себя чувствовала птичкой, зажатой между теплом его рук и соблазном его губ, не в силах шевельнутся или заговорить. Гил положил ей руку на затылок, наклоняя её так, чтобы он мог атаковать её рот, взять её, как хотел, и всё, что она могла сделать…
Её рассудок пустился вскачь. Ей следует что-то сделать, или ему станет скучно, и он остановится. А она не хотела, чтобы он останавливался, разве нет?
Он отстранился. Прикосновение его руки сменилось неприятным холодком, и небольшой звук сорвался с губ Эммы. Разочарование? Страсть?
- Я не могу выполнить твою просьбу, - сказал Керр.
- Что? - Эмма едва слышала сквозь стук собственного сердца в ушах.
Он приподнял её и, с мягкой точностью, усадил на противоположное сиденье.
- Я не могу заниматься любовью с Вами в карете, или где бы то ни было, мадам. Прошу меня простить.
Глава 10
Эмма раскрыла рот, но не проронила ни слова.
- Ваша просьба, - сказал Керр, наблюдая за ней, - Ваша единственная просьба перед тем, как выйти за того богатого торговца.
С минуту она беспомощно глядела на него, и тогда истина - или отсутствие таковой - постепенно дошли до её рассудка.
- Почему нет?
- Это было бы неправильно, - произнёс он.
Эмма почувствовала взрыв настоящей ярости. Этот мужчина, который согласно слухам спал с таким количеством француженок, что, вероятно, даже во сне бормотал je t'aime, смеет становиться моралистом с таким опозданием?
- После всего, что было между нами? - сказала она, в её голосе зазвучало предостережение на тот случай, если он полагает, что она хорошенькая французская крошка, которую можно уложить в постель и забыть. Как теперь она думала об этом, Керр обошёлся с Эмили просто безобразно.
Если бы Эмили действительно существовала, конечно.
Гил смотрел на её губы, явно потеряв нить разговора, так что Эмма втянула свою нижнюю губку и медленно вытолкнула её снова, просто чтобы напомнить ему, какой мягкой была эта губа, когда она соприкасалась с его ртом.
- Подумай о Париже, - сказала она, голосом нежным и настолько похожим на зов сирены, насколько было возможно.
- Мысли о Париже меня никогда ни к чему хорошему не приводили, - возразил Керр. - Поскольку я не помню и половины того, что было.
- Как ты мог забыть меня? - В её голосе звучало неподдельное возмущение. В конце концов, он забыл её, там, в Сент-Олбанс. Даже если учесть, что он никогда не видел её в таком виде, в каком предположительно видел Эмили, всё равно это было дезертирством.
- Я ждала тебя, - проговорила Эмма тихим и слабым голосом, опустив ресницы, как обычно проделывала Бетани, когда ссорилась с мужем.
- Ты ждала? - спросил он, не попадаясь на уловку. - Крайне лестно.
- Скорее, глупо, - огрызнулась она.
- Что ж, однако, ты быстро вышла замуж вскоре после этого… Или я помог тебе в совершении адюльтера?
- Мой Пьер уже был дряхлым стариком к тому времени, когда мы встретились, - сказала Эмма. - Этот бедняга был ни на что не годен, кроме как лежать в постели.
- Судя по всему у нас с Пьером много общего, - заметил Гил.
- Но не в самых важных аспектах, - проговорила она, наклоняясь к нему, и так же бесстыдно, как любая райская пташка, обвела языком форму его нижней губы. В конце концов, разве он не говорил, что французские женщины быстро учатся? Она наполовину может претендовать на принадлежность к французской нации.
Эмма услышала, что дыхание её жениха стало неровным, но он ничего не сказал.
Тогда она придвинулась ещё ближе и положила руку ему на колени. Там можно было почувствовать мышцы, сильные и гладкие под её ладонью, умолявшие её провести рукой выше к его …
Керр отодвинулся так быстро, что она едва не утратила равновесие и не врезалась в стену кареты.
- Я терял достоинство в Париже слишком много раз, ma petite, - произнес он, и в его голосе прозвучала некая непреклонность, поведавшая Эмме, что она только что проиграла сражение. - Неважно, насколько ты соблазнительна, я не сделаю этого снова.
- Кто бы мог подумать, что ты превратишься в святого? - произнесла она с раздражением. - По слухам ты был повсеместно добр к женщинам моей национальности.
- Моя доброта полностью исчерпана.
Что самое ужасное, Эмма ему поверила.
- Я не спал с женщиной с тех пор, как погрузил себя, пьяного, на корабль, чтобы пересечь Ла-Манш, - проговорил Гил, поднимая её подбородок так, что их взгляды встретились в почти полной темноте. - Если бы мне довелось спать с ещё одной француженкой, Эмили, то это была бы ты.
Эмма открыла рот, чтобы возразить, но он прервал её страстным поцелуем.
- Но я этого больше не делаю, - добавил он, спустя одно сводящее с ума мгновение. - Я также не пью, на случай, если ты думала меня напоить.
- Ты собираешься совсем отказаться от постельных радостей? - с некоторым любопытством спросила Эмма.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, смотри. Ты говоришь как монах… - Она остановилась и позволила тишине повиснуть на миг. - Или как евнух.
- Эмили! Ты меня шокируешь. А ведь ты юная благовоспитанная леди.
- О нет, - сказала она. - Будь я юной благовоспитанной леди, как тогда могло бы случиться то, что было в Париже.
- Сам удивляюсь, - проговорил Керр немного мрачно.
- Но оно случилось, - продолжила она жизнерадостно, - поэтому ты можешь не бояться запятнать мою репутацию.
- Я беспокоюсь о собственной репутации, - сказал он.
- Это несправедливо! - вскричала Эмма со всей силой разочарования. Если она вернётся домой проигравшей - даже если он не узнает о том, что это был вызов - ей придётся разорвать помолвку. Другого пути не было. И она не…
Она оборвала эту мысль и придала голосу спокойствие.
- Я так понимаю, мы достигли соглашения в том, что Вы задолжали мне услугу, мсье.
Керр пристально смотрел на неё некоторое время. Усмешка, притаившаяся в уголках его губ, заставила её заёрзать на своём сиденье. Затем он внезапно открыл окошко в крыше и прокричал что-то своему кучеру. Эмма не расслышала.
- Что ты сказал? - потребовала она.
- Я намереваюсь оказать любезность, - ответил он, усаживаясь обратно в угол и скрещивая руки на груди. Он не мог показать яснее, что флирт больше не занимал его мысли.
Эмма прищурилась. Она ощущала крайне неудобное тепло между ногами, беспокойное чувство во всём теле и сильное сердцебиение.
- Поскольку я не могу, увы, выполнить твою первоначальную просьбу, - проговорил Гил так, словно отказывал ей в чашке горячего чая, - то сделаю всё возможное, чтобы твоё краткое пребывание в Англии было приятным. Я покажу тебе место, которое может тебя заинтересовать.
Единственное интересное место, пришедшее Эмме на ум - его дом, и более того, его спальня, но маловероятно, чтобы они направлялись туда.
Она снова расположилась в своём уголке. Но девушка не собиралась складывать руки на груди и позволять ему упиваться своей моралью. О, нет. Эмма, может быть, и новичок в деле соблазнения, но у неё такое чувство, что она была рождена для того, чтобы научиться этому. Эмма откинула голову назад, словно обессилев, закрыла глаза и подумала о том, как граф целовал её, о том, как его рука лежала у неё на груди.
Лёгкий хриплый звук сорвался с её уст. Она закинула одну руку за голову и ухватилась за шторку так, словно пытаясь удержаться, когда карету качает. Лиф её платья натянулся, сползая с соска. Ощущение было невыносимо возбуждающим и заставило её покрутиться на сиденье. Эмма не открывала глаза. Либо Гил смотрит на неё, либо нет.
Вместо этого она сосредоточилась на воспоминании об его поцелуе. Он проник языком прямо ей в рот. Если бы она не слышала раньше сплетен о таких вещах, то не поверила бы. Разумеется, ей было известно об акте совокупления. Но она никогда… по-настоящему… на самом деле, это почти то же самое, не так ли? Когда язык Гила прошёлся по её губам, она раскрыла их так, словно он был самым сладким леденцом, который ей когда-либо встречался. И Керр был так хорош на вкус, так приятен, что у неё сердце выскакивало из груди при самой мысли об этом.
Она немного покрутилась на своём сиденье. Потому что если поцелуй похож на акт консуммации брака… Сама эта мысль вызвала в ней странное чувство.