Эверилл положила на стол кусок хлеба. Она не знала, все ли рыжеволосые люди имеют необузданный нрав. Но ее мать Маргарет вбивала ей в голову с колыбели, что ни в коем случае не следует идти на поводу у собственного характера, и самой ей удавалось держать себя в узде всю жизнь. Даже ее муж, отец Эверилл, ничего не знал о горячности леди Маргарет. Как и мать, Эверилл тоже всегда контролировала свой нрав. Даже когда последний претендент фыркнул ей прямо в лицо, сказав, что он никогда не женится на рыжей дьяволице, у которой на лице отметина сатаны и куриные мозги, - даже тогда Эверилл сдержалась. Она не плюнула ему в лицо, не разодрала ногтями его щеки, что ей страшно хотелось сделать, а держала язык за зубами в буквальном смысле этого слова.
Но алкоголь вполне может лишить ее самообладания и показать всем и каждому, что у нее действительно именно тот нрав, который приписывают рыжим, и что когда она ведет себя как полагается и высказывает милую симпатию к миру, ей часто хочется пинать людей или убежать куда-нибудь… по крайней мере на какое-то время.
Эверилл скривилась, потому что эта мысль заставила ее вспомнить, как она один раз утратила самообладание - в тот день она пнула капитана стражи в голень, потому что он не захотел отвезти ее к брату, а потом убежала из дому. То был единственный раз, когда проявился ее нрав. Тогда-то мать и начала свою кампанию, имеющую целью научить дочь держать себя в руках.
Эверилл закусила губу и бросила взгляд на лестницу, ведущую в верхний холл. Внезапно она задалась вопросом - сколько мог услышать из ее рассказа о побеге Кейд? Она думала, что он спит, иначе ни за что не стала бы рассказывать об этом, а он совершенно неожиданно задал ей вопрос… В тот миг она была так изумлена и так рада, что он очнулся от своего противоестественного сна; ей и в голову не пришло, что он слышал рассказ о приступе ее детского гнева. Это встревожило ее на мгновение, но она тут же отбросила эту мысль.
На верху лестницы появился Уилл. Эверилл заморгала, увидев стоящих позади брата троих шотландцев, и это отвлекло ее от беспокойных мыслей насчет отцовских планов. Шотландцы начали спускаться вниз, и Эверилл улыбнулась. Забыв о трапезе, она встала и направилась к лестнице. Теперь можно пойти взглянуть на Кейда.
- Закройте глаза.
Кейд сердито посмотрел на старую женщину - то была Мэбс - и нетерпеливо отмахнулся:
- Со мной все в порядке. Оставьте меня в покое.
- У вас ведь болит голова? А это вам поможет, - резко возразила она, убирая его руки.
"Она сделала это с такой легкостью, как будто я младенец", - с горечью подумал Кейд. Учитывая его слабость, сравнение было вполне подходящее. Хотя сегодня утром он был немного сильнее и мог по крайней мере поднять руки, он все еще был достаточно слаб и не мог сопротивляться старухе.
Она наклонилась к нему, держа в руке холодную влажную салфетку.
Кейд нахмурился, но закрыл глаза, а служанка положила на них салфетку. Резкий солнечный свет, лившийся сквозь открытые ставни, немедленно померк, и Кейд вздохнул с облегчением, когда холодная влага впиталась в кожу вокруг глаз, немного уменьшив боль.
- Так-то лучше, - ехидно заметила старая карга.
Кейд только фыркнул в ответ, а служанка довольно усмехнулась. И он опять пожалел, что здесь нет Эверилл. Проснувшись на рассвете, Кейд был весьма недоволен, обнаружив у своей кровати вместо сестры Уилла эту старую гарпию. Голос у Эверилл был приятный и успокаивающий, а у этой женщины он был брюзгливый и резкий, и заботу о нем она проявляла отнюдь не самым ласковым образом. Она обращалась с ним как с куском мяса, когда принялась умывать и перекладывать, чтобы поменять постельное белье. Все это было неприятно и унизительно для того, кто привык заботиться о себе сам, и он не сомневался, что будь здесь Эверилл и занимайся всем этим она, это было бы совсем другое дело.
Еще хуже, что после всего этого единственное, чем накормила его старуха, был бульон и медовый напиток. Кейду хотелось чего-то плотного, чтобы побыстрее восстановить силы, но когда он сообщил об этом, служанка объявила, что леди Эверилл не велела пока давать ему ничего плотного. Очевидно, эта старуха была предана Эверилл и беспрекословно выполняла ее приказания. Разумеется, все его ворчливые требования ничуть ее не тронули.
До Кейда донесся звук открываемой двери, и он затаил дыхание, чтобы понять, кто вошел в комнату. Почувствовав запах пряностей и цветов и услышав голос Эверилл, он незаметно улыбнулся от радости. Затем послышался легкий шум ее шагов.
- Боже мой! - воскликнула Эверилл, и, судя по всему, она стояла прямо у его кровати. - Почему холодный компресс? Неужели глаза все еще беспокоят его, Мэбс?
- Нет, - немедленно ответил Кейд.
Его тихое ворчание заглушил голос Мэбс, сказавшей:
- Да. Они ведь были закрыты очень долго, им еще нужно привыкнуть к свету. Сегодня держите на них холодный компресс как можно дольше. Тогда они перестанут болеть.
Кейд услышал, что Эверилл что-то пробормотала в знак согласия, и помрачнел. Потом он услышал, что старуха направилась к двери. Они разговаривали тихо, но вскоре разговор смолк и раздался звук открываемой двери.
- Итак, - голос Эверилл поплыл над ним, мягкий и милый, каким он и запомнил его, - вы чувствуете себя лучше сегодня утром?
Кейд поднял руку, намереваясь снять салфетку, закрывающую его глаза, но Эверилл удержала его.
- Пока оставьте компресс. Он поможет вам скорее вернуть зрение, - сказала она.
Как ни мягко прозвучали эти слова, в них ощущалась твердость, и руку его она держала крепко, пока не отпустила. Потом, погладив ее, Эверилл весело сказала:
- И кроме того, здесь нет ничего, на что стоило бы смотреть, - только кровать, стул, камин и немного солнечного света.
- Здесь вы, - спокойно сказал Кейд.
Слова его вызвали тихий смех.
- Уверяю вас, вряд ли я стою того, чтобы из-за меня заработать головную боль.
Кейд нахмурился, услышав ее слова, потому что вспомнил, как при его пробуждении она сетовала на попытки отца выдать ее замуж и на грубые оскорбления со стороны тех, кого он выбрал в женихи. Ему было любопытно узнать, какая она, но он не стал снимать компресс, решив подождать. Сила и умение мастерски обращаться с мечом были не единственной причиной, по которой он считался прославленным воином до того, как попал в плен и оказался в заточении. Главную роль в этом играл ум. Кейд понимал, когда нужно потерпеть и дожидаться подходящего момента, и как раз это и нужно было сейчас. Он не хотел смущать сестру Уилла или огорчать ее, поэтому дал себе слово, что дождется подходящего момента. Она спросила:
- А что, повезли кто-нибудь из ваших людей вести вашим родным?
Поскольку Кейд медлил с ответом, Эверилл добавила:
- Уилл сказал, что ваша матушка скончалась еще до похода в Святые земли, но что у вас есть сестра, два брата и отец. Он не хотел писать им, чтобы не подавать ложных надежд, пока мы не убедимся, что вы выздоровеете, но я уверена, что им очень хочется получить о вас вести.
Услышав это предположение, Кейд слегка скривил губы. Он сомневался, что отец и братья за эти три года сохранили трезвость ума настолько, чтобы интересоваться его местонахождением, но его младшая сестренка - совсем другое дело. Мерри, конечно, беспокоилась о нем.
- Я отослал всех троих, - признался он, а потом пояснил: - Я дал им не одно поручение.
- Вот как, - сказала Эверилл и доказала, что понимает, как устроена голова у мужчин, спросив с любопытством: - Они не беспокоились, что приходится оставить вас здесь?
Кейд слегка улыбнулся ее пониманию, потому что они действительно беспокоились, что оставляют его здесь, в Мортани, и некому будет проводить его до дома. Он хотел было отрицать это, но решил сказать ей правду.
- Да, они разволновались, точно старые бабы, и сильно бранили вашего брата, в чем я не сомневаюсь, однако я настоял на их отъезде. - И он добавил, кривясь: - Мне не нужно, чтобы они висели надо мной, пока я поправляюсь. В доме Уилла я вполне в безопасности. Я ему доверяю.
- И он вам доверяет, - тихо сказала Эверилл.
Кейд молча кивнул, потому что ничуть в этом не сомневался. Они научились доверять друг другу, когда оказались в рабстве. Именно так они и выжили - защищая друг друга. Он, его люди и Уилл были не единственными узниками в этой тюрьме. Там были и другие, бывшие жители больших и малых городов, разрушенных Бэбаром. Большую часть их жителей убивали, но Кейд знал, что некоторых оставляли в живых, чтобы они работали на своих новых господ, которые держали их впроголодь на одной только жидкой каше и гнилых овощах, заставляя работать до смерти под жарким солнцем пустыни.
Желая сделать их слабыми и покорными, им никогда не давали еды столько, чтобы хватало на всех, и людей убивали их же товарищи по заключению, чтобы получить что-то большее, чем корку хлеба и глоток пойла. Но количество тех, кто умер от рук своих же отчаявшихся товарищей, не шло ни в какое сравнение с количеством тех, кого забили или заставили доработаться до смерти:
- Уилл сказал, что это вы задумали побег.
Кейд улыбнулся, но не стал говорить о том, что этот план пришел к нему совершенно неожиданно, и он жалел только, что этого не случилось раньше. Приди ему это в голову раньше, уцелело бы больше его людей.
- Уилл рассказал, что вы бросили ему ключи и велели выпустить остальных, а пока он этот делал, сами разделались с обоими стражниками, - спокойно продолжила Эверилл. - Какая храбрость!
- Это не храбрость, а отчаяние, - сухо возразил Кейд и признался: - Проведя столько времени в заключении, у меня не было достаточно сил, чтобы справиться с двумя.
- И все же вы справились, - просто сказала Эверилл.
Кейд пожал плечами, его самолюбие не позволяло объяснить, что в тот раз ему помогла простая удача. До того как его взяли в плен и морили голодом три года, он не задумываясь схватился бы и с большим количеством людей… и одолел бы их, но он знал, что только ненадежная рука судьбы помогла ему уцелеть во время побега. Если бы Уиллу не удалось выпустить из камер остальных так быстро, как он это сделал, чтобы те помогли ему одолеть стражников, все они, без сомнения, были бы уже давно мертвы.
Внезапно на Кейда напала зевота, рот его широко и отчасти болезненно растянулся, и он поднял руку, чтобы скрыть зевок, сбив при этом компресс на сторону. Кончив зевать, он снова опустил руку на кровать, не поправив салфетку, и пробормотал что-то, извиняясь за свое невежливое поведение.
- Поспите, - сказала Эверилл, вставая и наклоняясь к нему, чтобы поправить компресс.
При этом он мельком увидел ее лицо, а потом компресс снова был на месте, и она прошептала:
- Сейчас для вас сон - лучшее лекарство. Потом мы сможем поговорить подольше… или, возможно, я вам почитаю, чтобы скоротать время.
Кейд ничего не ответил, он прислушивался, как она снова села на свое место. Теперь ум его был в смятении. В это утро он проснулся и обнаружил, что видит гораздо лучше. Без сомнения, это произошло благодаря жидкостям, которые он выпил накануне. Зрение стало почти нормальным.
Лицо Эверилл оказалось вполне привлекательным. Оно не было особо красивым, но в нем не было ничего, над чем можно было бы насмехаться и от чего стоило бы отворачиваться с отвращением.
Это открытие немного сбило Кейда с толку и несколько рассердило. Что такое с этими англичанами, почему они отвергают такую милую девушку? Засыпая, он думал об этом, а потом решил, что ответ заключается в самом вопросе. Англичане они и есть англичане.
Глава 3
Проснувшись, Кейд обнаружил, что Эверилл нет, а у его кровати сидит Уилл.
- Слава Богу, ты очнулся. Я думал, что сойду с ума от беспокойства.
Услышав раздражение в голосе друга, Кейд удивился и повернулся, чтобы лучше его видеть. При этом щека его коснулась почти совсем сухой салфетки, которая раньше лежала на глазах. Он сделал слабую попытку взять ее, но Уилл тут же нагнулся и выхватил у него салфетку. Потом встал и пошел к сундуку, стоявшему рядом с кроватью, чтобы снова намочить ее.
- Я пришел сказать тебе, что Домнелл, Йен и Ангус уехали, но ты спал. Прежде чем я смог уйти. Эверилл настояла на том, чтобы я сидел и присматривал за тобой, пока она спустится вниз перекусить. Она вернется и принесет тебе что-нибудь поесть.
- Мне не нужно, чтобы за мной присматривали. Со мной уже все в порядке, - сердито ответил Кейд и нахмурился, услышав, какой у него хриплый голос.
- Да, но ты был очень слаб, и мы боялись, что потеряем тебя. Думаю, что сестра будет тревожиться до тех пор, пока ты не станешь на ноги.
От такой перспективы Кейд издал недовольный звук и слабо отмахнулся от Уилла, когда тот подошел и хотел было положить ему на глаза влажную салфетку.
- Мне больше этого не нужно.
Уилл колебался.
- Эверилл настаивала на этом. Она сказала, что у тебя болит голова.
- Голова у меня больше не болит, - проворчал Кейд, хотя на самом деле она еще немного побаливала. Однако неприятные ощущения были слабыми, так что он вполне мог обойтись без компресса.
- Хм-м…
Пока Уилл стоял у его кровати с таким видом, будто решал, кого слушать - Кейда или Эверилл, тот попытался отвлечь его, задав вопрос, который мучил его во сне:
- Почему мужчины, которых твой отец привозит в дом, отвергают Эверилл?
Уилл страшно удивился. Он опустил руку с салфеткой и задумался. Кейд терпеливо ждал.
- Отчасти это из-за ее волос, - сказал наконец Уилл.
- А что такое с ее волосами? - изумленно спросил Кейд.
- Ты, наверное, не рассмотрел как следует, но волосы у нее ярко-рыжие, - сообщил Уилл с гримасой, которая говорила, что это весьма нежелательный цвет.
Замечание Уилла не понравилось Кейду. Быстрый взгляд, который он успел бросить на Эверилл, сказал ему, что у нее красивые длинные волосы, в которых присутствуют оттенки белокурые, пепельные и неистово рыжие, и все вместе это превращало ее волосы в яркую массу огненного цвета, что очень ему понравилось.
- Сам я думаю, что это не страшно, - добавил Уилл. - Это даже красиво в некотором смысле, но рыжие волосы, особенно такие ярко-рыжие, не очень-то популярны у англичан. Есть поверие, что такие волосы - метка дьявола и тому подобное. - Говоря, он, сам того не сознавая, раздраженно пошлепывал мокрой салфеткой себя по бедру. - И еще у нее на щеке родинка, и говорят - это тоже отметина дьявола.
Кейд вспоминал мельком увиденное лицо Эверилл и разозлился. На щеке у нее действительно есть красная отметина - очень маленькое красное пятнышко в виде земляничинки. Вряд ли хоть сколько-то разумный человек может назвать это отметиной, дьявола, но Кейд давно уже понял, что предрассудки редко бывают разумными.
- И конечно, ее заикание, - со вздохом добавил Уилл.
Кейд испуганно посмотрел на него.
- Заикание? - удивленно переспросил он.
- Нуда. А разве ты не заметил? - спросил Уилл, тоже несколько удивленно.
- Она никогда не заикалась, разговаривая со мной, - заверил его Кейд.
- Неужели? - спросил Уилл с внезапным интересом, и его рука с салфеткой замерла. - Странно. Эверилл никогда не заикается с родными и друзьями, но всегда заикается в обществе посторонних, по крайней мере до тех пор, пока не узнает их и ей не станет с ними легко.
- Хм-м… - пробормотал Кейд.
- Возможно, она не заикается в твоем присутствии, потому что ты еще не видел ее, - заметил Уилл. - Если так, это подтверждает мое предположение.
- Какое предположение? - спросил Кейд.
- Что она становится робкой и тихой и начинает заикаться, когда ее что-то смущает или, например, когда она стесняется своей внешности, - сказал Уилл, а потом тихо признался: - В детстве ее ужасно дразнили и из-за волос, и из-за родинки. Поэтому она избегала других детей и играла только со мной. - Он вздохнул и повернулся, чтобы положить влажную салфетку на сундук, рядом с миской воды. - Если это так, она, конечно, оставит тебя на попечение Мэбс и будет избегать и тебя тоже, как только поймет, что ты опять хорошо видишь.
Кейд помрачнел - ему вовсе не нравилось, что ухаживать за ним будет только Мэбс. Нет, он не собирался долго валяться в постели, но он никогда не был очень хорошим пациентом и всегда находил вынужденное пребывание в постели скучным. Перспектива провести еще несколько дней в обществе одной только Мэбс была не из приятных.
- Дай-ка мне этот компресс.
И с этими словами Кейд протянул руку и тут же убрал ее назад, с неудовольствием увидев, что рука у него слегка трясется.
- Что? Зачем? - удивился Уилл.
- Потому что твоя сестра обещала, что будет читать мне, когда я проснусь, и я не хочу, чтобы она поняла, что я вижу ее, раз это отпугнет ее, потому что какие-то дураки-англичане заставили ее смущаться собственной внешности. Положи этот дурацкий компресс мне на глаза, и пусть она думает, что у меня по-прежнему нелады со зрением.
Уилл удивленно скривил губы и пошел за салфеткой. Стоя спиной к Кейду, он спросил с любопытством:
- Так это от того, что Мэбс командует тобой? Или от того, что моя сестра славная и тебе нравится ее общество?
- Я еще не успел понять, нравится ли мне общество твоей сестры или нет, - сухо заметил Кейд, хотя это было не совсем так.
Комната казалась немного светлее, когда он не спал и Эверилл была здесь. Даже появление Уилла вчера вечером не было таким успокаивающим, как те немногие моменты, когда здесь находилась его сестра.
- Наверное, это так, - согласился Уилл, снова поворачиваясь к нему с салфеткой. - Поэтому я задам тебе этот же вопрос через недельку-другую и буду ждать ответа.
Кейд только усмехнулся, а потом насторожился, услышав шум открывающейся двери. Не подумав, он повернулся посмотреть, кто пришел, и увидел Эверилл. Волосы у нее были распущены и пламенели вокруг хорошенького бледного личика; она шла, осторожно балансируя подносом, который держала в руках. Взгляд Кейда тут же переместился на ее темно-зеленое платье, и он заметил, как оно идет ей по цвету и подчеркивает стройную фигуру, но вдруг все исчезло - Уилл внезапно положил ему на глаза салфетку.
- Ну вот, - громко сказал англичанин, - я уверен, что зрение у тебя само наладится довольно быстро. Ты только держи на глазах влажную салфетку и сохраняй терпение.
- А что, глаза все еще беспокоят его? - спросила Эверилл, когда дверь закрылась.
Ее шаги приблизились к кровати.
- Да, беспокоят, - солгал Уилл с ужасающей беззаботностью. - Я уверен, что все наладится, когда он достаточно окрепнет.
- Да, я тоже так думаю, - пробормотала Эверилл, но в голосе ее слышалось беспокойство, и Кейд ощутил мгновенный укол совести из-за того, что обманывает ее.
Он даже подумал, не снять ли повязку и не сказать ли ей правду, но тут он вспомнил о старухе Мэбс и о перспективе находиться в ее обществе между короткими посещениями Уилла, и решил лгать и дальше.
- Вижу, ты принесла ему поесть? - заметил Уилл, когда учуял запах того, что, по мнению Кейда, было очередным куриным бульоном.
В животе у него сразу же заурчало, напоминая, как он голоден. Но перспектива снова получить только жидкую пищу ему пришлась не по вкусу. Ему нужна пища плотная, чтобы окрепнуть, и он уже готов был заявить об этом, когда Уилл добавил:
- И еще сыр и хлеб? Ты думаешь, ему уже можно это есть?
В голосе Уилла Кейд различил насмешку.