Глава восьмая
Печальная река Трансимено бежала сквозь клубящуюся серую мглу. Туман и дым смешались над ее водами, наползая в долину с холма, на котором стоял городок Алакрион. Пологий этот холм удерживал два кольца стен и сотню домов. Серый цвет главенствовал здесь над остальными: строительный камень и трава словно выцвели под солнцем, да и само небо утратило яркость синевы и приобрело блекло-фиолетовый оттенок.
Долина была затянута дымом. Горели дома, стреляли бомбарды. Безмолвные воды утекали вдаль по долине и, достигнув конусовидной горы, исчезали, и казалось, будто Трансимено сливается возле горизонта с одной из подземных рек, Стиксом или Ахероном. И если проплыть по Трансимено вверх по течению, от Алакриона до горы на горизонте, то встретишь покой и забвение.
Отряд иоаннитов и византийцы Диафеба приблизились к Трансимено на пятый день после прибытия кораблей с Родоса. Выстрелы со стен Алакриона были здесь почти не слышны, такой властной оказалась тишина, исходящая от речных вод. Воины в черных орденских плащах и с неподвижными флажками на копьях застыли у подножия холма, глядя на то, как беззвучно идет бой.
Турки засели в Алакрионе; отряд христианских рыцарей пытался штурмовать стены, с которых по ним палили из бомбард.
Несколько лестниц, покачнувшись в небе, пали на стену и тотчас отяготились человеческими фигурками. Под воротами разложили огонь. С левой стороны участок стены обвалился, явив провалом толпу воинов, готовых обороняться. Десяток храбрецов устремился к провалу, и там закипела схватка.
Тем временем со стен продолжали стрелять и метать в осаждающих камни.
- Туда! - воскликнул Диафеб. - Ударим разом и возьмем этот город во славу Божью!
Они пришпорили коней и помчались в сторону Алакриона.
Внезапное появление подкрепления решило дело. Турки отступили в глубину города, но сражаться на улицах побоялись. Жители Алакриона набрасывались на своих мучителей и разили их везде, где находили, а женщины к тому же бросали им на головы тяжелые предметы и обливали кипятком и нечистотами.
Спешившись, Диафеб с мечом в руке побежал по городу. Несколько раз ему приходилось вступать в поединки, но они долго не длились.
- Тирант! - кричал Диафеб. - Гдe Тирант Белый? Где севастократор?
Но никто не мог указать ему, где находится его брат.
Возле ворот еще кипел бой. Иоанниты бились с турками, сражая одного за другим. Тем некуда было отступать, и они погибали, желая перед смертью лишь одного - забрать с собой на тот свет как можно больше христиан. Трупы громоздились возле ворот, окованных металлом, но выбитых и валяющихся вместе с искалеченными петлями. И мертвецы падали на эти створы, как воины древности на собственные щиты.
В развевающихся плащах иоанниты метались по улицам и перед воротами, настигая врагов. Рыцари ордена выглядели ангелами, и ни один грешник не мог ускользнуть от их карающей руки; сами же они представлялись неуязвимыми. Однако это было не так, и несколько их уже пали, а на белых крестах проступили красные сердца.
Опускались сумерки, и в темноте быстрее бежали воды Трансимено. Казалось, они сгустились от пролитой крови, и преисподняя - там, за горой, - призывала к себе эту кровь.
Зажглись факелы. Преследование врагов продолжалось и в темноте. Любой турок, что подавал еще признаки жизни, был в ту ночь безжалостно заколот кинжалом, а если где-нибудь находили христианского воина, тяжело раненного или даже при смерти, его доставляли в церковь, и там братья иоанниты перевязывали его раны и ухаживали за ним.
С факелом в руке Диафеб остановился возле глубокого рва под стеной Алакриона. Сломанная лестница валялась рядом, под ней - двое убитых. В большой воронке лежало несколько камней, сброшенных со стены утром. А в глубине рва кто-то вдруг пошевелился и тихо застонал.
Диафеб направил туда факел так стремительно, что пламя зашумело, и из мрака выступило лицо Тиранта - точнее, половина этого лица, ибо вторая была залита чернотой.
- Сюда! - закричал Диафеб.
Но вокруг все были заняты - кто преследовал врагов, кто собирал добычу, так что Диафебу пришлось хватать за руку первого попавшегося солдата и приводить его в чувство пощечиной.
- Помоги мне! - сказал Диафеб.
Вместе они спустились в ров, отбросили в сторону несколько камней, отодвинули мертвеца с переломанными ногами, и перед ними явился севастократор. Одним из первых он бросился на штурм и был сражен снарядом, попавшим ему в голову.
Диафеб подхватил его под мышки, а солдат взял за ноги, и они вытащили Тиранта наверх. Там они уложили его на плащ и отнесли в город.
Когда приор иоаннитов узнал о том, что севастократор находится в церкви с остальными ранеными, он поспешил туда.
Тирант, уже умытый, в одной рубашке, лежал на простом покрывале, расстеленном поверх соломы прямо на полу, потому что при таком ранении прохлада и жесткое ложе лучше всего. Орденский лекарь осторожно осматривал рану на его голове, едва прикасаясь к ней пальцами.
Тирант увидел Диафеба и с ним приора и попытался улыбнуться, но у него плохо получилось.
Приор сел рядом с Тирантом, а Диафеб опустился на колени у него в ногах.
- Вы пришли вовремя, - произнес Тирант с большим трудом. Из-за боли в голове он почти не мог говорить. - Я рад.
Приор кивнул и ушел, не желая обременять раненого, а Диафеб долго еще оставался на прежнем месте. Ему все казалось, что, если он оставит Тиранта, тот попросту умрет. Тирант вдруг широко раскрыл глаза и сказал Диафебу:
- Идите спать.
Тот пошатнулся и понял, что действительно спал, сидя на полу и склонившись к ногам брата.
Тирант опять опустил веки и задремал. В полусне он слегка похрапывал.
Через час целебный отвар из бараньих голов, сваренных в крепком вине, был готов, и лекари наложили на голову севастократора повязку.
Наутро Тиранта перенесли в роскошные покои, которые прежде занимал знатный турок. За ночь в этих покоях все было прибрано и подготовлено таким образом, чтобы там мог жить военачальник христиан. Посреди комнаты находилась большая кровать, так что Тирант имел возможность постоянно принимать у себя своих командиров и отдавать им распоряжения.
Тирант остался очень доволен тем, как для него все устроили. Благодаря заботам лекарей рана на его голове постепенно заживала и с каждым днем беспокоила его все меньше.
Все свободное время Диафеб проводил с севастократором, и они беседовали о Кармезине. Тирант желал знать все, что говорила или делала принцесса, как она смотрела, какой у нее был голос. И Диафеб по десять раз повторял одно и то же, но Тирант не уставал слушать.
- И она сказала, что не будет счастлива до тех самых пор, пока не прижмет вас к сердцу, - заключил рассказ Диафеб.
- Я рад, что получил эту рану, - признался Тирант. - По крайней мере теперь у меня появилось хотя бы немного времени для того, чтобы помечтать.
- Император велел передать вам деньги, - сказал Диафеб. - По пятнадцать дукатов за каждого пленника.
Тирант махнул рукой:
- Раздайте их моим людям от лица его величества и поблагодарите за верную службу.
- А себе вы ничего не хотите оставить? - уточнил Диафеб.
- Им прок, мне честь. - Тирант закрыл глаза. - Я никогда не буду нуждаться в деньгах, потому что живу не ради денег. А деньги, как всякая подлая вещь, льнут к тому, кто ими пренебрегает.
Он помолчал немного, затем брови его сошлись над переносицей - он мучительно вспоминал что-то. И наконец вспомнил:
- Сверчок. Где он?
- Я поищу его, - обещал Диафеб.
Сверчок отыскался среди раненых. Стрела угодила ему в ногу, поэтому он и не мог ходить, и даже не имел возможности явиться к своему господину и ухаживать за ним, хотя и видел, как Тиранта принесли в церковь и как севастократор едва не умер. Сверчок смотрел на это издалека и заливался слезами.
- Почему же ты даже не подал голоса? - укорил его Диафеб.
- Если бы я дал о себе знать, - ответил Сверчок, - то часть лекарей принялась бы заботиться обо мне, а я не хотел отвлекать их от севастократора.
- Мой брат беспокоился о тебе, - сказал Диафеб.
- Я скоро встану на ноги и буду служить ему, как прежде, - обещал Сверчок.
Он действительно быстро шел на поправку, и Диафеб с радостью сообщил об этом своему кузену.
В Алакрион стекались люди из всех близлежащих городков и деревень, где еще оставались турки. Каждому хотелось сражаться против ненавистного врага под знаменами севастократора.
Война приостановилась и как будто набирала новое дыхание.
Турок тоже становилось все больше. Подкрепление, которого ждали враги, наконец прибыло.
* * *
Тирант поднялся с постели на десятый день после ранения. Он приказал верному Сверчку подать ему кольчугу и облачить себя в доспехи, затем вооружился и сел на коня. Сверчок последовал за ним. Он еще прихрамывал, но верхом уже ездил без всяких затруднений.
Сопровождаемый одним лишь Сверчком, Тирант выехал из городских ворот и остановился, разглядывая долину с вершины холма. Он не верил собственным глазам: вся земля по ту сторону реки Трансимено была черна от турок, и множество турецких шатров покрыло ее, точно россыпь прыщей. Везде бродили лошади, одни расседланные, другие под седлом.
- Они не уйдут без хорошего боя. - Тирант оглянулся на своего спутника. - Что ж, придется дать им то, чего они так хотят, и утолить их жажду раз и навсегда, чтобы отныне они приохотились пить из других источников!
Юноша ответил:
- Сдается мне, сейчас многие хотели бы оказаться в тысяче лиг отсюда! Слишком уж много врагов собралось в этой долине.
- Я не стану удерживать подле себя трусов, ни уговорами, ни деньгами, - сказал Тирант. - Если Богу будет угодно, я погибну и со мной - вся Византийская империя; но если Бог захочет иного - мы одержим победу и малыми силами.
Сверчок был прав: многие в воинстве Тиранта смутились, завидев людское море, что набирало силу на противоположном берегу Трансимено и готовилось затопить всю долину.
- Пропали мы! - шептались солдаты. - Для чего он так долго медлил? Надо было уходить из Алакриона, пока еще была возможность.
- Нет, - возражали более храбрые, - мы не должны бросать севастократора. Разве он когда-либо бросал нас? Разве во время сражения он не готов был закрыть собой любого из нас? Он раздал нам всю свою добычу. Он щедр, молод и отважен. Бог на его стороне.
Армия христиан была так велика, что не могла разместиться в Алакрионе; по этой причине Тирант поставил свои шатры на холме, ниже городка, и там закрепился. Затем он с небольшим отрядом отправился выше по течению, к тому самому черному конусу горы, где, как почудилось в первый день приору иоаннитов, начинался вход в потусторонний мир.
И чем ближе подъезжал Тирант к зловещему силуэту горы, тем менее зловещей она становилась и наконец превратилась в обычную скалу, каких много, а на вершине ее находился замок. Тирант обогнул скалу и увидел, что река Трансимено делает здесь излучину и между рекой и замком раскинулся луг с отличной сочной травой. Там же имелся и старинный широкий каменный мост. Было очевидно, что проехать по этому мосту мог лишь тот, кто состоял в большой дружбе с владельцем замка.
Скала и замок, река и мост - ничего потустороннего здесь не было и в помине; зато Алакрион отсюда выглядел таинственным и жутким местом.
- Должно быть, так устроен неизведанный мир для человека, - сказал себе Тирант, - то, что далеко, напоминает ему загробное царство, полное печальных теней, а то, что близко, перестает страшить и становится обитаемым.
Он остановился перед воротами замка и протрубил в рожок.
Ворота тотчас раскрылись, впуская рыцарей, ибо владелец замка признал в них христиан.
Тирант был удивлен тем, как хорошо устроена оборона этого замка, какие здесь отличные решетки и подъемные мосты, как крепки ворота и как хорошо оборудована подъездная дорога, которая простреливалась со стен и из бойниц трех башен.
Владельцем замка оказался совсем молодой человек чуть младше Тиранта, светловолосый, широкоскулый, со слегка раскосыми светлыми глазами. Казалось, он был чрезвычайно рад гостям.
- Мой отец - один из военачальников в вашей армии, севастократор, - объяснил молодой человек. - Мое имя Ипполит, а отец мой - сеньор Малвеи. И этот замок, где вы сейчас находитесь, называется Малвея.
Тирант так обрадовался, что обнял Ипполита и прижал к себе.
- Чего только не делали турки, чтобы сманить нас с отцом на свою сторону! - смеясь, рассказывал Ипполит. - Ведь этот замок позволяет нам распоряжаться всеми переправами по каменному мосту, который вы уже видели. К нам засылали посольства, сулили подарки и разные блага, но мы с отцом не так глупы, чтобы позабыть Бога и императора и переметнуться на сторону врагов Византии и веры. Нет уж! Пока отец мой сражался в вашей армии, я удерживал замок, а если выдавалась возможность - устраивал набеги на города, захваченные турками. Видит Бог, от меня они не видели ничего, кроме неприятностей!
И Тирант сразу ощутил большую душевную расположенность к этому Ипполиту де Малвеи.
Севастократор сжал его руку и сказал горячо:
- И если будет на то Божья воля, то ничего, кроме неприятностей, они от нас с вами и не увидят!
* * *
Несколько дней тянулось кажущееся бездействие; обе армии готовились к решающему столкновению. Среди византийцев и иоаннитов многие не понимали, чего ожидает севастократор и почему он медлит.
- Не лучше ли покончить с врагом одним ударом, и чем раньше, тем лучше? - спросил Тиранта приор.
На это Тирант ответил - со странной рассеянностью, как будто прислушивался не к собеседнику, а к кому-то незримому или к кому-то весьма отдаленному:
- Нет, еще не время… Я скажу, когда будет пора.
На третью ночь, когда Тиранту казалось, будто он заснул, к нему в палатку вошел Сверчок. И Тиранта удивило, каким бледным стало загорелое лицо Сверчка: он как будто долго находился там, куда не проникает ни один солнечный луч.
- Что с тобой? - спросил его Тирант. - Ты как будто огорчен чем-то.
- Я не открыл вам всего, - ответил Сверчок. - Вы были добры ко мне, и посвятили меня в рыцари собственной рукой, и позволили служить вам, и за все время не сказали мне ни одного резкого слова; я же всегда скрывал от вас правду. Вот что меня огорчает.
- Какую же правду ты от меня скрывал? - еще больше удивился Тирант.
- А ту, что по рождению я - турок и не благородного происхождения. Детские годы я провел в скитаниях, побираясь, воруя и обманывая. Это продолжалось довольно долго, а потом я придумал, как мне достичь процветания. Потому что нет ничего проще, чем обмануть франка: ведь такие, как вы, простодушны, будто дети.
- Но чего же ты хотел? - спросил Тирант, сам дивясь собственному спокойствию.
- Сперва я хотел только сытной еды и красивой одежды, но теперь я хочу быть подле вас и вам служить.
- Оба твоих желания исполнились, - сказал Тирант. - Безразлично, какими путями ты пришел к истине, - главное, что теперь ты у цели.
- Идемте, - Сверчок странно блеснул глазами. И Тирант увидел, что глаза у Сверчка совершенно изменились, сделались большими и яркими, какими никогда прежде не были.
Сверчок взял своего господина за руку и вывел из шатра. И Тирант вышел, безоружный, босой, доверчиво ступая вслед за юношей, который его обманывал и сам в этом признался.
Он вышел и не узнал места, где находился. В лунном свете все казалось плоским и неестественным, как будто нарисованным на стенке сундука или вытканным на гобелене. Замок на скале - черный росчерк на фоне неба, река внизу - застывшая полоса холода, мертвая змея среди мертвого поля. А склон холма, где стояли Тирант и Сверчок, был покрыт трупами. Вперемешку лежали турецкие воины и христианские, и только одно место было совершенно свободным - там даже трава не помялась.
- Что это? - спросил Тирант.
- Это сражение, которое произойдет здесь завтра, - ответил Сверчок.
- А почему трава не примята там, ниже моего шатра?
- Это место приготовлено для меня, - сказал Сверчок.
Он отошел от Тиранта, сделал несколько шагов, лег в траву - и исчез. И все мертвецы на склоне холма пропали, а Тирант открыл глаза и увидел, что настало утро, он лежит в своей палатке и Сверчок склоняется над ним, держа в руках кувшин и блюдо для умывания.
Тирант уставился на него:
- Ты здесь?
- Где же мне быть, мой господин? - изумился Сверчок. - Я прислал бы к вам пажа, но знаю, что ваша милость привыкли ко мне, а спросонок видеть незнакомое лицо - хуже нет.
- Скажи, - продолжал Тирант, - это правда, что ты по рождению турок?
От удивления Сверчок едва не выронил кувшин:
- Что такое говорит ваша милость! Должно быть, это последствия ранения…
- Отвечай, - настаивал Тирант, не сводя с него глаз.
- Как я могу сказать, что мой господин говорит неправду? - Сверчок чуть не плакал. - Это было бы неслыханной дерзостью! Но и признать себя турком я тоже не в силах…
- И разве ты не показывал мне склон холма, покрытый мертвыми телами?
Сверчок не ответил. Он отвел взгляд и просто стоял молча и ждал, пока Тирант соблаговолит умыться и вытереться чистым полотенцем. Затем он подал Тиранту кольчугу и доспехи.
Тирант вышел к своим военачальникам и объявил приору, что готов нынче дать сражение. В середине дня к Тиранту прибыл паж от Ипполита де Малвеи с известием о том, что "все готово", и это еще больше укрепило Тиранта в изначальном решении. Он убеждался в своей правоте с каждой минутой все сильнее. А Сверчок избегал с ним встреч и где-то прятался. Впрочем, Тирант не справлялся о нем.
Ближе к вечеру он велел своим людям построиться и, перейдя по каменному мосту, напасть на лагерь турок.
Те успели навести собственную переправу, но их мост был деревянным и построенным на скорую руку. Поэтому турки были очень рады тому, что христиане перебрались на их берег и там вступили в бой.