Она могла быть очень строгой, моя сестра Мириам. Иногда мне становилось жаль приходского священника и грустных детей, которые у них будут, если они когда-нибудь поженятся.
Итак, было много такого, над чем нужно было поразмыслить. Оказалось, что со мной происходили странные вещи! Вероятно, они назвали меня Опал, потому что были в Риме. Я пыталась хоть что-нибудь узнать об опалах. Меня охватили смешанные чувства после того, как я справилась об этом в словаре. Не очень лестно быть названной в честь минерала, состоящего главным образом из воды и кварца. Каким бы он ни был, это звучало совсем не романтично. Однако я обнаружила, что они бывают различного цвета: красного, зеленого, синего… все цвета спектра, и они переливаются. Это уже было лучше. Но как трудно представить маму, которая в момент романтического экстаза, навеянного итальянским небом, назвала свое дитя Опал, хотя затем и прибавила более подходящее имя Джессика.
Вскоре после этого случая я увидела, что гости уезжают из Оукланда. Говорили, что владелец куда-то уехал. В имении остались только слуги, за ручьем больше не раздавались веселые голоса, не видно было посетителей, за исключением тех, что были связаны со слугами. Но они были неинтересными. Жизнь текла по-прежнему. Мой отец со своими одиночеством и пасьянсом, прогулками и стремлением отгородиться от своей вечно ноющей семьи; моя мать, с головой ушедшая в хозяйство и церковные дела, приглядывающая за бедными, к которым, как она постоянно нам напоминала, мы тоже относимся. Однако мы были из тех, кто раздавал милостыню, а не получал ее. Ксавье продолжал потихоньку мечтать о недоступной леди Кларе. (К моей симпатии прибавилось нетерпение. Если бы я была леди Кларой, то сказал бы, что нельзя создавать барьер из денег, а если бы я была Ксавье, то сказала бы то же самое.) И Мириам со своим священником также. Конечно, она могла бы, как Бедняга Джармин, дать миру много детей. Мне кажется, что священники размножаются довольно легко и чем они беднее, тем плодовитее. Годы шли, тайна оставалась тайной, и мое любопытство не уменьшалось. Я все больше убеждалась в том, что существует обстоятельство, из-за которого я чувствую себя в семье самозванкой.
Каждое утро мы молились, и все члены семьи должны были присутствовать на этой церемонии, даже отец.
- Ведь теперь у нас нет часовни! - холодно говорила мама. Она бросала ядовитый взгляд на отца, затем поворачивалась в сторону Оукланд Холла, где в течение многих лет она преклоняла колена, изображая смирение. Бедняга Джармин, миссис Кобб и Мадди должны были также присутствовать на молитве.
- Весь штат, - с горечью говорила мама. - В Оукланд Холле слуг было так много, что никто не знал всех их по именам, разве только тех слуг, которые занимали более высокое положение.
Это была торжественная церемония под управлением мамы, призывавшей всех нас к смирению и благодарности Богу за то, что Он нам дает. Ее слова казались мне неуместными, так как она всегда была недовольна тем, что имеет. Мне казалось, что она непочтительно обращается к Богу. Она говорила: "Взгляни на это" или "Не делай этого", как будто разговаривала с одним из слуг, которые у нее были в Оукланд Холле.
Я находила, что утренняя молитва утомительна, зато очень любила церковную службу. Церковь была красивой, и мне доставляло удовольствие рассматривать ее окна с цветными стеклами. Цвета опала, думала я с удовлетворением. Мне нравилось пение хора, а больше всего я любила петь сама. Слушая гимны, я всегда думала о временах года. "Христиане, взгляните на них", - этот стих обычно приводил меня в трепет, и я оглядывалась, ожидая увидеть отряды мидян. Сезон урожая был прекрасен: "Мы вспашем поля и разбросаем зерна…" Но больше всего я любила Пасху: "Аллилуйя, Христос воскрес". Пасха - чудесное время, когда появляются цветы самых нежных расцветок - белые и желтые, весна в разгаре, и на пороге лето! Обычно Мириам ходила украшать церковь. Интересно, думала я, помогает ли ей помощник приходского священника и ведут ли они печальную беседу о невозможности соединиться из-за бедности. Мне так хотелось сказать им, что люди, живущие в небольших домиках, гораздо беднее их, но кажутся довольно счастливыми. Во всяком случае, церковь была прекрасна и особенно в праздник Пасхи.
Клэверинги все еще имели постоянные места в церкви. Они состояли из двух передних рядов, и, когда мы входили за папой и мамой, мне казалось, мама верила в то, что вернулись прежние времена. Скорее всего по этой причине она любила посещать церковь.
После ланча в пасхальное воскресенье мы всегда шли в церковный двор и возлагали цветы на могилы наших отдаленных предков. И тут престиж Клэверингов был недосягаем, потому что могилы наших предков располагались в самом лучшем месте и выделялись своей ухоженностью. Я знаю, маму постоянно раздражал тот факт, что после смерти ее надгробие не будет таким величественным, каким могло бы быть, если бы отец не проиграл так много денег. В это пасхальное воскресенье мне исполнилось шестнадцать лет. Я расту и скоро перестану быть ребенком, думала я. Интересно, какое будущее ожидает меня? Я не собиралась состариться в Дауэр Хаузе, как Мириам, которой исполнился тридцать один год, но от замужества она была так же далека, как и прежде. Тема проповеди была интересной: "Будь благодарен и доволен тем, что Бог дает тебе".
Хорошая проповедь для Клэверингов, подумала я, вероятно, преподобный Джаспер Грей думал о них, обращаясь к пастве. Хотел ли он напомнить им о том, что Дауэр Хауз - комфортабельное место и, если подходить к этому вопросу со справедливостью, то Мириам и ее священник с радостью поженились бы, Ксавье и леди Клара поступили бы так же, отцу позволили бы забыть о том, что он поставил нас в теперешнее положение, а мама довольствовалась бы тем, что имеет. Что касается меня, то я была счастлива, и если бы я могла найти ответ на некоторые вопросы, то была бы совершенно удовлетворена. Пожалуй, в душе я мечтала быть любимой, ведь я еще никогда не испытала этого блаженства. Мне хотелось, чтобы чьи-то глаза загорались при виде меня; мне хотелось, чтобы кто-то хоть немного беспокоился, когда я поздно приходила домой, не потому что я нарушаю правила хорошего тона, а из страха, чтобы со мной ничего не случилось.
- О Боже, - молилась я, - пусть кто-нибудь полюбит меня.
А затем я смеялась над собой, ведь я так же, как мама, говорила Ему, что нужно сделать. Когда пришло время посетить могилы, я взяла корзинку с нарциссами и пошла с Мириам и мамой на кладбище. На участке Клэверингов был насос, мы наполняли водой кувшины, а затем ставили цветы на могилы дедушки, который начал растрачивать семейное достояние, бабушки, прадедушек и прабабушек, а также брата и сестры отца. Я любила бродить среди могил и кустов, читая надписи на надгробиях. Среди них была эпитафия Джону Клэверингу, погибшему за короля в 1648 году в битве при Престоне. Затем Джеймсу, который умер в Испании. Гарольд был убит в Трафальгарском сражении. Мы были воинственной семьей.
- Пойдем же, Джессика, - говорила мама. - Должна заметить, у тебя странные наклонности.
Оторванная от пушек Трафальгара, я торжественно прошествовала в Дауэр Хауз и только к вечеру пробралась через сад на берег ручья. Я все чаще думала о давно умерших Клэверингах, погибших за свою страну; как Джон сражался с Круглоголовыми, безуспешно пытаясь удержать трон своего короля, что стоило королю не только трона, но и головы. Джеймс сражался рядом с Мальборо, а Гарольд с Нельсоном. Мы, Клэверинги, создавали историю, гордо говорила я себе. Вдоль по ручью я вышла к дальнему концу сада Дауэр Хауз. Там была небольшая лужайка, заросшая густой травой. У изгороди росла крапива, покрытая белыми соцветиями. Редко кто приходил сюда, на так называемую Пустошь.
Я шла по лужайке, и вдруг заметила пучок диких фиалок, стебли которых были перевиты белой лентой. Я остановилась, чтобы подобрать их, и, раздвинув траву, увидела на том месте, где они лежали, бугорок земли. Он был около шести футов в длину. Как могила, мелькнула мысль. Но откуда здесь могла появиться могила? Я подумала об этом, потому что ходила сегодня с пасхальными цветами на церковный двор. Я опустилась на колени и ощупала землю. Да, это насыпь. Вероятно, это могила и кто-то сегодня положил на нее букет фиалок. Кого же могли похоронить на этой Пустоши? Я села у ручья, спрашивая себя, что бы это значило.
Первой, кого я встретила по возвращении домой, была Мадди, которая теперь стала моей горничной. Она стояла у шкафа с бельем и перекладывала простыни.
- Мадди, - сказала я ей, - сегодня я видела могилу.
- Естественно, ведь сегодня пасхальное воскресенье, - ответила она.
- Не в церковном дворе, а на Пустоши. Я уверена, что это могила.
Она отвернулась, но я успела разглядеть выражение ужаса на ее лице. Она знала, что на Пустоши есть могила.
- Чья она? - настаивала я.
- Почему вы спрашиваете меня?
- Потому что ты знаешь.
- Мисс Джессика, пора покончить с допросами. Вы слишком любопытны.
- Это только естественная жажда знания.
- Это то, что я называю "совать нос не в свое дело". Есть и другое название - назойливость.
- Непонятно, почему нельзя узнать, кто там похоронен.
- Похоронен… - передразнила она меня. Но она выдала себя, ей было неловко передо мной.
- Там лежал маленький букетик фиалок, как будто кто-то навестил эту могилу в пасхальное воскресенье.
- О, - воскликнула она беспомощно.
- Я подумала, что кто-нибудь мог похоронить там любимую собаку.
- Скорее всего, это так и есть, - ответила она с облегчением.
- Но могила слишком велика для собаки. Нет, я думаю, что там человек, кого-то давно похоронили, но все еще помнят.
- Мисс Джессика, перестаньте путаться у меня под ногами.
Она торопливо вышла из комнаты с кипой белья, но вспыхнувшие щеки выдали ее. Она знала, кто похоронен на Пустоши, - но увы! - не сказала мне. В течение нескольких дней я пыталась что-нибудь выпытать у нее, но так ничего и не смогла узнать.
- Перестаньте, пожалуйста, - наконец воскликнула она в изнеможении. - Когда-нибудь вы узнаете что-то такое, о чем лучше было бы и не догадываться, - это таинственное замечание удивило меня, но не удовлетворило моего любопытства.
* * *
Весь год мне не давала покоя эта таинственная могила, а потом на другой стороне ручья началась активная деятельность. Я была уверена, что там что-то происходит. Внезапно все изменилось: в доме часто появлялись торговцы, со своего места у ручья я слышала голоса слуг, которые выносили и выбивали ковры. Звонкие голоса женщин перемежались полными достоинства приказами дворецкого. Я несколько раз видела его, он всегда держался так, как если бы он и был владельцем имения. Я была уверена, что его не преследовали воспоминания о лучших днях. Затем наступил день, когда я заметила приближающийся экипаж. Я выскользнула из дома, чтобы посмотреть, как он въедет в Оукланд Холл. Затем поспешила назад, перешла через ручей, ближе к дому, и, скрывшись в кустах, видела, как какого-то человека вынесли из кареты и усадили в кресло на колесах. У него было очень красное лицо, он кричал на людей, окружавших его, таким громким голосом, к которому, я уверена, не были приучены слуги Оукланд Холла в прежние, лучшие дни.
- Внесите меня, - кричал он. - Вильмонт, иди сюда и помоги Банкеру.
Мне хотелось бы лучше разглядеть его, но приходилось быть осторожной. Интересно, что бы сказал этот краснолицый человек, если бы увидел меня! Было ясно, что это очень сильная личность.
- Поднимите меня по ступеням, - сказал он, - а дальше я сам поеду. Покажи им, Банкер.
Наконец маленькая процессия вошла в дом, и я осторожно перешла по мостику на другой берег. Мне казалось, что меня преследуют. Я чувствовала себя виновной в том, что находилась на чужой территории. Не оглядываясь, я бежала изо всех сил и остановилась, только когда мостик остался позади. Я была уверена, что заметила какое-то движение среди деревьев, но кто это, мужчина или женщина, не знала, хотя чувствовала, что за мной наблюдают. Я беспокоилась, что кто-то видел меня и пожалуется маме. И у меня, конечно, будут неприятности. То, что я ступила на запретную землю, было вполне достаточно, чтобы обрушить бурю презрения на мою голову.
По дороге в свою комнату я встретила Мириам.
- Владелец Оукланд Холла вернулся, - сказала я ей.
- Боже, сохрани нас! - воскликнула она. - Теперь, я думаю, начнутся увеселения, пирушки, попойки и тому подобные греховные дела.
Я весело засмеялась.
- Вот будет интересно!
- Будет отвратительно, - возразила она.
- Мне кажется, он попал в катастрофу, - отважилась я сказать.
- Кто?
- Тот, кто отобрал у нас Оукланд.
- Без сомнения, он заслужил это, - сказала она с удовлетворением и отвернулась. Даже мысль о них была ей неприятна, но я была чрезвычайно заинтересована. Я спросила о них Мадди. У меня было такое впечатление, что она могла рассказать мне о многом, если бы я заставила ее отказаться от клятвы молчать. Часто мне казалось, что она сама хочет мне что-то поведать.
Я сказала:
- Мадди, вчера в Оукланд Холл привезли человека в кресле.
Она кивнула.
- Это он.
- Тот, кто купил у нас имение?
- Он сам нажил себе состояние, но никогда раньше не бывал в таком месте. Он из тех, кого называют "новые богачи".
- Нувориши, - сказала я.
- Называйте, как хотите, - ответила она, - но это так.
- Он инвалид?
- Несчастный случай. С такими людьми это всегда происходит.
- С такими людьми? С какими?
- Наживает огромное состояние и покупает Оукланд Холл, а те, кто жил там из поколения в поколение, должны отдать ему все.
- Клэверинги играли в карты, пока он трудился, - возразил я. - Все это напоминает муравья и кузнечика. Что пользы проклинать его? Все получили по заслугам.
- Причем здесь насекомые? Вы сами, мисс Джессика, попрыгунчик. Перескакиваете с одного на другое.
- Это части одного целого, - запротестовала я. - Я хотела бы побывать там. Он собирается здесь жить?
- Нелегко передвигаться, если у тебя нет одной ноги. Но он очень богат, хотя богатство стоило ему здоровья. - Мадди покачала головой. - Это только доказывает, что деньги еще не все… хотя в этом доме иногда думают иначе. Миссис Бакет считает, что он здесь останется.
- Кто это миссис Бакет?
- Кухарка в Оукланд Холле.
- Какое превосходное имя. Бакет! Хотя оно больше подошло бы горничной, а кухарка должна быть миссис Бейкер. Итак, Мадди, ты знаешь миссис Бакет, не так ли?
- Если вспомнить, что мы обе работали в Оукланд Холле, то естественно, что я ее знаю.
- И ты иногда встречаешься с ней?
Мадди поджала губы. Я знала, что она посещает миссис Бакет, и была этому рада. Еще немного, и я что-нибудь узнаю.
- Я никогда не сую свой нос в чужие дела, даже если знаю этих людей двадцать лет.
- О, конечно, я понимаю. Итак, он потерял ногу?
- Вы опять ведете допрос, мисс. Это ясно, как день. Я могу побеседовать иногда с миссис Бакет, но не вы. Советую вам не переходить ручей и не задавать вопросы о том, что вас не касается.
Мадди была знакома с миссис Бакет, но я так и не получила никакой информации.
* * *
Был жаркий июльский день. Я сидела у ручья, разглядывая Оукланд Холл, когда случилось непредвиденное: кресло, в котором сидел этот человек, катилось ко мне. Я вскочила и увидела мужчину, приехавшего в экипаже. На коленях у него лежал шотландский клетчатый плед, и было непонятно, одна у него нога или две. Мне казалось, что кресло движется очень быстро, затем я поняла, что оно потеряло управление. Еще мгновение - и кресло достигнет небольшого склона над ручьем и перевернется. В тот же миг я бросилась вниз и перебежала ручей. К счастью, он пересох, воды было мало. Я перепрыгнула его, взбежала на противоположный берег как раз вовремя, чтобы удержать кресло.
- Банкер! Банкер! - кричал человек в кресле, а потом увидел меня. Я повисла на кресле, почти уверенная, что оно перевернется вместе со мной.
Человек улыбнулся; его лицо было краснее, чем всегда.
- Отлично! - закричал он. - Ты справилась с ним. Такая маленькая плутовка и справилась!
Он нажал на ручку управления, и кресло поехало по берегу вдоль ручья.
- Так лучше, - сказал он. - Я еще не привык к этой ужасной штуке. Теперь я должен поблагодарить вас, не так ли? Если бы не вы, я перевернулся бы вместе с креслом.
- Да, - ответила я.
- Где же вы были?
- На другой стороне ручья… на нашем берегу.
Он кивнул.
- Мне повезло, что вы оказались здесь.
- Я часто бываю здесь. Мне нравится это место.
- Раньше я никогда не видел вас. Вы живете поблизости?
- В Дауэр Хаузе.
- Вы не из Клэверингов?
- Да. А кто вы?
- Я Хенникер.
- Вероятно, это вы купили у них Оукланд Холл?
- Конечно я.
Я засмеялась.
- Что здесь смешного? - спросил он довольно резко.
- Такая встреча после долгих лет!
Он рассмеялся тоже. Не знаю, почему это происшествие показалось нам обоим смешным.
- Рад познакомиться, мисс Клэверинг.
- Как поживаете, мистер Хенникер?
- Хорошо. Благодарю вас, мисс Клэверинг. Я хочу немного передвинуть свое кресло туда, под деревья в тень. Давайте познакомимся.
- Разве вам не нужен Банкер?
- Теперь нет.
- Вы звали его.
- До того, как увидел вас.
Я шла рядом с креслом. Какое удивительное приключение! Я всем сердцем радовалась его предложению, потому что не хотела, чтобы нас увидели. Он остановил кресло в тени, и я села рядом на траву. Мы изучали друг друга.
- Вы старатель? - спросила я.
Он утвердительно кивнул.
- Значит, вы ищете золото.
- Нет, опалы.
Внезапная дрожь возбуждения охватила меня.
- Опалы! - воскликнула я. - Меня зовут Опал!
- Так. Значит вы - Опал Клэверинг. Это звучит великолепно.
- Они никогда не называют меня этим именем. Я всегда Джессика. Это довольно примитивно, не правда ли? Я часто удивляюсь тому, что они дали мне имя, которым никогда не называют.
- Вы не могли бы иметь более красивого имени, - сказал он, щеки его еще больше покраснели, а глаза стали ярко-голубыми. - Нет ничего прекраснее опала. Не говорите мне о бриллиантах и рубинах…
- Я и не собираюсь.
- Видите ли, я добывал опалы.
- Как это делается? Расскажите мне.
- Вы рыщете повсюду, надеетесь и мечтаете. Каждый хочет найти самый красивый камень.
- Где их находят?
- В Южной Австралии - в Новом Южном Уэльсе и Квинсленде.
- Вы из Австралии? - спросила я.
- Там я нашел опалы, но начинал в другом месте. Австралия богата опалами, мы еще не исследовали всю эту землю. Кто бы мог подумать, что там есть опалы! Можете представить себе восторг, когда их находят. Вы можете представить себе? Дикие лошади роют землю копытами, а там… опалы! В те дни мы считали, что их добывают только в Венгрии, никто и не думал поискать их еще где-нибудь. Ведь там добывали их сотни лет. Молочного цвета. Очень красивые… Но я предпочитаю черные опалы из Австралии.
Он замолчал и посмотрел на небо. Он забыл обо мне, находясь в другом времени и пространстве, за много миль отсюда, на другой стороне земли, разыскивая свои черные опалы.