Мы продолжали нашу экспедицию, Ханна была права, комнат было так много, что легко можно было заблудиться. Я надеялась, что если буду чаще посещать Бена, то на досуге смогу осмотреть все более тщательно. Ханна оказалась не самым приятным гидом: каждый раз глядя на нее, я видела, что ее глаза устремлены на меня. Я решила, что интересую ее как член семьи, которой она когда-то служила, однако, не могла забыть, что она, любуясь Дауэр Хаузом, наблюдала за мной. Мне очень понравились камины времен Елизаветы, на них были изображены сцены из Библии; я узнала Адама и Еву, жену Лота, превращенную в соляной столб, но о чем рассказывали другие изображения, не поняла.
Солярий оказался восхитительным. Окна выходили на юг, а стены были украшены гобеленами, без сомнения, проданными Бену Хенникеру моими родителями, и я представляла себе маму, которая ходит взад и вперед по балкону, обсуждая, могут ли они и дальше жить в этом доме.
Наконец мы спустились в холл и прошли через вестибюль в так называемую приемную.
- В давние времена, - объясняла она, - здесь принимали гостей. Стены были отделаны панелями, в углу - гербовый щит. Направо, в другом конце, кухня с кладовой, буфетной и тому подобным, - она повела меня обратно через холл к двери, за которой начинались служебные помещения, и мы вошли в просторную кухню. Огромный очаг занимал почти целиком одну стену. В нем была печь для хлеба, вертелы для поджаривания дичи и мяса, большие котлы. В центре стоял длинный стол с двумя скамьями по сторонам и двумя широкими резными креслами по торцам. Как я позднее узнала, одно из них занимала миссис Бакет, другое - дворецкий, мистер Вильмонт. Войдя в кухню, я услышала перешептывание: за мной наблюдали.
Крупная женщина, улыбаясь, вошла в кухню. За ней следовали три горничные. Ханна сказала:
- Это мисс Клэверинг, миссис Бакет.
- Здравствуйте, миссис Бакет, я много о вас слышала, - обратилась я к ней.
- Неужели? - спросила она с удовлетворением.
- Мадди часто упоминает о вас.
- Ах Мадди, да. Итак, мисс Клэверинг, для нас это великий день. В этом доме принимают одного из членов вашей семьи.
- Чудесно, что я здесь.
- Может быть, это только начало, - сказала миссис Бакет.
Я смутилась под пристальными взглядами. Может быть, им кажется, что я не истинная Клэверинг, потому что родилась в Дауэр Хаузе, а не здесь. Ведь я никогда не видела такого грандиозного дома, как этот.
- Я не могу забыть тот день, когда ваша мама сказала, что они уезжают. Мы все выстроились в холле, даже кучера.
Ханна подавала знаки миссис Бакет, но пухлая повариха не могла остановиться, и я поняла, что при виде одного из Клэверингов на нее нахлынули воспоминания.
- Конечно, слухи об этом доходили и раньше. Деньги, деньги, деньги… Это отражалось на настроении всех, кто здесь жил. Конюшню уже сократили. А ведь какие были лошади, когда я впервые пришла сюда! А какой сад! Да, от всего этого отказываются в первую очередь… конюшня и сад. Все я это говорила тогда мистеру Вильмонту, он подтвердит, если его спросить. Я сказала ему…
- Это было давным-давно, миссис Бакет, - прервала Ханна.
- А кажется, что это было вчера. Вы еще не родились, мисс Клэверинг. Когда мы услыхали, что какой-то джентльмен, приехавший из Австралии, купил этот дом, мы не могли в это поверить. Но так оно и оказалось. Все изменилось: Клэверинги уехали в Дауэр Хауз, и мы перестали обсуждать это событие. А теперь…
- Мисс Клэверинг познакомилась с мистером Хенникером, - резко сказала Ханна, - и он пригласил ее к чаю.
Миссис Бакет кивнула.
- А вам понравились лепешки, мисс Клэверинг? Я всегда вспоминаю мисс Джессику…
Ханна смотрела на миссис Бакет с выражением ужаса на лице. Я догадалась, что она умоляет ее замолчать. Но я решила поддержать эту тему:
- Мисс Джессика? Кто это?
- Миссис Бакет имеет в виду мисс Мириам. Она любила лепешки. Разве вы не помните, миссис Бакет, как она приходила на кухню, когда вы пекли их?
- Она сказала мисс Джессика, - настаивала я.
- Она иногда путает имена, не правда ли, миссис Бакет? Перед вами мисс Джессика, а ваши лепешки любили мисс Мириам и мистер Ксавье. Я думаю, что миссис Кобб не смогла заменить вас.
- Никто бы не смог заменить меня, - выразительно произнесла миссис Бакет.
- Ваши лепешки - объедение, - сказала я вежливо, пытаясь в то же время понять, почему она сказала мисс Джессика.
Ханна быстро спросила, не хочу ли я осмотреть конюшню. Я отказалась. Мне пришло в голову, что мое посещение тайное, а слуги, конечно, будут об этом говорить, и чем меньше народу меня увидит, тем лучше. Я могла представить негодование моих родных, если они узнают о моей дружбе с Беном Хенникером. Мне было уже семнадцать, но я была младшим ребенком и, несмотря на сопротивление, должна была до определенной степени повиноваться. Поэтому какое-то время лучше было держать мои визиты в секрете.
Я сказала, что все было интересно, что я рада знакомству с миссис Бакет, затем поблагодарила Ханну и ушла. Спускаясь по тропинке на дорогу, я видела, что они смотрят мне вслед, и с радостью добралась до поворота, хотя это было опасно, ведь мои родители, Мириам или Ксавье могли увидеть меня.
Однако все обошлось, и я достигла Дауэр Хауза незамеченной. Мои мысли постоянно возвращались к тому, что сказала миссис Бакет о Джессике и о лепешках. Я дошла до Пустоши, нашла диск на могиле. И еще раз прочитала: "Джессика Клэверинг ию… 1880". Это должно быть та Джессика, о которой говорила миссис Бакет.
* * *
Весь жаркий август я посещала Оукланд Холл, и не только по средам, потому что Бен сказал, что ему не нравится монотонность, его всегда привлекали неожиданные события. И он говорил: "Приходите в понедельник" или "Я жду вас в среду, нет, лучше в субботу." Иногда я бывала занята, и мы назначали другой день. Он выздоравливал и уже свободно передвигался с помощью костылей. Он подшучивал над своим протезом, называя себя "Бен Деревянная Нога", и уверял, что скоро будет ходить на этой деревяшке так же хорошо, как на ноге. Бен обычно держал меня за руку, и мы вместе прохаживались по галерее. Однажды он сказал:
- Здесь должны висеть семейные портреты, но мое уродливое лицо вряд ли подходит для этого.
- Это самое интересное лицо, которое мне довелось встретить, - сказала я.
При этих словах в его лице что-то дрогнуло - под жесткой оболочкой скрывался сентиментальный человек.
Он всегда много рассказывал, и передо мной вставали яркие картины его жизни. Я видела улицы Лондона и могла представить, как он, еще совсем молодой, с блестящими глазами, стремится к успеху и опережает других. Очень часто он с нежностью вспоминал о своей матери. Было ясно, что он ее любил. Однажды я сказала ему:
- Бен, вам надо было жениться.
- Я не из тех, кто женится, - ответил он. - Смешно, но в подходящий момент у меня никогда не было любимой. Синхронность играет большую роль в жизни - возможность, которая представится тебе в тот момент, когда ты в состоянии овладеть ею. Я не собираюсь отрицать, что у меня были женщины. Это будет ложь, а мы хотим истины. Около года со мной была Люси, и как раз когда я хотел узаконить наши отношения, что-то произошло и все изменилось. Затем была Бетти. Хорошая женщина, но я знал, что с ней тоже ничего не получится.
- Вы могли бы заполнить галерею портретами своих сыновей и дочерей.
- У меня были один или два ребенка, - сказал он, ухмыляясь. - По крайней мере, они заявили об этом, доказывая наше родство, когда я разбогател.
- Может быть, они поступили бы так же, останься вы бедным?
- Кто знает?
Так мы беседовали.
Я подружилась со слугами. Миссис Бакет относилась ко мне очень сердечно, ей нравилось расспрашивать, как готовит миссис Кобб. Она с гордым видом и с улыбкой на губах сидела, слушая мои рассказы, я была уверена, что она пристрастна к миссис Кобб.
- Лучше бы Бедняге Джармину остаться здесь, - говорила она. - Посмотрите, что он получил. Маленький домик и целую кучу детей. Если бы он остался и подождал хотя бы лет пять, ему пришлось бы кормить на пять человек меньше.
Некоторое время спустя Вильмонт тоже привык к моим посещениям. Я знала, что ему было нелегко признать во мне Клэверинг, я ведь была не из тех, кто родился в Оукланд Холле. Это в некотором роде снижало мой статус, и хотя он относился ко мне с уважением, но и с определенной долей снисходительности. Меня это забавляло, и мы с Беном посмеивались над ним. Я уже не могла представить, как выносила монотонность своей жизни до встречи с Беном.
Кажется, это было в конце августа, когда Бен встревожил меня. Мы прогуливались по галерее. Он передвигался уже довольно легко.
- Если так и дальше пойдет, то в будущем году я смогу совершить путешествие, - сказал он. Увидев мой испуг, тут же поспешил успокоить. - Это будет нескоро, мне еще надо попрактиковаться в ходьбе.
- Без вас будет так тоскливо! - запинаясь сказала я.
Он похлопал меня по руке.
- До этого еще далеко. Кто знает, что может случиться до Рождества.
- Куда вы поедете?
- Я бы поехал на север от Сиднея. Уверен, что там еще множество опалов.
- Вы хотите сказать, что снова вернетесь к своей профессии?
- Это в моей крови.
- Но после несчастного случая…
- О, я не уверен, что смогу сам добывать опалы. Я не это имею в виду. Мы с компаньоном приобрели шахты, наняли рабочих.
- Что же там происходит сейчас?
- О, Павлин присматривает за ними.
- Павлин?
Бен засмеялся.
- Когда-нибудь ты встретишься с ним. Прозвище подходит ему.
- Он, вероятно, тщеславен?
- Он довольно самонадеян. Заметь, я не говорю это с осуждением. Ты когда-нибудь видела павлинье перо? Так вот, его глаза подобного редкого, знаешь ли, глубокого темно-синего цвета и, Боже мой, как они сверкают, когда он в ярости! В компании нет человека, который посмел бы возразить Павлину. Это полезно. Я знаю, что он обо всем позаботится, пока меня нет. Если бы не Павлин, меня сейчас здесь не было бы, мне пришлось бы вернуться туда.
- Значит, вы доверяете этому Павлину?
- Принимая во внимание наше родство, думаю, что могу.
- Кто же он?
- Джослин Мэдден. Его знают как Джосса или Павлина. Его мать была большим моим другом. О да, очень большим другом. Джулия Мэдден была очень красива. Не было человека в лагере, который бы не мечтал о ней. А Джок Мэдден был как вяленая рыба, которая случайно попала в компанию живых, - не мог ни справиться с работой, ни удержать женщину. Джулия и я любили друг друга, и когда появился Джосс, ни у кого не было и тени сомнения: у старого Джока не могло быть детей.
- Вы хотите сказать, что Павлин - ваш сын?
- Вот именно, - Бен громко захохотал. - Я никогда не забуду одно событие. Ему было тогда около семи лет. В то время я разводил павлинов, начал я это дело лет за пять до этого. Павлины гуляли по лужайкам, и мой дом так и называли "Павлины". Джулия, бывало, приходила ко мне. Она думала оставить Джока и прийти ко мне навсегда. Но однажды ее лошадь на всем скаку упала, ее выбросило из седла, и она умерла. Джок снова женился на женщине-тиране. Никто не женился бы на ней, хотя женщин было мало, вот она и взялась за Джока, потому что он не мог сказать "нет". Нашему маленькому Павлину не нравилась его новая мать, поэтому он быстро собрал сумку и однажды появился у меня на лужайке, распугав павлинов. Его привели ко мне, и он сказал: "Я буду здесь жить. Можно? Я все равно буду здесь жить". Это был Джосс Мэдден семи лет, но и теперь он такой же. Он знает, чего хочет и как это получить.
- Вы его любите, Бен. Вы им восхищаетесь.
- Он мой сын… и Джулии. Он многим напоминает старого Бена. Вы не можете не любить людей, в которых видите свое отражение.
- Значит, он остался в вашем доме и стал таким самонадеянным, что люди назвали его Павлином. Он жесток, и он ваш сын.
- Да. Все это так.
- Может быть, он один из тех, кто назвал вас отцом, когда вы разбогатели?
- Не думаю, что в семь лет он знал что-то о богатстве. Просто он ненавидел свой дом и любил павлинов. Он уделял больше внимания им, чем мне. Обычно он с важным видом гулял по лужайке вместе с ними. Затем увлекся опалами, особенно теми, у которых были цвета павлиньих перьев. Он проявлял к ним интерес с самого начала, а если Джосс чем-то заинтересовался, то превращает это в нечто грандиозное. Я знаю, что на него можно положиться. Скоро он сможет всем руководить без моей помощи, но меня тянет туда. Иногда мне снится, что я там, спускаюсь в шахту… все ниже, ниже, через подземные ходы. Там я поднимаю фонарь и вижу свод, покрытый массой опалов, прекрасных сверкающих опалов: красных, зеленых и золотых, и среди них другой Зеленый луч.
- Это к несчастью, Бен, - сказала я. - Не хочу, чтобы с вами что-нибудь стряслось. Вы богаты. У вас есть Оукланд Холл. Перестаньте вспоминать о Зеленом луче.
- Знаешь, самое чудесное, что я нашел после потери Зеленого луча, - это ты, - ответил он.
Мы помолчали, медленно прогуливаясь по галерее, но у меня появилось предчувствие, что настанет день, когда он уедет, и я не смогу больше приходить в Оукланд Холл, а мне хотелось еще многое узнать.
Я уже знала, как добываю топалы из-под земли, представляла шумный лагерь и людей, живущих в нем, их восторг и разочарование, но не только это. Миссис Бакет очень нравилось, когда я приходила к ней на кухню. Мне открылось, как мало я знаю о своей семье, и мне часто казалось, что Мириам, Ксавье и мои родители напоминают тени в слабо освещенной комнате. Огни потускнели после потери Оукланд Холла. Самое приятное для миссис Бакет было угощать меня всякими деликатесами так, чтобы я смогла сравнить их с тем, чем кормит нас миссис Кобб. Думаю, у нее был комплекс вины из-за того, что она не перешла с нами в Дауэр Хауз. Она любила говорить о прошлом, и от нее я узнала, что мистер Ксавье был "одаренным мальчиком".
- Заметьте, во время всех этих неурядиц он учился. Ему очень нравилась моя стряпня. "Ты похожа на Рог Изобилия, никто не умеет так вкусно готовить, как ты", - говорил он. Мисс Мириам часто капризничала, когда была маленькой, она воровала сахар. В пятнадцать лет она сказала мне: "Миссис Бакет, мы должны оставить Оукланд Холл". Она чуть не плакала, и, должна сказать, я тоже. Ну, а мисс Джессика…
После внезапного молчания Ханна сказала:
- Вы приготовили к чаю булочки, миссис Бакет?
- Кто была Джессика? - спросила я.
Миссис Бакет посмотрела на Ханну, а затем выпалила:
- Что пользы притворяться? Нельзя же вечно скрывать такое?
- Расскажите мне, - умоляла я, - кто была Джессика?
- Была еще одна дочь между Мириам и Ксавье, - почти воинственно произнесла миссис Бакет.
- И ее звали Джессика?
Ханна склонила голову: это было подтверждением.
- Почему же это скрывают?
Они снова замолчали.
- Это довольно глупо, - вырвалось у меня.
Ханна резко сказала:
- В свое время вы все узнаете. Это не наше дело.
Я умоляюще взглянула на миссис Бакет.
- Вы знаете, а почему мне нельзя знать? Что случилось с этой Джессикой?
- Она умерла, - ответила миссис Бакет.
- Когда была совсем молодой?
- Это произошло после того, как они покинули Оукланд Холл, - сказала Ханна, - мы мало что знаем об этом.
- Она была старше Мириам, а Мириам было тогда пятнадцать лет, - подсказала я.
- Ей было семнадцать, - сказала Ханна, - но это не для нас. Миссис Бакет не должна была…
- В моей кухне я делаю то, что мне нравится, - сказала миссис Бакет.
- Это не кухонные дела, - возразила Ханна.
Я видела, что они затевают ссору, чтобы не отвечать мне.
Я покинула Оукланд Холл и пошла к церкви, чтобы осмотреть все могилы. Среди них была только одна Джессика Клэверинг, но она умерла около ста лет тому назад, когда ей исполнилось семьдесят лет. Затем я вышла на Пустошь.
- Итак, ты похоронена здесь, Джессика, - прошептала я.
Глава 3
Письмо умершей
На следующий день, когда я сидела у ручья, на другой стороне показалась Ханна с пакетом в руке.
- Я хочу поговорить с вами, мисс Клэверинг, - сказал она.
- Хорошо, Ханна. Я сейчас приду.
Переходя мостик, я заметила, что у нее торжественный вид.
- Думаю, пришло время передать вам это, - сказала она.
- Что это?
- Меня попросили отдать вам этот пакет, когда придет время или когда вам исполнится двадцать один год. Я считаю, что это время наступило.
Я взяла пакет.
- Что же это? - повторила я.
- Это письмо. Его написали вам и отдали мне, чтобы я передала его.
- Когда? Кто?
- Вы все узнаете из него. Надеюсь, я поступила правильно.
С испуганным выражение лица она раздумывала еще некоторое время, потом повернулась и поспешила обратно, оставив меня в недоумении. Открыв конверт, я вынула несколько листков бумаги, исписанных четким аккуратным почерком. Первая страница начиналась:
Мое дорогое дитя, Опал!
Пройдет много лет, прежде чем ты прочитаешь то, что я пишу, но надеюсь, ты не будешь слишком плохо думать обо мне. Помни всегда, что я любила тебя. То, что я собираюсь сделать, лучший выход для нас всех. Знай, мои последние мысли о тебе…
Я ничего не могла понять и решила уйти с письмом на Пустошь, куда почти никто не заходил, и прочитать его около могилы Джессики.