Они молча сидели, пока не появился Ранулф, не успевший переодеть узкие облегающие шоссы, короткую тупику и плащ, едва доходивший до середины бедра. Он молчал и все время поглядывал на черную лестницу, словно ожидал прихода Лайонин.
– Милорд Ранулф, – начал Уильям, втайне не понимавший, что может найти женщина в этом гиганте с суровым лицом. Сам он не мог сдержать дрожи при воспоминании о силе, выказанной им сегодня утром. Уильям любил дочь и надеялся, что та не сделает ошибки.
– Моя дочь Лайонин… не замужем, хотя уже достигла брачного возраста. За последний год она отвергла десятки достойных людей, которые желали взять ее в жены. – Продолжать было все труднее, ибо лицо Ранулфа потемнело. – Я могу предложить приданое, равное двум с половиной ленам. Лайонин также единственная наследница, и после моей смерти ей достанется Лоренкорт.
Ранулф пытался унять заколотившееся сердце. Не все ли равно, какое у нее приданое? Впрочем, ради Уильяма он должен хотя бы головой кивнуть. Но во владениях Уорбруков находилось двенадцать замков, одним из которых был Мальвуазен. Остальные одиннадцать были не хуже Лоренкорта. Каждый замок охраняли от пяти до ста рыцарей. И Ранулф не знал, сколько у него ленов.
Мелита, казалось, прочла мысли графа и положилаладонь на его большую руку.
– Мне кажется, что вам небезразлична моя дочь. Я забочусь не о наследстве и не о ленах, а о ее благополучии. Мои глаза и чувства не обманывают меня?
– Нет. Она настоящее сокровище. И никакое приданое этого не перевесит.
Уильям не совсем понял смысл разговора между Мелитой и Ранулфом и поэтому уточнил:
– Значит, мы договорились?
В голосе бедняги звучало неподдельное изумление.
– С одним условием. Мы обратимся к Лайонин. Я не желаю, чтобы ее заставляли выходить замуж против воли, – требовательно заявил Ранулф и прищурился, словно что-то вспоминая. Она должна согласиться! – Надеюсь, в последний момент не обнаружится другого жениха или состоявшейся помолвки?
Уильям покачал головой:
– Нет. И если верить жене, девочка охотно пойдет с вами под венец. Вы собираетесь пригласить на свадьбу придворных короля?
Ранулф немного поразмыслил.
– Я никого не стану приглашать, поскольку в этом случае приедут король с королевой и привезут с собой всех слуг, почти триста человек, а очень немногие лорды путешествуют с меньшей свитой.
Уильям в ужасе уставился на будущего зятя. Принять, накормить и разместить такую уйму народа?! Но Ранулф спокойно продолжал:
– Сейчас холодно, слишком холодно, чтобы устраивать турнир, так что, если это не оскорбит вас, вашу прелестную жену и миледи Лайонин, свадьба будет скромной, и мы почти сразу же уедем в Мальвуазен.
Облегчение Уильяма было почти ощутимым.
– Да, все будет так, как вы пожелаете. А теперь – к делу. Оглашения должны делаться три воскресенья подряд. Если мы сегодня подпишем брачный договор, можно устроить свадьбу через три недели. Это вам подходит, милорд?
– Разумеется. В таком случае я уеду завтра утром, чтобы все подготовить, и вернусь через три недели.
Его взгляд упал на улыбающееся лицо Мелиты, и Ранулф, повинуясь порыву, положил большие ладони на ее плечи и поцеловал в щеку. Она взяла его за руку и проводила до лестницы.
– Скоро подадут обед. Я уже послала за вашими людьми. А вы, наверное, захотите переодеться.
Ранулф медленно поднялся к себе. Умывшись и переодевшись в темно-синюю бархатную тунику и плащ, он весело усмехнулся. Что подумают его "черные стражи", узнав, что их господин нервничает, как зеленый мальчишка, и все из-за Львицы с изумрудными глазами?
Лайонин открыла ставни и подставила лицо холодному ветру. Новости, принесенные отцом, едва не лишили ее чувств. Лорд Ранулф женится на ней?! Но в душе кипело возмущение. Как могли они сговориться за ее спиной? Она вспомнила свою кузину Анну. За ней пришел паж и пригласил вниз. Через минуту ее обвенчали с человеком, которого она раньше никогда не видела.
Лайонин глубоко вздохнула и подумала, что Господь дал ей хорошего отца. Конечно, это Ранулф предположил, что она с готовностью согласится на брак. Лайонин закрыла глаза и подалась вперед, ощущая, как мороз кусает щеки. Провести с ним дни и годы жизни! Позволить целовать себя, когда пожелает!
– Дочь, так ты дашь графу ответ?
– Да, отец, я выйду за него, – тихо прошептала она, Уильям молча вышел. Он не мог осознать, что дочери предстоит стать графиней. Бедняга так задумался, что не видел, куда идет, и в полумраке коридора налетел на Ранулфа.
– Она не согласилась, – мрачно констатировал черный рыцарь.
– Почему же? – удивился Уильям. – Она выйдет за вас. Только тогда он взглянул на Черного Льва с чем-то вроде ужаса: подумать только, этот человек станет его зятем! Разве не должно быть наоборот? Разве не должен сын бояться отца?
– Идите к ней. Она наверняка захочет вас видеть, – пробормотал он и, пожав плечами, стал спускаться вниз.
Лайонин услышала, как открывается дверь, но не отошла от открытого окна.
– Люси, иди сюда! Посмотри, какой чудесный день! – позвала она и испуганно обернулась, услышав низкий мужской голос.
– И что делает унылый холодный день столь чудесным? – серьезно осведомился он.
Девушка вдруг смутилась. Ведь она почти его не знает!
Ранулф подошел к резному дубовому сундуку, стоявшему у стены, взял гребень из слоновой кости и стал изучать нацарапанные на нем фигурки.
– Ты говорила с отцом и согласилась на… сделку.
– Да, – тихо подтвердила она. – Но разве брак не больше, чем простая сделка? Ты не много приобретешь, взяв в жены дочь бедного барона. Может, ты хотел богатую жену с большими владениями и…
– Кривыми ногами?
Глаза девушки озорно блеснули.
– А ты откуда знаешь, что у меня ноги не кривые? Он не улыбался. Только глаза смешливо блеснули.
– Верно. Не знаю. Но намерен это выяснить. Не хочу жениться на женщине с кривыми ногами.
Лайонин поспешно отступила.
– Не подходи! Я буду кричать.
– И кто посмеет остановить великого Черного Льва? Я выкину любого в окно и сделаю с тобой все, что пожелаю.
Он плотоядно ощерился, и она невольно засмеялась. Ранулф обнял ее за талию, уселся и посадил ее себе на колени. Девушка пыталась вырваться, но совсем ослабела от смеха. Ранулф сделал вид, будто поднимает ее юбки.
– Нет, эта щиколотка не слишком кривая.
– Совсем не кривая!
– Может, и нет, но в таком случае сильно отличается от второй, которая, на мой взгляд, как-то неестественно согнута.
– Это что такое? – прогремела Люси, возникшая словно из воздуха. – Так и знала, что нельзя оставлять эту девчонку! Молодой человек, немедленно отпустите ее и оставьте эту комнату! Я не позволю таких игр в своем присутствии!
– Люси, мы жених и невеста.
Может, старушка и удивилась, но ничем этого не показала.
– Ну, пока свадьбы не было, вы, миледи, остаетесь на моем попечении. Молодой человек, оставьте в покое ее ногу и уходите.
Ранулф снял Лайонин с колен и наклонился, чтобы поцеловать ее.
– Я не допущу ничего подобного! У вас впереди целая жизнь. Нет смысла слишком рано уставать друг от друга!
Ранулф покорно шагнул к двери, но смех Лайонин остановил его:
– Как насчет твоих угроз, Лев? Неужели не выполнишь? Она лукаво кивнула в сторону открытого окна. Ранулф взглянул на Люси, спешившую закрыть ставни, и поморщился:
– Я не настолько силен. Может, стоит позвать на помощь всю "черную стражу"? И коня, и…
Смех Лайонин догнал его, когда он спускался по лестнице.
– Ну разве он не великолепен, Люси? Самый добрый, милый…
– Да-да, – нетерпеливо бросила служанка, почти не слушая девичьей болтовни и торопливо прибирая комнату.
– И у него абсолютно совершенное тело! Люси уронила одежду.
– Леди Лайонин! Вы забываетесь! Вас научили приличным манерам… а вы ведете себя как женщина… легкого поведения!
Лайонин с притворной наивностью посмотрела на нее:
– Ты о чем, Люси? Я лишь имела в виду, что он настоящий рыцарь!
Люси покачала головой, сообразив, что снова попалась на удочку. К счастью, прозвенел гонг к обеду, и они спустились вниз.
Лайонин невольно гадала, сколько лет пройдет, пока сердце перестанет биться сильнее при виде Ранулфа. Он стоял спиной к ней, разговаривая с сэром Томпкином, который был ниже его на голову. Но Ранулф ощутил ее присутствие, обернулся и протянул ей руку. И не выпустил, даже когда сэр Томпкин нахмурился и вернулся к столу.
– Похоже, он ужасно сердит, поскольку много лет пытался выдать за меня одну из своих злосчастных дочерей, – шепнул Ранулф.
Они уселись за высокий стол, и слуга положил перед ними краюху каравая.
– Сэр Уильям сказал, что после ужина будет подписано брачное соглашение. Уверена, что хочешь провести со мной остаток жизни? Доверить мне свое благополучие?
– Больше чем уверена. Это ты должен опасаться, – заявила она, жуя кусочек солонины.
– И какая скрытая угроза ожидает меня? – нахмурился Ранулф.
– Я, разумеется. Обо мне ты знаешь мало. Разве только то, что у меня прямые ноги. Но о моем характере ты понятия не имеешь.
– Насчет ног я все еще сомневаюсь. Расскажи-ка о своих недостатках.
– О, они ужасны. Мама твердит, что я слишком тщеславна.
– И не без основания.
– И я часто веду себя не подобающим леди образом и говорю все, что придет в голову…
– Весьма прискорбно.
– Не смейся надо мной, Ранулф де Уорбрук! У тебя тоже не счесть уязвимых мест!
Ранулф не сдержал улыбки:
– Меня называют отродьем сатаны, а ты смеешь предполагать, что у меня есть какие-то изъяны?
– Уверена, что прозвище сослужило тебе хорошую службу во время войны, – беспечно отмахнулась девушка, – но не ты виноват в том, что тебе его дали.
– А что ты видишь плохого в моем характере?
– Чрезмерную гордость, вернее, заносчивость. Есть и другие недостатки, но этот – худший.
Он поспешно поцеловал ее в щеку, но тут же вспомнил, где находится, и выпрямился.
– Гордость – наименьший из моих пороков.
Лицо его мигом отвердело, на глазах становясь каменным.
– Ты моя, – мрачно объявил он, – и отныне не смей даже смотреть на других мужчин. Помни это.
Она ответила сияющей улыбкой.
– О, это очень простая просьба, ибо за все свои семнадцать лет я никогда не смотрела ни на одного мужчину как на мужа… пока не встретила тебя. Вряд ли я когда-нибудь еще найду такого, который придется мне по душе.
– Тебе всего семнадцать? Ты моложе, чем я думал. Девушка весело рассмеялась:
– Я клянусь тебе в вечной верности, а ты удивляешься моему возрасту! Вряд ли захочешь ответить мне тем же, поскольку едва не вдвое старше меня. Да ты и кажешься глубоким стариком. Сомневаюсь, что ты переживешь эту зиму.
– Ах ты, дерзкая девчонка! Да знаешь ли ты, что Черный Лев еще до обеда съедает трех таких, как ты?!
Не обращая внимания на окружающих, бросавших любопытные взгляды на парочку, девушка прижала палец к его нижней губе.
– Не нахожу этот способ умереть таким уж жутким, – мягко заметила она.
Вместо ответа он укусил ее за палец, да так сильно, что она едва не вскрикнула от боли.
– Разве тебе не известно, что именно мужчина должен ухаживать за женщиной? Веди себя прилично и ешь обед. Боюсь, я навсегда потеряю уважение своих людей, после того как одна противная девчонка два дня подряд делала со мной все, что хотела!
Девушка с радостью повиновалась и стала есть. Только сейчас она осознала, что все это время менестрель пел протяжную балладу.
После обеда, когда столы разобрали и козлы вместе со столешницами поставили у стен, отец Хьюитт принес чернила и перья, а заодно и пергамент, и разложил на маленьком столике у очага. Стороны быстро договорились об условиях. Сэр Уильям поставил подпись на брачном договоре, а вот Ранулф медлил. Старый священник положил руку на плечо молодого человека.
– Вы не уверены, милорд?
– Просто вспомнил нечто подобное, уже бывшее в моей жизни, – загадочно ответил тот и решительно, размашисто расписался.
– Теперь настало время обмена кольцами и поцелуями. Леди Лайонин, насколько я знаю, у вас уже есть кольцо?
Девушка дрожащими пальцами надела золотое кольцо на безымянный палец его левой руки, той, что ближе к сердцу.
– У меня нет… – начал было Ранулф, но тут же, просияв, сунул руку под плащ, отстегнул от пояса кожаный мешочек и высыпал содержимое на стол: несколько монет, драгоценные камни, среди которых был огромный рубин, три железных ключа и комок свалявшейся шерсти. В комке оказалось золотое кольцо с двумя сплетенными руками, символизировавшими единство, и солнцем и луной, обозначавшими крепкий брачный союз. Сверху красовались три изумруда.
– Это кольцо моей матери. Она просила всегда носить его с собой.
– Ты не можешь отдать его мне, потому что я не во всякое время буду рядом.
Но Ранулф взял ее руку и надел кольцо.
– Я заверну тебя в комок шерсти и буду повсюду брать с собой. А теперь иди отыщи леди Мелиту, ибо я бессовестно пренебрегаю своими людьми, конем и братом.
– Но сначала ты должен поцеловать меня, – обиженно пробормотала она. Как он мог забыть?!
Он наклонился и чмокнул ее в щеку, но она обвила его шею и притянула к себе. На какой-то момент он сжал ее, едва не раздавив.
– Иди, – прошептал он, разнимая ее руки, – прежде чем я опозорю себя и короля перед твоей семьей. И заметь, я не включаю тебя в число опозоренных, поскольку знаю, что ты бессовестная плутовка.
– Тогда возвращайся к коню, – усмехнулась она, – а я займусь делами и выброшу тебя из головы.
Она весело побежала к матери. Мелита направилась за ней. "Когда-нибудь мне придется заплатить за это", – подумала она.
Конечно, мать радовалась счастью дочери, но никак не могла понять, каким образом умудрилась воспитать столь дерзкую девчонку. "Это Уильям во всем виноват, – твердила она себе. – Назови он дочь Джоан, как хотела я, она не была бы такой. Ни одна Джоан не посмела бы обнять у всех на глазах мужчину, -который еще не стал ее мужем! Но девочку назвали в честь львицы!"
Мелита невольно улыбнулась. Какое счастье, что Лайонин предстоит выйти за Ранулфа, а не за слабого, безвольного слизняка вроде Джайлза, юноши, жившего в соседнем имении и с детства поклявшегося жениться на Лайонин.
– Мама! Что ты там бормочешь? По-моему, ты разговариваешь сама с собой!
– Опомнись, Лайонин! Ты можешь вести себя вызывающе с лордом Ранулфом, но только не со мной!
Лайонин рассмеялась, но тут же, став серьезной, извинилась:
– Прости, матушка. Ну разве он не поразительный человек?
Мелита вздохнула, ибо предвидела, что следующие несколько часов ей придется выслушивать перечисление достоинств лорда Ранулфа.
Они провели день в большой спальне Уильяма и Мелиты, служившей также соларом. Но сегодня Лайонин никак не могла сосредоточиться на шитье, потому что постоянно подносила кольцо к свету, любуясь игрой изумрудов, и слишком часто подбегала к окну, чтобы взглянуть на ристалище.
– Лайонин, – небрежно приказала наконец Мелита, – в этом году урожай яблок особенно хорош. Пойди к кухарке и попроси у нее несколько штук.
– Я не голодна.
– Но я подумала, что вороному лорда Ранулфа может понравиться угощение.
Лайонин мигом вскочила и, подбежав к матери, обняла ее и чмокнула в щеку. И, уже взявшись за дверную ручку, обернулась:
– Когда-нибудь я спрошу, какое такое срочное дело было у отца к тебе, если меня оставили наедине с лордом Ранулфом и велели его вымыть.
По лицу Мелиты пробежала легкая тень, но для дочери и этого оказалось достаточно. Смеясь, она спустилась на кухню.
В конюшне было тепло и приятно пахло сеном. Девушка, несшая маленькую корзинку яблок, подошла к стойлу, погладила большую конскую голову и открыла дверцу. Вороной осторожно взял яблоко с ее ладони и стал есть, а она тем временем ласкала его мощную холку.
– Лайонин! Что ты делаешь? Тебе нельзя подходить к Таю! Это опасно! – окликнул ее Джеффри.
Лайонин шагнула к низкой деревянной перегородке и улыбнулась молодому человеку.
– Он так же добр, как его хозяин, – заверила она и, погладив бархатный нос, взяла железный гребень и принялась расчесывать длинную густую гриву.
Джеффри благоговейно взирал на эту сцену.
– Но Тай – жеребец и совсем не отличается добрым нравом. Он еще ни с кем, кроме Ранулфа, не вел себя так! Знаешь, что он укусил старшего конюха твоего отца?
– Уверена, что тот заслужил наказание. Смотри, какой милый конь!
Она подошла ближе к ногам Тая и погладила колени, поросшие длинными волосами, ниспадавшими до самого пола.
– Я не встречал девушки, подобной тебе. Брату очень повезло.
Лайонин встала и протянула Таю новое яблоко.
– Одного не понимаю: почему он до сих пор не женат? То есть был женат когда-то, очень давно. Представить не могу, как это придворные дамы упустили такого жениха?
– О нет, они пытались. Но в их глазах и поведении есть нечто такое, что можно разгадать без труда. И это что-то – алчность.
Кровь прихлынула к щекам Лайонин. Она поспешно отвела глаза.
– Но меня тоже одолевает алчность. К нему. Джеффри рассмеялся:
– Придворным дамам не дает покоя его богатство, и это очень легко увидеть. Они замечают его дорогие одежды, соболью подкладку плаща, драгоценности на камзоле и точно знают стоимость его имений.
– Имений? Но у него только Мальвуазен, остров к югу от Англии!
– Мальвуазен – всего одно владение из многих. Есть еще и…
– Не рассказывай! Не хочу думать о моем Ранулфе как о придворном короля, одном из его графов. Это безумно меня пугает. Лучше бы он был бароном вроде моего отца. Тогда он оставался бы дома и играл с нашими детьми.
– О каких детях идет речь? – осведомился подошедший Ранулф. – Я еще не коснулся девушки, а она уже считает себя матерью.
Джеффри перевел взгляд с Лайонин на брата:
– Пойду потолкую с Малардом. Ранулф усмехнулся, глядя вслед юноше.
– Что тут смешного?
– Малард редко говорит с кем бы то ни было, – пояснил он, оборачиваясь к Лайонин, все еще расчесывавшей конскую гриву. – Похоже, ты согласилась выйти за меня из-за моего жеребца. Когда мы приедем в Мальвуазен, я найду подходящую кобылку, и, может, дочь Тая станет твоей верной спутницей.
Жеребец подтолкнул хозяина в плечо.
– Видишь, эта мысль ему нравится. А теперь иди ко мне. Ты так избалуешь беднягу, что придется его продать.
Лайонин послушно шагнула вперед. Он положил руки ей на плечи и пристально заглянул в глаза:
– Хочу запомнить тебя, потому что завтра утром уеду.
– О нет! Не так скоро! – Она качнулась к нему. – Неужели не можешь остаться, пока не прочтут оглашения? Пока мы не обвенчаемся. Тогда мы отправимся вместе.
– Не могу. Я обещал управителю, что буду в Мальвуазене. Там много срочных дел. Но я возвращусь в день свадьбы, и ты станешь моей. А сейчас тебе нужно идти к матери.
Лайонин гневно отступила: