– Вечно ты отсылаешь меня.к матери! Я останусь с тобой!
– Нельзя. Покаты не станешь моей женой… нет, я не могу этого вынести. Иди, или я сам отнесу тебя!
Она лукаво улыбнулась и не сдвинулась ни на дюйм.
Он бесцеремонно перекинул ее через плечо, так что плутовка оказалась в крайне неприличной позе. Она во весь голос требовала освободить ее, что он и сделал, еще не дойдя до двери конюшни.
– Я самая несчастная невеста в Англии и единственная, кого даже не поцеловали как следует после помолвки!
– Ты не понимаешь. Я не могу целовать тебя, не пожелав большего. Я уезжаю на рассвете. Если ты спустишься во двор, я поцелую тебя перед отъездом. А теперь иди и не искушай меня.
Девушка медленно побрела к старому каменному донжону и стала взбираться по деревянным ступеням.
За ужином было официально объявлено о помолвке/Жених с невестой выслушали поздравления друзей. "Черные стражи" встали и подняли за них чаши, похвалив красоту и очарование Лайонин.
– До чего славные люди, – засмеялась она, не замечая побелевших от напряжения кулаков и мрачного лица Ранулфа.
После обеда Лайонин пела и играла на псалтерионе, похожем на арфу инструменте. У нее оказался чистый, звонкий голосок, и за игрой и пением она смотрела только на Ранулфа.
Он поцеловал ее руку, пожелал спокойной ночи, и они расстались, прекрасно сознавая, что их разделяет единственная тонкая стена. Ранулф втайне радовался, что Люси вернулась из деревни и у него не будет соблазна войти к Лайонин, как вчерашней ночью.
На один-единственный момент перед тем, как заснуть, он вдруг усомнился в мудрости решения жениться на почти незнакомой девушке. Да, она смотрела на него, как до сих пор не глядела ни одна женщина, но что, если она так же пожирает глазами и других мужчин? Может, просто умеет притворяться лучше, чем придворные дамы, и поэтому заставила его поверить, что интересуется именно им, а не богатствами Мальвуазена?
Он постарался выбросить из головы неприятные мысли, но позже они опять настигли его.
Лайонин лениво потянулась, совсем как настоящая рыжая кошка. Еще не вполне проснувшись, она чувствовала, что сегодня случится нечто очень приятное. Ее одолевало волнение, имени которому не было.
Широко распахнув глаза, она спустилась с постели, бесшумно, чтобы не разбудить Люси, и торопливо оделась. Нынче Лев покидает Лоренкорт, и ей нужно повидать его напоследок.
В парадном зале царил полумрак. Люди ее отца еще спали, но никого из "черной стражи" уже не было. Девушка потихоньку пробралась к конюшням. До первых лучей солнца было еще с полчаса.
Лайонин стояла у двери, не сводя глаз с темного здания.
– Моя Львица рано встает, – раздался низкий голос. Теплое дыхание послало по ее телу дрожь удовольствия.
Лайонин обернулась и одарила его сияющей улыбкой:
– Как и мой Лев.
– Поосторожнее с улыбками, Львица, иначе я найду нам подходящее логово, – многозначительно заявил он.
Девушка прикрыла рот ладонью, заглушая невольный смешок, и только сейчас увидела Джеффри с уздечкой в руках.
– Ты тоже едешь?
Джеффри сразу заметил сдвинутые брови брата, но ничуть не испугался. Наоборот, посчитал, что сейчас самое время подшутить над столь внезапной ревностью. Лайонин посмотрела в голубые глаза будущего деверя. По-своему он тоже красив, с белокурыми локонами и длинными ресницами. Она с интересом наблюдала, как он поднимает ее вялую руку и целует ладонь. Глаза юноши сверкнули.
– Можно поцеловать тебя на прощание?
Сжав ее нежные плечи, он с открытой насмешкой посмотрел на Ранулфа и слегка коснулся губами уст Лайонин. Поцелуй показался ей сладостным и приятным. Отстранившись, Джеффри отошел и стал запрягать коня. Лайонин увидела, как он ловко вскочил в седло.
– Брат, почему ты медлишь? Целуй леди Лайонин, и вперед! Он выехал во двор, оставив Лайонин и Ранулфа наедине. Сердце девушки тревожно забилось при мысли о поцелуе Льва. Она повернулась к нему. Лица обоих были серьезны. Большая рука зарылась в ее волосы, и он рывком притянул ее к себе. Она порывисто обняла его и инстинктивно раскрыла губы, прижимаясь к нему бедрами. Он почти отшвырнул ее от себя, и она прислонилась к стене, тяжело дыша.
– Ты слишком многого ожидаешь от меня. Лучше мне уйти, – хрипло выговорил он. – Скажи матери, чтобы берегла тебя.
– Ты не забудешь меня?
– Никогда, моя Львица. Я не могу думать ни о ком другом.
– Я тоже, – всхлипнула она.
Он поцеловал ее мокрые от слез ресницы и уехал. Лайонин не знала, сколько простояла у стеньг, и, хотя, когда возвращалась в замок, солнце уже поднялось, для нее вокруг стоял непроглядный мрак.
Глава 4
Мелита заметила несчастное личико дочери, едва та вошла в парадный зал. Понятно, в чем дело: будущий зять уехал, и теперь Лайонин предстоит трехнедельное ожидание.
Мелита вздохнула. Для девочки это целая вечность, но у нее не будет свободного времени до приезда Ранулфа. Прежде всего следует сшить подходящую одежду. И хотя приданое Лайонин не слишком велико, Мелита была исполнена решимости одеть дочь, как подобает графине.
Она немедленно отправилась на поиски Уильяма, у которого хранился ключ от всех богатств Лоренкорта.
Уильям немного пожаловался на обстоятельства, однако согласился с женой. Из темной холодной комнаты были принесены драгоценности и меха, атлас, шелка, бархат и тонкое сукно. Лайонин ахнула при виде такой красоты, боясь неправильно раскроить и испортить ткани.
Целых три недели она, мать, Мег, Гресси и Люси шили, не разгибая спин. На кайме одной из туник они вышили зеленым шелком крошечных львов и заполнили силуэты овечьей шерстью, чтобы животные получились выпуклыми. Каждый лев был обшит каймой из мельчайших речных жемчужин.
Особое внимание уделялось подвенечному наряду: очень узкой тунике из оранжевой венецианской парчи, рукава которой были скреплены рядом маленьких пуговок, от запястья до локтя. Бесшовное сюрко из рыжевато-коричневого бархата было скроено так, чтобы как можно выгоднее показать груди и бедра Лайонин. Накидка из зеленой сицилийской парчи дополняла наряд. Светло-зеленый феникс, готовый вот-вот рассыпаться в пламени, был выткан на более темном фоне. Капюшон и плащ были подбиты кроличьим мехом цвета весенней травы.
Лайонин очень жалела, что не догадалась снять мерки с жениха для плаща, который хотела сшить ему в подарок к свадьбе. Пришлось ограничиться двумя золотыми чашами. Она не заметила, как побледнел отец, когда послали за ювелиром, согласившимся превратить четыре бесценные золотые тарелки в усыпанные драгоценными камнями кубки на длинных ножках. Девушка с наслаждением прислушивалась к бесконечному стуку молоточков ювелира и его подмастерья, когда они оббивали железные шары золотыми пластинами, чтобы придать им форму чаши. Она твердо верила, что каждый удар приближает день ее свадьбы.
К вечеру она без сил валилась в постель, как и хотела Мелита, но перед сном ее всегда посещали сладостные видения. Она вспоминала даже те детали, которые совсем не волновали ее, когда они были вместе. Лайонин часто думала о его графстве, о дворе короля Эдуарда, где Ранулфу придется постоянно бывать. Почему он женится на ней?
Она окончательно запуталась и по мере приближения заветного дня начала вздрагивать от малейшего шума и плакать по всякому поводу. Истории Гресси об ужасах, творимых Черным Львом, тоже не улучшали ее настроения.
Джеффри устало поморщился. Если его сумасшедший брат снова начнет бредить о красоте леди Лайонин, он вынет кинжал и преспокойно воткнет Ранулфу между ребер. Они скакали без остановки, чтобы добраться до Лондона за одну ночь, и Джеффри мечтал о мягкой постели и приветливой служаночке, которая его согреет.
Ранулф терпеть не мог Лондон с его открытыми сточными канавами по обочинам улиц и грязными свиньями, рыщущими в поисках помоев. Улицы были узкими, а дома стояли так тесно, что глотнуть свежего воздуха не представлялось возможным. Правда, гостиница, где они остановились на ночь, была довольно чистой.
Ранулф отправился в квартал ювелиров и долго высматривал необходимую ему вывеску. Только трое "черных стражей" сопровождали его. Остальные четверо охраняли Джеффри, отказавшегося в такую рань покидать постель и пухленькую служанку.
Ранулф вошел в тесную, маленькую лавчонку. Его приветствовал тощий смуглый коротышка.
– Я хотел бы приобрести свадебный подарок и желаю, чтобы изделие было прекрасной работы.
– У меня все изделия великолепные. Что бы вы предпочли?
Мужчины смотрели друг на друга не улыбаясь, но вполне понимая, о чем идет речь.
– Я закажу вам пояс. Особенный пояс. Из чистого золота. Изобразите львов, вернее, льва и его львицу, в сценах охоты, отдыха и… – Ранулф осекся, неожиданно смутившись.
– Понимаю. Какие цвета?
– Лев должен быть из черной эмали и с золотым глазом, в середину которого вставлена черная жемчужина. Львица… – Ранулф зажмурился, наслаждаясь воспоминаниями. – Львица золотисто-рыжая, как настоящая, а в глазу сверкают изумруды. Пояс должен состоять из звеньев не длиннее сустава моего указательного и не шире большого пальца. На каждом звене изобразите отдельную сцену. Можете вы выполнить столь тонкую работу?
– Смогу, если мне хорошо заплатят…
– Сколько пожелаете, – сухо бросил Ранулф.
– Какого размера талия леди? Сколько звеньев? Ранулф озадаченно нахмурился, но все же сцепил большие и средние пальцы, образуя круг.
– Я могу обхватить ее талию четырьмя пальцами. Ювелир, мысленно подсчитав количество звеньев, кивнул:
– Пятнадцать. А теперь пряжка. Из чего ее делать?
– Черный жемчуг и изумруды, – не задумываясь ответил Ранулф.
Они договорились о цене и сроках, и Ранулф, довольный, вернулся в гостиницу. Джеффри провел день в безделье и теперь был готов к отъезду. Распростившись с братом, он возвращался к обязанностям оруженосца при сэре Томпкине.
Два дня изматывающей езды понадобилось, чтобы добраться до Мальвуазена, и Ранулф, как всегда, поразился гладким серым каменным стенам, выросшим перед ним. Отряд въехал через западные ворота во внешний двор под радостные крики и приветствия обитателей замка. Спешившись, всадники вошли в лабиринт, защищавший закрытый внутренний двор, где жили управитель, главный сокольничий, старший конюший и первый повар с семьями. "Черные стражи" направились в свои жилища, а Ранулф зашагал в Блэк-Холл.
Все то время, что граф пробыл в Мальвуазене, шел дождь, и хотя он успел рассудить множество споров, зачастую людям просто не хотелось тащиться в замок по непролазной грязи. Да и он почти никуда не выходил. Несколько раз он навещал своих людей. Они были довольны и счастливы, у каждого была женщина. Он не мог найти себе места, а беспрерывный шум дождя усиливал беспокойство.
Ранулф сидел у огня с очередной чашей крепкого вина в руках. Было уже поздно, в доме все спали. Он пытался вспомнить два дня, проведенные в Лоренкорте, но перед глазами все расплывалось. Слишком долго у него не было причин для смеха, много лет его преследовали последние слова умирающей женщины. Вспышка молнии на миг озарила комнату.
Той ночью тоже лил дождь. Она, женщина, которую он называл женой, пришла поздно, волоча за собой дочь, трехлетнюю Ли, чьи короткие ножонки не поспевали за материнским шагом.
Они были женаты три года, а она ни разу не побывала в его постели. Сначала он благоговел перед ней, зеленый юнец перед зрелой женщиной. Она смеялась и твердила, что Ранулф сможет любить ее, когда будет достоин такой чести, став самым прославленным рыцарем Англии.
В те дни он почти не ел и не спал, полный решимости угодить жене. Он ни словом не возразил, узнав о ребенке, а вскоре малышка стала для него радостью, бальзамом на душу, израненную злобной, распутной женщиной. Когда он понял, что она спит с другими мужчинами, привязанность к Ли перевесила все сомнения. Он не прогнал мать ребенка.
Ранулф встал, подошел ближе к огню и склонил голову на каминную доску. Он не подозревал, что Изабель так ненавидит его. Настолько, чтобы убить малышку, которую он полюбил. Когда они вернулись домой в ту промозглую ночь, Изабель торжествующе взирала на него, наблюдая, как Ранулф берет на руки дрожащего ребенка. Следующие три дня он не отходил от Ли, которую пожирала лихорадка. Только после ее кончины он услышал о болезни жены, которая тоже лежала на смертном одре. Ее кошмарные последние слова до сих пор звучали в ушах:
– Я рада, что она мертва, потому что умираю сама и отнимаю у тебя все, что могу. Когда-то я любила мужчину, отца Ли, но он был беден, и мой отец не пожелал для дочери такого мужа. И тут явился ты, богатый, с рыцарями и слугами, и отнял меня у любимого. Не воображай, что какая-то женщина сможет вынести твое черное уродство! Нет, Ранулф Уорбрук, ни одна женщина не полюбит тебя! Им будут нужны только дорогие меха, золото и драгоценности. Иди зови священника. Я рада, что больше никогда не увижу твоего дьявольского лица!
Ранулф судорожно смял серебряную чашу. Драгоценные камни разлетелись по комнате, кроваво-красное вино выплеснулось на руки. Он не должен был допускать помолвки. Слишком много сходства между первым и вторым браками: отец, счастливый иметь в зятьях графа, девушка…
Он снова сел.
Но между Изабель и Лайонин нет ничего общего. Девушка, похоже, питает к нему такие же искренние чувства, как он – к ней. А он до этой встречи еще не испытывал к женщине ничего подобного. Но, судя по ее поведению, она могла относиться так к десяткам мужчин до него… За окнами разыгралась настоящая буря, и Ранулф бушевал вместе с ней. Казалось, каждое воспоминание о любимой пронизано фальшью и обманом.
Ходдер нашел хозяина спящим, но, проснувшись, тот был угрюм и неразговорчив. Настроение графа день ото дня ухудшалось. Он почти ничего не ел, зато много пил, ни разу не умылся и не побрился.
Дождь продолжался, проникая в каждую щель и омрачая жизнь обитателей замка. Корбет с радостью приветствовал солнце, осветившее мир в день их отъезда в Лоренкорт. Семеро "черных стражей" были готовы и ждали хозяина во дворе, но он не пришел. Тогда Хьюго Фиц-Уоррен, старший из рыцарей, отправился на его поиски.
– Милорд, солнце уже высоко. Нужно спешить, чтобы вовремя поспеть в Лоренкорт.
– Я не поеду. Пошлю сэру Уильяму телеги, груженные золотом, чтобы возместить обиду, но больше никогда не женюсь.
Хьюго сел на табурет у ног Ранулфа и едва сдержал удивленный возглас при виде хозяина.
– Значит, великий Черный Лев боится девушки, вдвое его моложе и ниже ростом? И что вы пошлете девушке, чтобы возместить потерю мужа, которого она любит?
– Разве тебе не известно: граф Мальвуазен слишком богат, чтобы познать искреннюю любовь?
– Но не чересчур богат, чтобы предаваться жалости к себе. Не смотрите на меня так, я все равно не боюсь. И знаю о вашей первой жене.
– Замолчи.
– Буду говорить, пока мне не заткнут рот! Нельзя винить всех женщин за подлость одной.
– Все они одинаковы, эти мои жены.
– Да, между ними есть некоторое сходство. Обе – дочери баронов. Но вы – человек чести и несколько недель не видели девушку. Встретившись с ней, вы забудете свои страхи.
Хьюго наклонился поближе и заметил, что хозяин сильно пьян.
– Ходдер! Одень господина. Мы едем в Лоренкорт и вернемся с новой госпожой! Не забудь уложить его свадебный наряд.
Итак, уставшего, растерянного Ранулфа заставили направиться по северной дороге, в Лоренкорт. Голова раскалывалась, желудок горел, но все же это было лучше, чем думать о плохом и слышать неотвязные голоса, которые продолжали его преследовать.
Глава 5
Лайонин любовалась лучами утреннего солнца, падавшими на устланный тростником пол. Она была готова к свадьбе едва ли не с рассвета. Ее нареченный со своими людьми прибыл вчера вечером, так что пришлось готовить ванны и кормить гостей. Ранулфа она не видела.
В комнату ворвалась Мег.
– Вы прелестны, миледи, – восхищенно прошептала она. Лайонин улыбнулась ей, чувствуя, что к горлу подступает тошнота.
– Что это у тебя в руках?
– Это от его светлости, огромного, черного… вашего…
– Дай мне взглянуть. Это ведь для меня?
– Да, такой чудесный подарок…
Мелита и Лайонин строго посмотрели на девушку, посмевшую открыть подарок, предназначенный не ей. Мег почтительно вручила Лайонин шкатулку: длинную, узкую, инкрустированную пластинками слоновой кости. На каждой была выгравирована любовная сцена.
– Восхитительно! – обрадовалась Лайонин.
– Откройте ее. Настоящий подарок внутри! Лайонин подняла крышку, державшуюся на серебряных петлях. Львиный пояс переливался золотом, изумруды сверкали зеленью. Мелита стала рассматривать шкатулку, пока дочь изучала каждую пластину с крохотными львами и львицами.
– В жизни не видела ничего подобного! – воскликнула она, поднося пояс к свету, гладя жемчужины и черную эмаль. – Ну разве это не чудесно?
– Да, – улыбнулась Мелита. – А теперь надевай его поскорее, иначе опоздаем на свадьбу.
Лайонин бережно застегнула пояс, так что он спустился до бедер, красиво облегая сюрко.
– Ты послала моему мужу чаши? – спросила она, не отрывая глаз от пояса.
– Конечно, миледи, – кивнула Мег.
Рука, которую держал Уильям, ведя дочь вниз по ступенькам, слегка подрагивала. Он помог девушке сесть на хорошенькую кобылку. Невесте подобало ехать на лошади, в дамском седле; родные и обитатели замка следовали за ней пешком. Уильям провел кобылку под уздцы до часовни замка. День выдался холодным и ясным, и церемонию предстояло провести у дверей часовни. Хотя помолвка уже была заключена, брак считался не вполне законным до венчания.
Лайонин улыбнулась при виде братьев. На обоих были цвета Мальвуазенов: зеленое с черным. Младший оделся в зеленое с черной отделкой и плащ, подбитый белым мехом. Старший был в черном с тонкой зеленой каймой по краям плаща, подбитого богатым черным соболем.
Отец помог Лайонин спешиться.
Взгляд, которым встретил ее Ранулф, был мрачным. Пугающим… Совсем не таким, какой она помнила. Он хмурился и, казалось, вовсе не был рад ее видеть. Под глазами темнели большие круги.
Священник спросил, кто отдает эту женщину и кто берет ее в жены. Отец выпустил ее руку, и она сжала пальцы Ранулфа. Но он не смотрел на нее. Девушка страстно желала удостовериться, что он – тот человек, который обручился с ней. Но он не подал ей никакого знака.
Священник получил необходимые ответы на вопросы, и двери часовни распахнулись.
Лайонин облегченно вздохнула и дернула Ранулфа за рукав. Тот повернул голову. Лайонин он показался усталым, но все же это был ее Лев. Она улыбнулась ему.
– Ты вечно забываешь поцеловать меня, – прошептала она.
Он с едва заметной улыбкой наклонился к ней:
– Поздно. Теперь отец Хьюитт должен благословить наш брак.
Когда они встали на колени у алтаря, чтобы прослушать свадебную службу, она еще острее почувствовала перемены в муже, явно вызванные не обычной бессонницей и не усталостью.
Церемония закончилась, и они снова очутились на залитом солнцем дворе. Ранулф поднял Лайонин и усадил в широкое седло Тая, а сам, сев позади, взял в руки поводья. Собравшиеся гости осыпали новобрачных зерном и желали много детей и всяческого изобилия.
– Давай уедем прямо сейчас, – прошептал он. – Ускачем в Мальвуазен!
Она повернулась лицом к нему: