Уилу не терпелось рассказать своим приятелям и всем, кто согласился бы его слушать, о своих удивительных приключениях в Лондоне и, разумеется, о том, какой замечательный отчим у него появился – дуэлянт, друг короля и сочинитель пьес, строчки из которых цитировал весь Лондон. Последний пункт, впрочем, оставался под вопросом – Уил еще не был уверен, что его стоит касаться, рассказывая о деяниях Ричарда: склонность к сочинительству как-то не вязалась с образом идеального героя, который он создал в своем воображении.
Стремлению Ричарда оказаться поскорее в Блайт-Холле тоже нетрудно было дать объяснение, но Элисса с этим не спешила, поскольку, кроме очевидных причин, могли существовать еще и скрытые, о которых она могла только догадываться.
Ричард старательно скрывал свои чувства, что удавалось ему куда лучше, чем Элиссе и Уилу. Он лишь постукивал каблуком ботфорта о пол кареты да несколько чаще, чем нужно, бросал мимолетные взгляды в окно. Впрочем, и этих признаков было довольно, чтобы Элисса догадалась о снедавшем его нетерпении.
Она попыталась представить его маленьким мальчиком, что, в общем, оказалось совсем нетрудно. Должно быть, он был отчаянным парнем, который любил лазать по деревьям и не отличался послушанием. А еще он любил фехтовать на палках и вечно ходил в синяках и царапинах…
"Кто знает, возможно, то обстоятельство, что Ричард теперь отдалился от двора с его тлетворным влиянием, поможет ему избавиться от приобретенных там дурных привычек и манер дамского угодника?" – подумала Элисса.
– Вот сейчас за этими деревьями мы увидим дорожку из гравия, которая ведет к дому! – вскричал Уил.
– Лес, стало быть, почти весь вырубили? – небрежно уронил Ричард, но Элисса заметила, как он вздрогнул и слегка приподнялся на сиденье.
– Всего несколько деревьев. Чтобы улучшить вид, как говаривал мой покойный муж, – ответила Элисса.
Ричард глянул в окно и снова откинулся на подушки.
– Все еще стоит, – пробормотал он.
Элисса тоже посмотрела в окно, чтобы выяснить, на что смотрел Ричард, и увидела проглядывавший сквозь ветви деревьев угол павильона для банкетов. Это была небольшая каменная постройка двадцать на тридцать футов, выходившая фасадом на маленькую речушку, протекавшую неподалеку от большого дома. Подобные павильоны, представлявшие собой жалкие копии летнего пиршественного зала Уайтхолла, были у многих деревенских помещиков. В них, если погода стояла хорошая, устраивали посиделки с вином и пивом.
Павильон в поместье Блайт-Холл не использовался по назначению уже много лет, и его резные карнизы и разнесенные по углам маленькие ажурные башенки, изъеденные временем и непогодой, сильно обветшали.
Элисса решила, что печаль, проступившая в голосе Ричарда, прямое следствие плачевного состояния, в котором находился павильон.
– А вот и наш дом, – торжественно объявил Уил, и Ричард, приподнявшись на подушках, снова посмотрел в окно.
В следующее мгновение глаза у него едва не вылезли из орбит, а рот приоткрылся.
– Что, черт побери, случилось с домом? – сердито крикнул он. – Здесь что – был пожар?
Уил с изумлением на него посмотрел, а Элисса, обняв сына за плечи, сказала:
– В последний раз Ричард видел Блайт-Холл много лет назад – еще до того, как твой отец взялся его перестраивать.
Теперь дом совсем не такой, как был прежде. Ричард его не узнал и, понятное дело, удивился.
– Удивился? Скажи лучше, пришел в ужас! – воскликнул Ричард. – Я и представить себе не мог, что красивый, чудесных пропорций дом, построенный во времена короля Генриха Восьмого, будет разрушен, а вместо него возникнет эта чудовищная постройка в современном духе, которая напоминает языческий храм, возведенный в честь божества, имя которому дурной вкус!
– Я все тебе объясню, Ричард, но позже. Давай прежде все-таки войдем в дом, – ровным голосом произнесла Элисса, сделав Ричарду глазами знак, чтобы он не повышал голос в присутствии ребенка.
Разумеется, она была права. К чему кричать и пугать мальчика, когда старого дома уже не существовало и никакими криками и стенаниями старое не вернешь.
Тем не менее должна же существовать какая-то причина, побудившая новых владельцев полностью перестроить здание? Вместо гармоничной постройки из красного кирпича глазам Ричарда предстала уродливая конструкция из серого камня с колоннадой и широким порталом над входом, увенчанная огромным куполом, напоминавшим клетку, в каких птицеловы держат певчих птиц.
Единственное, что пришлось Ричарду по вкусу, это огромное количество окон. Они придавали всему дому воздушность, легкость.
"Возможно, не так уж это и плохо, что старый дом канул в Лету, унося с собой недобрые воспоминания", – подумал вдруг Ричард. Но ведь это он должен был решать – стоять старому дому или исчезнуть с лица земли со всеми населявшими его демонами и призраками былой жизни. Рука незнакомца, не имевшего на Блайт-Холл никаких прав, не должна была касаться этих стен.
Карета миновала ворота, въехала во двор и покатила по посыпанной гравием дорожке в обход дома – к заднему двору, где находились конюшни, помещения для прислуги и второй вход. Как только карета остановилась, из дома выбежали слуги и выстроились в шеренгу, как солдаты на смотре. Последнее обстоятельство – то есть наличие прислуги и ее количество – указывало на то, что новые владельцы дома жили если не в роскоши, то в достатке.
– У тебя много слуг, – отметил этот факт Ричард. – Неужели имение приносит такой значительный доход" что позволяет тебе содержать всю эту ораву?
– Все вопросы потом. Позволь мне сначала тебя представить, – сказала Элисса.
Выбравшись с Уилом из кареты, Элисса вышла вперед, окинула слуг взглядом и улыбнулась:
– Я рада, что вернулась домой и вижу всех вас в добром здравии.
Слуги в изумлении выпучили глаза. Элисса оглянулась и сразу поняла, что явилось причиной их изумления: из кареты с видом завоевателя, готовившегося предстать перед побежденным народом, вылезал сэр Блайт.
Когда Элисса впервые увидела Ричарда, ее поразила его гордая осанка. Теперь же он выглядел еще более величественно и держался так, словно был как минимум особой королевской крови. Если им и владели сейчас какие-либо ностальгические чувства по прошлому, он отлично их скрывал.
Элисса хотела было представить мужа прислуге, но, прежде чем она успела сказать хоть слово, ее перебил Уил.
– Это мой новый папа! – закричал он. – Он дуэлянт, и его выбрал для меня в отцы сам король!
При этих словах глаза у слуг расширились еще больше.
– Благодарю тебя, Уил, за добрые слова. Обо мне так еще никто не отзывался. – Кивнув слугам, которые смотрели на него так, будто перед ними оказался сам король Карл, прибывший в Блайт-Холл с коротким визитом, Ричард сказал:
– Я – граф Доверкорт, иначе – сэр Ричард Блайт из Блайт-Холла. Три дня назад я стал мужем вашей хозяйки.
Выстроившиеся в шеренгу слуги стали перешептываться, поглядывая друг на друга.
– Это правда, – вступила в разговор Элисса, не зная, то ли ей злиться на Ричарда, то ли, наоборот, благодарить за то, что он решил прояснить ситуацию без ее помощи. – В Лондоне мы с лордом Доверкортом сочетались законным браком. Не сомневаюсь, что вы будете служить ему столь же преданно и верно, как служили мне.
Ричард выступил вперед, и церемония представления слуг началась.
Уил не стал дожидаться ее конца и пошел в дом, бросив на ходу, что он хочет выяснить, не касались ли слуги чего-нибудь в его комнате в его отсутствие.
– Он не любит, когда служанки трогают его вещи, хотя я сто раз говорила ему, что без этого убрать комнату как следует невозможно, – сказала Элисса, шагая с Ричардом бок о бок вдоль цепочки слуг.
Первым делом Элисса познакомила Ричарда с дворецким Дэвисом, потом настала очередь экономки, вслед за которой Ричарду представили двух лакеев, трех горничных, грума и повара. Последними в ряду стояли посудомойка и младший грум.
Когда церемония закончилась и слуги снова приступили к исполнению своих обязанностей, Ричард повернулся к Элиссе и, к большому для нее удивлению, подхватил ее на руки.
– Что… что ты творишь? – прошептала она, вспоминая, когда и при каких обстоятельствах он в последний раз поднимал ее на руки.
– Ты что – забыла? В соответствии с древнеримской традицией после свадьбы муж должен перенести жену на руках через порог дома, – сказал он, поднимаясь по ступенькам к двери.
– Мы не в Древнем Риме!
– Правильно, а ты – не сабинянка, и насиловать тебя я не собираюсь, – прошептал он. – Хватит с меня на сегодня потрясений!
– Ты вот упомянул о Древнем Риме и сабинянках. Значит ли это, что ты учил латынь?
– Да, учил. Я получил, что называется, классическое образование. Правда, латынь у меня всегда хромала. Греческий я знаю лучше. Должен тебе сказать, я без ума от Овидия, хотя и подозреваю, что мой учитель греческого, читая его стихи, кое-какие рискованные места в его текстах от меня скрывал.
Когда они оказались в холле и Ричард поставил ее на пол, Элисса, как ни странно, испытала разочарование.
– Слуги, кажется, все новые – я, во всяком случае, никого не узнал, – задумчиво произнес Ричард, обозревая интерьер прихожей и коридора.
Элисса, приводя в порядок платье, сказала:
– Мой муж рассчитал всех слуг, которые трудились здесь до того, как он купил имение. Он, правда, щедро с ними расплатился, но поставил им условие, чтобы после этого они уехали из здешних краев.
– Непонятно, к чему такие строгости?
– А он вообще был такой… хм… строгий.
– Ясно… – протянул Ричард. Потом, еще раз окинув взглядом холл, сказал:
– Как ни странно, обстановка здесь мне кажется знакомой.
– Ничего удивительного. Прихожая представляет собой часть холла старого дома.
– Стало быть, и камин остался с прежних времен?
– Да.
– Что ж, я очень рад, что кое-какие предметы здесь пережили период тотального разрушения.
Ричард прошел к камину и коснулся кончиками пальцев инициалов "РБ". Элисса подивилась тому, как быстро он нашел эти затертые временем детские каракули.
– От уничтожения камин спасла роскошная мраморная облицовка, – заметила Элисса. – Если бы не это, мой покойный супруг велел бы заложить его кирпичом.
Ричард с отсутствующим видом смотрел прямо перед собой – судя по всему, его мысли были далеко. Потом вернулся к действительности и сказал:
– Похоже, твой покойный муж был без ума от всякого рода орнаментов и резьбы по камню. Именно по этой причине он не стал сносить павильон у речки.
– Да, до павильона руки у него так и не дошли, – пробормотала Элисса и добавила:
– Ты уж извини. Мне очень жаль, что все так получилось.
– С какой стати тебе передо мной извиняться? – сказал Ричард, устремляя на нее пронзительный взгляд своих темных глаз. – Ведь не ты же, в конце концов, все это затеяла?
Элисса потупилась:
– Увы, все это затеяла я.
Глава 11
В глазах Ричарда промелькнуло недоверие.
– Неужели переустройство Дома затеяла ты?
– Уильяма так легко было на это подвигнуть… Я даже сама не ожидала. Мы были женаты тогда всего несколько дней. Я указала ему на осыпавшуюся штукатурку в одном из покоев, и сразу же после этого мы переехали в коттедж, а Уильям занялся перестройкой Блайт-Холла. Он сказал, что его раздражают мои жалобы на то, что я живу, как в хлеву.
Поселившись в маленьком, с тесными комнатками коттедже, я распознала истинную натуру человека, которого, мне казалось, я полюбила.
– Ты называла Блайт-Холл хлевом?
Она покачала головой:
– Никогда. Тем не менее хочу заметить, что твой дядя основательно запустил хозяйство в твое отсутствие и дом нуждался в ремонте.
– Меня удивляет другое – почему твой муж не приказал уничтожить мои инициалы, которые я в детстве выцарапал на камине? – Ричард со скептической улыбкой снова обозрел свое творение и сказал:
– Похоже, мысль о том, как оставить в этом мире свой след, не давала мне покоя и в нежном возрасте.
– Уильям хотел сменить облицовку – что верно, то верно, – но ему намекнули, что это будет стоить довольно дорого. Он подумал и решил, что дело терпит.
Элисса про себя порадовалась, что ее покойный муж так и не удосужился осуществить задуманное. Если бы Ричард не обнаружил на камине своих инициалов, то, вероятно, загрустил бы еще больше.
– А почему на этом не настояла ты? – спросил Ричард.
– С какой стати? Мне казалось, что печать прошедших лет украшает жилище и делает его уютнее.
Она всей душой стремилась к тому, чтобы поддерживать в доме уют.
Ричард осмотрел натертый воском паркет, балюстраду, широкую лестницу, которая вела из холла на второй этаж, и украшенные лепниной потолки.
– Должен признать, что этот дом комфортабельнее того, в котором я жил, и куда более современный.
– Мне тоже так кажется. Не знаю, правда, плохо это или хорошо.
Гнев Ричарда остыл, и на смену ему пришло новое чувство, которому Элисса пока не могла подобрать названия.
– Уильям все здесь распланировал сам. Направо по коридору большая гостиная, а за ней кабинет. Слева, рядом с кухней, – столовая. Кроме того, на первом этаже две спальни для гостей. Спальни для домочадцев – на втором этаже, а над ними, под крышей, – помещения для слуг, работающих в доме.
Ричард еще раз обвел взглядом перестроенный холл и вздохнул.
– Что ни говори, а все-таки я сюда вернулся. Надо написать королю и поблагодарить его. А кстати, где наша спальня?
У Элиссы сразу пересохло во рту, и, прежде чем ответить, ей пришлось сглотнуть.
– Я сплю на втором этаже в запасном крыле.
– Значит, теперь там буду спать и я. Надеюсь, возражений нет?
Она испугалась, что у нее может задрожать голос, поэтому говорить ничего не стала, а только кивнула.
Глаза Ричарда победно сверкнули, а на губах появилась его всегдашняя улыбка.
– Я рад, что ты не предложила мне занять другую комнату. Если бы это случилось, меня преследовало бы ощущение, что я снова нахожусь в изгнании, а с меня довольно и того, первого, когда я на протяжении многих лет жил вдали от дома и родины.
– А я рада, что ты больше не гневаешься из-за того, что Блайт-Холл перестроили, – отозвалась Элисса, задаваясь вопросом, поцелует ли он ее прямо здесь, в холле – или оставит это на потом.
Хотя Ричард подошел к ней совсем близко, что-то удерживало его от того, чтобы заключить ее в объятия.
– Быть может, ты покажешь мне нашу спальню? Боюсь, если я отправлюсь на розыски сам, то просто-напросто заблужусь.
Элисса еще раз напомнила себе, что она – леди и такие пустяки, как несостоявшийся поцелуй, не должны выбивать ее из колеи. Справившись таким образом с охватившим ее разочарованием, она стала подниматься по лестнице. Ричард послушно следовал за ней. Возле спальни она остановилась, распахнула дверь и хотела было пропустить Ричарда вперед.
– После вас, дорогая женушка, – сказал он, отвесив Элиссе поклон.
Войдя в комнату, Ричард внимательно осмотрел ее. Сначала он разглядывал стены, облицованные деревянными панелями, с которых служанки каждый день стирали пыль, потом на шерстяное покрывало, натянутое на постели так туго, что оно казалось гладким как стекло. Вслед за тем Ричард осмотрел стол, стул, деревянное резное изголовье кровати, натертое воском и блестевшее как зеркало.
Сделав шаг назад, чтобы охватить взглядом всю кровать целиком, Ричард застыл на месте.
– Так вот, значит, где был зачат Уильям-младший, – пробормотал он.
– Нет, это было не здесь, – вспыхнула Элисса.
Когда Ричард снова на нее посмотрел, глаза у него были тусклыми, без блеска, а выражение лица непроницаемое.
– Не здесь, говоришь?
– Не здесь и не в этой кровати.
– Тогда, значит, в коттедже? Среди буколических красот здешней природы? Пастораль, да и только.
У Элиссы на глаза навернулись слезы, и она поспешила отойти к окну, негодуя на себя за излишнюю чувствительность.
Ричард, разумеется, не оставил ее эмоциональный всплеск без внимания.
– Это что еще такое? Плачешь по безвременно ушедшему из жизни мужу?
Элисса стиснула зубы. Никогда никому на свете не расскажет она о той ночи, когда был зачат Уил. Тогда муж швырнул ее на пол и силой овладел ею.
При всем том она даже была рада, что Ричард напомнил ей о той ночи, а заодно и обо всех других ночах, проведенных ею с Уильямом Лонгберном. Время от времени ей требовалось, чтобы кто-нибудь напоминал ей о прошлом, чтобы она снова ненароком не ступила на такой же исполненный страданий путь.
И не важно, что Ричард на первый взгляд отличается от Уильяма, как день отличается от ночи. По своей сути все мужчины одинаковы.
– Должен сказать, я безмерно удивлен твоими слезами, свидетельствующими о наличии у тебя доброго и чувствительного сердца. Будешь и дальше меня удивлять или, быть может, покажешь мне дом и расскажешь о своих слугах и арендаторах?
– Извини, но у меня накопилось множество неотложных дел – и по дому, и по хозяйству. Пусть Блайт-Холл тебе покажет Уил.
Она метнулась к двери с такой поспешностью, что можно было подумать, будто за ней гонится голодный медведь.
Ричард обругал себя последними словами. Ревность лишила его разума, и он наговорил Элиссе целую кучу гадостей. Все это как-то не вязалось с его представлениями о хорошем воспитании и вкусе. И к чему было упоминать об У иле? Ричард не сомневался, что его вопрос о том, где и как был зачат Уил, оскорбил Элиссу более всего.
И еще – его сильно растревожили ее слезы. Прежде он думал об Элиссе как о женщине расчетливой и хладнокровной, с сильным, сродни мужскому, характером. Как выяснилось, это была только видимость. Он, сам того не желая, обнаружил щелочку в ее непроницаемой сияющей броне и нанес ей весьма чувствительную рану. Ее делали слабой воспоминания о покойном муже, которого она, судя по всему, все еще любила.
Он подошел к окну и выглянул наружу. Вид из окна был теперь совсем другой – не тот, что врезался в его память с детства. К примеру, не было видно павильона на берегу реки.
Ричард подумал, что это, возможно, не так уж и плохо.
Вспоминать о павильоне, вернее, о том, что было с ним связано, он не любил.
Он прислонился спиной к стене и снова окинул взглядом чисто убранную удобную комнату. Как ни странно, думал он при этом не о возвращении в Блайт-Холл, о котором мечтал на протяжении многих лет, а об Элиссе.
Впервые с тех пор, как они с Элиссой поженились, Ричард попытался здраво оценить свои шансы на счастье с этой женщиной. Когда он занимался с ней любовью, ему казалось, что его мечты о гармоничном существовании с ней претворить в жизнь не так уж трудно.
Теперь, однако, уверенности в этом у него не было. Как быть, если его надежды на счастье ни на чем не основаны?
Быть может, он, ослепленный страстью, дал волю пустым фантазиям? Быть может, нет смысла надеяться на лучшее и следует подпустить в отношения с Элиссой больше скепсиса? Это был старинный прием, к которому Ричард прибегал в отношениях с женщинами, чтобы сохранить душевный покой и оградить себя от ненужных эмоциональных потрясений и боли.