Он открыл дверь, и в караульню ввалился мальчишка, словно все это время он торчал под дверью, подслушивая. Дэвид схватил его за шиворот и, подняв в воздух, начал его рассматривать. Мальчишке лет десять, одни кости и большие голубые глаза на худом лице. Он энергично брыкался, пока Дэвид встряхивал его, прежде чем поставить на ноги.
– Ты кто? – спросил Дэвид.
– Это один из пажей, и ему здесь не место.
Сэр Уолтер схватил мальчишку за прядь белокурых волос, но Дэвид сдавил ему кисть, прежде чем он успел как следует дернуть. До чего же он ненавидел бессмысленную жестокость! Такие люди были еще хуже, чем те, кто мучил других сознательно. Сэр Уолтер и ему подобные не могли себе представить, что человек тем сильнее чувствует удар, чем меньше ожидает его, и что небрежным словом можно нанести незаживающую рану.
– Он не сделал ничего плохого.
– Ему здесь нечего делать.
– Есть чего, – перебил его мальчик, явно не сознавая грозящей ему опасности. – Меня послала госпожа.
– Тогда говори, что тебе поручено, и убирайся, – грубо сказал сэр Уолтер, раздраженный и озадаченный.
– Не уберусь. Госпожа велела мне остаться.
– Остаться? Здесь? Зачем?
– Я буду личным сквайром сэра Дэвида.
– Сквайром? – удивился сэр Уолтер. – Личным? Ты? – Он взглянул на Дэвида и расхохотался. – А я-то думал, что она к вам благоволит.
Дэвид попытался сжать руку в кулак, но обнаружил, что все еще держит сэра Уолтера за кисть.
Сэр Уолтер с проклятием выдернул руку. Потирая следы пальцев Дэвида на своей коже, он впервые почувствовал страх. Он снова попытался засмеяться, но уже с меньшим успехом.
– Ну, что ж, я оставляю вас с вашим… сквайром.
Запахнувшись в плащ, он вышел.
После ухода своего врага мальчик несколько утратил самоуверенность. Он почтительно склонил голову, исподлобья разглядывая Дэвида.
– Как тебя зовут? – ласково спросил Дэвид.
– Эдгар, милорд.
– Эдгар, – повторил Дэвид. – И как долго ты был сквайром?
Эдгар опустил глаза.
– Давно.
Ложь, но неумелая. Дэвиду это понравилось. Он предпочитал не иметь дела с умелыми лжецами. Он также понимал, что Элнсон прислала ему этого парнишку по какой-то известной лишь ей причине, и он был склонен доверять ее суждениям. Ему надо только доискаться до этой причины.
– Хорошо, – сказал он добродушно, не сводя с него взгляда.
Эдгар поежился.
– Я знаю, что я еще мал, но я все же старше, чем кажусь.
– Лет одиннадцати, я бы сказал, – критически осмотрел его Дэвид.
– Старше… чем я кажусь.
Дэвид не шевельнулся, ожидая услышать правду.
Эдгар совершил ошибку. Он решил превратить маленькую ложь в большую:
– Я был сквайром у дюжины рыцарей.
Поглаживая подбородок, Дэвид принял огорченный вид.
– Скверно.
– Почему?
– Я предпочитаю сам готовить себе сквайров. Как и у многих рыцарей, у меня свои понятия о том, как сквайр должен ухаживать за моим оружием, как разрезать мне мясо за обедом, как меня брить. – Дэвид потер свой заросший подбородок. – Если ты был сквайром у многих рыцарей, я боюсь, что ты набрался дурных привычек.
Он медленно повернулся уходить, когда Эдгар уцепился за его пояс и повис на нем.
– Нет!
– Что?
– Я…
Дэвид заглянул в большие встревоженные глаза и с трудом удержался от улыбки при виде отражавшейся в них внутренней борьбы.
– Я не был сквайром у дюжины рыцарей.
– У полдюжины?
Эдгар съежился, как будто ожидая щелчка по лбу.
– У нескольких.
– Что-то больно много. – Дэвид легонько попытался стряхнуть его с себя.
– У одного!
Дэвид взял его за подбородок:
– Так все-таки у скольких?
Эдгар перевел дыхание и выпалил:
– Я так просил миледи… я только паж, и если вам нужен опытный сквайр, она вам его предоставит.
– Это правда?
– Да, милорд.
– Без обмана?
Эдгар кивнул. Дэвид присмотрелся к нему. В глазах у него стояли слезы, и он изо всех сил напрягался, чтобы не расплакаться.
Убрав ему со лба волосы, Дэвид решительно сказал:
– Ты мне нравишься.
Эдгар ответил не сразу. Утерев нос рукавом, он с тревогой спросил:
– Я вам подойду?
– Ты будешь мне отличным сквайром. – Дэвид отпустил его подбородок и, поправляя пояс, сказал: – Ты говоришь правду, не опасаясь последствий.
Эдгар распрямил худые плечи.
– Впредь ты всегда будешь говорить мне правду?
– Да, милорд.
– Клянешься?
– Да, милорд.
Дэвид нахмурился на такую готовность. Он опустился на колени, так что его глаза оказались на одном уровне с глазами мальчика:
– Честное слово человека – самая большая драгоценность, которой он обладает. Если человек нарушает слово, никто ему больше не поверит. Поэтому я хочу, чтобы ты как следует подумал, прежде чем ответить. Ты клянешься всегда говорить мне правду, даже если это грозит тебе побоями, даже если это будет мне неприятно, даже если ты будешь бояться последствий?
На этот раз Эдгар заколебался. Длинной веснушчатой рукой он потер не раз битый зад. Потом он снова посмотрел в лицо Дэвиду, и что-то в этом лице убедило его.
– Клянусь, милорд, я буду повиноваться вам во всем и всегда говорить правду.
– Молодец.
Эдгар улыбнулся, и Дэвид понял, почему мальчишка ухитрился уговорить Элисон. На щеках его появились ямочки, рот растянулся до ушей. Перед ним трудно было устоять.
Поднявшись, Дэвид похлопал его по плечу:
– Покажи мне замок.
Они вышли под дождь. Эдгар побежал впереди по стене и тут же вернулся:
– Вы спасете миледи от беды?
– Да.
– Это хорошо. – Он показал пальцем в сторону группы валунов. – Лучник прятался там, после того как он выпустил стрелу в миледи.
Его уверенность удивила Дэвида:
– Откуда ты знаешь?
– Я потом пошел и посмотрел. Я их все облазил и нашел перья от стрелы и свежую царапину на камне.
Дэвид взглядом измерил расстояние от валунов до ворот замка. Этот негодяй мог там спрятаться и потом без труда ускользнуть в ближний лес, и никто бы не заметил.
– Ты рассказал об этом сэру Уолтеру?
Эдгар скорчил гримасу.
– Сэр Уолтер меня не слушает, но я постарался сделать все, что мог, чтобы защитить миледи.
– Что же ты сделал? – оживился Дэвид.
– Я посадил в расщелинах скал крапиву. Дэвид с трудом мог поверить своим ушам.
– Это было лучшее, что я мог придумать, – пробормотал Эдгар, втягивая голову в плечи.
Дэвид подхватил его на руки и закружился с ним:
– Ну ты и молодец! – Он поставил его на ноги. – Будь у меня десяток таких, как ты, я бы завоевал Францию.
– В самом деле? – Эдгар счастливо улыбнулся. – Вам понравилась моя идея?
Дэвид погладил его по голове.
– Это лучшее, что ты мог сделать при ограниченных возможностях. Каждый странствующий рыцарь постигает эту науку или погибает. Ты постиг ее раньше и лучше других.
Расцветший от похвал Эдгар поспешил к лестнице, ведущей во внутренний двор. Он так торопился, что поскользнулся на ступеньках и упал на колени. Он оглянулся в смущении, но Дэвид поднял его:
– Поберегись. Мне не нужен сквайр со сломанной ногой.
– Я никогда ничего не ломал, – сказал небрежно Эдгар. Потом, видимо, вспомнив свою клятву, он проговорил, запинаясь: – То есть однажды я кое-что сломал. Палец. Но это был только палец, миледи вправила его, и все обошлось. Вот посмотрите, – подняв руку, он покрутил пальцем. – А однажды миледи зашивала мне спину, когда я упал на меч, который кто-то оставил на земле. – Он подумал немного. – Вернее, не меч, а кинжал. Или нож. Да, это был нож. И я сам оставил его там. Но теперь я стал осторожнее. Спросите кого хотите. Только не спрашивайте сэра Уолтера, он все еще вспоминает случай, когда…
Дэвид зажал ему рот рукой. Его пространные объяснения неожиданно напомнили ему Берт, по которой он тосковал с каждым днем все сильнее.
А она скучает по нему? Не забудет ли она его, пока он в отъезде?
Он хотел взять Эдгара на руки и обнять его, но он знал, что Эдгар не потерпел бы такого урона своего достоинства.
– Я велел тебе говорить мне правду, – сказал он. – Это не значит, что ты должен признаваться во всех своих ошибках.
Эдгар высвободился из-под его руки.
– Значит, я должен только отвечать вам, когда вы меня о чем-нибудь спрашиваете?
– Ты только должен говорить мне то, что считаешь своим долгом сказать.
– Но откуда мне знать, что говорить?
– А откуда ты знаешь, что говорить на исповеди священнику?
– Наш священник глуховат, так что это не имеет значения, – быстро возразил Эдгар. – Он всегда налагает одну и ту же епитимью, в чем бы ты ни каялся.
Эдгар в нерешительности раскачивался на пятках.
– Ты понимаешь, о чем я говорю, – серьезно сказал Дэвид.
– Пожалуй. Я должен рассказывать вам о том, о чем мне не хотелось бы.
Только большим усилием воли Дэвид смог удержаться от смеха.
– Я и так скорее всего об этом узнаю, но я предпочел бы услышать от тебя.
Предвидя множество ошибок и признаний, Эдгар вздохнул:
– Как я узнаю, когда я смогу сам на себя полагаться?
Дэвид насквозь промок, и мокрая шерсть липла к телу, но он ответил:
– Способность здраво рассуждать приходит с опытом, а опыт приобретается ценой ошибок.
– Но ошибки можно исправлять, – раздался голос Элисон.
Они оба обернулись и увидели ее, стоявшую в дверях кухни.
– Иногда. – Капли воды, стекающие по его телу, напомнили Дэвиду осаду в летнюю жару, когда он был жертвой летучих и ползучих насекомых. – А иногда ценой ошибки бывает смерть. – Он взъерошил мокрые волосы Эдгара. – Вот почему ошибки лучше совершать, пока ты под защитой здешних стен.
Элисон подошла к ним. Под капюшоном плаща белым овалом светилось ее лицо.
– Вы согласны, чтобы Эдгар совершал свои ошибки под вашим руководством?
– Другого сквайра мне не надо. – Холодная капля скользнула по его спине, и он судорожно вздрогнул.
Элисон увидела, с какой гордостью вздернулся подбородок Эдгара.
– Тогда он ваш…
Вне себя от непрекращающегося зуда, Дэвид начал чесаться. Сначала он поскреб себе грудь, потом живот, потом…
Элисон издала какой-то звук, похожий на жалобный визг собаки, которой наступили на лапу, а когда он недоуменно поднял брови, она резко повернулась и удалилась.
– Что с ней такое? – пробормотал Дэвид.
– Я думаю, что знаю. – Эдгар пытался сдержать смех, но это удавалось ему хуже, чем Дэвиду.
– Так скажи мне.
– Миледи говорит, что нельзя чесаться при людях.
Дэвид изумился.
– Но если чешется?
– Миледи говорит, что благородные рыцари не вытирают себе нос за едой.
– Это всем известно!
– И не пьют лишнего.
Вспомнив, в каком виде он впервые предстал перед Элисон, Дэвид рассмеялся:
– То-то она, наверно, поразилась.
– И никогда не чешутся.
– Между ног, ты хочешь сказать?
– Нигде.
Дэвид пристально на него посмотрел:
– Ну, это вздор!
– Миледи очень строга насчет манер.
– Когда-нибудь она поймет, что к чему.
Эдгар хотел возразить, но промолчал. Опустив голову, он через некоторое время проговорил:
– Да, сэр Дэвид.
Насторожившись, Дэвид спросил:
– А что ты, собственно, хотел сказать?
Бросив на него быстрый взгляд, Эдгар смущенно ответил:
– Я вас видел сегодня утром.
– Сегодня утром?
– Когда вы целовали миледи.
– Вот как? – Дэвид двинулся по направлению к конюшне. – Против этого миледи тоже возражает?
– Нет. То есть я не знаю. – Эдгар шел за ним, явно желая поделиться своими знаниями. – Она со мной о поцелуях еще не говорила. Но вам, похоже, понравилось ее целовать.
Дэвид начал понимать, к чему клонится разговор.
– Это было приятно.
– Филиппа говорит, что для миледи целоваться не так просто. Если она вас поцеловала, значит, дело серьезное.
В полумраке конюшни Дэвид расслабился. Сено от дождя пахло плесенью, вместе с запахом навоза образуя аромат, слаще которого для него не было ничего на свете. Уж если он не мог быть у себя дома, ему было лучше всего здесь. Лошади – своевольные, жестокие, бессмысленно ревнивые создания. Он понимал их лучше, чем женщин.
– Для меня это было очень серьезно, – сказал он. – Как мой сквайр, ты понимаешь, что мои тайны – дело святое и их нельзя выдавать?
Эдгар кивнул.
– Я хочу добиться ее расположения.
– Я так и думал. – Эдгар осмотрел Дэвида так же внимательно, как Дэвид раньше осматривал его. У него был при этом такой вид, словно он был отцом Элисон, оценивающим претендента на ее руку. После долгой паузы он принял решение и кивнул: – Если вы будете меня слушать, я могу вам помочь.
Любому наемнику было известно, что сведения, полученные из осажденного замка, помогают значительно сократить время осады. Сейчас Дэвид нашел источник таких сведений, и он едва мог скрыть радостное возбуждение:
– Я на тебя полагаюсь.
– Добиться расположения миледи очень трудно.
Эдгар произнес эти слова важным тоном. Его даже не смутило, что при этом он споткнулся о вилы и шлепнулся в грязь.
Дэвид поднял и отряхнул его.
– Что ей нравится?
– Нравится?
– Что доставляет ей удовольствие? Эдгар подумал.
– Я не знаю, бывает ли миледи когда-нибудь довольна всем. Ей нравится, когда я не чешусь. Ей нравится, когда я читаю молитвы без напоминаний. Ей нравится, когда я моюсь без напоминаний.
– Что ей нравится для себя? Эдгар взглянул на него с удивлением.
– Для себя ей ничего не нужно. Она – наша госпожа.
– Она никогда не смеется?
– Нет!
– И даже не улыбается?
– О, она улыбается. – Черты мальчика смягчились, и на лице у него появилось мечтательное выражение, как у влюбленного. – Когда она улыбается, она делается такая красивая. – Вид его снова стал суровым. – Но она редко улыбается, потому что ей нравятся только мужчины, которые трудятся и, не жалуясь, выполняют свой долг. Она говорит, что таких немного.
Дэвид хотел было возразить, но не смог.
– Может быть, и так.
– Она говорит, что мужчины слишком много берут на себя и указывают ей, как вести дела, как обрабатывать землю и торговать, а она сама знает лучше, чем десяток мужчин.
– Бьюсь об заклад, что так и есть.
Эдгар, очевидно, хорошо обдумал тактику для Дэвида, потому что он сказал с недетской проницательностью:
– Мне кажется, ей бы понравилось, если бы человек уважал ее, умывался каждый день и делал, что положено, без напоминаний.
– Пожалуй, ты прав.
– И может быть, – Эдгар застенчиво улыбнулся, – вы могли бы иногда целовать ее, как сегодня утром.
Дэвид подумал немного:
– Поцелуи я лучше придержу пока.
– Как это?
– На крайний случай. Когда они ей понадобятся.
Взяв Эдгара за плечо, Дэвид повел его вдоль стойл.
– Ты будешь стричь меня и брить, а если ты увидишь, что я чешусь…
– Что тогда, сэр?
– Вытяни меня ремнем.
8
– Вы приказали мне явиться, миледи?
Сэр Дэвид остановился в дверях, и солнечный свет, проникавший к ней в комнату из солара, большой верхней залы, погас. Тем не менее Элисон закончила запись в расчетной книге, прежде чем заметить его присутствие.
– Да. – Она указала на скамью по другую сторону узкого стола. – Садитесь.
Его красная туника и темно-синяя котта пахли дымом от очага, он выглядел сытым и довольным. Дэвид с интересом оглядел крошечную, без окон комнату.
– Чем вы здесь занимаетесь?
– Проверяю счета, – устало отвечала она. – За этим я вас и позвала.
– Здесь холодно и темно, как в могиле. – Он похлопал рукой по кожаному мешочку, который принес с собой, перекинул ногу через скамью и устроился на жестком сиденье. Протискиваясь между массивным длинным столом и стеной, он заметил:
– И слишком тесно.
– Холод и темнота побуждают меня усердно трудиться и не затягивать дела, – пояснила она.
Откинувшись, он вытянул длинные ноги так, что ступни его уперлись в противоположную стену рядом с ней, и положил мешок на колени.
– У монахов и то бывают кельи получше.
Элисон не возразила. Еще бы ему так не показалось! Он спал в лучшей комнате для гостей, ел самые изысканные блюда и регулярно объезжал ее владения в поисках… неизвестно чего. С тех пор как он месяц назад поселился в замке, не было ни угроз, ни опасностей.
Он задел ее колено своим, и она опустила глаза. Его ноги загораживали ей выход, но это ее не смутило. С того самого утра в его спальне он больше не возвращался к своей нелепой мысли жениться на ней, и ей казалось, что он о ней забыл – только это было маловероятно. Скорее всего, их первый поцелуй внушил ему отвращение к ней.
Однако, судя по его поведению, это было не так. Он был вежлив, утонченно вежлив, воплощение лучших рыцарских качеств.
Открыв стоявшую на столе шкатулку с золотом, она отсчитала монеты и протянула ему.
– Ваше жалованье за второй месяц в надежде на будущие успехи.
Она передала ему нагревшееся в ее руках золото. Он любовно поиграл монетами, проводя пальцем по выпуклостям на их поверхности, потом посмотрел ей в глаза и улыбнулся:
– Каждое утро я с Эдгаром объезжаю ваши владения, но я не заметил ничего подозрительного. Это единственное, что я сделал. И больше ничего, ровным счетом ничего.
В его приятном голосе не было слышно нетерпения. На чисто выбритом подбородке проступила ямочка. Он только что еще раз вымылся. Этого зрелища ей удалось избежать, но результаты пришлись ей по вкусу. И вдруг она поняла, что он очень сердит.
Приглядевшись, она увидела, как напряглись мышцы на его лице, когда он сжал зубы, как появились складки между бровями, как в неестественной улыбке скривились губы.
Да, он был сердит, но почему?
– Вы много сделали, – мягко сказала она, пытаясь понять его. – Вы нашли место, где прятался лучник.
– Не я, миледи. – Он сложил монеты горкой на столе. – Это сделал одиннадцатилетний мальчик. Может, было бы больше толку, если бы я знал, что вам угрожает.
– Вздор. – Внутренне она поморщилась от нарочитой бодрости своего тона. – Вы сделали многое, ни о чем не зная. Какая польза была бы от того, что вам что-нибудь было бы известно?
– Это помогло бы мне выработать план нападения.
– Вы уже укрепили оборону замка.
– Да, и с таким успехом, что ваш таинственный враг ускользнул, не оставив и следа.
Она с изумлением поняла, что он жалуется на вынужденное безделье. Ей не приходило в голову, что бездеятельность раздражала его. Может, ему хотелось ответить на постоянное поддразнивание сэра Уолтера не одними только насмешками. Может, он уже решился покинуть ее, но этого она никак не могла позволить. Тоном, каким она обычно ободряла своих скучающих по родному дому питомцев, она сказала:
– Но ведь это то, что мне нужно. Благодаря вам Джордж Кроссу не грозит опасность.
Положив руки на стол, он широко раздвинул пальцы.