Очевидно, нет. Элисон опустилась на колени и стала искать вторую подвязку. К тому времени, как она нашла ее и завязала, ему пришлось закрыть глаза и стиснуть зубы, чтобы подавить волну желания. Он попросил ее помочь в шутку, посмотреть, как она будет справляться с обязанностями жены, и теперь расплачивался за свое легкомыслие сладкой мукой.
– Готово, сэр Дэвид, – лукаво сказала она. – Будут еще какие-нибудь просьбы?
Ее тон заставил его открыть глаза и взглянуть на нее. Не то чтобы в нем было что-нибудь оскорбительное или откровенно насмешливое, но, наблюдая за ней уже несколько дней, Дэвид понимал, что она просто забавляется.
Когда Элисон опустилась рядом с ним на колени, у него возникло большое искушение показать ей, что бы он еще хотел, чтобы она сделала. Но это было бы преждевременно. Он промолчал, но когда она повернулась к выходу, торопливо сказал:
– Есть еще одна.
Его руки обхватили ее талию. Они моментально согрелись, и он притянул ее к себе.
Обычно женщины были для него источником удовольствия. Вот и теперь ему хотелось насладиться ее нескрываемым удивлением, вызванным его поступком, но опыт подсказывал ему, что выгоднее было сразу же воспользоваться своим преимуществом.
Одной рукой он обхватил ее спину, так что от неожиданности она покачнулась.
– Элисон?
Она невольно вскинула голову, и он поцеловал ее.
Ее холодные сухие губы изумили его своим любопытством. Пусть она в этом и не признавалась, но всем своим существом она жаждала еще неизведанного ею.
Дэвид прервал поцелуй:
– Вас кто-нибудь когда-нибудь целовал?
– Не так, чтобы я это запомнила.
Вникнув в смысл ее слов, он весело сказал:
– Это вызов. – И снова нагнулся к ней. – Легендарный наемник Дэвид Рэдклифф всегда принимает вызов.
Элисон отвернулась, будучи явно не склонна продолжать в этом же духе. Его это не смутило. Ее щека, лоб, ресницы влекли его не меньше, чем ее губы. У нее темные ресницы, заметил он. Интересно, волосы у нее и правда рыжие? Какой удивительный вкус у ее кожи, похожий немного на вкус вереска. Она не давала ему свои губы, но не царапалась и не отбивалась. Дэвид понимал, что не внушает ей отвращения, и это был его шанс. Он коснулся ее губ языком. Все тело ее застыло в напряжении, и он почувствовал, что она затаила дыхание.
– Не будь трусихой, – прошептал Дэвид.
Элисон молча глядела на него.
– Ты не трусиха. Ты просто хочешь знать, что это такое. Я к твоим услугам. За это я денег не возьму.
Напоминание о том, что она была хозяйкой положения, положило конец сковавшему ее напряжению. Элисон не улыбнулась на его слова – не совсем же она утратила понятия о приличии, – но ее ресницы дрогнули, опустились, и вся она как-то обмякла.
Может быть, она думала, что он обходится так со всеми женщинами. Может быть, она недооценивала свою власть над ним и его уверенность, что она станет его женой. Может быть, она вообще не принимала его всерьез, но этот момент решил ее судьбу. Да, он желал получить ее земли, но больше всего он желал ее.
– Сэр Дэвид?
Его губы и язык замкнули ей рот, прежде чем она успела что-нибудь подумать. Ей и не о чем было думать, она просто не знала, чего ожидать. Он жаждал слиться с ней, дышать ее легкими, стонать ее голосом, но больше всего он жаждал продлить этот поцелуй до бесконечности. Это был самый волшебный поцелуй в его жизни. Он отпустил ее, почувствовав, что ей не хватает дыхания.
– А теперь поцелуй меня.
– Что? – Элисон открыла глаза и взглянула на него отсутствующим, как будто полусонным взглядом.
Дэвид сразу же представил себе, как она будет выглядеть после ночи, проведенной в его постели.
– Поцелуй меня.
Она поняла его без лишних слов и медленно облизнула губы.
Элисон еще не прикоснулась к нему, а он уже чувствовал, что изнемогает от блаженства. Дэвид ощутил ее дыхание, жадно вдохнув мятный аромат, ее губы и – да будет благословенно это мгновение! – ее влажный язык. В какой-то момент, прежде чем ощущение реальности покинуло его, он вспомнил сказку, рассказанную ему прабабушкой. Но ураган страсти смел все на своем пути. Желание поглотило его, и он утонул в нем, растворился без остатка.
Только один звук смог вернуть его на поверхность. Хихиканье. Визгливое женское хихиканье.
Он поднял голову, открыл глаза и встретил растерянный взгляд Элисон. Доносившееся из холла хихиканье внезапно прекратилось. Но оно положило всему конец. Или, быть может, принесло им спасение? Куда бы увлек их этот путь, на который они ступили так безотчетно и безрассудно? Он еще не успел собраться с мыслями, когда маска бесстрастия снова опустилась на лицо Элисон:
– Благодарю вас, сэр Дэвид. Отрадно сознавать, что я наняла человека, опытного во всех отношениях.
Взбешенный, он беспомощно смотрел ей вслед, когда она вырвалась из его рук. Как это у нее получается? Как она могла трепетать в его объятиях и в ту же минуту проявить полнейшее равнодушие? Ему захотелось схватить ее и трясти, до тех пор пока маска не спадет с нее. Но она ускользнула от него с присущим ей самообладанием. Дэвид успел заметить, как, выходя, она споткнулась и схватилась за косяк.
Элисон в смущении оглянулась на него.
Дэвид притворился, что ничего не видел. Но у него в голове сложился план. Он завоюет ее терпением и лаской. Он опьянит ее медовыми речами, и не успеет она опомниться, как окажется в плену романтических бредней, которые сейчас в такой моде.
Может быть, ему все-таки стоит побриться?
7
– Что случилось с сэром Уолтером? – Веретено медленно вращалось. Пальцы Эдлин тщательно сучили нить из пушистой массы необработанной шерсти.
– Не делай ее слишком тонкой, – предупредила Элисон, раздумывая тем временем, что ей ответить.
Похоже было, что каждый обитатель замка по-своему толковал причину утренней вспышки сэра Уолтера. Стараясь ничем не проявить свое смущение, Элисон спокойно сказала:
– Сэр Уолтер, очевидно, видел, как благосклонно я отвечала на поцелуй сэра Дэвида, и это ему не понравилось. Я понимаю теперь, что я зря не закрыла дверь.
Глаза Эдлин возбужденно блестели:
– Филиппа говорит, что, если бы вы закрыли дверь, вы бы и сейчас там оставались.
У Элисон дрогнула рука. Нить порвалась, веретено упало на пол, и все обернулись на стук.
– Вот как? – Нагнувшись за веретеном, Элисон скрыла выступившую у нее на лице краску. – А что на это сказали остальные?
Эдлин прижала руки к груди:
– Все говорят, что это было бы так романтично, если бы самый славный наемник в Англии завоевал сердце прекрасной хозяйки Джордж Кросса.
Элисон едва удержалась от смеха:
– А я-то думала, что тебе неизвестна репутация сэра Дэвида.
– Мне рассказали.
Ей рассказали. Все в замке только и делали, что сплетничали про Дэвида. "Про сэра Дэвида", – поправила себя Элисон. Она уже поняла, что даже в мыслях о нем нельзя позволять себе такую интимность. Он обладал удивительной способностью читать ее мысли и истолковывать их в свою пользу.
Теперь она дала повод для сплетен, и он, конечно, станет их поощрять, пока не добьется своей цели или пока она его не выгонит. А выгнать его она не могла.
Снимая с веретена уже почти полный моток, она сказала:
– Я вдова, и я позволила мужчине поцеловать себя. В этом нет ничего необычного.
– Для кого другого и нет, но не для вас, миледи.
Элисон отыскала волокно в бесформенной массе шерсти и начала прясть новую нить. Прядение было постоянным занятием женщин: и простолюдинок, и благородных дам. На одного ткача работали не менее дюжины прядильщиц. Эдлин никак не удавалось сделать нитку ровной. Поэтому каждый дождливый день Элисон уводила ее с собой в угол холла и учила ее прясть, стараясь подготовить ее к роли хозяйки замка. Когда она вспомнила, что ей сегодня придется сказать Эдлин, что-то стеснило ей горло. Бедное дитя.
Нет, тут же поправила она себя, счастливая женщина. Эдлин – счастливая женщина, и ее, Элисон, приятным долгом было сообщить ей об этом. Она так и сделает… скоро. Ланолин от шерсти смягчил пальцы Элисон, а опыт сделал их гибкими, и она снова и снова показывала Эдлин, как нацеплять нить на веретено.
"Глупо было заходить в комнату сэра Дэвида одной", – подумала она. Но ей хотелось что-то доказать самой себе. Она хотела доказать, что может находиться рядом с ним, видеть его и не чувствовать себя неопытной дурочкой, как вчера вечером.
Вчера вечером она, разумеется, этого не показала. Подобную слабость она никогда бы себе не позволила. Но при виде его мужского естества она испытала поразившее ее саму приятное возбуждение. Она хотела остаться, хотела посмотреть еще. Это ощущение и заставило ее бежать. Не страх, не изумление, а соблазн.
– Проклятое любопытство, – в сердцах рошептала Элисон.
Не спуская глаз с нити, Эдлин улыбнулась. Девочка растет. Она была слишком умна, чтобы никак не реагировать на досаду Элисон, но достаточно легкомысленна, чтобы, не опасаясь выговора, задавать любые вопросы. Элисон сообщила родителям Эдлин о ее природной живости, советуя им при выборе для нее мужа искать человека не только богатого, но, главное, доброго. Тон их ответа, полученного ею по возвращении из Ланкастера, ничего доброго не сулил. Никто не нуждался в советах вдовствующей девственницы.
Эдлин вернулась к интересующему ее вопросу с упорством щенка, не желающего расстаться с жилистым, но лакомым кусочком мяса.
– Сэр Уолтер стал не так почтителен, как раньше, с тех пор как Филиппа…
Элисон взглянула на нее.
Что-то в ее взгляде остановило Эдлин. Но она добавила с некоторым вызовом в голосе:
– Но ведь он давно уже обходится с вами неподобающим образом.
Элисон надеялась, что никто этого не заметил. Она была убеждена, что для спокойствия тех, кем она управляла, между ней и ее главным рыцарем не должно быть раскола. Она не сомневалась, что за ней, как за хозяйкой, было решающее слово.
Теперь она поняла, что сэр Уолтер не заслуживал ее доверия. Она избрала и возвысила его. А он не только взял на себя смелость осуждать ее, но и потерпел неудачу в единственном деле, на которое она считала его способным. Когда на нее начались нападения и она потребовала, чтобы он нашел способ защиты, сэр Уолтер предложил ей замкнуться в стенах замка. Так как ей было необходимо выезжать в деревню, в поля, в другие усадьбы, такое предложение означало только одно – сэр Уолтер не способен справиться со своими обязанностями. Его следует отстранить, пока вопрос не будет решен.
Элисон отнюдь не была уверена, что он может быть решен. Даже если сэру Дэвиду удастся оградить ее от преследования, она знала, что ей не будет покоя. Но что сделано, то сделано. Господи, разве у нее был выбор?
– Эдлин, я получила письмо от твоих родителей.
Она произнесла эти слова без особенного энтузиазма. Она знала, что это еще сильнее запугало бы девочку.
– Они выбрали тебе мужа.
Эдлин чуть не уронила веретено. Элисон услышала, как она с трудом перевела дыхание. Но девочка обрела свое обычное равновесие с быстротой, вызвавшей у Элисон прилив гордости своей воспитанницей:
– Они назвали вам его имя?
– Лоутон, герцог Клирский. Это очень выгодный брак для тебя.
– Клир? – Веретено завертелось быстрее. – Где это?
– На юге Англии.
– Далеко?
– В Уэссексе.
Эдлин сделалась белой как полотно, губы у нее посинели, но она ничего не сказала. С болью в сердце Элисон продолжала:
– Я знаю его. Он хороший человек.
– У него есть земли, – Эдлин судорожно проглотила слюну, – поблизости отсюда?
– Не знаю, но, может быть, твои родители дадут ему землю в приданое.
Эдлин смотрела на нее, пока Элисон не отвернулась.
– У нас в семье шесть дочерей. Мои родители не могут дать каждой в приданое землю. Значит… он герцог. Я, бесприданница, выхожу замуж за герцога. Леди Элисон?
– Да? – Голос Элисон звучал спокойно, почти спокойно.
– У герцога Клирского что-то не так?
– У него все в порядке. – Элисон поняла, что Эдлин заметила неуверенность в ее тоне. – Он только немного старше, чем мне бы хотелось.
– Старше, чем Дэвид?
Господи, помоги девочке. Она считает Дэвида старым!
– Вдвое старше.
– Я должна уехать Бог весть куда и расстаться, быть может, навсегда с вами и с моими родителями, чтобы стать женой человека, который… А зубы у него есть? – Эдлин прочла ответ во взгляде Элисон. – А волосы?
– У него есть волосы, – быстро сказала Элисон.
Эдлин смотрела на нее неестественно спокойно.
– Я каждое утро молилась и просила послать мне человека… не самого красивого, или умного, или богатого, но только такого… – Она содрогнулась. – Он захочет целовать меня, как сэр Дэвид вас, а зубов у него нет. Он будет трогать меня всю своими сухими, как змеиная кожа, руками, и он захочет, чтобы и я трогала его, обвислого и…
Элисон не могла больше выдержать. Она положила руку девочке на голову:
– Эдлин, я знаю лорда Лоутона и даю тебе слово: он щедрый и великодушный человек, о каком только может мечтать женщина. Время не может пойти вспять и сделать его снова молодым. Его земли не могут приблизиться к моим. Но уж тебе-то известно, как важно иметь такого мужа, который был бы с тобой ласков. Клянусь тебе, таков он и есть.
Эдлин понурила голову. Опустившись на колени, Элисон заглянула ей в лицо:
– Я тоже молилась, и мои молитвы не остались без ответа.
– Ведь он умрет, правда?
Ей бы следовало отчитать Эдлин за то, что она желала зла хорошему человеку, но сейчас ей было не до такого фарисейства:
– Когда-нибудь умрет, конечно.
– Надеюсь, что я не забеременею. – Эдлин не замечала, что она высказывает вслух свои тайные мысли. – Я не хочу умереть от родов раньше его.
В ее словах не было жестокости, одна только жалобная мольба о жизни, и Элисон не нашлась, что на это возразить.
– Леди Элисон, я, пожалуй, пойду в часовню. Мне необходимо подлинное смирение. – Эдлин улыбнулась жалкой улыбкой, подобной тем, что Элисон видела на лицах многих замужних женщин. – Быть может, там я обрету его.
Что случилось с размеренной упорядоченной жизнью, которой она жила так долго, подумала Элисон. Она самонадеянно полагала, что если делать все по плану, ничего не упускать из виду, безропотно нести свои обязанности, то можно избежать суматохи и бестолковости, царившей в жизни других людей. Много лет ей это удавалось. Много лет она была неоспоримой владычицей окрестных мест, не знавшей ни сердечной боли, ни тревог, ни опасности, ни смятения. Ей казалось, что она открыла секрет умения жить, и легкость, с какой все шло вокруг нее, придавала ей полуосознанное чувство превосходства.
И вот, казалось, все было по-прежнему на своих местах, но сердечная боль и тревоги постигли ее. Она болела сердцем за Эдлин, неожиданно повзрослевшую, но по-детски уязвимую. Тревогу ей внушал сэр Уолтер. Опасностью грозил Осберн. А смятение… Она медленно нагнулась и подняла выроненное Эдлин веретено. Смятение… помоги ей Бог, смятение сеял в ее душе Дэвид Рэдклифф.
– Леди Элисон страдает от избытка воображения. – Сэр Уолтер расхаживал по стене замка.
Отсюда было видно дорогу, спускавшуюся вниз по холму к деревне и еще дальше. Дэвид слушал сэра Уолтера, опытным взглядом окидывая окрестности.
– Значит, из лука в нее не стреляли?
– Стреляли. Но не в нее. – Сэр Уолтер засмеялся и фамильярным жестом обнял Дэвида за плечи.
Дэвид остановился у зубца стены и наклонился, глядя на зеленевшие под дождем земли Элисон.
Этим движением он смахнул с плеча руку сэра Уолтера и пожалел, что не мог так же легко отмахнуться и от самого сэра Уолтера. Он буквально ходил за ним по пятам и отвечал на его вопросы с такой готовностью, что Дэвид почти убедился в его виновности. Уж не считает ли он его за дурака? Или он надеется исправить сделанную им ошибку – рассеять подозрения и сохранить свое положение?
– Так вы нашли стрелявшего?
– Нет. Но браконьеры умеют быстро скрываться, и никто из них ни за что не признается, что выпустил стрелу, попавшую в госпожу.
Лес вокруг замка был вырублен, чтобы нападавшим негде было скрыться. Но поблизости, как кости при открытом переломе, выпирали из земли гигантские скалы.
– Почему кто-то стал бы стрелять в свою госпожу?
Дэвид прислонился плечом к заросшим мхом камням. Лицо сэра Уолтера несколько вытянулось:
– Как вы, может быть, заметили, у нее очень самостоятельный характер. Иногда она принимает решения, которые не всем по нраву. Но я сомневаюсь, чтобы кто-то намеренно в нее выстрелил. Это было дело случая.
– Гм-м. – Дэвид прошел башню, расположенную в непосредственной близости от центральной башни замка. Она выходила на переливающееся всеми красками море. В белоснежной пене, не страшась влажных темных скал, мелькали коричневыми и серыми пятнами морские обитатели. Какой контраст, подумал Дэвид. Мирная деревенская тишина и ожесточенная водная стихия.
Леди Элисон воплощала принадлежавшее ей мирное затишье. И все же она выросла в замке, которому море служило естественной защитой. Она слышала грозный шум его волн, вдыхала его соленый запах, вздрагивала на его свежем ветру.
Одолела ли ее сильная натура его могущество? Или оно бушевало в тайных глубинах ее существа?
– Не хотели бы вы посмотреть конюшни? – угодливо спросил сэр Уолтер, потирая руки. – Вы увидите, как мы устроили Луи. Для нас большая честь заботиться о таком знаменитом коне.
– Вот как? А он еще на вас не плевал? – Дэвид открыл маленькую дверь угловой башни. Рядом с жаровней, полной углей, обогревавшей караульное помещение, приютился Айво.
Сэр Уолтер метнулся в дверь, словно один из этих углей попал ему в штаны:
– Отправляйся на службу.
Айво только повернул голову и посмотрел на него. Дэвид не знал, кого этот парень презирал больше, его или сэра Уолтера. Если он презирал сэра Уолтера, тем лучше. Дэвид мог этим воспользоваться для своих целей, в особенности, зная его неизменную преданность Элисон. Подойдя к жаровне с углями, он протянул над ней руки.
– Может быть, нам следует спросить Айво, кто стрелял в леди Элисон?
– Он ничего не знает, – ответил сэр Уолтер слишком поспешно. – Он только невежественный стражник.
– Когда я искал ответы на вопросы вроде того, с которым мы сейчас имеем дело, я не раз убеждался, что те, кто предпочитает помалкивать, часто знают больше других.
Айво пренебрежительно фыркнул.
– Если бы он что-нибудь знал, он бы рассказал мне, – стоял на своем сэр Уолтер, – ведь правда, Айво?
Поднявшись, Айво постоял какое-то время, возвышаясь над Дэвидом и сэром Уолтером. Потом он снял с крюка свой плащ и вышел под дождь, хлопнув дверью.
Сэр Уолтер посмотрел ему вслед то ли смущенно, то ли с облегчением.
– Он полуидиот.
– Я ему не нравлюсь, – пробормотал Дэвид.
– Разве? – воспрянул сэр Уолтер. – Это не имеет значения. Я умею с ним обходиться.
"Если сэр Уолтер всегда обходился с ним как сейчас, Айво, быть может, ко мне и расположится", – подумал Дэвид. Он хорошо понимал, как это было бы важно.