Шотландия, 1661 год. Александр. После смерти матери, умершей от наведения порчи, Александр Кинкейд посвятил свою жизнь борьбе со злом, пока в маленькой приграничной деревушке не столкнулся с женщиной, которая заставила его усомниться во всем, во что он до сих пор верил. Маргрет. Ее мать называли ведьмой, тогда как ее лишили рассудка пытки дознавателей. Среди приграничных холмов Маргрет Рейд нашла убежище, но когда туда явился охотник на ведьм, в опасности оказалась не только ее жизнь, но и ее сердце.
Глава 1.
Октябрь 1661 года. Шотландия. Приграничье.
Ее разбудил стук лошадиных копыт, и сердце тоже мигом пустилось вскачь, хоть она и не знала, кто едет.
Добрые люди ночью не ездят.
Который сейчас час? Полночь? Больше? Маргрет подняла взгляд на потолочные балки, молясь о том, чтобы всадник проехал мимо. Дверь была заперта на засов, но это не остановит того, кто захочет войти, только задержит.
Она взглянула на мать, которая спала, беспокойно ворочаясь, на соседней кровати. Только бы она не проснулась.
Отбросив одеяло, Маргрет разгладила помятое платье. Она всегда спала в одежде, готовая в любой момент бежать. Наверное, надо было сделать это уже давно.
Поглядывая в чердачное оконце, которое выходило на дорогу в Джедборо, она наблюдала за приближающейся лошадью.
Сквозь поредевшую умирающую листву светила полная луна, но Маргрет не смогла разглядеть ничего, кроме черного силуэта: лошадь, всадник, вздымающийся за его спиной плащ сливались в одно пятно.
Разбойник? Едет один, в столь поздний час - значит ничего не боится.
Или, напротив, боится всего.
Наверное, держит путь в Кирктон. Деревня стояла на отдалении, так что Маргрет сталкивалась с ее жителями редко, только по необходимости. В этот час все двери там накрепко заперты. Весь приличный люд спит.
Когда лошадь поравнялась с коттеджем, всадник натянул поводья, остановился и посмотрел вверх. Его запрокинутое лицо озарил лунный свет. Черные волосы. Глаза в тени густых бровей. Тонкие губы. Какая бы причина не выгнала его в ночь, то был не страх. Этот человек выглядел так, словно не боялся встречи с самим Дьяволом.
Позади забормотала мать, вступив в перебранку с голосами, которые тревожили ее сны. Маргрет испугалась, что незнакомец ее услышит, и затаила дыхание.
- Ш-ш, - шикнула она. Бесполезно. Мать слышала только те голоса, что роились у нее в голове.
Лошадь требовательно мотнула головой в сторону ручья, журчавшего рядом с коттеджем, и всадник ослабил поводья, разрешая ей напиться.
Держась за сердце, Маргрет перевела дух. Слава богу, он не стал стучаться и спрашивать разрешения. Догадался, должно быть, что в доме спят.
Внезапно ее охватило безудержное желание окликнуть его, сказать…
Мать тихонько всхлипнула во сне, и это привело ее в чувство.
Всадник тем временем отвел лошадь от ручья, потрепал ее по шее и вернулся на дорогу. Напоследок он еще раз оглянулся на окно, точно почувствовав за ним Маргрет и услыхав ее мысленный призыв.
А после продолжил путь.
Вся дрожа, она смотрела ему вслед, пока сумрак и расстояние не поглотили перестук копыт. Его преследуют? Или преследователь - он сам?
Вернувшись в постель, она пролежала без сна до рассвета, не в силах сомкнуть глаз. А рядом, затихнув, спала ее мать.
Утром Маргрет положила в глиняную миску каши и вручила матери ложку, а потом, спрятав волосы под вдовьим чепцом из белого муслина и накинув поверх платок, потянулась к корзине.
- Куда ты? - встрепенулась мать.
Маргрет вздохнула. Сегодня был один из тех дней, когда мать пребывала в капризном, несговорчивом настроении.
- В Кирктон.
- Когда ты вернешься? - Выражение ее лица стало обиженным и в то же время обеспокоенным, словно она старалась быть для Маргрет матерью, хотя давно превратилась в ее большое дитя.
- Скоро. - Оставлять мать одну было опасно. Если голоса вернутся - а возвращались они всегда внезапно, без предупреждения, - она будет пытаться прогнать их из головы и может ненароком себя покалечить, а то и, что было хуже всего, выбежать наружу, где ее могут увидеть. Весь год, что они тут жили, Маргрет следила за тем, чтобы этого не случалось. - Нужно докупить овса и эля.
- Но ты точно вернешься? - Старые глаза глядели испуганно, точно перед нею была не взрослая женщина, а малый ребенок.
- Да. Ешь. Я скоро вернусь, ты и моргнуть не успеешь.
Мать попыталась зачерпнуть кашу, но ложка ходила ходуном в ее искалеченных пальцах и стукалась о стенки миски. На ее лицо вновь наползло выражение испуга, и она швырнула ложку через всю комнату.
- Не хочу кашу. Ты помешивала ее справа налево. Ты впустила Дьявола!
Вздохнув, Маргрет подобрала ложку, вытерла ее краем передника и положила обратно в миску.
- Нет. Я помешивала ее правильно, слева направо. Все в порядке. Видишь? - Она попробовала кашу, и теплый вкус овсянки напомнил ей о детстве.
Мать по-прежнему недоверчиво хмурилась, и тогда Маргрет присела с нею рядом и заглянула в ее голубые глаза.
- Здесь нет никакого Дьявола. Честное слово. - Иногда, очень редко, сквозь морок безумия проглядывала женщина, которая когда-то любила ее и заботилась о ней. - И я обещаю, что вернусь домой скоро-скоро.
Маргрет сжала все еще сильные руки матери, стараясь не задевать ее бедный большой палец, изуродованный пыточными тисками, и дождалась, пока та кивнет. Потом, поднявшись, сняла с колышка и завернулась в большую шаль в черно-белую клетку.
- Никому не открывай, - наказала она, снимая засов, которым они запирались от непрошенных гостей. Замка, чтобы закрыть мать дома, на двери не было. - И не выходи наружу. Обещаешь?
- Ночью я что-то слыхала. Лошадь, вроде бы. Кто-то приезжал?
Молча она обдумала варианты ответа. Сказать да - мать испугается. Сказать нет - подумает, что ее снова одолевали голоса.
К голосам она, впрочем, привыкла.
В конце концов Маргрет отделалась отговоркой:
- Тебе, наверное, померещилось.
Когда она бесшумно притворила за собой дверь, порыв ветра подхватил концы ее шали и сорвал с деревьев ворох красных листьев. Посещать Кирктон было рискованно, и она старалась ходить туда как можно реже. Но что делать, если овес почти вышел, последние грядки с горохом зачахли, а куры неслись неохотно, как на них не кричи.
На время пути, отделяющее коттедж от деревни, короткое и благословенное, она становилась свободна. Она была просто Маргрет, которая шагала наедине с синим небом в окружении белок и говорливых ворон. Она с наслаждением вдохнула свежий, прозрачный, напоенный запахом трав воздух и улыбнулась.
В детстве, когда они с матерью еще не поменялись ролями, она частенько убегала на задний двор и разговаривала с птицами, представляя, что они понимают ее щебетание. Уже давно только им она поверяла свои мысли, и теперь, пока она шла мимо, они с шумным гомоном сновали вокруг, напоминая любопытных соседей.
На подходе к деревне Маргрет опустила голову, вновь становясь скромной вдовой, не желающей привлекать к себе лишнее внимание. Переходя через мост, она оглянулась на приземистое каменное здание, замершее по левую сторону на пригорке в терпеливом ожидании воскресной службы. Местная церковь. Физический символ института, распространившего на земле законы безжалостнее законов парламента и короля.
Не поднимая головы, она сошла на тропку, ведущую к мельнице. Никто с нею не здоровался, но она чувствовала, что прохожие, держась на расстоянии, провожают ее взглядом.
После того, как мельник, не проронив ни слова, наполнил ее мешочки овсом и ячменем, Маргрет проскользнула в таверну, где, пряча лицо, встала в углу, дожидаясь, пока обслужат других покупательниц.
- Я его видела, - авторитетно вещала хозяйка заведения Изобел Бойл, отвешивая покупки жене старосты Пратта и ее сестре. - Он остановился в доме преподобного Диксона. Прискакал посреди ночи, весь в мыле, точно у него черти на хвосте сидели. Напугал меня до полусмерти.
Тот самый всадник . Маргрет вытянула шею и прислушалась.
- А как ладно одет, - выгнув брови, продолжала Изобел, потом понизила голос и доверительно сообщила: - Замучил, видать, с дюжину ведьм, чтобы купить себе такие сапоги.
Маргрет вцепилась в ручку корзины. Боже, прошу тебя, только не снова. Только не здесь .
Она поборола приступ головокружения. Только бы не упасть в обморок. Не закричать. Сердце заколотилось так громко, что за шумом крови в ушах она перестала что-либо слышать…
- Хм! - ворвался в ее мысли голос жены старосты, и Маргрет задалась вопросом, что она пропустила. - Негоже добропорядочным людям так одеваться.
- Его вызвали? - спросила ее сестра. - Или он гонится по чьему-то следу?
Жена старосты покосилась на Маргрет.
- Зуб даю, что вызвали. И очень вовремя.
Быть может, если, не медля, уехать, если снова пуститься в бега …
Вот только бежать им некуда.
Она закрыла глаза, и на нее волной накатили воспоминания. Темная, переполненная комната. Дрожащее мерцание свечи. Вокруг люди, все пожирают глазами ведьму, которую насильно заставили обнажить грудь…
Жена старосты подхватила свой кувшин.
- Что ж, если в деревне и завелась ведьма, он ее вычислит.
Ни она, ни ее сестра не взглянули на Маргрет, направляясь к выходу, но обе придержали юбки, чтобы случайно не задеть ее подолом.
Маргрет шагнула к прилавку и протянула хозяйке монетку.
- Лично я, - молвила та, словно не сомневаясь, что Маргрет слышала весь разговор, - лично я вовсе не считаю, что была нужда звать этого человека.
У нее была щербатая улыбка и острый язычок, а на левой руке не хватало мизинца. Маргрет не могла назвать ее своим другом, но Изобел Бойл, по крайней мере, не боялась встречаться с ней взглядом.
- Посиди-ка ты дома. Чем меньше шансов, что он тебя увидит, тем лучше.
Маргрет благодарно кивнула и наполнила кувшин до краев, чтобы надолго избавить себя от следующего визита в деревню. Потом, укрытая платком и шалью, вышла наружу, на утоптанную землю дорожки, и увидела, что впереди, преграждая путь, маячит фигура охотника на ведьм.
При свете дня он выглядел не менее грозно, чем ночью. Полы плаща завивались вокруг высоких сапог с отворотами; цвета одежды были достаточно мрачными, чтобы угодить самому придирчивому церковнику. Если не знать, кто он таков, можно было бы заподозрить, что это он занимается колдовством.
Глубоко посаженные глаза уцепились за нее загнанным взглядом. Точно это он был одержим демонами.
Она торопливо уставилась себе под ноги, надеясь остаться незамеченной.
Увы.
- Доброго дня, сударыня.
Отвернув лицо к холмам, она попыталась обойти его.
Он придержал ее за плечо.
- Я сказал, доброго дня! - повторил он. Голос его, как и касание руки, был настойчив. - Может быть, посмотрите на меня и удостоите вежливого ответа?
Медленно, нехотя она обернулась, наблюдая за тем, как меняется выражение его лица - точно так же оно менялось у всех, кто впервые ее видел.
- Боже, - вырвалось у него. Пораженный, он отдернул от нее руку. - Меня не обманули.
Она посмотрела ему в глаза, зная, что он, глядя в свою очередь на нее, видит нечто совсем, совсем иное.
- Ваши глаза… - Он запнулся. - Один голубой, а другой…
Она не мешала ему смотреть. Бессмысленно прятать то, что он уже увидел. Один ее глаз был голубым - яркого, чистого цвета, как у матери, а второй - с карим пятном почти во всю радужку.
- А у вас, - прервала она напряженное молчание и посмотрела в его глаза, почти черные под тенью бровей, - один карий, а другой тоже карий. - Тон ее был спокойным, на деле же ей хотелось выцарапать ему глаза и заменить ими свои, чтобы никто и никогда больше на нее не таращился.
В конце улицы стояли женщины из таверны и наблюдали за ними. Он мельком взглянул на них, потом на таверну и снова на Маргрет.
- Вы знаете, кто я.
А он неплохо осведомлен о деревенском укладе. Знает, что новости о чужаках расходятся здесь быстро.
- Я не знаю вашего имени. - От ужаса она, верно, его прослушала.
- Александр Кинкейд. А как ваше?
Она не ответила.
- Говорят, вы охотитесь на ведьм. - Сапоги его были пошиты из великолепной кожи, черная материя плаща еще не поблекла от времени. Вся эта одежда наверняка была куплена ценой жизни какой-то несчастной женщины, а то и двух. - И, как видно, поймали немало.
Он удивленно подался назад. Маргрет глубоко вздохнула. Зря она оскорбила его, однако теперь, когда он ее увидел, ей не оставалось ничего другого, кроме как обороняться. Иногда это срабатывало. Сбивало противника с толку и давало время сбежать.
- Я занимаюсь этим не ради денег.
Она приподняла брови.
- Однако вам платят.
- За богоугодное дело, за искоренение зла - да.
Не в том ли разгадка? Не потому ли он выбрал борьбу со злом, что повидал его в жизни слишком много?
- Сколько же ведьм вы переловили? Много?
Он перевел взгляд на поля и надолго замолчал. Что лежало за его молчанием? Воспоминания о днях, неделях, месяцах, потраченных на поиски ведьм, об убийствах, коих было так много, что он сбился со счета?
- Еще не всех, - наконец ответил он, снова обратив лицо на нее. - Многие все еще среди нас.
Она думала, что перевидала их всех, этих охотников. Одни, поджимая губы и держась за Библию, именовали себя слугами Божьими. Другие, с похотливыми глазами и распущенным ртом, имели более приземленные мотивы.
Но этот человек был другим. Он говорил о Боге, но внутри у него таилась своя, личная боль.
- Вы так и не назвали свое имя, - сказал он.
- Маргрет.
- Маргрет - а дальше?
Она носила довольно распространенную фамилию, которая ни о чем ему не скажет, если только он не жил в Эдинбурге.
- Рейд. Маргрет Рейд.
- Тогда всего хорошего, госпожа Рейд. Полагаю, мы еще встретимся.
Ничего на это не ответив, она поспешила уйти, отчаянно желая, чтобы его обещание не сбылось.
***
Когда Маргрет вернулась, оказалось, что мать сидит снаружи, на лавочке возле коттеджа, устремив безучастный взгляд на дорогу. Вдруг кто-то проезжал мимо? Вдруг ее увидели?
- Мама, идем. - Заставляя себя говорить спокойно, она взяла ее безвольную руку и мягко, чтобы не испугать, потянула на себя. - Ты же знаешь, тебе нельзя находиться снаружи.
Мать напряглась всем телом, но отрешенное выражение ее лица не изменилось.
- Ты кого-нибудь видела?
Кто-нибудь видел тебя? В который раз она пожалела о том, что коттедж не запирается на железный замок вроде того, что охранял их дом в Эдинбурге. Маргрет огляделась по сторонам, посмотрев сначала на юг, потом на север. К счастью, дорога была пуста.
- Я ждала тебя. - Лоб матери пошел морщинами под гнетом воспоминаний. - Ты ушла.
- Да, я говорила, что ухожу в деревню, помнишь? - Маргрет сжала ее руку и легонько встряхнула. - Но я уже вернулась, так что идем в дом, я расскажу тебе сказку.
Кивнув, мать поднялась на ноги. Маргрет была дома. Страх забылся.
Такова была ее доля: стоять между матерью и остальным миром.
***
Преподобный Уильям Диксон выставил локти на обшарпанный стол и окинул Александра скептическим взглядом.
- Граф посылал за Джеймсом Скоби.
Кашлянув, Александр дал заготовленный заранее ответ:
- А Скоби послал меня.
- Но вы работали вместе? Он учил вас?
Учил, но они не должны узнать, что его обучение осталось незавершенным. Они не должны догадаться, что он прибыл сюда без благословления Скоби.
Священник прищурился.
- Скольких вы помогли ему изловить?
Почему всех интересует этот вопрос? Даже ту женщину со странными глазами. Как будто определенное число может стать гарантией безопасности. Что они надеются услышать? Одну? Пять? Дюжину?
Он не хотел копаться в памяти и считать. Не хотел переноситься в воспоминаниях в тесное помещение, битком набитое людьми, которые ждали, затаив дыхание, а кое-кто и задыхаясь от нетерпения, когда Скоби разденет ведьму догола и приступит к поискам отметины на ее обнаженной плоти…
- Мистер Кинкейд?
- Достаточно. Опыт у меня есть.
- Однако это ваше первое дело.
- Первое самостоятельное, и мне бы не хотелось, чтобы в деревне об этом узнали. - Люди не должны сомневаться в том, что он победит зло.
Он сам не должен сомневаться.
- Скажите, - начал Александр со слов, которым научил его Скоби, - что побудило графа вызвать охотника на ведьм?
Сдавшись, преподобный вздохнул и наклонился вперед.
- В деревне случился ряд весьма загадочных происшествий.
Александр кивнул. Так оно всегда начиналось. С падежа скота. С таинственного заболевания. С того, что нельзя объяснить. Зло постепенно подбиралось все ближе и ближе, пока не наносило удар по тебе самому. Но к тому времени останавливать его было поздно.
- Продолжайте.
- Поначалу мы, то есть я и деревенские старосты, не обращали на эти вещи внимания. В конце концов, Господь посылает несчастья всем нам, но потом, на исходе весны, начались эти крики, вопли… - Он оглянулся на окно, за которым простирались поля. По ярко-синему небу плыли кудрявые белые облака, Божье благословление, защищавшее мир от вторжения зла. - По ночам. В полях.
Там, где ведьмы могли привольно резвиться в компании Сатаны.
Голос священника упал до шепота.
- Даже я это слышал.
- Однако вы никого не вызвали. - Стоял октябрь. С тех пор прошло уже несколько месяцев.
Диксон облизнул губы и сглотнул.
- Поймите меня правильно. Король, новый парламент, новые акты, епископы… - Он беспомощно развел руками. - Не было ни закона, ни судов, ни судей… Я счел за лучшее подождать.
Александр кивнул, вспоминая хаос уходящего года. После возвращения Стюартов на престол воссозданный шотландский парламент отменил подавляющее большинство законов, принятых за последние двадцать восемь лет, а Церковь снова официально возглавил король.
Нерешительность священника можно было понять.
- Да и граф… - только и произнес, не договорив, Диксон.
Граф, очевидно, был против.
Александр оглядел его жалкое обиталище. Жена Диксона давно умерла. Дети выросли и разъехались. Священник прожил в этом доме столько лет, что на столешнице появились проплешины, протертые его локтями. Такому человеку трудно принимать перемены - в том числе и внутри Церкви.
- Однако произошло нечто, что в итоге заставило вас действовать, - промолвил он, глядя в усталые, встревоженные глаза человека напротив.