- Вы уверены в том, что ведьма вообще существует?
Уверен ли он… Маргрет озвучила его собственные сомнения. А может, это она внушила ему неуверенность, пока обольщала его? Однажды у него уже не получилось отличить добро ото зла. Получится ли теперь?
Александр оставил ее вопрос без ответа. Впереди показалась церковь, строгое квадратное здание, стоящее на голом, обдуваемом ветрами пригорке. Что он скажет старостам, когда войдет внутрь?
Он не доверял своему голосу.
Он перестал доверять себе.
Но когда они вошли в церковь, оказалось, что там никого нет, кроме писаря, отвечавшего за внесение в протокол имен и свидетельских показаний, и нескольких стоящих у алтаря прихожан.
- Старосты сделали перерыв на обед, - сказал писарь, когда Александр препоручил ему Маргрет. - Скоро должны вернуться. Их нет уже больше часа.
Значит, уже полдень. Александр и не заметил, как пролетело время. Первым его порывом было наскоро опросить ее самому, чтобы Маргрет успела вернуться в коттедж до пробуждения матери, но выделить ее, проявить к ней особое отношение он не мог.
И проклял себя за то, что ощутил эту потребность.
Сидеть и томиться ожиданием рядом с нею было выше его сил, и Александр вышел из церкви, однако, не успел он дойти до главной дороги, как встретил священника в компании Роберта Пратта, и вместе с ними пошел назад.
- Хорошо, что вы вернулись, - сказал Диксон. Глаза его смотрели устало, голос был хриплым после полутора дней дотошных допросов.
- Что было утром?
- В основном поток всяческих жалоб, - ответил тот. - Вы оказались правы. Многие не преминули воспользоваться случаем, чтобы поквитаться с соседями, стоило лишь спросить. И у нас есть новое обвинение.
- Еще одна ведьма?
- Нет. Изобел Бойл, хозяйка таверны, обвинила Джорджа Коммона в клевете за то, что он назвал ее добрый эль разбавленной мочой.
Губы Александра дрогнули, и он с трудом удержался от смеха. Ну, если это худшее, что они услыхали сегодня… можно только порадоваться.
- Она требует вызвать его на собрание для ответа?
Священник кивнул.
- А перед тем, как мы вынесем решение, несомненно, заставит нас попробовать свое варево.
И желающих выступить экспертами по этой части будет хоть отбавляй, мысленно заключил Александр.
- Вы улыбаетесь, а меж тем было и несколько тревожных свидетельств, - сказал Диксон. - Многие подтвердили слова кузнеца. Они тоже слышали, как призрачный голос кричал "скут" или "скуп". Что это может значить?
В сознании Александра эхом отозвались уносящиеся в ночь крики матери Маргрет. Он открыл было рот, но слова застряли у него поперек горла, и он закашлялся, прежде чем смог выдавить из себя ответ.
- Что-то знакомое. Надо подумать.
Они зашли в храм. Маргрет, закутанная в свою черно-белую клетчатую шаль, взглянула на него и сразу же отвернулась. Он тоже поспешил отвести от нее взгляд, но внутри, по всем членам его тела, разлилось тепло.
- А где остальные? - спросил он Диксона, когда они подошли к столу, за которым утром восседало пятеро старост. Теперь их осталось двое - сам Диксон и Роберт Пратт, тихий человечек, от которого за два дня допросов Александр не услышал ни звука.
- Вернулись к домашним делам. Никто не ожидал, что все затянется так надолго. Что их будет так много. - Он кивнул в сторону алтаря, где помимо Маргрет стояло с полдюжины желающих дать показания.
Александр не стал оглядываться, испугавшись, что глаза вопреки его воле вновь уставятся на нее.
- А Оксборо? - Граф тоже отсутствовал.
- Его вызвали домой, - кратко пояснил священник, покосившись на покаянную скамью.
Похоже, на следующей неделе там будет сидеть графская дочка, подумалось Александру.
- Вы должны провести допрос вместе с нами, - сказал Диксон, когда Александр направился на свое обычное место.
- Но это дело церковных старост, - запротестовал он, глядя, как писарь уводит Маргрет и остальных прихожан к выходу, чтобы у них не было возможности подслушать и повторить показания друг друга. - Я ведь даже не состою в вашем приходе.
Но священник, обычно кроткий и мягкий, стоял на своем.
- Без вас нам нипочем не справиться с этим злом.
Загнанный в угол, Александр кивнул.
Оставалось только надеяться, что, выпытывая ее секреты, он заодно не выдаст свои.
***
Маргрет вместе со всеми осталась ждать в тесном притворе.
Зарядил дождь, и барабанная дробь капель заглушила доносящиеся изнутри голоса. Лишь изредка она различала отдельные слова. Стоя в толпе, Маргрет не сводила глаз со стены ливня. Никто не переговаривался. Все знали, что из обвинителя с легкостью можно стать обвиненным. Любые разговоры могли выйти боком.
Одна женщина плакала. Слезы заливали ее лицо, время от времени она шмыгала носом и утиралась рукавом, но слезы продолжали струиться по ее щекам и капать с подбородка.
Другая принесла с собою младенца, которого, очевидно, не с кем было оставить. В то время, как плачущая женщина смотрела застывшим взглядом на дверь, эта глядела только на малыша, держась за его крохотный пальчик и обдувая нежные щечки. Младенец, пребывая в блаженном неведении о мировом зле, махал матери ручками и заливался смехом. Его смех не вязался с напряженной обстановкой.
Разговаривая с Александром, Маргрет привыкла не опускать головы и смотреть прямо в его черные глаза, и теперь заново приноравливалась кутаться в шаль, отгораживаясь от людей, и не поднимать глаз от грубых досок пола.
Она украдкой взглянула на женщину, стоявшую рядом. Это была сестра жены старосты Пратта, та, что косо смотрела на нее в день, когда Маргрет впервые столкнулась с охотником на ведьм. Глаза ее были прикрыты, руки сложены в молитвенном жесте.
Заметив на себе взгляд Маргрет, она отшатнулась.
- Такие, как ты, пусть не ждут от меня пощады, - прошипела она. - Я потолкую с ним, с этим охотником, я расскажу ему все.
- Что - все? - Маргрет вздрогнула и покрепче запахнула шаль. - Что вы имеете против меня? Я не сделала вам ничего дурного.
Их глаза встретились, и ее захлестнул страх.
- Не смотри на меня! - взвизгнула женщина, закрывая лицо ладонями. - Ишь, чего вздумала, наводить на меня порчу, да еще в церкви! - Она попятилась от нее и врезалась в противоположную стену.
Маргрет возвела глаза к потолку, потом прислонилась затылком к стене и, борясь со страхом, зажмурилась. Лучше вовсе ни на кого не смотреть.
Она услышала, как вызвали следующую свидетельницу, но даже не шелохнулась, не посмотрела, кто же ушел, из боязни навлечь на себя новые обвинения. Она стояла и слушала звуки дождя, который с ровным, несмолкаемым шумом низвергался на землю.
- Вдова Рейд!
Маргрет открыла глаза. Рядом стоял писарь. Она осталась одна, все остальные свидетели разошлись. Наверное, Александр не смог изменить порядок и вызвать ее вне очереди.
- Да?
- Вас вызывают.
Она последовала за ним, гадая, сколько времени прошло, пока она ждала, и уповая на то, что мать еще спит. Из-за дождя и туч, заслонивших солнце, было невозможно понять, день еще или уже вечереет. В церкви было темно. Однако, очутившись внутри, она сразу нашла взглядом Александра. Он сидел среди старост.
Он солгал. Он же сказал, что не будет меня опрашивать. Он обо всем им расскажет.
Или заставит рассказать ее.
Александр, Диксон и староста Пратт сидели за длинным столом, а по центру стола стоял ларец, где лежала Библия. Оставив Маргрет стоять напротив, писарь сел с ними рядом и пододвинул свечу поближе к своим бумагам.
- Садитесь, вдова Рейд, - произнес Александр - приказывая, а не приглашая.
Она заметила перед собой стул и, подивившись этой неожиданной доброте, осмелилась поднять голову.
Его черные глаза смотрели на нее холодно и осуждающе. Ни малейшего снисхождения, ни капли сострадания не было в его взгляде. В этот момент, в скачущем пятне света от свечи, он выглядел воплощением Дьявола.
Маргрет села, но облегчения это не принесло, хоть она и провела на ногах несколько часов. Каждый ее нерв, каждый мускул был напряжен. Все ее существо было готово бежать отсюда прочь.
Но бежать было поздно.
- Так о чем вы хотели спросить, мистер Кинкейд? - сказала она, когда молчание стало невыносимым.
Он моргнул, и ей показалось, что между его бровями залегла маленькая складка.
- Я должен привести вас к присяге.
Она сглотнула, не готовая к такому повороту.
Священник открыл ларец, достал оттуда Библию и, бережно держа ее двумя руками, протянул Маргрет.
- Клянитесь говорить правду и честно отвечать на вопросы.
Она положила руку на обложку, надеясь, что дрожит не слишком заметно.
- Клянусь.
Он убрал Библию на место и сел.
Кинкейд начал допрос.
- Вдова Рейд, многие жители деревни сообщают о странных видениях и звуках, а также о вещах, не поддающихся материальному объяснению. Скажите, вы сами слышали или видели нечто подобное?
Она покачала головой.
- Нет.
У того, что она видела и слышала, было объяснение. И вполне материальное.
Он не сводил с нее тяжелого, немигающего взгляда.
- Быть может, вы слышали или видели, как один сосед проклинает другого?
Ее губы раздвинулись. Во рту пересохло, она попыталась сглотнуть и не смогла. Конечно, слышала. И видела тоже. Кинкейд сам был свидетелем тому, как ее мать проклинала кузнеца и его потомков.
Она перевела взгляд на священника, потом посмотрела на старосту. Оба молча ждали, что она скажет.
Если ответить да, если сказать правду, они спросят, кого она видела. Накажет ли ее Господь за ложь во спасение?
Александр снова заговорил:
- Вдова Рейд, повторяю. Вы слышали…
- Я поняла вопрос.
Словно воочию она увидела, как мать, беспомощная жертва собственного разума, лежит, скорчившись, на кровати. Нет. Ради нее она сделает все, даже если охотник на ведьм или сам Господь Бог покарают ее за ложь.
- Нет. Ничего подобного я не слышала.
Глаза его широко раскрылись, потом сощурились. Она стиснула пальцы, готовясь к тому, что сейчас он встанет, укажет на нее пальцем и уличит во лжи, но вместо этого он откашлялся и спросил:
- Вы уверены? - В его тоне читалось предупреждение. Призыв к чему-то, что могла услышать она одна. - Я даю вам время подумать.
Думать было не о чем.
- Уверена.
Вперед выдвинулся священник.
- Вы когда-нибудь посещали вдову Уилсон?
Так вот кто попался к ним в лапы. Сварливая старуха-ворожея. Маргрет мысленно помолилась о ее спасении.
- Нет, никогда.
До сей поры молчавший староста Пратт влез со своим вопросом:
- Ночью, на улице, вы не видели, часом, загадочных призраков?
Она покачала головой, с облегчением ухватившись за возможность перевести взгляд с Кинкейда на кого-то другого.
- Я праведная женщина. Живу тихо. Ничего подобного я не видела.
- Вы говорите, вы праведная женщина. - Властный голос Кинкейда заставил ее снова перевести взгляд на него. - Значит, вы не знакомы с Дьяволом?
О, она была с ним знакома. Дьявол не раз встречался на ее пути в обличье мучителей, которые устраивали на своих жертв облавы, протыкали их шилом, подвешивали на крючья и держали в железных масках, пока те не сходили с ума.
- Нет.
- Подумайте хорошенько, - вмешался священник. Его голос звучал предостерегающе, как на воскресной проповеди. - Так или иначе, но Дьявол искушает всех, разве не так?
В памяти всплыла цитата из катехизиса. Соблазненные коварством и искушением Сатаны, наши прародители согрешили, съев запретный плод. По причине этого греха они отпали от своей первоначальной праведности и общения с Богом, и посему стали мертвыми во грехе. Да. Церковь учит, что Сатана вводит во искушение все человечество. Отрицать это нельзя.
- Дьявол приходит искушать грешников, - ответила она. Знакомые с детства слова всплывали в памяти без труда. - Но праведники избавлены от этого Божьим заветом благодати и верою во Христа.
Получив это почти идеальное с точки зрения церковной доктрины объяснение, священник откинулся на спинку стула и расспрашивать дальше не стал.
Но взгляд Кинкейда, прикованный к ее лицу, даже не дрогнул.
- Еще вопрос. Как известно, ведьмы, заключив союз с Дьяволом, готовят зелья из белены и насылают порчу с помощью особых кукол. Быть может, вы видели или знаете кого-то, кто бы занимался такими вещами?
Она обернулась к нему и попалась в ловушку его непримиримого взгляда. Он видел, как она готовила для матери снотворное зелье. Видел, как та возится с Генриеттой. И знал, или по крайней мере догадывался, что она должна ответить на этот вопрос.
- Нет. Не видела и не знаю.
Это не ложь, сказала она себе. Дурным целям ни зелье, ни кукла никогда не служили.
- Подумайте. Возможно, незадолго до прихода сюда.
Что, если он прознал о их прошлом? Но откуда? Что ж, она уже солгала. Одна ложь или десяток, значения уже не имеет. Чтобы спасти мать, она солжет тысячу раз.
- Нет, - ответила она и задержала дыхание. Всего одно его слово - и ее жизнь закончится здесь и сейчас. Она осмелилась вознести молитву.
- Вы когда-нибудь слышали слово "скуп"?
Это было не то слово, которое она ожидала, но ее молитвы о том, чтобы Александр забыл ту ночь на мосту, Господь не услышал.
- Скуп?
- Некоторые слышали его как "скук" или "скут".
- Что это значит? - медленно спросила она, надеясь, что он не догадался.
- Это мы и пытаемся выяснить, - сказал Александр.
- Почему вы спрашиваете об этом меня? - Может, получится отвлечь их, перевести их внимание на другое.
- Люди слышали его перед тем, как…
- Вдова Рейд, - прервал Александр объяснения Диксона. - Вы здесь не затем, чтобы задавать вопросы. Отвечайте. Вы когда-нибудь слышали это слово?
- Нет, мистер Кинкейд, - ответила она, встречая его взгляд. - Никогда.
Он смотрел на нее в упор, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Она ждала, когда он заговорит, ничуть не сомневаясь в том, что услышит, точно зная, какие слова он произнесет.
Ее мать - ведьма. У нее есть кукла. Она кричала то самое слово. Она…
Он открыл рот.
- Можете идти.
Ее отпустили, но в первое мгновение она не смогла сдвинуться с места, оцепенев, как бывало иногда с матерью. Потом встала. Пошатнувшись на неверных ногах, коснулась края стола и кивнула.
- Благодарю вас.
И отвернулась, чтобы скрыть заполонившее ее облегчение.
Сзади скрипнули ножки стульев.
- На сегодня закончим, - произнес Александр. - Я прослежу, чтобы она благополучно добралась домой.
Пока он раздавал последние указания, она запахнулась в шаль и приготовилась отказаться от его компании, но поняла, что не посмеет. Если когда-либо она и надеялась привлечь его на свою сторону, то теперь эта надежда умерла.
Она солгала. И он знал об этом. Его доверие утрачено навсегда.
Когда они вышли, снаружи было темно. Резкий ветер гнал по небу серые тучи. Дождь затих, но завтра могла случиться новая буря. Или раньше.
Маргрет обхватила себя за плечи, туго стягивая края шали, и поспешила к дому, надеясь, что мать еще спит. Александр шагал рядом, бесшумно и безмолвно, но она знала, что он просто выжидает время. Обвинения не избежать.
Когда они дошли до коттеджа, он схватил ее за руку, затащил за угол, где их не было видно с дороги, и прижал к стене, а после, впечатав ладони в камень по обе стороны ее головы, навис над нею.
- Вы солгали.
Маргрет отвернулась, отказываясь смотреть на него и признавать его правоту. Но откуда это чувство, будто она задолжала ему правду?
Ладонями он сжал ее щеки и развернул ее лицо, заставляя смотреть прямо на себя. Теперь уклониться от его взгляда можно было только зажмурив глаза.
- Отвечайте.
- Да! Я солгала, - выпалила она и испытала моментальное облегчение. - Неужто вы думали, что я могла поступить как-то иначе?
- Но вы поклялись. На Библии!
Ее охватил пронизывающий, как удар ветра, ужас, затмевая все прочие чувства. Ее детство было неотделимо от Церкви. Слова и смыслы, обряды и обычаи, что Господь требует, а что прощает - все это Маргрет знала наизусть, как катехизис, который она сегодня цитировала. И хотя Господь давно покинул ее, бывали ночи, когда она, лежа без сна, чувствовала Его любящее присутствие, словно была одною из Его избранных, которым предначертано вознестись к Нему на небеса.
Самообман. Иллюзия, как и видения ее матери. Не дождется она ни милости, ни прощения - ни от Господа, ни от Александра Кинкейда.
- Вы же видели ее, вы знаете, что с нею бывает. Я просила вас… - Внезапно она осознала, что он сделал, и осеклась.
Он не выдал ее тайну, а значит, по сути, тоже солгал.
Она умоляла его защитить ее мать - и он это сделал. И все ее обоснованные страхи внезапно смело волной иррационального доверия, потому что в одном - самом главном - он ее не предал.
Напоминать ему об этом словами благодарности она, однако, не стала из опасения, как бы он не передумал.
Он склонился над ней так, что их тела почти соприкоснулись.
- Может, положить вашу руку на сатанинскую библию? Тогда вы начнете говорить правду?
Маргрет знала, что никакая она не ведьма. Она хотела так и сказать, но не смогла. Какая-то неведомая сила вдруг повлекла их друг к другу.
Сражаясь с ним, она уперлась ладонями ему в грудь, а он, сопротивляясь, уперся напряженными руками в стену коттеджа, но облегчение, благодарность и что-то еще, что-то непознанное, продолжало притягивать ее к нему. Ее тело, ее глаза и губы были готовы умолять его пощадить ее мать.
В его глазах, кажется, тоже промелькнула мольба. Что он испытывает к ней, кроме желания назвать ее ведьмой?
То, что зародилось между ними в коттедже, нахлынуло снова. Он затряс головой, как бы говоря нет, но тело его не слушалось, оно приблизилось к ней вплотную, полы его черного плаща взметнулись, укрывая ее от ветра, обволакивая их, создавая вокруг потаенное пространство, принадлежащее им одним.
Мысли, страхи, увещевания разума, все это стало расплываться, пока не исчезло совсем, оставив ее наедине с его глазами, горевшими требовательным огнем, с теплом его сильных рук, которые уже спускали с нее шаль и платок, зарывались в ее волосы, притягивали ее к нему…
К ее губам приникли тонкие, твердые губы. Они пробовали ее, засасывали, упивались ею, губами, языком, зубами, вторгаясь в ее рот, лишая ее дыхания.
Его пальцы прошлись сквозь ее волосы, вслед за упавшей шалью очерчивая ее горло, следуя по плечам, спускаясь вниз по рукам, а после накрыли ее груди поверх колючего шерстяного платья. Ее соски уткнулись в его ладони, и когда он потер их через ткань, ее тело откликнулось и взмолилось о большем.
Он вжался в нее бедрами. Притиснутая к стене, она раздвинула ноги, словно ее плоть знала, чего он хочет и требовала того же.