- До Дня всех святых всего ничего. Неделя. Я хочу, чтобы за эту неделю вы добились от ведьмы признания вины и успели отправить ее на суд Комиссии в Джедборо.
Любопытно, подумал он, почему самого Оксборо не пригласили в члены Комиссии, раз уж он проявляет такое усердие.
- Я понимаю всю срочность, но будьте готовы к тому, что дело может затянуться, и Комиссии придется собираться заново. Не исключено, что ведьма назовет имена своих товарок.
- Своих товарок? - придушенным голосом переспросил Диксон.
- Дьявол редко вербует только одну душу. - Слова эхом повторились у него в голове. Маргрет и ее мать. Их двое. Еще один повод для подозрения. - В Берике осудили разом около сотни ведьм.
- Да у нас в приходе и шести сотен не наберется! - Диксон так и взвился на месте. - День всех святых уже близко. Если до тех пор не вычислить их всех - всех до единой, - Сатана обрушит на нас свое зло!
Пальцы Оксборо сжали бокал.
- Вы заставите признаться и ее, и тех, кого она назовет. А завтра…
Фразу оборвал донесшийся из прихожей вопль, и все трое вскочили со стульев.
В помещение, расталкивая слуг, ворвались кузнец с женой. Они ринулись мимо священника и графа к Александру и застыли перед ним как вкопанные.
- Оно-таки исполнилось! - Кузнец выпучил глаза, до предела выкатывая белки. - Проклятие ведьмы.
В его нутро прокрался страх.
- Что стряслось?
- Моя лучшая корова пала. Внезапно, ни с того, ни с сего. Без причины.
Причина могла быть только одна - ведьма.
Взоры всех присутствующих обратились на Александра, и он понял, что кроме него, похоже, и впрямь некому спасти приход от Сатаны.
***
С самого утра зарядил холодный дождь, но сумрачная погода никого не отпугнула. К тому времени, как на церковное собрание подтянулись старосты, число желающих дать свидетельские показания против вдовы Уилсон выросло до десятка. Александр, стоя за спинами графа, священника и старост, следил за тем, чтобы опрашивание шло в нужном русле. Один за другим люди выходили вперед и дрожащими голосами рассказывали обо всех странных и необъяснимых происшествиях, которые только могли припомнить.
Некоторые не ограничивались обличением вдовы Уилсон и называли новые имена.
Многие обвинения явно делались со злости. В таких случаях Александр подавал писарю знак, и тот фиксировал их на отдельном листке. Тем не менее, встречались и такие вещи, объяснить которые не представлялось возможным, а значит допросить предстояло не только вдову Уилсон, но и ряд других женщин.
- Свидетели еще прибывают, но их мы перенесем на завтра.
Голос священника вернул его в реальность. С удивлением Александр понял, что уже стемнело. Время слишком позднее, чтобы вызывать тех, чьи имена прозвучали.
- А после опросим подозреваемых.
- И вдову Рейд.
Его блуждающее внимание вернулось на место.
- Ее ни в чем не обвиняют.
- Нет, но люди говорят, что с севера деревни часто доносятся странные крики.
Странные крики. Он знал их источник. Что ж, придется ей заговорить.
- Да, нужно узнать, не слышала ли она чего-то подобного.
- Странно, что она не вызвалась быть свидетельницей сама.
Александр уклончиво кивнул.
- Я пошлю кого-нибудь привести ее.
- Нет, - ответил он. Если ее и должны разоблачить, то не таким образом. Он защитит ее мать, пока не выяснит наверняка, кто она. - Я схожу за нею сам, прямо с утра. Прогулка поможет мне прояснить мысли, - прибавил он в ответ на удивленный взгляд Диксона.
Ему понадобится ясная голова - завтра, когда он будет допрашивать подозреваемых.
И Маргрет.
Глава 7.
Когда на следующее утро он постучал в дверь коттеджа, никто не ответил.
Он заглянул в окно, но оно оказалось забрано ставнями. Войти без спроса он не решился. Если мать Маргрет в доме одна, она, чего доброго, может испугаться его и разбушеваться в одном из своих припадков, а то и покалечить себя.
После вчерашнего дождя погода стояла до неприличия прекрасная. Ослепительно голубело небо, рыжела трава. На ветвях деревьев дрожали последние, еще не сорванные ветром листочки. Золотисто-красные, как ее волосы.
Александр одернул себя. Он думает о ней слишком много, слишком часто, слишком… по-доброму. Его задача - найти ее да привести на допрос.
И он, оглядываясь по сторонам, зашел за коттедж.
***
Маргрет вышла из дома покормить цыплят и набрать в бадью воды из ручья. День сегодня выдался таким погожим, что она, покончив с делами, не смогла устоять перед искушением, расстелила на мягкой, влажной траве свою поблекшую шаль и уселась на нее, задрав юбки до колен и подставив ноги солнцу.
Черная ворона, что сидела на дереве рядом, с любопытством посматривала на нее, склонив голову набок.
- Можно, я поделюсь с тобою своими тревогами? - спросила Маргрет шепотом.
Птица каркнула в ответ и, когда Маргрет попыталась изобразить нечто похожее, улетела. Она рассмеялась, гадая, что же сказало вороне ее фальшивое карканье. Потом откинулась на локтях, широко развела ноги и, закрыв глаза, запрокинула лицо к небесам, с наслаждением принимая ласкающее щеки тепло.
Редкие минуты блаженного покоя, когда можно помечтать или вздремнуть.
Или помолиться.
Боже, прошу тебя. Молиться на природе получалось отчего-то проще, чем в церкви. Убереги нас от…
- Маргрет?
Она рывком села. Бог не услышал ее молитву, ибо над нею возвышался не кто иной, как посланник Дьявола.
Заслонив глаза ладонью, она взглянула вверх, на его фигуру, которая загораживала собою солнце и отбрасывала тень на ее лицо. Поспешно одернула юбки и поджала под себя ноги. Какая беспечность - валяться на податливом травяном ложе, выставив на всеобщее обозрение свои шерстяные чулки.
Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться, достаточно большую и сильную для того, чтобы при желании раздавить не только ее пальцы, но и ее жизнь.
Она попыталась забрать руку, он не отпускал, - что было весьма кстати, потому что, лишившись опоры, она наверняка упала бы, и вместо этого привлек ее к себе так близко, что она уловила приставший к нему запах амбры. Запах достатка и безопасности.
Занятно, ведь в его власти было отнять у нее последние крохи и того, и другого.
Он сверлил ее безмолвным взглядом, уже, кажется, нисколько не удивляясь ее глазам, причем смотрел как бы сквозь них и проникал взглядом так глубоко, что впору было заподозрить его в умении считывать людские секреты.
Полезный дар для человека его профессии.
Восстановив равновесие, она сделала шаг назад и вырвала у него свою руку.
- Что? - Довольно с него и одного слова. Нет смысла тратить время на пустопорожние любезности. Он явился сюда не просто так.
- В среду у кузнеца пала корова.
- Сочувствую ему. Но зачем рассказывать об это мне?
- Мы собираем свидетельские показания. Вы должны пойти со мной. Немедленно.
Ее сердце снова заколотилось в том пугающем ритме, с которым гремели копыта его коня.
- Мне нечего сказать.
- Есть сообщения о странных звуках со стороны дороги в Джедборо. Старосты хотят узнать, может, вы тоже слышали нечто подобное.
Кто-то что-то услышал. Ну, разумеется. А если уйти на допрос и оставить мать без присмотра, то все это может повториться снова.
- Я не могу оставить ее одну.
Можно было не вдаваться в объяснения. Он сам все видел и знал.
На его лице промелькнула обеспокоенность.
- Несколько часов, и вы вернетесь. На такой срок вы уже ее оставляли.
- Несколько часов? И вы можете мне это гарантировать?
Ответ ясно читался на его лице. Если допрос пройдет неудачно, ее отсутствие продлится много дольше - если не затянется навсегда.
Что тогда станет с ее матерью?
Он взял ее за плечо.
- Если вы по какой-то причине задержитесь, я придумаю, как привести вас обратно, или же приду сам.
И как поступить? Отказаться? За одно она была ему благодарна: Александр пришел один, сохранив таким образом ее тайну в неприкосновенности. Она вздохнула.
- Хорошо. Я пойду с вами, но сперва приготовлю кое-что, чтобы она заснула.
И когда Александр пошел за нею к дому, она со страхом поняла, что он, увидев, как она смешивает для матери снотворное, еще больше укрепится в своих подозрениях на ее счет.
***
Колдовское зелье. Это было первое, что пришло Александру на ум, когда он проследовал за нею к коттеджу. Он читал о таких вещах, о том, как ведьмы натирали себя особыми притираниями и погружались в глубочайший сон, такой крепкий, что их не могли разбудить даже побои.
Притирания эти, если верить книгам, изготовлялись из жира убиенных младенцев.
У двери она остановилась.
- Будет лучше вам побыть снаружи. Она может вас испугаться.
- В прошлый раз не испугалась же. Напротив, радушно приняла меня и угостила хлебом. - Сейчас он эту женщину одну не оставит. Его доверию есть предел.
Она взглянула на него исподлобья, больше не утруждая себя тем, чтобы прятать глаза.
- Вы же знаете, от раза к разу она вас не помнит. Испугаете ее, и у меня вообще не получится пойти с вами.
Он вгляделся в ее странные глаза, жалея, что не обладает даром провидца. Говорит ли она правду, или же образ преданной дочери - всего лишь личина, за которой скрывается ведьма?
Безнадежен - таков был вердикт Скоби, когда он ошибочно вынес оправдательный приговор. Нет. Больше такого промаха он не совершит.
Александр покачал головой.
- Открывайте дверь.
Вздохнув, она подчинилась и толкнула дверь бедром.
Залитое солнцем синее небо осталось за закрытыми ставнями тесного затененного помещения с почерневшим от копоти потолком.
Ее мать сидела на стуле, лицом к камину. На сей раз его появление не вызвало у нее ни слез, ни гостеприимной улыбки. Застывшая и совершенно неподвижная, она смотрела пустым взглядом перед собой, вцепившись в деревянную фигурку, что лежала у нее на коленях, и осталась таковою, когда они вошли - ни жеста, ни звука, ни поворота головы.
- Иногда с нею случается вот такое, - прошептала Маргрет. - Когда она ничего вокруг не воспринимает.
Он подошел поближе и помахал перед лицом ее матери рукой, но та даже не моргнула. Только слабое дыхание отличало ее от покойницы.
- В таком состоянии она и знать не будет, что вы отлучались.
- Она может очнуться в любую минуту, - возразила Маргрет.
Он отошел в сторону, вспоминая, как резко менялось ее настроение, как в одну секунду она переходила от слез к проклятиям и от проклятий к радостному оживлению.
Кукла, чтобы причинять недругам вред. Загадочное зелье. Окаменевшая женщина. Неужто он и впрямь угодил в логово ведьмы?
По его спине пробежал холодок.
Ему и в голову не приходило, что опасность может угрожать ему самому - до сего момента.
***
Перемещаясь по комнате, Маргрет чувствовала на себе его пристальный взгляд. Когда она достала из шкафа склянку, он мигом очутился у нее за спиною и вытянул шею, заглядывая ей за плечо.
- Что это? - выдохнул он низким, напряженным шепотом.
- Одна из нужных мне трав, - ответила она, тоже зачем-то шепотом, ведь знала же, что мать их не слышит. Потянулась за следующим ингредиентом и врезалась в его руку. Его торс маячил позади как твердая, незыблемая стена. - Сядьте, пожалуйста. Я не могу работать, когда вы стоите так близко.
Он не сдвинулся с места.
- Перечислите их. Скажите, как они называются.
Не оборачиваясь, она оперлась руками о полку.
- Вы травник? Или, быть может, лекарь, который знает их назначение?
- А вы - ведьма, которая варит колдовское зелье?
Она опрометчиво развернулась к нему лицом, и его руки тотчас взметнулись вверх и, ухватившись за полку, поймали ее в ловушку. Она задышала с ним в унисон в неосознанном чувственном призыве. Его рот оказался совсем рядом с ее губами.
Маргрет сглотнула.
- Вам бы очень хотелось так думать, да? Чтобы облегчить себе задачу.
Он нахмурился и выпрямился, наконец-то восстанавливая между ними дистанцию.
- Ничто не может ее облегчить.
- Ах, вот как? Что, настолько тяжко преследовать бедных горемык?
- А о тех горемыках, которых преследуют ведьмы, вы не подумали?
Ее щеки вспыхнули, и на секунду она устыдилась. Зло существовало. Ведьмы существовали. Так, по крайней мере, утверждала Церковь. Только ни она, ни ее мать к их числу не принадлежали.
- Вот это, - начала объяснять она, - белена. - Она взяла щепотку сушеных листьев, купленных за большие деньги у одной женщины в Эдинбурге. Когда ее запасы иссякнут, пополнить их будет негде.
Маргрет ненавидела применять это зелье и не потому, что жалела редкие травы. После него мать погружалась в глубокий сон и, если ошибиться с дозировкой, могла никогда не проснуться. И все же она решилась пойти на риск. Лучше так, чем оставить мать в одиночестве, когда в любой момент она может очнуться и причинить себе вред или раскрыть их тайну.
- Белену используют ведьмы, - сказал он.
Она раскрошила бархатистые листья в маленькую ступку и наморщила нос против гадкого запаха. Еще одна причина, по которой она не хотела пускать его в дом.
- Как и папские монахи. - Она заработала пестиком, растирая листья в пыль. - Теперь вы назовете меня паписткой?
На последнем слове она прикусила язык. Это обвинение было почти таким же опасным, как обвинение в колдовстве.
Если она и надеялась озадачить его, то ее ожидало разочарование.
- Я не знаю, кто вы, вдова. Как раз это я и пытаюсь определить.
Вдова. Произнесенное его устами, это слово приводило ее в смятение. Ты познала мужчину, намекало оно. Ты принадлежала ему.
- А теперь, - прошептал он в тишине, - объясняйте все, что вы делаете.
И она подчинилась, называя по очереди все ингредиенты, которые измельчала и смешивала. Он наблюдал за нею через плечо, его запах, теплый как дыхание земли, перебивал зловоние истолченных трав.
- Кто научил вас этому? - наконец спросил он, когда она размешала порошок в маленькой кружке с элем.
- Одна знакомая.
Один ангел, чуть не вырвалось у нее. Та женщина была соседкой ее матери по камере в Эдинбургской тюрьме. Насмотревшись на ее мучения, она отвела Маргрет в сторонку и поделилась с нею этим рецептом - шепотом, поскольку обе знали, что им грозит смерть, если кто их услышит.
Интересно, что с нею сталось потом, с этой женщиной.
- Знакомая из Глазго?
Она не ответила. Любой ответ, даже самый невинный, пробьет в ее защите брешь.
- Будете допрашивать меня прямо здесь? Если так, то незачем переводить зазря травы, чтобы ее усыпить.
Молчаливым кивком он приказал, чтобы она продолжала. Напряжение, скрутившее Маргрет, схлынуло так стремительно, что она пошатнулась.
Александр подхватил ее за плечи, и на какой-то миг она прильнула к нему ослабевшим телом, соблазненная его запахом, его силой, его уверенностью. Он был так уверен в себе. Тверд. Непреклонен. Она же так давно существовала в этом мире без опоры, что почувствовала неодолимую потребность хоть ненадолго прислониться к чему-то незыблемому.
Ее груди расплющились о его торс. Желание. Слепящее, как вспышка молнии. Затем удивление. И - голова кругом.
И алчное, развратное томление, название которому она не могла подобрать.
Боясь встречаться с ним взглядом, она опустила глаза на его голую руку на своем рукаве. Она была большая, но не грубая. Безупречной формы, словно ее высекли из мрамора и оживили.
Кончиками пальцев она провела по ее тыльной стороне, очерчивая костяшки, следуя за прожилками вен, не в силах отвести взор от этой совершенной руки.
Он не проронил ни звука. Потом она услышала сдавленный вздох, похожий на проглоченный стон.
Ее пальцы добрались до преграды белоснежного манжета на запястье и остановились.
Он выпустил ее рукав. Перевернул руку, развернул ладонь, как будто предъявляя открытую рану, которую просил излечить, и этот жест впервые сделал его уязвимым.
Она гладила его кожу, остро ощущая соприкосновение кончиков пальцев с его ладонью. Поднять глаза она не смела. Если не смотреть друг на друга, можно притвориться, что ничего этого не происходит. Сделать вид, что ничего нет. Нет искры, нет пламени, угрожающего сжечь дотла их обоих.
Его ладонь превратилась в кулак. Замок защелкнулся, и ворота закрылись.
Кулак поднялся вверх. На секунду она испугалась, решив, что он собирается ее ударить.
Но вместо этого кулак разжался. Он накрыл ладонью ее щеку, поднимая ее лицо. Их глаза встретились, и каждый со страхом, не решаясь довериться, искал, что кроется во взгляде другого - добро или зло.
Способен ли он обидеть ее, этот человек? Когда она смотрела ему в лицо, когда замечала в его глазах пробивающуюся изнутри муку, то была готова поверить, что нет.
Ее вниманием завладели его губы, твердые, узкие, требовательные. Губы, разучившиеся улыбаться. Они вновь вопрошали, но на этот раз задавали вопрос, ответить на который стремилось ее тело. Ее душа.
Да.
Она подалась к нему, прикрывая веки, и отпустила себя, чтобы хоть на мгновение раствориться в его силе…
Он тотчас убрал руку с ее щеки и отклонился назад.
Ее глаза распахнулись, и она сделала попытку отстраниться, спрятаться от его взгляда, преисполненного шока и подозрения.
Он вновь обратился в непроницаемую стену.
- Хочешь соблазнить меня, ведьма?
Она тяжело задышала от гнева - на него, на себя, на то, что позволила себе расслабиться. Этот человек предлагает тюрьму, а не убежище.
- Хочешь заманить меня в ловушку, охотник?
- Маргрет! Что случилось?
Мать выплыла из того странного мира, где пребывала все то время, пока сидела, безмолвная и неподвижная, у камина. Давно ли она наблюдает за ними? И что она успела увидеть?
- Ничего, мама. Я приготовила напиток, чтобы тебе было легче уснуть.
Она шагнула к матери, а он, пропуская ее, отошел на безопасное расстояние.
Глава 8.
Всю дорогу, пока они шли в деревню, Александр молчал. Воюя сам с собой, он пытался обуздать свое тело, которое, отказавшись его слушаться, чуть было не перешло под ее контроль.
- Что меня ждет? - наконец спросила она.
Он даже не повернул головы из опасения опять угодить в силки сочувствия к ней или кое-чего похуже.
- Вас опросят старосты.
- Не вы?
- Нет. - Он не сумел скрыть облегчения, поскольку сомневался в том, что, глядя на нее во время допроса, сможет сохранять голос ровным. - Я буду советовать им, и все.
- Какие вопросы они будут задавать?
- Они захотят узнать, чем вы можете помочь нам в поисках ведьмы. Вдруг вы что-то слышали или видели.