Александр молча смотрел ему вслед, обдумывая услышанное. Целиком отдавшись поискам кирктонской ведьмы, он не давал себе отвлекаться на мысли о Комиссии, которая заседала в Джедборо. Теперь он снова задумался о том, почему в ее составе нет графа Оксборо. Что это: оплошность или открытое пренебрежение?
Неудивительно, что граф так ополчился против здешнего зла. Расправившись с ведьмами в Кирктоне, он гарантированно обеспечит себе место в Комиссии, когда ее созовут в следующий раз. Еще один повод быть с ним настороже.
Ну, а теперь… Теперь надо встретиться с Маргрет и при свете дня выяснить у нее все, на что он до сих пор закрывал глаза.
И уповать на то, что он не слишком припозднился с этим решением.
***
Пока мать спала, Маргрет уложила в телегу свои пожитки. Их было немного. Сменные юбка и лиф. Деревянные плошки. Горшки. Кувшины. Бело-голубая ваза, завернутая в оставшееся кружево. И последние драгоценные кроны.
Мать, проспав вчера весь день напролет, провела бессонную ночь. Давать ей новую дозу снотворного Маргрет побоялась - слишком коротким был перерыв, и в итоге она почти до рассвета пролежала без сна, боясь Дьявола, якобы витавшего под потолком. Всю ночь она испуганно кричала и плакала, даже лягалась и царапала Маргрет, думая, что ее дочь - одна из слуг Сатаны.
Когда Маргрет проснулась, было позднее утро. Пришел новый день, а с ним и необходимость сделать то, что должно быть сделано. И вот все было готово. Даже цыплята верещали в углу телеги, хоть она и не представляла, долго ли они там просидят. Осталось разбудить мать и запрячь пони, который лениво дожевывал остатки корма в сарайчике на задворках коттеджа.
Она запрятала закутанную в кружево вазу подальше. Вздохнула и прислонилась к колесу, запрокинула голову, глядя в затянутое тучами небо. Если бы только оно могло дать ей совет…
Сниматься с места было рискованно. За год мать успела привыкнуть к новой обстановке и новому укладу. Зря, наверное, они поселились в такой маленькой деревушке. В большом городе проще затеряться и не привлекать лишнего внимания. Так куда же? В Келсо? В Абердин?
Только не в Эдинбург. И не в Глазго.
Оттолкнувшись от колеса, Маргрет выпрямилась. Была бы она одна, то вернулась бы в Эдинбург, поквиталась с кузеном Джоном Даном и сдалась на милость небесного и земного суда.
Но она не одна. Сейчас главное - увезти мать, найти постоялый двор и все обдумать. Надо только проверить, не забыла ли она чего, а потом запрячь пони в телегу и уговорить мать выйти наружу.
Не успела она сделать и шага в сторону коттеджа, как услышала со стороны деревни стук лошадиных копыт. Навстречу, с летящим за спиною плащом, мчался охотник на ведьм. Маргрет напряглась, но вместо того, чтобы убежать в дом и закрыться на засов, так и осталась стоять посреди дороги с тем самым странным предчувствием чего-то неотвратимого, которое впервые испытала в ту ночь, когда увидела его в свете луны и задумалась…
Он остановил лошадь. Возвышаясь над Маргрет черным, угрожающим силуэтом, взглянул на нее сверху вниз. В седле искушению было до него не достать.
- Куда это вы собрались?
Она спрятала руки за спину. Сердце, подпрыгнув, заколотилось где-то у горла. Опять предстояло лгать - и лгать убедительно.
- Никуда.
- Никуда? Телега полна вещей.
Он спешился. Потом подошел, схватил ее за запястье и, выкручивая руку, притянул к себе так близко, что ее груди задели его торс.
- Спрашиваю еще раз. Зачем вы собрали вещи?
- А вы как думаете? - Все выглядело настолько очевидным, что лгать об этом было бессмысленно.
- И куда вы собираетесь?
Тряхнув головой, она попыталась вырваться, но его хватка была крепка.
- Не знаю. Куда-нибудь подальше отсюда. - Хотел услышать правду? Так получи.
- Я запрещаю вам уезжать.
- Почему? Вы не предъявили ей никакого обвинения. - Александр молчал, и ее прошил ужас. - Или?.. - Что произошло, когда она ушла из деревни? - Вы что, рассказали им…
- Нет. Но вдова Уилсон назвала Элен Симберд.
Устыдившись заполонившего ее облегчения, Маргрет помолилась о спасении этой несчастной.
- Началось, значит. - Опять, добавила она про себя. - Одна назовет вторую, вторая - третью, и скоро в деревне не останется ни одной семьи, которую не затронула бы эта напасть.
- Откуда вы знаете?
- Видела, как оно бывает.
- Где?
- В Глазго. - Ловят ли в Глазго ведьм? Она не знала.
- Только там? - Судя по тому, как скривился его рот, он не принял ее ответ на веру. Однако вслух этого не сказал.
- Мне хватило и одного раза. - Увиденное стояло перед глазами как наяву. - Еще немного, и ведьмы начнут мерещиться вам повсюду.
Он вздрогнул.
- Я ловлю только настоящих.
- Вы уверены?
Он не ответил, но каким-то образом Маргрет поняла, что его изводят сомнения, это проклятие любого честного человека, и уцепилась за надежду, что истина для него дороже легкой победы.
Но когда она заглянула в его глаза, высматривая замеченное вчера сострадание, то увидела только холод и осуждение. И даже тогда ее сердце не перестало биться быстрее, но не от страха, а от воспоминания о его губах.
- Если обвинений против нас нет, то мои дела или планы вас не касаются.
- О, напротив. Пока мы не выясним, кто терзает эту деревню, меня касаются дела всех ее жителей. Включая вас и вашу мать.
Живот свело судорогой. Вот оно. Почти открытое обвинение. Неужто уже слишком поздно?
- Ищите разгадку в другом месте. Моя мать не ведьма.
- Вы сказали бы так в любом случае.
- То есть, вы считаете, я должна сидеть здесь и ждать, когда вы нас схватите?
Он наклонился к ее лицу.
- Я считаю, что невиновным бежать незачем.
Ее щеки коснулось его дыхание, и она захотела вновь пленить его губы. Чтобы заставить его замолчать, чтобы остановить и его, и свои мысли, ибо она непрестанно думала о том, что случилось вчера, о том, как он целовал ее, и о всех тех плотских деяниях, в занятии которыми обвиняли ведьм.
В его глазах за отяжелевшими веками стояло то же дурманящее желание, какое испытывала она сама. Устоять перед искушением было почти невозможно, ведь она уже знала, каким будет его поцелуй…
Она нашла его губы и вновь отдалась ласке его ненасытного рта. Прямо здесь, у телеги, на виду у любого, кто мог выехать на дорогу. Его язык вторгся в ее рот, и внутри нее всколыхнулось пламя, оно лизало ее груди, обжигало ее естество…
Он оторвал ее от себя, удерживая на расстоянии на вытянутых, сильных, как сталь, руках.
Она медленно возвращалась в реальность.
Боже… Да что она себе позволяет?
Он смотрел на нее в упор, его губы слегка дрожали от желания, неутоленного, но подконтрольного его воле, которая была столь же сильна, как тиски его рук.
- Вы хотите меня соблазнить?
Она только и смогла, что покачать головой, зная, что слова будут напрасны.
- В таком случае, сударыня, вы слишком долго живете без мужа.
Ее мнимое вдовство. По счастью еще не разоблаченное. Оправдание, почему она с таким пылом отвечала на его поцелуй.
Он отпустил ее, и она выдохнула, через силу собирая мысли в слова.
- Вы говорите, что невиновным бояться нечего, но… - На глаза навернулись слезы, и она их сморгнула.
- Вы говорите, что она невиновна, но это может быть очередная ложь.
- Но вы ее видели. Вы ее знаете. Вы знаете, что она не ведьма. - Она услышала в своем голосе ненавистные нотки отчаяния.
- Я знаю, что она бродила в ночи, проклинала честный народ и взывала к Дьяволу. - И все же Маргрет видела, что внутри него идет борьба. Словно он искал повод ей поверить. - Все это можно объяснить тем, что она ведьма. Она - или вы.
Иливы.
Она попыталась сглотнуть, но во рту пересохло. За тревогами о том, как спасти мать, она похоронила страх за себя. Но ведь это ее сторонились в Кирктоне.
- Умоляю вас, отпустите нас с миром. - Она почувствовала, как по щеке покатилась слеза, и сердито стерла ее, проклиная свою слабость. - Пожалуйста.
Он отвернулся так резко, словно ее устами говорил сам Дьявол. Потом сходил в сарай и вывел оттуда ее пони. В душе Маргрет затеплился огонек надежды. Он поможет им. Он их отпустит.
Но вместо этого Александр сел в седло и повернул в сторону деревни и свою лошадь, и ее пони.
- Не выходите из дома, - сказал он. - И смотрите, чтобы ее было не видно и не слышно.
Внутри поднялась злость, такая сильная, что она перестала плакать.
- До сих пор, все эти месяцы, я делала это и без ваших подсказок. Только теперь вы отняли у меня возможность ее защитить. - Она чуть не сорвалась на крик. Чуть не бросилась с кулаками на его лошадь, воя от ярости на несправедливость.
- Если она невиновна, я защищу ее сам.
Она хотела поверить ему, но боялась, что тело обманывает ее, внушая ложную надежду. Был ли он и впрямь не таким, как Джон Дан или Джеймс Скоби? Возможно. Даже если и так, он один против ослепленного страхом большинства.
Сквозь зубы она молвила:
- Если она умрет, ее кровь будет на ваших руках.
Глава 10.
Это проклятие стояло у Александра в ушах все время, пока он возвращался в деревню, уводя за собой ее приземистого пони.
Ее кровь будет на ваших руках.
Как он не пытался прогнать из мыслей сумбур, ее голос, ее лицо, искаженное странной смесью эмоций - страхом, вызовом, мольбой, - продолжало плыть перед глазами.
Но перед этим, перед тем, как она бросила ему вслед библейское проклятие, он увидел ее слезы.
Гнев, участие, страсть - он видел разные стороны ее натуры, но заплакала она перед ним впервые. Жизнь матери была для нее превыше всего. И он ее понимал. Он был таким же до…
До той ведьмы.
Расстояние и моросящий дождь прояснили его разум. Что, если правда о ней куда более зловещая, чем он представлял? - подумалось ему.
Маргрет будто околдовала его, причем искушало его не только ее тело, но нечто большее, проникающее в самую душу, питающее его сомнения. Она будто бы знала, что мольба за жизнь матери - единственное, перед чем он не в состоянии устоять, ибо это напоминало ему о том, что свою мать он спасти не сумел.
Что бы сделал он на ее месте? Да все, что только возможно. Как и она.
Он придержал поводья. Развернул лошадей в сторону коттеджа, уютно и мирно примостившегося возле ручья. И не скажешь, что внутри таятся секреты.
Еще не поздно.
Можно вернуться и увести их обеих на допрос. Можно изобличить ее во лжи, Церковь карает за этот грех, неважно, связан он с колдовством или нет. Можно…
Ее кровь будет на ваших руках.
В Библии говорилось не совсем так. В Книге Царей Давид лишил жизни человека, признавшегося в убийстве помазанника Иеговы, а перед тем сказал: "Пусть твоя кровь будет на твоей голове, потому что ты сам свидетельствовал против себя".
Если ее мать осудят, то кровь ее будет на ее руках, не на его. Если Маргрет ведьма.
Он повернул в сторону деревни. Сегодня она не уедет. А завтра обязательно появится на воскресной службе. У него есть время подумать.
И в понедельник он отправит письмо в Глазго.
***
На следующее утро Александр сел не на графскую скамью рядом с Оксборо и его женой, а около священника, лицом к прихожанам. С этого места он сразу увидел вошедшую в церковь Маргрет. Ее волосы были покрыты белым платком, плечи закутаны в черно-белую шаль. Она шла, опустив глаза, даже не оглянулась на батрака, которого усадили на покаянную скамью в наказание за клевету против Изобел Бойл, которая тоже была здесь и довольно улыбалась.
Единственная из всех.
Несмотря на всю торжественность воскресенья, этот день, как правило, был посвящен общению. День длился долго, деревня хоть и была маленькая, но большинство дворов стояло на расстоянии друг от друга, и в воскресенье прихожане обычно без умолку разговаривали и под видом сплетен обменивались новостями.
Сегодня в церкви стояла гробовая тишина. В ожидании, когда Диксон начнет проповедь, люди только и делали, что подозрительно косились друг на друга.
Что, если справа от меня сидит ведьма?
Что, если сосед слева обвинит меня?
Диксон взошел на кафедру.
- Мы выступили в рискованный и трудный поход против сатанинского зла. Мистер Кинкейд находится здесь, чтобы быть нашим проводником на этом нелегком пути.
Люди повернулись в его сторону. Одни смотрели дерзко, со скептическим любопытством, но большинство - как на Моисея, которому предстояло вывести их из пустыни.
Были и те, кто не взглянул на него даже мельком - возможно, из опасения привлечь к себе его внимание.
- Многие из вас на этой неделе приходили свидетельствовать о странных видениях и звуках. Я прошу мистера Кинкейда рассказать нам о том, что уже произошло и что последует дальше.
Александр встал за кафедру и положил ладони на резную деревянную крышку.
- Мы начали допрашивать вдову Уилсон, - заговорил он, стараясь не смотреть на Маргрет. Она сцепила руки в замок и не поднимала глаз. - Она взята под стражу и лишена сна.
Диксон выступил вперед с подробностями о том, как проходил процесс, где ее держат и кто вызвался добровольцем сторожить ее и не давать спать. Дождавшись его кивка, Александр продолжил:
- Также была названа Элен Симберд. Она задержана и будет допрошена.
- Когда? - спросил кто-то из паствы. Он не заметил, кто.
- Сегодня воскресенье, - сказал Диксон. - Сегодня мы молимся, а завтра мистер Кинкейд…
Толпа, охваченная страхом, загудела.
Граф, сидевший на хорах с видом на паству, выпрямился во весь рост, походя снизу на божьего посланника, и его громкий, привыкший к повиновению, голос прорезал встревоженную болтовню:
- Когда же еще заниматься богоугодным делом, как не в божий день?
Диксон взглянул на Александра.
- Это разрешено?
- Что можно, а что нельзя в святое воскресение - вопрос к вам, преподобный, - ответил он.
- Нет более священного долга, чем тот, что стоит перед нами. - Голос графа разносился эхом меж каменных стен. - Все старосты здесь. Следует приступить немедленно.
Александр сошел с кафедры. Диксон, растерянный, взволнованный, взглянул на одного из старост, потом проговорил:
- С вами останется староста Пратт. До полудня он будет читать вам Второзаконие. Мы же вместе с мистером Кинкейдом продолжим нашу работу.
Они оставили Пратта у раскрытой Библии и пошли по проходу между рядами. Сворачивая головы, люди провожали их взглядом, пока староста дрожащим голосом зачитывал стих:
- Не должен находиться у тебя прорицатель, гадатель, ворожея, чародей...
И когда Александр шел мимо Маргрет, он увидел, как покраснели ее пальцы, как побелели костяшки, когда она сдавила руки в молитве.
***
Элен Симберд держали без сна в церковном амбаре, где хранилось десятинное зерно. Идти было недалеко, и Александр, шагая рядом с Диксоном, Оксборо и старостами, пытался сосредоточиться на насущной необходимости определить, чем было обвинение Бесси Уилсон - правдой или наговором.
Они уже подходили к амбару, как вдруг услышали доносящиеся из-за его каменных стен крики. Кричала женщина.
Александр побежал.
Обогнав своих спутников, он первым ворвался в амбар, и на мгновение сумрак внутри помещения ослепил его, окружив запахом сухого сена и влажными испарениями животных.
- Нет! - Женский визг. - Будь ты проклят!
Звон пощечины, потом тишина.
Александр пошел на эхо ее крика, оттащил нависшего над нею человека и швырнул его на покрытый грязной соломой пол.
Элен Симберд - в полуобмороке, еле держась на ногах - стягивала края разорванного лифа в попытке прикрыться.
- Что ты делаешь? - Он не знал ее мучителя, поскольку не слушал преподобного, когда тот зачитывал список крестьян, вызвавшихся сторожить ведьму.
Рыжеволосый, востроносый человек смотрел на него без малейшего стыда.
- Известно что. Ведьму надобно заголить, чтобы найти метку.
Гнев вернул ему энергию, растраченную за слишком короткую ночь.
- Не сейчас. Не здесь. И не так.
Подоспели Диксон, Оксборо и все остальные.
- Что здесь происходит? - вопросил граф.
- Можете смотреть, если хотите, - ответил крестьянин, вставая и отряхивая тунику. - Так ведь оно делается, верно? - Он развернулся к всхлипывающей Симберд. - Смотреть дозволено всем.
В глазах у него стояло какое-то дикое выражение. Слишком много власти. Слишком много фантазий. Слишком много времени наедине с беспомощной женщиной.
Перед мысленным взором Александра поплыли кошмарные воспоминания - виденные наяву, а не во сне. Он сжал кулаки, чтобы не дай бог не задушить этого человека.
- Решил заделаться охотником на ведьм? Стать тем, кто пятнает свои руки кровью и решает, кому жить, а кому умирать?
Крестьянин моргнул.
- Хотите ее сами, да? После того, как я сделал всю тяжелую работу, сидел с нею всю ночь и не давал ей спать? Не по справедливости это.
- Тебе было велено будить ее, - сказал Диксон. - И ничего больше. На следующей неделе ответишь перед собранием, Джеймс Грей.
Стиснув зубы, Александр попытался выровнять дыхание. Тяжелая работа… Попробовал бы он допросить одну, пять, десять или больше подозреваемых, ежесекундно умоляя небеса о поддержке и гадая, кто его направляет - Господь или Сатана.
Тогда, быть может, он возненавидел бы эту работу, как возненавидел ее Александр.
- Убирайся, - процедил он и вместе со всеми повернулся к Элен Симберд.
Она была моложе вдовы Уилсон, но тяжелая крестьянская жизнь состарила ее раньше времени, ведь детей, которые могли бы разделить ее бремя, у нее не было. Оставленная на несколько минут без внимания, она свернулась калачиком на соломе и провалилась в сон: рот открыт, через прореху лифа виднеются бледные, обвисшие груди и застарелые синяки, явно полученные задолго до этой ночи.
- Разбудите ее! - рявкнул граф.
Она дернулась и проснулась, безуспешно возясь с разорванным платьем.
Александр присел рядом на корточки.
- Нам необходимо задать вам несколько вопросов, - сказал он ровно, не выдавая голосом то, что творилось у него внутри.
В этой женщине не было и намека на воинственность, с которой держалась вдова Уилсон. Она встала перед ним на колени и, пошатываясь, сцепила руки в умоляющем жесте.
- Отпустите меня. Пожалуйста.
К ним подошел граф.
- Тот человек был прав. Довольно вопросов. Просто разденьте ее и найдите метку.
Она съежилась.
- Прошу вас, нет…
- Оксборо, специалист здесь я. При допросе подозреваемой ведьмы требуется прежде всего терпение. - Качество, которым граф был начисто обделен. - А теперь отойдите в сторону, и я начну.
Люди толпились за его спиной, пока он помогал женщине подняться на ноги. Вернув ей шаль, чтобы она прикрыла наготу, он начал с обычного вопроса.
- Когда вы стали ведьмой?