- Мы не можем просить его об этом, Луи, потому что должны соблюдать правила этикета. Зато вас ждет сюрприз во дворце Тюильри.
- Что за сюрприз, дядя?
- Красивые игрушки из России, которые привез для вас царь.
Максимильена, услышав этот разговор, подумала: "Петр очень похож с Филиппом Орлеанским, хотя сам об этом не знает!"
Подойдя к карете, Петр наклонился к ребенку и сказал:
- Мы благодарны вашему величеству за нанесенный нам визит.
- А я, - воскликнул маленький король, на радостях забыв о королевском "мы", - благодарю вас за игрушки. Мне не терпится их увидеть!
Петр, улыбнувшись, шепнул ему на ухо:
- Беги, малыш, играй вволю!
Юный монарх засмеялся, а затем произнес громко, глядя в глаза царю:
- Я не забуду о своем обещании, сир, и всегда буду помнить имя Вильнев-Карамей.
Парижские зеваки, ожидавшие увидеть своего короля, радостно завопили, когда вышли мальчик и царь. Раздались крики "да здравствует король" и "да здравствует царь". Почти никто не восклицал "да здравствует регент", ибо Филипп Орлеанский, несмотря на все свои усилия и очевидные достоинства, не пользовался в народе популярностью.
Максимильена, оставив Петра и Бориса Куракина обсуждать договор, вернулась в свой дворец. Ее сопровождал Ромодановский. Отношение к ней обоих князей и бояр, сопровождающих императора, совершенно переменилось. Все смотрели на Максимильену как на фаворитку, и она была несколько смущена этим. Когда она поднялась к себе, Адриан плакал, а слуги пребывали в смятении. Грегуар с Элизой рассказали ей о поступке Амедея. Максимильена в ужасе обхватила голову руками. Человек, за которого она вышла замуж, осмелился ограбить собственного сына и покушался на дворец ее предков! Она почти забыла о пропавших драгоценностях, хотя они стоили немалых денег. Лишь одно имело для нее значение - то, что отец ограбил сына. Ромодановский переминался с ноги на ногу, не зная, что предпринять. Внезапно Максимильена резко выпрямилась.
- Куда он поехал, Грегуар?
- Я слышал, госпожа графиня, как он крикнул кучеру: "На улицу Кенкампуа".
- Очень хорошо, я попытаюсь найти его и поговорить с ним. Быть может, удастся избежать худшего.
- Но, мадам, - возразил Ромодановский, - вы не можете броситься в эту толпу на улице Кенкампуа. И царь ждет вашего возвращения - в данный момент он собирается отправиться в Люксембургский дворец, к герцогине Беррийской.
Не слушая увещеваний Ромодановского, Максимильена устремилась в погоню за Амедеем. Старик Грегуар побежал за ней. Ромодановский, поколебавшись, решил как можно скорее предупредить царя.
Улица Кенкампуа находилась недалеко от дворца Силлери. К ней можно было подойти с двух сторон: через улицу Урс, которую обычно выбирали люди высокого положения, и через улицу Обри-ле-Буше, куда устремлялись отбросы парижского общества. Уже с семи часов открывались решетчатые ворота. За считанные минуты узенькую улочку Кенкампуа, состоящую из сорока домов, заполняла истерическая толпа. Обезумевшие люди с жадностью расхватывали акции, которые назвали по времени выпуска "материнскими", "дочерними" и "внучатыми".
Максимильена отвыкла от Парижа и, пройдя метров сто, пожалела, что не взяла карету, - в своем негодовании она забыла обо всем. Грегуар ничем не мог ей помочь, поскольку совершенно не ориентировался в столице. Вместо того чтобы направиться на улицу Урс, Максимильена по ошибке свернула на улицу Обри-ле-Буше. Уже через минуту ее окружила стая гогочущих мегер. Она попятилась, но путь ей преградили трое мужчин бандитского вида. Максимильена, почувствовав, что бледнеет, сказала себе: "Если они увидят, что я их боюсь, мне конец!"
Грегуар же в ужасе думал: "Сейчас нам перережут глотки!"
Максимильена была великолепна в своем придворном наряде, и пока никто не осмелился ее тронуть. Но она понимала, что достаточно будет решиться одному, как на нее набросится вся свора.
- Что надо этой герцогине? - взвизгнула какая-то горбунья. - Своих денег мало? Еще и акции наши понадобились!
- Эй, красотка, - крикнул мужчина с лицом в гнойных язвах, - твой хахаль продал тебе мамочку?
- Или дочку с внучкой? - оскалился одноглазый парень.
Один из нищих, истекая слюной от похоти, уже тянул к Максимильене свои омерзительные культи, а женщины, похожие на гарпий с красными глазами, задыхаясь, шипели:
- Возьми ее! Трахни герцогиню!
Грегуар заслонил Максимильену, вскричав:
- Сначала вам придется убить меня!
- Эй, старичок, хочешь, я тебя приголублю? - завопила женщина, взобравшаяся на плечи к слепцу.
- Хватайте их, что смотрите!
Максимильена совершенно потеряла голову от страха. Ужасное кольцо сжималось вокруг нее. Но в этот момент с улицы Кенкампуа вдруг донесся нарастающий ропот:
- Акции понижаются! Наши бумаги уже ничего не стоят!
Толпа, забыв о Максимильене, ринулась, увлекая ее за собой, к улице Кенкампуа. Молодую женщину толкали со всех сторон, и ей с трудом удавалось перевести дух. Грегуар остался где-то позади.
- Герцог де Бурбон продал свои акции, - слышалось вокруг. - Он уже увозит золото!
- Мы тоже хотим продать свои!
Пятнадцать минут назад эти люди готовы были заложить душу, чтобы получить магические бумажки, - теперь эти акции жгли им пальцы.
Максимильену прижало к стене; рядом возились аббат, нищий, лакей в ливрее и дворянин в парике. Все классовые различия между людьми исчезли: Максимильена видела перед собой лишь бесноватых владельцев акций, объединенных единым стремлением - вернуть свои деньги.
- Они сошли с ума! - прошептала графиня.
Лоу вышел на балкон дома, намереваясь обратиться с речью к толпе.
- Успокойтесь! - воскликнул он, пытаясь воззвать к разуму. - Акции вовсе не понижаются, клянусь вам в этом. Они по-прежнему стоят восемнадцать тысяч ливров. Я обещал вам дивиденды в двенадцать процентов - вы получите сорок!
Это была последняя, отчаянная попытка спасти систему. Максимильена восхищалась мужеством этого маленького рыжего шотландца, но никто не желал его слушать. К нему тянулись яростно сжатые кулаки, и кругом раздавались только бешеные проклятия.
Тем временем Петр, предупрежденный Ромодановским, спешил на улицу Кенкампуа. А князь заменил царя на приеме у герцогини Беррийской, к неописуемой ее ярости.
Уже на подходе к улице Урс толпа была плотной, и Петру пришлось пробивать себе дорогу кулаками. Но люди настолько обезумели, что неохотно расступались даже перед могучим великаном. Петр кричал во весь голос:
- Максимильена, Максимильена!
Почувствовав, что какой-то воришка шарит у него по карманам, пользуясь давкой, Петр схватил своими железными пальцами мошенника за руку и крикнул:
- Беги к Картушу, скажи, что царь нуждается в нем!
Он мгновенно исчез, и Петр подумал, что вряд ли его слова были услышаны. Сам он продолжал с трудом пробиваться сквозь толпу и заметил, что впереди завязалась драка. Внезапно за спиной Петра раздался голос:
- Ты меня звал, царь, я здесь!
Он обернулся и увидел Картуша, которого сразу узнал по улыбке, хотя первая их встреча произошла в темноте, во время схватки на Новом мосту. Картуш казался совсем юным - недаром его прозвали Детка.
- Картуш, помоги мне отыскать одну женщину в этой толпе. Ее надо спасти, потому что ей грозит опасность.
- Кто она? - лаконично осведомился знаменитый бандит.
- Графиня де Вильнев-Карамей, на ней платье…
- Достаточно, царь, я ее знаю, - у меня такое ремесло. Знаю также, что ты ее любишь.
Вынув свисток, Картуш трижды свистнул на разный манер. Через минуту перед ним выросли двое дюжих молодцов.
- Это мои подручные, Франсуа Леру и Жан Бурлон. Для удобства я сделал их приказчиками в банке Лоу, - сказал, смеясь, Картуш, а затем властно распорядился: - Передать всем нашим: оставить в покое герцога де Бурбона с его миллионами и спасать графиню де Вильнев-Карамей.
Бандиты с поклоном ответили:
- Будет сделано, Детка!
Оба тут же растворились в толпе, а Петр и Картуш, чтобы расчистить путь, вынули свои шпаги. Однако те, кто уже дрался, решили, что на них собираются напасть, и тогда началось настоящее сражение. Если бы царь так не тревожился о Максимильене, его позабавила бы эта схватка - но страх за любимую женщину пробудил в нем бешеную ярость против глупцов, мешавших ему пройти.
- Осторожно, царь! - крикнул Картуш, отбивая предательский удар, направленный в спину Петра. Нанес его Амедей де Вильнев-Карамей, которого сопровождал граф де Горн, прославившийся своими пьяными оргиями и распутством.
Амедей оказался на улице Кенкампуа чуть раньше Максимильены и не успел продать ни драгоценности жены, ни документы, удостоверяющие право собственности на дворец Силлери. Вскоре он встретил Горна, и они попытались вдвоем вырваться из этого ада. Узнав царя, Амедей возликовал - ему представилась прекрасная возможность убить соперника. Но тот спасся, благодаря ловкости Картуша. Царь, незнакомый с Амедеем, вскричал:
- У вас низкая душа, сударь! Вы бьете исподтишка!
И Петр обрушил на Амедея град ужасающих ударов. Граф, устрашенный ростом и силой соперника, бросился бежать, но царь схватил его за руку, и Амедей выронил шпагу. Он наклонился, чтобы поднять ее, и в этот момент из его карманов посыпались драгоценности Максимильены. Нищие с воем бросились к нежданной добыче, а Петр с изумлением узнал драгоценности своей возлюбленной. Он понял, с кем имеет дело, и, подчиняясь великодушному порыву, поспешил на помощь Амедею. Но Петр опоздал. Подлый граф де Горн, вместо того чтобы защищать друга, вонзил в него кинжал, пинками отогнал нищих и скрылся с драгоценностями. Царь не верил своим глазам: знатный вельможа, состоявший в родстве с коронованными особами, оказался низким предателем и убийцей!
- Да, царь, - произнес Картуш, - ты видишь, благородные сеньоры становятся преступниками, а бандиты - сеньорами.
Петр опустился на колени перед Амедеем, чтобы посмотреть, можно ли его спасти. Убедившись, что тот мертв, он взглянул на Картуша и сказал:
- Прошу тебя, сохрани это в тайне, я не хочу, чтобы графиня де Вильнев-Карамей знала.
Затем он поднялся, пробормотав еле слышно:
- Страшен суд Господень!
Это была истинная правда, поскольку через несколько месяцев преступного графа де Горна, невзирая на его знатность, колесовали на Гревской площади по распоряжению регента.
Максимильена тем временем безуспешно пыталась выбраться из толпы. Платье ее разорвали, волосы ее разметались по плечам, банты волочились по земле. Она задыхалась, изнемогая от усталости и страшась упасть. Внезапно чьи-то сильные руки схватили ее - это были подручные Картуша в окружении дюжины крепких парней, раздававших тумаки направо и налево. Максимильена, не зная, что это явились ее спасители, в ужасе закричала. Тогда правая рука Картуша, Франсуа Леру, оглушил графиню сильным ударом кулака и взвалил себе на плечо. Пробившись сквозь толпу, он передал Максимильену в объятия Петра.
- О, она умерла! - воскликнул царь, побледнев.
- Да нет, сир, она просто в обмороке!
Тогда Петр, прижав любимую к сердцу, поспешил уйти с улицы Урс в сопровождении бандитов и разбойников. Драка уже начинала стихать. На мостовой валялись раненые и убитые, безудержно рыдал какой-то ребенок, а встречные молча расступались перед великаном. Внезапно один сорванец, повисший на фонарном столбе, заорал:
- Да говорят же вам, это царь!
Ошеломленные парижане глядели на русского императора.
- Точно, это он!
- Черт побери, конечно!
И переменчивая толпа грянула, как один человек:
- Да здравствует царь! Да здравствует император!
Грегуар, который переждал драку, забившись в угол, присоединился к кортежу провожавших царя и кричал громче всех. В конце улицы Картуш свистнул в свисток, и тут же появилась карета.
- Бери мою карету, царь.
Петр нежно положил на сиденье Максимильену и повернулся к Картушу.
- Едем в Россию, - сказал он. - Я тебя сделаю князем и генералом!
- Спасибо, царь, но мое королевство в Париже, и я хочу, чтобы меня повесили именно здесь.
Царь, с грустью взглянув на него, протянул Картушу руку:
- Тогда прощай, друг, и да хранит тебя дьявол.
- Прощай, царь, - ответил Картуш, а товарищи его поклонились.
В карете Максимильена открыла глаза. Петр, склонившись над ней, прошептал:
- Как же ты напугала меня, любовь моя!
Она бросилась ему в объятия.
6
Официальный визит царя Московии длился три месяца. Празднества сменяли друг друга, и Максимильена жила, как в вихре. Влюбленным удавалось иногда увидеться наедине, но это случалось все реже и реже, поскольку Петр с головой погрузился в работу. Он желал подписать договор с Францией, но Филипп Орлеанский медлил, отчего царь приходил в бешенство.
Максимильена посетила Филиппа Орлеанского и спросила, нет ли известий о муже. Филипп, получивший детальный отчет о трагедии на улице Кенкампуа от своей полиции, ответил со свойственным ему тактом, что Амедей исчез, и Максимильена подумала, что граф просто скрывается от кредиторов. Однажды она получила толстый пакет, где находились бумаги, удостоверяющие право собственности на дворец Силлери, с лаконичной припиской "от Картуша".
Петр хотел подарить Максимильене драгоценности, чтобы заменить украденное, но она сказала с обезоруживающей улыбкой:
- Лучше подари мне себя. Теперь я вижу тебя только в толпе народа.
Петр возразил:
- Любовь моя, виной тому не я, а мой долг царя.
И Максимильена вскоре получила колье с бриллиантами, самый крупный из которых имел форму сердца. К драгоценностям была приложена записка: "Прими этот дар. Вручаю тебе сердце Пьера Михайлова".
Однажды Петр решил отправиться в Сен-Сир, чтобы нанести визит мадам де Ментенон.
- Мне будет любопытно взглянуть на старую фею, которая околдовала великого короля, - сказал он Максимильене.
- Ты так восхищаешься Людовиком XIV?
- Он мой учитель. В Санкт-Петербурге ты увидишь дворец, который я приказал выстроить по образцу Версаля.
Максимильена вздрогнула. Очевидно, Петр считал ее отъезд в Россию делом совершенно решенным, хотя с ней он об этом ни разу не говорил. Порой Максимильена спрашивала себя, не исчезнет ли он так, как и появился, - с дуновением северного ветра…
В Сен-Сире царь вошел в спальню мадам де Ментенон вместе с Максимильеной. Старая маркиза уже почти не вставала, и Петр без всяких церемоний сел на край ее постели - к великому изумлению Максимильены и всех присутствующих.
- Какой болезнью вы страдаете, мадам?
- Сир, это просто старость, а еще тяжесть пережитого… Кто эта молодая женщина? - спросила маркиза, указывая на Максимильену.
- Графиня де Вильнев-Карамей…
- Она очень красива, - произнесла старая маркиза, глядя прямо в глаза Петру, - и достойна царя, как я была достойна короля…
С этими словами старая дама откинулась на подушки.
Визиты следовали один за другим. Опера, мануфактурные цеха, Марли, Сен-Клу - дворец принцессы Палатинской, которая, отведя Максимильену в сторону, доверительно сказала ей:
- Малышка, держите с этим великаном ухо востро и ни в чем ему не уступайте, иначе погибнете.
Максимильена улыбнулась доброй принцессе и поцеловала ей руку.
Наконец, за два дня до отъезда, Петр решил посетить Версаль, опустевший после смерти Людовика XIV. В честь царя во дворце устроили иллюминацию, а в Зеркальной галерее сервировали роскошный ужин. В ту ночь дворец ожил - казалось, среди гостей бродила тень великого монарха. После ужина царь с придворными спустился в сад, и тут внезапно разразилась страшная гроза. Все бросились искать убежище, и Максимильена потеряла Петра в толпе. Гремел гром, вспыхивали молнии, на замок обрушился подлинный потоп. Петр метался в поисках Максимильены, но, не найдя ее, укрылся в одном из гротов сада Аполлона.
По гравию зашелестели чьи-то шаги, и царь увидел, что к гроту приближается маркиза де Фондодеж.
- Идите сюда! Под скалой сухо! - крикнул ей Петр.
- О, ваше величество, смею ли я стоять рядом с вами?
Царь терпеть не мог кокеток, но уж очень соблазнительно выглядела молодая маркиза. Она была чертовски привлекательна, и Петр сказал себе, что маленькая любовная интрижка не помешает его любви к Максимильене, которой и знать об этом незачем. Гром продолжал греметь, а изящная маркиза, угадав мысли Петра, подобралась к нему поближе и томно произнесла:
- Я совсем продрогла от этого дождя, сир, посмотрите, как бьется мое сердце!
С этими словами она прижала руку Петра к своей груди. Перед глазами царя вдруг возник укоризненный облик Максимильены, однако маркиза, не теряя времени, прижалась к нему всем телом. Он едва успел подумать: "В конце концов, я царь и имею право…"
Максимильена укрылась от ливня под деревьями напротив грота. Узнав своего возлюбленного, она хотела бежать к нему, но тут заметила графиню, проникшую в грот. Оцепенев от ужаса, она смотрела, как царь заключил графиню в объятия и стал страстно целовать. Не в силах вынести это, Максимильена, рыдая, побежала во дворец, и ее парчовое платье, зацепившись за куст, с треском порвалось.
В блеске молнии, более яркой, чем другие; Петр узнал Максимильену и понял, что она все видела.
- Максимильена, Максимильена! - отчаянно крикнул он.
Дерзкая Фондодеж попыталась удержать царя за рукав, говоря:
- Оставьте эту кривляку, сир, я отдаюсь вам!
- Дрянь! Я уверен, ты сделала это нарочно!
- Конечно, сир, я знала, что она нас видит… Но теперь мы одни, не упускайте же свой шанс!
Не слушая ее, царь бросился прочь из грота вслед за любимой.
"Я в самом деле неисправим, - говорил он себе, - мне отдала сердце прекраснейшая женщина в мире, а я уцепился за юбку маркизы, которая гроша ломаного не стоит!"
Максимильена бежала, не разбирая дороги и задыхаясь от негодования, Придворные, нашедшие убежище в кустах, смотрели на нее и на несущегося за ней царя, не смея вмешиваться.
- Максимильена! - кричал Петр. - Приказываю тебе остановиться!
Наконец она, уже совсем задохнувшись, достигла дверей и, заметив боковую лестницу, вихрем взлетела по ней. Максимильена знала Версаль, поскольку бывала здесь с отцом, но теперь, пребывая в смятении и оказавшись в темноте, не понимала, куда бежит. Петр кричал ей вслед:
- Остановись, Максимильена!