4
Петр, побежав на шум, увидел остановившуюся карету. Лакеи разбегались в разные стороны, а какой-то человек, стоя на подножке, отбивался своей шпагой от шестерых бандитов, которые одерживали над ним верх, невзирая на всю его храбрость.
- Ко мне, мерзавцы! - кричал он слугам. - Неужели вы дадите зарезать своего господина?
Но лакеи были уже далеко. Главарь бандитов крикнул:
- Не сопротивляйтесь, сударь, нам нужен только ваш кошелек.
- Нет, - отвечал тот. - Прежде вам придется убить меня.
Сражение возобновилось, Петр, мгновенно оценив ситуацию, кинулся в схватку с криком:
- Держитесь, сударь, я вам помогу!
Бандиты сначала явно растерялись, но затем по знаку главаря разбились на две группы: один продолжал атаковать человека на подножке, пятеро же ринулись на Петра. Он проклинал себя за то, что вышел без шпаги, однако предаваться сожалениям было некогда. Несмотря на численное преимущество нападавших, Петру удалось схватить первого, кто подвернулся под руку, и швырнуть в бандитов бесчувственное тело, как снаряд. Затем, схватив еще двоих, он ударил их лбами с такой силой, что бедняги попадали, не издав никакого звука. Не обращая внимания на оставшихся бандитов, Петр вскочил на козлы и завладел кучерским кнутом. В его руках это было страшным оружием, и главарю бандитов пришлось прикрикнуть на них:
- Чего встали, канальи? Я покажу вам, как надо драться!
Разбойники, весьма довольные таким оборотом дела, расступились, а главарь, подойдя к карете, обратился к Пьеру вежливо:
- Сударь, я был бы счастлив сойтись с вами в поединке, поскольку вы сумели одолеть самых отважных прохвостов Франции. Как вам угодно драться - на кулаках или на шпагах?
Петр рассмеялся.
- Клянусь Богом, ты мне нравишься! Ты не похож на обычного бандита. Поскольку шпаги у меня нет, выбираю драку на кулаках.
Сказав это, Петр спрыгнул с козел.
Человек, за которого он вступился, по-прежнему стоял на подножке кареты. Вложив шпагу в ножны, он спокойно произнес с сильным английским акцентом:
- Желаю вам удачи, милорд, и надеюсь, что вы справитесь!
- Вы слишком добры, - отозвался Петр с поклоном, а затем повернулся к главарю банды: - Я к твоим услугам, мерзавец.
Он, поклонившись, ответил с изысканной любезностью, как при светской беседе:
- Ваш покорный слуга, сударь.
Петр был выше и сильнее; но противник был очень ловок и ускользал из его рук, как угорь. Вскоре оба уже катались, сцепившись, на грязной земле, - у Петра была разбита губа и бровь, а у главаря банды кровь хлынула из носа. Эти легкие телесные повреждения не мешали императору и бандиту бить друг друга с прежним жаром и обмениваться при этом комплиментами.
- Одно удовольствие драться с вами, сударь, - говорил бандит, задыхаясь.
- С таким ловкачом, как ты, я еще никогда на кулачках не бился, - отвечал Петр, лицо которого было в крови.
В этот момент послышался топот сапог.
- Ночная стража! - вскричали разбойники.
Петр уже прижал вожака к земле, и тот не мог пошевелиться. Царь применил болевой прием, едва не задушив своего противника. Стража была уже близка, и Петр мог бы отдать висельника в руки солдат. Но он, поднявшись, протянул ему руку со словами:
- Ты свободен.
Главарь подобрал свою шляпу и, прежде чем удрать, крикнул:
- Если я тебе понадоблюсь, приходи на улицу Кенкампуа. Там меня все знают.
- Ты кто? - спросил Петр.
- Я король Парижа, меня зовут Картуш, а тебя?
- А я царь Московии, - промолвил Петр.
Вот так англичанин узнал, кто был его обидчиком и кто был его спасителем. Повернувшись к нему, Петр приложил палец к губам:
- Ни слова об этом, договорились?
К ним подошел офицер ночной стражи:
- Что случилось, господа?
- О! Ничего особенного, - флегматично отозвался англичанин. - На меня напали, а этот господин пришел мне на помощь.
И, повернувшись к царю, добавил:
- Сочту за честь предложить вам место в своей карете. Я отвезу вас, куда скажете.
Вместо ответа Петр сел на кучерское место со словами:
- Садитесь рядом, сударь, я сам буду править.
Англичанин занял место рядом с царем, который подхлестнул лошадей.
- Я еду во дворец Силлери, покажите мне дорогу, - сказал Петр.
- Это недалеко от улицы Урс. Надо проехать мимо Лувра и, Тюильри.
- Кто вы, сударь? - спросил царь.
- Я шотландец, мое имя Джон Лоу.
- В таком случае, господин Лоу, я вас знаю! Я изучал вашу систему. Вы чародей с улицы Кенкампуа.
- Каким образом вам это стало известно, сир?
- Видите ли, господин Лоу, в моем положении нужно знать все.
- Я на мгновение усомнился, что вы действительно царь, сир, а вот Картуш поверил сразу. Теперь и я в этом не сомневаюсь. Вижу, что ваша репутация не отражает всех ваших достоинств.
- Ваша система меня заинтересовала, сударь, но я в нее не верю. Для этого еще не пришло время. Люди продают имущество, замки, драгоценности и приносят вам свое золото, потому что считают вас чародеем, но что будет, когда ваша магия перестанет действовать?
- Сир, я много думал об этом. Я долго не решался осуществить мою теорию на практике, но меня просил регент, и с моей стороны было бы невежливо отказать ему.
Петр прервал шотландца:
- Это и есть Тюильри? Здесь живет юный наследник?
- Да, сир.
Над Парижем занималась серая заря. Город постепенно просыпался. Уже слышались крики:
- Кому воды!
Несмотря на бурную ночь, царь не чувствовал усталости. Редкие прохожие с изумлением смотрели на карету, которой правил окровавленный человек-великан, а рядом восседал рыжий человечек. Въехав в Сен-Антуанское предместье, странный экипаж вскоре оказался у дверей дворца Силлери.
- Спасибо, сударь, - сказал царь. - Надеюсь, что в скором времени буду иметь удовольствие встретиться с вами.
- Сир, это я навсегда останусь вашим должником.
- Позвольте мне дать вам совет, - добавил Пьер. - Уезжайте из Франции, пока еще есть время. Иначе, поверьте мне, в одно прекрасное утро вас разбудят без излишних церемоний и выкинут вон без единого су.
- Возможно, вы правы, сир, но я люблю рисковать.
- Как вам угодно, сударь.
- До свидания, сир.
Петр легко соскочил на землю. Очевидно, все обитатели дворца еще спали, но царь никогда не отступал перед трудностями. Он перелез через решетку, спокойно прошел мимо домика, где дремал привратник, и поднялся на крыльцо. Дверь была закрыта; двинувшись вдоль фасада, он вскоре увидел приоткрытое окно, через которое и проник в гостиную. Полагая, что спальня Максимильены должна находиться на втором этаже, он взошел по лестнице и шел по коридору, осторожно открывая двери одну за другой. Войдя в красивую комнату, обитую синей тканью с золотыми разводами, он увидел Максимильену, спавшую сном младенца.
Петр смотрел на нее, ослепленный ее красотой. Длинные темные с золотистым отливом волосы разметались по подушке. Простыня сползла, и легкая ткань ночной сорочки облегала прекрасную фигуру. Грудь слегка вздымалась в такт дыханию, и царем внезапно овладело безумное желание. Петру казалось, что первая ночь их любви была очень давно. Он неистово жаждал обладать этой женщиной с нежной кожей, свежей, словно персик. Никогда не испытывал он такого волнения при виде женского тела, однако к сладострастному томлению примешивалось глубокое чувство, пронзившее ему душу.
Максимильена пошевелилась, и рубашка приподнялась, обнажив бедра и живот, - она была очень изящна и хрупка, Петра вновь охватило сильное желание - он не мог спокойно смотреть на Максимильену. Не в силах сдерживать себя, Петр нежно провел рукой по ее груди. Максимильена повернулась, бормоча что-то невнятное, затем открыла глаза и встретилась глазами с влюбленным взглядом Петра. Приподнявшись, она поспешно потянула простыню, заметив, что спала с совершенно обнаженной грудью. После паузы она вскричала:
- Что вы здесь делаете, сударь? Я не хочу вас видеть.
Петр, улыбнувшись, привлек Максимильену к себе и начал покрывать ее тело быстрыми страстными поцелуями. Затем он завладел губами Максимильены. Она чувствовала жар его тела и всем своим существом тянулась к этому мужчине.
- О, Пьер, как могла я подумать, что не хочу тебя больше видеть, - шепнула она ему.
Петр не отвечал, осторожно снимая с нее сорочку и с восторгом обнажая вновь это дивное тело, которое пробуждало в нем все более сильное желание. Он зарылся лицом в душистый шелк волос обожаемой женщины. Максимильене нравилось подчиняться опытным рукам Петра. Он прижал ее к себе, покорную, как никогда, а она провела пальцами по мускулистой груди. Петр, вздрогнув всем телом, с силой навалился на нее. Ангел любви простер крылья свои над ними - и они уже ничего не замечали. Значение имела лишь их страсть, и они пылко устремлялись навстречу друг другу. Но Петр сознательно медлил, чтобы полнее насладиться тем божественным мгновением, когда они должны были слиться воедино, а их постель превратиться в корабль, плывущий по бесконечному океану обретенного наконец счастья.
Потом они лежали рядом, держась за руки, и на губах их бродила улыбка умиротворения. Солнце, пробиваясь сквозь тюлевые занавески, бросало блики на вощеный паркет. Максимильена и Петр были счастливы.
Максимильена, улыбнувшись Петру, слегка коснулась губами его щеки и сказала:
- Как я люблю тебя, Пьер, как сладко быть с тобой…
- Прости, любовь моя, - промолвил Петр, - за комедию в оранжерее. Я просто хотел увериться в твоих чувствах. Теперь я понимаю, что не было нужды в этом маскараде… уверен, что ты всегда будешь моей! Мы больше не расстанемся, жизнью клянусь тебе!
- О Пьер, любовь моя… Но что это у тебя на лбу?
- Ничего. Я подрался с одним приятелем, - ответил он, смеясь.
- Странные же у тебя приятели! Это нельзя так оставлять, пойдем со мной.
Царь позволил отвести себя в маленькую комнату, где Максимильена держала свои туалетные принадлежности. Она намазала ему лоб мазью, приготовленной Элизой, а затем наложила повязку.
- Вот теперь лучше, - промолвила она удовлетворенно.
Петр ворчал, но в глубине души радовался, что Максимильена так заботится о нем. У обоих возникло ощущение, будто они прожили вместе уже целую вечность. Они великолепно дополняли друг друга.
В дверь постучался Грегуар.
- Госпожа графиня, князь Ромодановский просит принять его.
- Что же делать, Пьер? - прошептала Максимильена.
- Пусть поднимется сюда, мне надо с ним поговорить…
Ромодановский, войдя в спальню, не без удивления увидел, что его повелитель сидит на постели, завернувшись в простыню и с повязкой Максимильены на лбу; а сама графиня в очаровательном белом пеньюаре с длинными зелеными бантами сидит, улыбаясь, у него на коленях.
- Государь, - сказал Ромодановский, - простите меня, но я беспокоился и не знал, что ответить маршалу де Тессе, который требует представить план сегодняшних визитов.
- Что же ты ему сказал? - встревоженно спросил Петр.
- Что вы спите, государь, во дворце Ледигьер.
- Прекрасно. Возвращайся туда. Скажи маршалу, что я проснулся и что хочу видеть у себя юного Людовика XV. Поскольку согласно этикету мы должны встретиться в Лувре или в Тюильри, французы придут в ужас. Обсуждение выходок русского царя займет не меньше трех дней, и ты объявишь, что я, крайне рассерженный, заперся в своих апартаментах. Таким образом я смогу остаться с Максимильеной.
Графиня слушала возлюбленного в полном изумлении, лишь сейчас осознав, насколько велика его власть.
- Да, - промолвил Ромодановский, - это наделает много шума при дворе!
- Регент покричит и успокоится.
- Но, государь, подумайте о договоре, который вы хотели заключить с Францией против Швеции.
- Я помню об этом, друг мой, но дай мне несколько дней счастья.
Когда они остались вдвоем, Петр нежно обнял Максимильену, шепнув:
- Видишь, какие безумства я совершаю ради тебя? Ты понимаешь, как сильно я тебя люблю?
Однако после визита Ромодановского Максимильена уже не чувствовала себя такой свободной, как прежде. Она поняла, что обнимает ее царь, владыка великой империи.
- Пьер… государь, - поправилась она, - это безумие! Вам не следует ставить под удар договор из-за меня!
Петр, обхватив Максимильену за талию, со смехом закружил ее по комнате.
- Что это значит, госпожа графиня? Вы называете "государем" любимого человека? Я был и остаюсь для тебя бароном Пьером Михайловым!
Максимильена обхватила шею Петра:
- Но… но это ужасно! Ты царь. Разлука неизбежна, ведь ты вернешься в Россию… К тому же, - она понизила голос, - ты женат!
- Послушай меня, дорогая, - ты городишь глупости. Разумеется, я женат, но ты тоже замужем, и тебе придется расстаться с мужем. У императрицы Екатерины, я прекрасно знаю это, есть любовники, в числе которых и мой фаворит Меншиков. Я закрыл на это глаза ради спокойствия. Словом, бросим все эти серьезные разговоры: у нас есть три счастливых дня и… и это целая вечность!
5
Ромодановский оказался прав. Поведение Петра ошеломило французский двор. Князь-посланник Борис Куракин метался между Пале-Ройялем и дворцом Силлери, сообщая Петру о различных примирительных шагах регента. Однако царь оставался непреклонен, по-прежнему скрываясь в спальне Максимильены.
На третий день Куракин принес известие, что регент, великий дипломат, дает согласие на встречу юного короля Людовика XV с Петром во дворце Ледигьер. Вновь начиналась жизнь по правилам этикета.
Во дворце Ледигьер Петр ожидал короля в окружении своих бояр, а также маршала де Тессе, Либуа и маркиза де Майи-Бреля. Он попросил Максимильену присутствовать на встрече в качестве императорского гида. Она была еще красивее, чем прежде, в своем платье из кремово-золотой парчи, с фижмами, подчеркивающими ее изящную талию. На тонком лице с чуть вздернутым носом выделялись большие фиалковые глаза.
Регент прибыл вместе с семилетним королем, в сопровождении толпы придворных. Царь встретил гостей во дворе. Маленький король, по росту доходивший Петру до колена, поднял вверх свое красивое личико, обрамленное золотыми кудрями. Петр, придя в умиление от малыша, правившего прекраснейшей страной Европы, поднял его на руки, подбросил в воздух, а затем расцеловал в обе щеки.
Французские придворные были ошеломлены - никто еще не смел так обращаться с юным монархом.
Петр опустил Людовика на землю. Малыш заливисто смеялся. Тогда рассмеялся регент, и его примеру последовал весь двор.
Максимильена с восхищением смотрела на Петра, думая: "Он все делает иначе, чем другие!"
Царь же, церемонно поклонившись, спросил мальчика:
- Не угодно ли будет вашему величеству пройти в гостиную, чтобы обсудить государственные дела?
Людовик XV, вложив свою маленькую ручку в ладонь царя-великана, ответил, как научил его наставник, герцог де Вильруа:
- Мы будем счастливы вступить в переговоры с вашим императорским величеством.
Герцог де Сен-Симон склонился к уху Максимильены:
- Мы присутствуем, мадам, при историческом событии - Петру Великому было мало склонить Францию к своим ногам, теперь он взял ее на руки!
Майи-Брель суетился и ворковал так, словно этот визит был делом его рук. Он подошел к Сен-Симону и Максимильене, важно держа голову в напудренном парике:
- А вы знаете, графиня, что у моего рода есть право садиться в императорских покоях?
Герцог с улыбкой промолвил:
- Да неужели, маркиз?
Максимильена предпочла оставить их, ибо оба были всецело поглощены обсуждением этого чрезвычайно важного вопроса.
Она заметила Амедея, смотревшего на нее с явной враждебностью. Но он затерялся в толпе, окружавшей регента, и она забыла о нем. Затем в сопровождении Куракина и Ромодановского Максимильена вошла в гостиную, где сидели царь и король. Им приготовили кресла одинаковой высоты, и все, кто присутствовал при их встрече, надолго запомнили невиданную картину: маленький мальчик и великан, ведущие дружескую беседу.
Петр Великий, представив королю князей из своей свиты, сказал наконец:
- Мы счастливы познакомить ваше величество с графиней де Вильнев-Карамей, которая спасла нам жизнь. Мы просим ваше величество запомнить навсегда это имя и имя ее сына Адриана…
Максимильена была взволнована. Она присела в глубоком реверансе, а маленький король, посмотрев на нее с серьезным видом, повернулся к Петру и сказал:
- Мы не забудем, сир, рекомендации вашего величества, ибо мы никогда ничего не забываем.
Придворные переглянулись с удивлением. Все взгляды устремились на Максимильену. Ее влияние возрастало… возможно, ей предстояло стать фавориткой российского двора…
Принцессы, которые надеялись на комплимент, а быть может, даже и на визит царя, в ярости кусали губы, забыв о своем соперничестве. Они были удивлены, увидев Максимильену.
Регент издали сделал ей дружеский знак. Майи-Брель растерялся и ничего не мог сказать.
Максимильена смотрела на Петра глазами, полными слез, - он во всеуслышание объявил о своей любви к ней.
А граф Амедей де Вильнев-Карамей поспешно удалился из дворца Ледигьер. Он был глубоко уязвлен. Амедей стал свидетелем триумфа своей жены, и гордость его была ущемлена. Кроме того, Максимильена понятия не имела, до какого финансового краха дошел ее муж, промотавший состояние в оргиях и попойках. Вильнев-Карамей уже успел тайком от жены продать несколько имений, принадлежавших ему как приданое Максимильены, обратив все деньги в билеты банка Лоу.
Но даже и этих билетов ему уже было недостаточно. Приняв решение отомстить, он приказал отвезти себя во дворец Силлери. Ворвавшись туда, словно безумный, он оттолкнул Грегуара и бросился в покои Максимильены. Адриан играл там под присмотром Элизы. Даже не взглянув на ребенка, граф кинулся к шкатулке с драгоценностями, затем взломал замок секретера и завладел бумагами, удостоверяющими право собственности на дворец Силлери. Элиза попыталась было вмешаться, но Амедей в бешенстве отшвырнул ее в сторону. Он сбежал, словно вор, набив карманы украденными драгоценностями и документами. Впрыгнув в карету, он крикнул кучеру:
- На улицу Кенкампуа!
Во дворце Силлери слуги были вне себя от отчаяния. Адриан, ничего не понимая, плакал и звал маму. Элиза, заламывая руки, говорила Грегуару:
- Господи! Как сказать об этом госпоже графине?
- Дурной отец, дурной супруг! - отвечал Грегуар. - А теперь еще и вор! Подумать только… граф де Вильнев!
В то время как Амедей был в замке Силлери, Максимильена смотрела, как юный король покидает дворец Петра Великого. Царь, очарованный ребенком, к всеобщему удивлению, вышел проводить его до кареты. Людовик XV держал теперь за руку регента, своего дядю. Оба любили друг друга и во время беседы обменивались понимающими взглядами, что очень понравилось Петру. Людовик тихонько сказал дяде:
- Царь такой добрый! Мне хотелось бы, чтобы он еще раз подбросил меня в воздух!
Регент с улыбкой возразил: