Слухи распространялись. Говорили, что события в Сандринхеме не похожи на те, что случались в других загородных домах, и, вполне возможно, что это были чьи-то злонамеренные действия. Никто из гостей во время своего пребывания там не обнаружил запаха гнилой, застоявшейся воды – причины многих болезней.
Доходили и обрывки сплетен, распространяемых теми, кто не был в замке в этот уик-энд. Хотя большинство гостей были хорошо известны и в Мальборо-Хаусе, но на этот раз в Сандринхеме появилось несколько новых лиц.
Например, американка, бывшая гувернантка и вообще таинственная особа. Ее предполагаемый жених, младший сын всем известного Человека-Крота, прославился лишь тем, что о его поведении и эксцентричных выходках ходило много слухов, однако все это было присуще любому молодому джентльмену. Поэтому сия парочка не привлекала особого внимания. А вот личность богатого фабриканта Джозефа Смита дала повод для догадок и предположений. Хотя он и был в клубах Лондона, на балах и званых ужинах, никто по-настоящему не знал, кто он. Смит оставался загадкой. Он был всегда рядом, но никто не мог похвастаться близкой дружбой с ним. Кроме разве молодого лорда Гастингса, который славился тем, что, даже будучи мертвецки пьяным, умел хорошо держаться в седле, но отнюдь не имел задатков злодея.
К тому же леди Мерримид, когда ее стали расспрашивать, упомянула о том, что Джозеф Смит первым покинул Сандринхем. Он уехал очень рано, еще до рассвета, она сама видела из своего окна, как он покинул замок.
Возникали вопросы, сначала их задавали шепотом, затем громче, вслух, а потом они стали появляться тщательно сформулированными на полосах бульварных газет. Как этому человеку удалось сколотить такое состояние? Откуда он родом? Пронырливые журналисты так ничего и не разузнали о подробностях его прежней жизни. В Оксфорде все преподаватели и наставники помнили Смита лишь как серьезного юношу, прилежно изучающего богословие.
Как мог богослов стать фабрикантом, преуспеть как финансист и ученый-химик? Он был удивительно осведомлен обо всех новых научных открытиях во Франции и Германии. Слишком много странного и непонятного было в этом мистере Джозефе Смите.
Оставалось лишь одно логическое объяснение: кто-то его поддерживает. Какая-то организация или скорее всего иностранное государство вкладывает средства в компанию Джозефа Смита, а он, в свою очередь, вынашивает дьявольские планы уничтожения королевской семьи.
Эти слухи вызвали серьезное недовольство, а одна из газет напечатала на первой странице сообщение об аресте Джозефа Смита как изменника родины и рисунок джентльмена с бородой, которого держали за руки наводящие страх полицейские. При ближайшем рассмотрении оказалось, что на рисунке был изображен врач, обвиненный четыре года назад в убийстве жены. Но это опровержение для читателей уже не имело значения. Ведь заголовки объявляли, что это Смит, поэтому в Лондоне поверили, что это был именно он.
К несчастью для издателей газет, сообщение оказалось чистейшей ложью.
Но тут случилось нечто действительно сенсационное: Джозеф Смит куда-то пропал, словно вовсе исчез с лица земли.
Филип все больше уделял внимание избирательной кампании.
Когда он окончательно поправился после уик-энда в Сандринхеме, то развил необычайно бурную деятельность. По дому он ходил с отсутствующим взглядом. За ним нередко следовал его друг Мортимер.
Иногда Филип, избегая всех, входил к себе в комнату по черной лестнице и тут же отправлял слугу заняться чем-нибудь и не мешать ему. Однажды, случайно увидев его, входящего с черного хода, Констанс поняла причину странного поведения Филипа. Его сюртук был испачкан яичным желтком, скорлупой и чем-то похожим на раздавленные гнилые помидоры, на одном плече, как эполета, повис лист салата.
Очевидно, что его очередная речь перед избирателями была принята ими не так, как он ожидал.
Филип решил воспользоваться помощью одного уходящего в отставку члена парламента. Но достопочтенный Чарлз Бекерсби чаще дремал, чем активно наставлял Филипа в его предвыборной деятельности. Правда, дела у соперника Филипа обстояли еще хуже: некий мистер Джонс, чтобы избежать встреч с недовольными избирателями, прятал лицо под широкими полями шляпы и носил темные очки.
Преимуществом Филипа были деньги семьи и то обстоятельство, что половина жителей Боллсбриджа получал работу и средства существования от хозяев поместья Гастингс-Хаус. Это и гарантировало успех Филипу.
Когда же наконец начались выборы, событие, которое продолжалось целых три дня, Филип сразу же вырвался вперед и после этого не терял голосов. Теперь он стал членом парламента от консерваторов, и семья праздновала победу.
Для Констанс ничего не изменилось. Дни однообразно шли по заведенному порядку: встречи за столом и скучные беседы с Филипом и его семьей. Единственным человеком, с которым она себя чувствовала хорошо и свободно, был старый герцог. Он один скрашивал ее дни, и она привыкла к их ежедневному чаепитию в подвале.
Затем она возвращалась в свою комнату или отправлялась на прогулку, если позволяла погода. Раньше, когда она была гувернанткой, дети, которые имели каждый свой характер, всегда вносили какое-то разнообразие в ее жизнь.
Однажды, во второй половине дня, перед чаем, когда она была в библиотеке, кто-то постучал.
– Мисс Ллойд? Простите. – Стелла присела. – Только что из Сандринхема для вас прибыл пакет. Он очень странной формы.
– Из Сандринхема? Интересно, что это может быть. Дай мне посмотреть.
Девушка кивнула и через минуту вернулась с прямоугольной, удлиненной формы посылкой в толстой оберточной бумаге.
Констанс прочитала надпись.
– Это не из Сандринхема. Он был послан туда, когда я уже уехала. Вот его и переслали мне сюда. Обратного адреса нет.
Она потянулась за ножом для бумаги, чтобы открыть посылку. Содержимое заставило ее рассмеяться. Только так она могла реагировать на то, что увидела.
– Что это? – спросила ее Стелла.
– Это бюро, на котором пишут письма. Его кладут на колени. Оно принадлежало моей матери и было поломано. Он починил его.
– Кто ее вам послал?
– Джозеф. Я хочу сказать – мистер Смит. Господи, не видно, где оно было сломано. Посмотри, Стелла. Даже при ярком свете не видно трещин. Где ему удалось найти мастера, чтобы так починить его?
Она провела рукой по дереву, удивляясь его гладкости. Бюро выглядело лучше, чем прежде. Констанс открыла крышку и увидела хрустальные чернильницы разных цветов для разных чернил. Их грани блестели. Два гусиных пера, два золотых и пачка писчей бумаги с изящными инициалами!
– Не правда ли, красиво, мисс? – не выдержав, сказала Стелла.
– Очень красиво. – Констанс снова коснулась дерева, оно казалось ей мягким, бархатистым, инкрустация на нем сияла.
– Вот это сюрприз! – воскликнула Стелла и постаралась скрыть улыбку, видя выражение лица своей госпожи. – Это настоящий сюрприз.
– Да, – согласилась Констанс.
Открыв одно из отделений, она тут же увидела конверт.
– Я еще никогда не видела такой красоты! – продолжала восторгаться Стелла.
– Да, вещь очень красивая. После чая я поднимусь к себе и напишу письмо.
Она никому не должна показывать этот конверт. Это письмо от Джозефа. Он послал ей его. Никто не должен знать об этом.
Констанс осторожно положила письмо на место.
– Я, пожалуй, спущусь вниз. Все уже собрались?
– Да, конечно, мисс Ллойд. Вы будете пить чай с ними?
Констанс вообще не хотела пить сегодня чай или, на худой конец, предпочла бы скорее общество герцога, а не герцогини, Диши и Филипа.
Но вдруг она улыбнулась:
– Пожалуй, сегодня я присоединюсь к ним.
Вместе со Стеллой она покинула библиотеку, спрятав от чужих глаз бюро, конверт и все секреты, которые были в нем.
Глава 12
Кроме Филипа, герцогини и Кавендиша кто-то еще был в красной гостиной.
Констанс слышала женский голос, мягкий, томно-медлительный, однако хорошо различимый в коридоре. Этот голос ей уже был знаком.
В это время открылась дверь и появился Филип. Лицо его было красным от волнения, словно он был в какой-то опасности.
– Филип!
Он едва повернул к ней голову, но шага не убавил.
– Заседание. Я не должен опоздать. – Он как-то неопределенно махнул ей рукой и скрылся за поворотом коридора.
– Мисс Ллойд? Это вы?
Герцогиня услышала ее голос. Теперь у Констанс не было выбора.
Войдя в гостиную, она увидела прежде всего сияющую герцогиню. Такой счастливой мать Филипа была только в тот день, когда пришло приглашение в замок Сандринхем. Диши, как обычно, сидел в своем кресле с газетой на коленях. В уголке его рта застряла крошка от съеденного пирожного.
– Мисс Ллойд, у нас замечательная новость!
Третьим человеком в гостиной была Виола. Она сидела в голубом с золотом кресле с высокой спинкой.
– Мисс Ллойд об этом уже знает.
– Вы уже сказали ей о вашей помолвке? Где вы могли встретиться?
Констанс только собралась объяснить, что они встретились в Сандринхеме, но в этот момент Виола едва заметно кивнула головой.
– О, мы встретились…
– Здесь. Мисс Ллойд гуляла в саду, а я сидела и рисовала.
– Да, – поддержала ее Констанс. – Я рада снова видеть вас, мисс Рэтботтом. А как получилась ваша акварель?
– Боюсь, не очень хорошо. Пошел дождь, и зеленая краска дубов потекла на цветущие яблони.
– А еще говорят, что маленький дождик никому не помешает.
Констанс посмотрела на Виолу, пытаясь понять, почему их встреча в Сандринхеме должна остаться в тайне. Герцогиня сошла бы с ума от радости, если бы узнала, что обе ее будущие невестки были в обществе принца и принцессы. Может быть, потому, что не был приглашен Диши?
– Вы правы, мисс Ллойд. Иногда даже самые невинные капризы природы могут быть опасными.
Разговор стал принимать все более загадочный характер.
– Боюсь, я не поздравила вас как следует, – промолвила Констанс, повернувшись к брату Филипа.
Он кивнул, но тут же развернул газету и уткнулся в нее.
– Кажется, вас с Виолой не надо представлять друг другу, – промолвила герцогиня.
– Я столько слышала о вас, мисс Ллойд, – подхватила разговор Виола, – и буду только рада познакомиться с вами поближе.
– Да, конечно. Наше знакомство…
– В саду. Это был яблоневый сад.
– Конечно. Поэтому все было без особых формальностей.
– Моя кузина леди Мерримид тоже была в Сандринхеме вместе с вами, не так ли?
– Да. Я имела удовольствие познакомиться с ней. Она тоже неплохо рисует. Видимо, этот талант присущ всем в вашей семье.
Виола, казалось, растерялась.
– Неужели Абигайль там рисовала? Это не похоже на нее. Во всяком случае, мне всегда нравились ее рисунки. Я завидовала ее таланту.
– Она, бесспорно, талантлива, – согласилась Констанс.
Герцогиня попросила Виолу разлить чай. Молодая женщина спокойно и непринужденно сделала это, не выказывая почтительного волнения перед ее светлостью. Это не могло не восхитить Констанс.
– Мне показалось, что Филип куда-то страшно спешил, – заметила она.
– Да, он очень спешил.
– Еще бы. Похоже, он не жаждет твоего общества, Виола, – вдруг оторвался от газеты Диши.
Констанс с удивлением повернулась к нему. Обычно он удерживался от каких-либо комментариев, если его не вынуждали к этому.
Виола опустила глаза.
– Очень мило с твоей стороны, Кавендиш.
– Перестань. Ты не переставала мучить беднягу. Вспомни, как ты его столкнула в ров с пауками, где бы он так и остался, если бы не этот лохматый Джозеф Смит, проводивший у нас каникулы. Только он один заметил отсутствие Филипа.
Виола поставила чашку.
– Было очень забавно. Признаюсь, это моя проказа. – Она повернулась к Констанс, и нарочитая небрежность ее слов отнюдь не подкреплялась внезапной скованностью движений. – Видите ли, я известна среди завсегдатаев Мальборо-Хауса своими выдумками и шутками. В прошлом году я бросила кусок мыла в супницу на вечеринке в честь открытия сезона в Лондоне. В поместье Мартин-Смитов, куда все съехались поохотиться, я поставила на притолоку бутылку с чернилами.
У бедной герцогини был совершенно озадаченный вид. Она посмотрела на сына, но тот не собирался прийти ей на помощь. Скрестив ноги, он аккуратно подтянул на коленях брюки и продолжал читать газету.
– Дорогая, – не отрываясь от чтения, наконец промолвил он. – Возможно, лучше не рассказывать мисс Ллойд о твоем успехе в свете благодаря твоему бесспорно яркому остроумию.
– Глупости. Я все объясню мисс Ллойд. Это только позабавит ее. Да, я мучила Филипа, и не только в детстве. Но противный мальчишка даже не желал смотреть в мою сторону. Поэтому мои шалости становились все злее, все оскорбительнее, а когда я вышла в свет, меня уже считали безнадежной для воспитания.
Кавендиш откашлялся и явно выразил желание удалиться. Даже герцогиня была потрясена, хотя пыталась сохранить приятное выражение лица. Она то и дело поглядывала на Констанс.
– Однажды я даже…
Кавендиш с шумом сложил газету.
– Пожалуйста, Виола, хватит. Ты достаточно высказалась.
– Должна признаться, что я паршивая овца в нашем семействе. Но теперь, когда мы с Диши помолвлены, все счастливы. – Она улыбнулась. – Это сообщение всегда делает всех счастливыми.
Констанс посмотрела на герцогиню, та на сына, а Кавендиш только пожал плечами.
– Когда-нибудь в один прекрасный день, Виола, ты научишься тонкому искусству молчания.
– Я не сомневаюсь, дорогой Кавендиш, что именно ты станешь моим учителем. – Виола сказала это с такой милой улыбкой, что ни у кого не хватило бы мужества упрекнуть ее в чем-либо.
За чаепитием Констанс занимала одна мысль: как эти два человека смогут найти свое счастье в браке? Они были настолько разными, что представить их вместе было просто невозможно.
Она долго сидела на кровати в своей комнате, той самой золотой комнате, в которую ее переселили после триумфа с приглашением в замок Сандринхем.
Стемнело, вошла Стелла зажечь лампы и развести огонь в камине.
– Не хотите ли прилечь, мисс?
Констанс ответила не сразу, но потом отрицательно покачала головой. Стелла, присев, вышла с недоумением на лице.
В дверь постучали.
– Войдите, – прошептала она.
Дверь открылась, и вошел виконт Кавендиш с письменным бюро в руках.
– Сэр? – Констанс поднялась с кровати.
– Простите, – сказал он. – Простите, я просто принес вам вот это.
– Благодарю вас. – Взяв доску, Констанс положила ее на кровать. После чаепития она забыла о бюро, оставленном в библиотеке.
– Я не собираюсь быть навязчивым, мисс Ллойд. Но я хотел бы извиниться за случившееся в гостиной. Виола – человек импульсивный, и она, видимо, волнуется по поводу нашего предстоящего союза.
– Я ее вполне понимаю, – быстро заверила его Констанс.
– Да, для нас это предмет волнения. По количеству помолвок мы побили все рекорды. Увидимся за ужином.
Он кивнул, прощаясь, она ответила ему тоже кивком, однако на пороге виконт задержался.
– Вам, должно быть, наше семейство кажется тяжелым. Но каждый из нас по-своему старается, чтобы все было хорошо. Надеюсь, сегодняшний день не заставит вас думать, что мы несколько странные люди.
– Не беспокойтесь, сэр, – улыбнулась Констанс. – Уверяю вас, что все, что было сказано сегодня, ни в какой степени не повлияло на мое мнение о вас.
В дверях он вдруг остановился, улыбка исчезла, и Констанс показалось, что он еще что-то хочет сказать ей. Она легонько помахала ему рукой.
– Я должна переодеться к ужину, – мило сказала она.
Виконт наконец ушел.
Констанс не тронулась с места и какое-то время смотрела на закрывшуюся дверь. Потом быстро открыла бюро и скользнула рукой к заветному ящичку, чтобы достать письмо Джозефа. Сначала она подумала, что ошиблась и ищет его не в том месте.
Но вскоре поняла, что письмо исчезло.
* * *
Ужин прошел в более приятной обстановке, главным образом благодаря присутствию за столом Виолы, которая отвлекала внимание герцогини, обычно не сводившей глаз с Констанс, да и сама Виола была приятным отвлечением для Констанс. Другим сюрпризом было присутствие Филипа, вернувшегося поздно с заседания, но уже успевшего переодеться в смокинг и начистить до блеска обувь. Он как раз поспел ко второму блюду.
Заметные перемены произошли в виконте Кавендише, не в одежде, разумеется, а в том, что он вдруг стал внимателен и вежлив с Констанс.
Герцогиня подождала, когда слуга подаст еду Филипу, и лишь потом заговорила:
– Итак, нам известно, наш дорогой Кавендиш и дорогая Виола вскоре сочетаются браком…
Филип с непроницаемым выражением лица смотрел в тарелку.
– А поскольку Диши является наследником поместья, вполне разумно полагать, что его бракосочетание состоится ранее, чем бракосочетание его младшего брата. Думаю, шести месяцев разницы будет достаточно. Главное, все знают, что Филип помолвлен. Он выиграл на выборах. Поспешный брак едва ли ему нужен.
Филип неожиданно положил нож и вилку на тарелку.
– Нет.
Герцогиня недоуменно заморгала глазами.
– Прости?
– Нет, мама. – Филип выпрямился на стуле.
– Что ты хочешь сказать этим своим "нет"? – Герцогиня явно не знала, как ей отнестись к возражению сына.
– А то, что этот вопрос будут решать лишь двое – жених и невеста. И никто больше. Тем более не мать жениха.
– Не будь смешным, Филип, – возразила герцогиня. – В том, как все складывается, главным является брак Диши, а не твой. Он старший сын. Если бы вы с мисс Ллойд были давно помолвлены, тогда я, возможно, и поняла бы твои возражения. Вы помолвлены всего две недели. Если учесть, что твой брат и Виола были уже трижды помолвлены, то, само собой разумеется, они должны венчаться первыми.
– Четырежды, – поправила ее Виола. – Не забывайте помолвку на балу в Рождество.
– Господи, я все время забываю вашу помолвку на рождественском балу. – Герцогиня улыбнулась, снова беря бразды правления в свои крепкие руки. – В конце концов, можно устроить венчание обеих пар.
– Нет, я не хочу, – возразила Виола и посмотрела на Констанс. – Нет смысла так торопить события. Главное для нас – получше узнать друг друга, разве не так?
– Ты живешь с нами по соседству всю свою жизнь, – заметил Диши. – Что еще ты хочешь о нас узнать? Ты знаешь о нас больше, чем кто-либо другой, кроме, разумеется, членов семьи. По сути, ты знаешь о нас даже больше, чем мы сами.
– Прости, дорогая Виола. – Герцогиня с силой воткнула в мясное филе вилку. – Но я по-прежнему герцогиня.
– Разумеется, ваша светлость, – улыбнулась Виола. – Для меня вы всегда будете герцогиней.
– Мисс Ллойд, – повернулась герцогиня к Констанс. – А вы что скажете?
– Я…
– Почему вы так нетерпеливы, мама? Диши и я сами разберемся в этом. Зачем так грубо обращаться с Констанс? И с Виолой тоже? – Филип отодвинул от себя тарелку с такой силой, что она ударилась о бокал и от толчка он упал, залив вином скатерть.