Она теснее прижалась к нему и просунула руку под рубашку.
– Надеюсь, только хорошее?
Рену очень хотелось спросить, с чего это он должен думать о ней плохо, но сдержался. Что, если кузен Мерримор призвал его сюда не столько ради плантации, сколько ради самой Эммы?
Глава 14
Чем больше Рен размышлял, тем прочнее утверждался в правильности своих умозаключений. Меряя шагами столовую в ожидании Эммы, чтобы по обыкновению поужинать вдвоем, он задавался вопросом о том, какую форму приняло его наследство. Хотел ли Мерримор, чтобы он стал Эмме новым опекуном? Если так, то Рен не справился. Проведя на острове всего несколько недель, он успел переспать с подопечной кузена. Неподобающее поведение для опекуна, не так ли? Это наталкивало на другую мысль: не хотел ли Мерримор, чтобы Рен остался? Чтобы женился на Эмме?
Рен не знал, как относиться к подобной перспективе. Он и Англию покинул частично ради того, чтобы избежать нежеланного брака. Какая ирония – проделать столь долгий путь, чтобы на острове угодить в аналогичную ловушку! Ожидающая его здесь женщина была натурой страстной, но все же женитьба на ней представлялась обязательством, наложенным другим человеком. И это обязательство будет довлеть над ним до конца жизни. Решения такого рода Рену хотелось принимать самостоятельно, сколь бы эгоистичным это ни казалось.
Таков был план кузена Мерримора? Рен провел рукой по фарфоровой фигурке собачки, стоящей на маленьком пристенном столике. Он-то ни секунды не сомневался, что Мерримор ищет управляющего для плантации. А тот, похоже, присматривал мужа для своей своенравной подопечной. Прошлой ночью от внимания Рена не ускользнуло, что он у Эммы не первый любовник. Он сразу понял, что ее чувственность проистекает не от девственности, но от уверенности в себе и опыта. Рену не на что было жаловаться, потому что невинные девушки его никогда не привлекали, хоть и превозносились в свете. Возможно, именно последнее обстоятельство и заставляло кузена тревожиться о будущем Эммы.
Рен отругал себя за то, что, поглощенный своим приключением, не сразу разгадал замысел Мерримора. Его занимали проблемы плантации и то, как с ее помощью поправить финансовое положение оставшейся в Англии семьи. Также он поздравлял себя с успешным избавлением от наследницы из Йорка и, как следствие, сохранением собственной независимости. Постоянная круговерть дел, сопутствующая ему с самого прибытия на остров, лишь усугубила ситуацию. Взрыв курятника, выжигание полей, визит вежливости к соседям, новый неожиданный поворот в отношениях с Эммой, к которому тоже требовалось привыкнуть. Рутинная жизнь плантации поглотила его, так что не нашлось времени "увидеть за деревьями леса", как говаривал один его оксфордский профессор. Лишь теперь, когда ход событий замедлился, ему удалось распознать тонкую интригу.
Шорох юбок возвестил о приходе Эммы. Рен поднял голову и улыбнулся ей. Она ухитрялась быть неотразимой и в вечерних платьях, и в бриджах, которые надевала для хозяйственных работ. Рен и мысли не допускал, что она может выглядеть плохо. Сегодня на ней бледно-голубое платье без рукавов, выгодно оттеняющее загорелую кожу и черные волосы. Единственная нитка жемчуга на шее привлекала внимание к искусному V-образному вырезу декольте, не отягощенному кружевами и рюшами.
Ужин уже ждал их. В сегодняшнем меню значились рис со специями и креветками, свежеиспеченный хлеб, жареная бамбия, которую Рен никогда не пробовал, и легкое белое вино.
Отправив в рот порцию риса с креветками, Рен стал смаковать его как величайшее лакомство.
– Мне нравится барбадосская кухня, особенно морепродукты.
Эмма рассмеялась и, сверкнув глазами, подалась вперед.
– Ты еще не пробовал пудинг с маринадом. Знаешь, что это такое?
Усмехнувшись, Рен откинулся на спинку стула.
– Откуда же мне знать?
– Это особое местное блюдо. Пудинг готовится из свинины, а маринад варится из свиных голов и ножек.
Снова улыбнувшись, Эмма в ожидании его реакции сделала глоток вина. Рен почти поддался на провокацию. Описанное блюдо вызывало резко отрицательные эмоции, чего, впрочем, хитрая лисица и добивалась. Рен решил немного поддразнить ее.
Погладив ножку своего бокала, он заметил:
– Да это барбадосская версия хаггиса! Почему, по-твоему, в столь многих культурах присутствуют нашпигованные различными начинками кишки?
Как Рен и рассчитывал, замечание застало Эмму врасплох. Не ожидавшая остроумного ответа, она поперхнулась вином и сильно закашлялась, так что Рену пришлось постучать ее по спине.
– Прости. Мне следовало придержать язык, пока ты пьешь вино, – со смехом произнес он, протягивая ей салфетку.
Эмма тоже смеялась, потому что была не в состоянии злиться на Рена.
– Ты это сделал нарочно! – пожурила она его, вытирая глаза.
Рен вернулся на свое место.
– Ну, возможно, да, – признался он. – Тебе нужна чистая тарелка? Давай, я позову Фолкса?
– Нет, на тарелку ничего не попало.
– Именно поэтому я предпочитаю ужинать со сменой блюд, а не за полностью сервированным столом. Представь, если бы ты начала плеваться вином вчера на званом ужине Гридли? – Рен в притворном ужасе покачал головой. – Мы легко можем заменить одну тарелку, а ему каково? И стаканы придется менять, и столовое серебро…
Эмма рассмеялась:
– Спешу тебя заверить, что у меня нет привычки плеваться вином. Но ты прав, Гридли любит роскошествовать, чтобы постоянно напоминать о своем статусе англичанина и рыцаря короны.
Пришел черед Рена смеяться.
– Поэтому и дом у него слишком большой, и предметы искусства показные, и стол ломится от яств. – Помолчав немного, Рен добавил: – Он, видишь ли, завидует. Хочет, чтобы все помнили, что его плантация ничуть не хуже "Сахарной земли". Во время своего соседского визита он сообщил мне, что у тебя все самое лучшее: лучшая еда, лучшая кухарка. Что бы он ни делал, в сравнении с тобой ему это кажется недостаточным. – Рен обвел комнату рукой. – "Сахарная земля" – поразительное место. Наша столовая не уступает столовым в лучших лондонских домах, как, впрочем, и обслуживание.
Эмма улыбнулась:
– Наша столовая и впрямь лучшая на острове. Мерри очень ею гордился. Веджвудский сервиз делали для него на заказ, а хрустальные блюда специально выдували в Ирландии.
– Мой кузен обладал отменным вкусом, или это целиком твоя заслуга?
Рен тепло улыбнулся ей. Ему нравился дружеский тон их беседы. Сегодня в их отношениях наметился прогресс.
– Скорее нужно отдать должное торговцам с Суон-трит, но и я внесла свою лепту.
Рен встал из-за стола и предложил Эмме руку. У них вошло в привычку после ужина прогуливаться по лужайкам и обсуждать интересующие их вопросы, а потом усаживаться за игру в нарды или шашки. Сегодня все располагало к интимному разговору.
– Мой кузен, должно быть, очень тебя ценил. Расскажи мне о нем. Подозреваю, что в последние годы ты была самым близким ему человеком, ближе даже, чем Гридли. Мне вообще трудно понять их дружбу. Странно общаться с человеком, который тебе завидует.
На улице было тепло, но удушающая жара уже спала, и на небе начали появляться звезды. Рен до сих пор воспринимал как чудо то, что темнота опускалась и на южные широты, находящиеся в непосредственной близости от экватора. Здесь не было коротких и длинных дней, все имели одинаковую продолжительность.
– У Гридли имелись собственные причины поддерживать эти отношения, – пояснила Эмма, глядя в ночное небо, на котором загорались все новые сияющие точки. – Всегда ему что-то нужно, – стараясь придать голосу искушенности, пояснила Эмма. Но Рена ей обмануть не удалось. Беззаботность была еще одной маской, за которой скрывалась ее истинная суть.
– Ему нужна ты? – напрямик спросил Рен. – Прошлым вечером Гридли так и пожирал тебя глазами. И во время визита недвусмысленно заявил о своих намерениях. Теперь я понимаю, что это признание следовало воспринимать скорее как угрозу.
С губ Эммы сорвался нервный смешок.
– Мне казалось, мы о Мерри разговариваем?
Рен отметил, что своими комментариями выбил ее из колеи. Любопытно. К чему он непреднамеренно подобрался? Он в самом деле хотел поговорить о Мерри, но теперь ухватился за возможность обсудить и Гридли, причем именно в том ключе, в каком ему было нужно.
– Они же вроде неразделимы, – понизив голос до шепота, заметил Рен. Он решил воспользоваться темнотой для создания атмосферы интимности, чтобы Эмма свободно сделала признание, если, конечно, ей есть в чем признаваться. – Какую судьбу Мерри избрал для тебя? Пророчил ли Гридли тебе в мужья? Или собирался отправить в Лондон? – Рен приблизил губы к самому ее уху и вдохнул свежий аромат кожи. – Или хотел, чтобы ты досталась мне? – "Потому что я очень хочу тебя, и к дьяволу планы Мерри или кого-то еще", – мысленно добавил он.
Вероятно, было нечестно задавать подобный вопрос теплым вечером, стоя так близко к Эмме, что их тела почти соприкасались, рождая приятные воспоминания, но Рен все же это сделал.
– О намерениях Мерри мне ничего не известно. Я вообще думала, что его наследник – пожилой человек. – Она коротко хохотнула. – Который, возможно, и вовсе не приедет.
– Прости, что разочаровал тебя, – усмехнулся Рен.
Она хитро ему улыбнулась:
– Никакое ты не разочарование, Рен Драйден. Но не спрашивай, что Мерри задумал для меня, тебя или для нас, потому что я не знаю.
Интуиция подсказала Рену, что Эмма пользуется темнотой, чтобы что-то от него утаить. Наверняка она, может, и не знала, но у нее определенно имелись подозрения. Рен решил попытаться вызвать ее на откровенность, поделившись своей историей:
– Нашлось множество людей, отговаривавших меня от поездки: мама, друзья. Такое путешествие, говорили они, слишком рискованно и совершенно ненужно. Мне следует остаться дома и получать свою долю прибыли, не ударяя при этом пальцем о палец. Но я почувствовал, что кузен Мерри не одобрил бы, если бы я так поступил. Не знаю, как объяснить по-другому, просто понял – и все. Такое решение представлялось наилучшим в сложившихся обстоятельствах. – Он замолчал и посмотрел на профиль Эммы. Она о чем-то напряженно размышляла. – Ты же не могла не задумываться о том, что для тебя приготовил кузен Мерри? Вы наверняка говорили об этом раньше?
Рен проявлял излишнюю настойчивость, и это насторожило Эмму. Он использовал все имеющиеся в его распоряжении средства воздействия: чувственный эротический опыт днем, юмор за ужином, интимную обстановку и близость их тел ночью. Все вместе создало комфортную атмосферу, располагающую к откровениям. Эмме в самом деле было хорошо с Реном, хоть она и понимала, к чему он клонит. Он соблазнил ее и теперь хотел воспользоваться этим, чтобы получить интересующие его ответы. Что ж, Томпсон Хант применил эту тактику до него, а дважды себя одурачить Эмма не позволит.
У нее имелась собственная стратегия, для претворения которой в жизнь требовалась интимная близость с Реном. Кроме того, она надеялась, что он окажется мужчиной особенным, не похожим на прочих. Узнать наверняка можно, только проверив гипотезу на практике. Сегодня она пойдет на риск, возможно, на очень большой риск. Настало время раскрыть правду касательно Гридли. Набрав в легкие воздуха, Эмма сказала:
– Гридли находился рядом с Мерри до самого конца. Вместе с адвокатом. Последние дни я прожила в страхе, потому что влияние Гридли было столь велико, что он вполне был способен убедить Мерри совершить какую-нибудь глупость.
– Какую, например?
– Что-нибудь средневековое. Например, Мерри принудил бы меня стать женой Гридли ради сохранения "Сахарной земли", или объединить наши плантации. Гридли болтал об этом без остановки.
Эмма говорила будничным голосом, даже умудрилась посмеяться, чтобы показать всю нелепость ситуации. Хоть она и решила рассказать Рену о случившемся, не собиралась показывать, насколько велик был ее страх.
– Однако Мерри заподозрил, что у Гридли не только дружба на уме. Однажды, незадолго до смерти, Мерри поднялся на утес и поделился со мной своими соображениями, – негромко добавила Эмма. – Что бы Мерри для меня ни пророчил, брак с Гридли точно не входил в его планы. Мне было интересно, не записал ли Мерри свои подозрения в личном дневнике наряду с соображениями о картели. – Представилась ли ему такая возможность? Он редко оставался в одиночестве. – Всякий раз, как к нам приходил адвокат, я начинала тревожиться. Пусть мои слова покажутся эгоистичными, но я стала дышать свободнее, когда завещание было обнародовано и мои страхи не подтвердились.
– Я рад, что Мерри знал, – помолчав немного, отозвался Рен. – Мне не по душе мысль, что он так и умер, введенный в заблуждение ложным другом.
Эмма остановилась и посмотрела на Рена. Последняя его реплика должна была успокоить, но возымела противоположное действие, и она не могла оставить ее без внимания. Происходящее не походило на заурядную борьбу за землю или организованную брачную драму. Пришло время развеять питаемые Реном иллюзии на этот счет и раскрыть правду о Гридли. Она сделала глубокий вдох и крепче взяла Рена под руку.
– В конце концов Мерри понял, что Гридли за человек. Он беспомощно лежал на кровати и смотрел, как Гридли кладет подушку ему на лицо и душит.
– Великий боже! – пораженно воскликнул Рен. – Откуда тебе это известно?
– Я видела, как он убирает подушку от лица Мерри, – дрожащим голосом ответила она. На глаза навернулись слезы. Даже несколько простых, лишенных эмоций слов дались ей с большим трудом. Мысленно она снова переживала случившееся.
Рен подвел Эмму к ближайшей каменной скамье и заставил сесть. Сам он пристроился рядом и, обняв рукой за плечи, привлек к себе.
– Тебе не обязательно рассказывать мне об этом, – прошептал он.
– Нет, обязательно. Ты должен знать, кто твой враг. Гридли – самый настоящий монстр. – Эмме с трудом удавалось превращать свои мысли в связные предложения. – Адвокат спустился вниз и минут пять занимал меня беседой, после чего я поднялась наверх повидать Мерри. Ему было пора принимать лекарства, – добавила она, хотя это не имело никакого значения. – Я вошла в его спальню без стука и увидела Гридли. Было ясно, что он натворил, и он не отрицал. – Голос ее сорвался, она с трудом сглотнула. – Он посмотрел на меня и сказал: "Старик так и так преставился бы со дня на день, отчего бы не сегодня?" Потом он подмигнул мне и добавил: "Это будет нашим маленьким секретом. Негоже, чтобы люди думали, будто это сделали вы". Как будто брал на себя мою вину!
Эмма почувствовала, что объятие Рена стало крепче. Она поступила правильно, признавшись ему.
– Бедная моя девочка, ты, должно быть, до смерти перепугалась. Неудивительно, что, войдя в спальню Мерри сегодня утром, ты побледнела как мел.
– Я будто оцепенела, – призналась Эмма. – А Гридли просто вышел из комнаты и уехал домой как ни в чем не бывало.
Она слышала, как изменилось дыхание Рена. Он глубоко задумался. Она не сомневалась, каким будет его следующий вопрос.
– Ты рассказала кому-нибудь?
Она покачала головой, не отрывая лица от его плеча.
– Это был первый и единственный раз, когда я сделала, как велел Гридли. Как я могла поступить иначе? Я же одна, меня некому защитить, а угрозы Гридли – не пустые слова. Мое слово против слова Гридли. Вот я и оставила все как есть.
– И тем самым дала Гридли прекрасный повод шантажировать тебя, – подытожил Рен. – Почему он не воспользовался этим, чтобы добиться твоей руки? Брак с ним и "Сахарная земля" взамен на его молчание и непривлечение тебя к суду.
– Ну, это же совсем просто, Рен, – пробормотала Эмма. – Дело во времени и в тебе. Ему пришлось дожидаться оглашения завещания. Он искренне считал, что оно будет изменено, что в последний день они с Мерри пришли к соглашению. Поэтому он и поспешил избавиться от Мерри, пока тот снова все не поменял. Но тут Гридли ошибся. Адвокат с Мерри его перехитрили. К тому же Гридли во всеуслышание заявил о том, что Мерри просил его "присмотреть" за мной. Следовательно, ради соблюдения приличий ему придется некоторое время подождать, прежде чем делать мне официальное предложение. Публичности он боится, потому что я способна, по крайней мере, подмочить его репутацию, рассказав всем, что он убийца. В суде я, конечно, дело проиграю, и меня повесят, но и Гридли в прибыли не останется. А под конец появился ты и еще сильнее осложнил ситуацию. Шантажом призвать меня к повиновению для Гридли больше недостаточно, ведь пятьдесят один процент сосредоточен в твоих руках.
Рен принялся поглаживать Эмму рукой по плечу, успокаивая. Он напрягся всем телом, и, когда заговорил, голос звучал скованно:
– Так вот почему ты спала со мной?
Даже ударь он ее в живот, не добился бы столь оглушительного эффекта. Эмма поняла, что настал поворотный момент. Она может его потерять! Только не теперь, когда она отдала всю себя – физически и эмоционально, – чтобы привязать Рена к себе и к своему будущему. Убрав его руку со своего плеча, она встала со скамьи и дала единственный ответ, который могла, основанный на искусном сплетении правды и лжи:
– Я спала с тобой, потому что мне этого хотелось.
Крепко сжатые челюсти Рена расслабились. Эмма разыграла свой главный козырь, потому что, несмотря на дурные предчувствия, он не мог ей сопротивляться. Эмма протянула ему руку, решив немедленно проверить, принял ли он ее ответ.
– И хочу сделать это снова, но сегодня мне интересно попробовать кое-что новое.
В глазах Рена медленно разгоралось пламя страсти. Кризис миновал. Когда он взял ее за руку, Эмма возликовала.
– И что же это будет, Эмма?
Лукаво улыбнувшись, она потянула его к дому:
– Постель.
Глава 15
Постель все меняла. У Рена вскипела кровь при мысли о том, чтобы уложить женщину в постель, наблюдать за тем, как она раздевается, и самому раздеться для нее. Возбуждение его достигало невероятной остроты. В искусстве секса в спальне заключалась особая, щекочущая нервы интимность, отсутствующая при более жарких спонтанных совокуплениях, которыми они с Эммой перебивались до настоящего момента.
Подобные жгучие вспышки Рену тоже очень нравились, так как не требовали размышлений, а только действий под влиянием страсти. Можно позволить себе потерять голову, а потом отговориться этой самой спонтанностью, чтобы позднее объяснить совершенную ошибку. Интимные отношения в спальне являются результатом тщательных размышлений и подобной легкомысленностью не извиняются. Впоследствии придется быть честным с самим собой.
Спальня Эммы освещалась одной-единственной лампой, пригоршнями разбрасывающей розовато-золотистый свет. Стены здесь, как и во всем доме, были оштукатурены и выкрашены белой краской, так как обои во влажном климате не держатся. Остальные предметы обстановки добавляли цвета. На полированном дощатом полу лежал плетеный коврик оранжево-розово-красной расцветки, а в изножье кровати – сложенное лоскутное покрывало тех же оттенков.