А кровать! Выполненное из тикового дерева огромное чудо с пологом на четырех столбиках было застелено белоснежным одеялом, отвернутый краешек которого демонстрировал без единой складочки простыню. В изголовье имелись две пухлые подушки. Больше всего Рена поразило то, какие высокие у кровати ножки, за счет чего она сильно возвышается над полом в полном соответствии с так называемым карибским стилем. Его собственная кровать в garçonnière также чуть ли не парила в воздухе. Майкл объяснил, что это необходимая мера предосторожности против ползучих гадов: скорпионов, змей, жалящих жуков. Рен с сожалением понял, что придется забыть о романтическом жесте отнести Эмму в кровать на руках, потому что, чтобы туда забраться, требовалась приставная лесенка. С его губ сорвался смешок.
– Что смешного? – спросила Эмма, также осознавшая, с какими трудностями сопряжено занятие любовью в постели.
Рен кивнул на лестницу, стоящую у кровати.
– Просто подумал, что, прежде чем покорять одну крепость, нужно покорить другую.
– Какие грешные у тебя мысли, Рен Драйден! – воскликнула она, бросив на него жаркий взгляд.
– Становится все интереснее, – отозвался Рен, дергая за край шейного платка и позволяя ткани соскользнуть с шеи. Тем самым предупреждая Эмму, что за этим последует. Он бросил платок в изножье кровати, думая о том, какое еще применение ему можно найти.
Поняв намек, Эмма опустилась в мягкое дамское кресло у окна, чинно расправила юбки, и приготовилась смотреть, как Рен раздевается.
Рен заставил Эмму ждать, снимая цепочку карманных часов и запонки и кладя их на специальную тарелочку на прикроватном столике. Потом расстегнул пуговицы жилета с узором "пейсли", вытянул полы рубашки из-за пояса и стал разъединять крючки. Когда он, наконец, обнажил торс, Эмма ахнула от восхищения.
Он великолепен! Спрятанные в складках платья руки Эммы сами собой сжались в кулаки, дыхание перехватило. Есть что-то глубоко эротичное в первом раздевании любовника! Как будто разворачиваешь красиво упакованный подарок. Одетый Рен Драйден был невероятно привлекательным мужчиной, а раздетый так красив, что и вовсе не описать словами.
В полумраке пещеры Эмме не удалось его рассмотреть. Как, впрочем, и ночью после званого ужина во время их жаркого слияния. Они тогда даже одежду толком не сняли! Сейчас перед ней стоял мускулистый широкоплечий мужчина, точно знающий, как о себе позаботиться. На это плечо она клала голову на скамье, эти руки удерживали ее прижатой к стене, а потом несли наверх, в спальню.
Не отрывая от Эммы глаз, Рен положил пальцы на ремень брюк. То был вуайеризм в чистом виде – он смотрел на нее, смотрящую на него. На губах его медленно расцвела улыбка.
– Не отводи взгляда, Эм.
Она не смогла бы этого сделать, даже если бы очень захотела. От предвкушения у нее пересохло во рту, глаза неотрывно следили за его руками, за каждым мельчайшим движением длинных пальцев, расстегивающих клапан на брюках, спускающих брюки по узким мускулистым бедрам к красиво очерченным икрам. Эмма не помнила, когда Рен успел снять сапоги, да это и не имело значения, ведь на ее глазах разворачивается столь увлекательное действо. Она не могла отвести взгляд от стержня его мужественности, гордо выпрямившегося в окружении черных волос. К счастью, ей не требовалось строить из себя скромницу, потому что Рен специально для нее разыгрывал представление с раздеванием. В душе Эммы всколыхнулось исконно женское чувство собственничества. Ее любовник бесподобен.
Поднявшись по приставной лесенке на кровать, Рен растянулся на боку, так чтобы свет лампы падал на его тело, подавая его в самом соблазнительном виде. Рен оперся головой о локоть и слегка согнул одну ногу. В нем не было ни капли стеснения, а только мужская дерзость. Он едва заметно кивнул Эмме. Ее очередь.
Эмма встала с кресла, радуясь, что выбрала платье, которое может расстегнуть без посторонней помощи. Одеваясь к ужину, она ничего подобного не планировала. Идея затащить Рена в постель возникла в ее голове спонтанно, как реакция на теплоту ночи и их взаимные признания. Кроме того, ей нужно было чем-то его отвлечь, ведь со своими расспросами он слишком близко подобрался к опасной теме, обсуждать которую она пока не готова. Она и так ему слишком много открыла. Все же у нее осталась пара секретов в запасе.
Заведя руки за спину, Эмма расстегнула три крючка на платье и позволила ему соскользнуть вниз, оставшись в мягком белье из тончайшего хлопка.
– Выйди на свет! – скомандовал Рен низким хриплым голосом. – Хочу, чтобы он подсвечивал тебя сзади, пока ты будешь воплощать в жизнь мои эротические фантазии.
– Художественный прием игры света и тени, – ответила Эмма и сделала так, как он просит, отлично понимая, какие чудеса сотворит свет: придаст ее соскам, скрытым тонким хлопком сорочки, глубокий коричневато-розовый оттенок, обрисует темный треугольничек между ног.
Поставив ногу на среднюю ступеньку приставной лестницы, Эмма стала неспешно снимать чулок. Рен внимательно следил за тем, как она стягивает шелковистую ткань с колена и тонкой икры. Снимая второй чулок, она услышала шорох простыней – значит, Рен изменил положение. Она намеренно не поднимала на него глаз, вовлекая в вуайеристский акт иного рода, чем тот, который разыграл перед ней он. Она раздевалась так, будто находится в спальне одна и не подозревает, что за каждым ее жестом не отрываясь следит мужской взгляд.
Повернувшись к Рену боком, Эмма сняла сорочку через голову и, обхватив ладонями груди, приподняла их, будто исследуя, что сотни раз проделывала прежде перед зеркалом, проверяя собственную привлекательность. В присутствии мужчины это действие выглядело куда смелее и развязнее.
– Великий боже, Эмма, ты и святого введешь во грех, – довольно прорычал Рен. Его голос был исполнен страсти.
Притворившись, что не услышала, Эмма опустила руку к тонким завязкам своих длинных панталон с оборками. Встав спиной к Рену, она распустила завязки и задвигала бедрами, чтобы заставить панталоны соскользнуть с крепких ягодиц, пока они не упали к ее ногам.
– Иди в постель, лисица!
– Еще рано, – негромко отозвалась Эмма, зная, что видом сзади Рен наслаждается ничуть не меньше, чем всеми прочими. Подняв руки к голове, она стала вытаскивать шпильки, позволив волосам черным покрывалом заструиться по плечам и спине. Рен застонал. Выждав еще мгновение, она наконец повернулась к нему лицом, полностью обнаженная. Ей было радостно видеть пылающее в его взгляде пламя вожделения, которое сама же и разожгла. – Что ж, пора сжалиться над бедным подданным и исполнить его желание. Итак, говори, чего ты хочешь? Проси что угодно.
– Хочу стать вашим жеребцом, миледи. Готовы ли вы скакать на мне верхом?
Эмма взобралась по ступеням и оседлала его, утонув коленями в мягком матраце.
– С радостью прокачусь на тебе, и не только, – пообещала она.
Рен положил теплые ладони ей на бедра, и она приподнялась над ним и медленно опустилась снова, вобрав в себя его твердую плоть, наслаждаясь приятными ощущениями. Какое блаженство! Вот она, власть! Одного взгляда на лицо Рена достаточно, чтобы понять, что он разделяет ее чувства, демонстрируя всем своим видом благоговение и изумление, как будто никогда прежде ему не было столь хорошо.
Эмма заскользила вверх-вниз по его возбужденному члену. Рен продолжал держать ее за бедра, не позволяя проникать слишком глубоко. Она сжала мышцы влагалища, и Рен, не ожидавший подобного проявления женской силы, удивленно ахнул. Эмма проделала это еще раз и почувствовала его ответную реакцию. Крепче схватив ее за бедра, Рен перекатился на нее, подмяв под себя и заставив вскрикнуть от неожиданности, но не нарушив их слияния.
– Мне казалось, ты хотел, чтобы я прокатилась верхом на тебе. Ты солгал! – запротестовала Эмма, глядя снизу вверх в его голубые глаза.
– Я не лгал. Я просто передумал, – по-волчьи ухмыляясь, пояснил Рен.
Эмма слегка изменила положение, приспосабливаясь к новой позе.
– Какой же ты требовательный подданный!
Рен куснул ее в шею:
– А ты – самая соблазнительная королева, которую нужно проучить за то, что провоцирует вышеупомянутого подданного.
Эмма подняла руки над головой, признавая поражение.
– Так проучи меня, – хриплым шепотом сказала она.
Рена не нужно было просить дважды. Схватив ее за запястья, он начал двигаться так, как хотелось Эмме – толчок и отступление, толчок и отступление, усиливающие ее чувственное напряжение. С каждым отступлением Эмма как будто умирала и оживала всякий раз, как его член снова пронзал ее. Эмма плыла по волнам удовольствия, подбираясь все ближе к краю пропасти.
– Давай, Эм! Хватит сдерживаться, – прошептал ей на ухо Рен, сделавшийся жертвой собственных усилий.
В это мгновение Эмма с приглушенным криком сорвалась с обрывистого края, увлекая Рена с собой в пропасть наслаждения. Она летела вниз, и лишь Рен служил якорем в ее свободном падении. В голове пульсировала одна-единственная связная мысль: как случилось, что игра в соблазнение, которую она затеяла, надеясь свести на нет усилия Рена стать главным в их противоборстве, обернулась против нее?
Как, ради всего святого, это произошло? Частично ответ ей был уже известен. Все дело в том, что она пала жертвой его необыкновенного мужского обаяния. Вот что бывает, когда начинаешь использовать секс как оружие, забывая, что частенько оно поражает тебя самого.
– Как, черт подери, это произошло?
Артур Гридли со всей силы ударил ладонью по полированной поверхности стола красного дерева, так что чернильница подпрыгнула, а тяжелый пресс для бумаг задрожал.
Стоящий перед ним мужчина нервно теребил край соломенной шляпы, не осмеливаясь смотреть ему в глаза. Сведения, которые он сообщил, не содержали ничего хорошего. Рен Драйден выказал неуемный сексуальный аппетит. Но и Эмма тоже хороша! При виде ее любой мужчина потеряет голову.
– Они ходили гулять по саду, потом вернулись в дом и поднялись наверх.
– В чью комнату? – перебил его Гридли.
– Во вторую по правую руку.
– Это ее спальня, – кивнул Гридли.
Его опасения подтвердились. При мысли о том, что Эмма пригласила мужчину в свои личные покои, Гридли мгновенно возбудился.
Человек, пришедший к нему с докладом, деликатно кашлянул.
– Лампа была включена, сэр, и с главной лужайки можно было отчетливо рассмотреть тени. Не вызывает сомнений, чем они там занимались.
– И чем же? – с напором спросил Артур Гридли.
Выпытывая пикантные подробности, он вгонял своего осведомителя в краску. Он внимательно слушал, рисуя в воображении эротические образы Эммы, раздевающейся в свете лампы. Как она распускает волосы, как ласкает ладонями свои груди, дразня Драйдена, а не его, Гридли. Как Драйден поспешно стягивает брюки и накрывает Эмму своим обнаженным мускулистым телом. Гридли не мог не признать, что соперник хорошо сложен, и он воспользовался своей привлекательностью, чтобы увести Эмму прямо у него из-под носа.
Когда страстные эротические фантазии Гридли были удовлетворены, в душе остался лишь гнев на Эмму, которая предала его, бросившись в объятия англичанина. Ведь она его почти не знает! Злился Гридли и на Рена, строящего из себя джентльмена, но не сумевшего противиться чарам хитрой женщины. Гридли вынул перо из держателя и покрутил его в руках. Джентльмен никогда не воспользуется одинокой женщиной, особенно если его заранее предупредили, что она занята. Гридли переломил перо в пальцах. Что ж, маски сброшены. Раз Рен Драйден не ведет себя как джентльмен, то и он не станет церемониться.
Он мог бы нанести Эмме сокрушительный удар. Уничтожив, например, ее урожай тростника, он поставил бы ее на колени прежде всего в финансовом плане, а возможно, и в другом тоже. Тогда ей бы пришлось умолять его о помощи. Однако такой ход представлялся недальновидным. Навредить "Сахарной земле" значило навредить самому себе. В конечном счете именно ему пришлось бы платить за устранение урона, им же самим и учиненного, а это шло вразрез с его целями. Он должен и уложить Эмму Уорд к себе в постель, и присоединить "Сахарную землю" к своей плантации. Значит, придется искать иные способы выдернуть из-под ее ног основу финансовой независимости.
Гридли сильно сомневался, что Рен Драйден с той же пылкостью возжелал бы Эмму, не будь она наследницей плантации. Благодаря своим соглядатаям, Гридли знал, что за последние два дня Драйден так и не удосужился просмотреть бухгалтерские книги. Гридли постучал обломком пера по столу. Жаль. Изучив их, Драйден куда охотнее вступил бы в картель, какие бы услады в постели ни сулила ему Эмма. Когда речь заходит о деньгах, мужчины имеют обыкновение прислушиваться к голосу разума. Значит, придется завтра с утра нанести ему визит и объяснить истинное состояние дел.
Расстегнув брюки, Гридли взял в руку свое мужское достоинство. Откинувшись на спинку стула, он закрыл глаза и представил Эмму, стоящую перед ним на коленях: волосы распущены, голос звучит умоляюще. Мысленно проигрывая в голове их диалог, он заскользил рукой вниз-вверх по своему пенису. Она пожалеет, что отдалась не тому мужчине, а он, Гридли, прав: Драйден хотел ее только из-за денег. Своими неуемными сексуальными аппетитами Драйден превратил ее в шлюху, и она забыла, какой Гридли могущественный – ей следовало с самого начала обратиться к нему за поддержкой. Если он простит ее, она всю оставшуюся жизнь будет доказывать ему свою признательность.
Гридли начал подрагивать от возбуждения. В своих фантазиях он, точно священник, положил руку Эмме на голову, отпуская грехи.
– Возьми его в рот, Эмма, и все будет забыто.
Глава 16
Вспомнив события минувшей ночи, Рен почти простил солнце за то, что оно взошло. Незадолго до рассвета он, приложив невероятные усилия, вернулся к себе в спальню, чтобы поддержать видимость благопристойности и немного отдохнуть. Чего он простить никак не мог, так это появления Майкла. Рену показалось, что прошло несколько минут с того момента, как он погрузился в сон.
– Сэр Артур Гридли здесь. – Поспешность в голосе Майкла была под стать его действиям: он заполошно метался по комнате, раскладывая одежду. – Хочет вас видеть.
Рен сел на постели и прищурился от яркого солнца, проникающего в комнату через раздернутые слугой шторы.
– Раз ему так нужно увидеть меня, пусть подождет, – ворчливо произнес Рен.
– Но это же сэр Артур! – изумился Майкл.
Очевидно, сэр Артур слыл важной персоной в светском обществе острова.
– Который только что меня разбудил. О чем он вообще думал, заявившись в такую рань! – Рен потянулся. Сон как рукой сняло, стоило ему вспомнить сделанные Эммой признания. Треклятый убийца больше не станет позвякивать ключами от этого королевства! – Я приму Артура Гридли, когда буду готов, и ни минутой раньше.
Стремление защитить свою собственность и свою женщину возобладало, и Рен все же поспешил одеться. Он не позволит Артуру Гридли устанавливать в "Сахарной земле" свои порядки! Все же Рену не хотелось, чтобы эта змея ползала по дому без присмотра.
Даже пребывая во власти сонного дурмана, Рен понимал: что-то назревает. Гридли, если Рен правильно оценил его натуру, не из тех людей, кто любит рано вставать. Раз он явился сюда в неподобающее для светских визитов время, значит, причина серьезная. Рен свесил ноги с постели.
– Гридли не сказал, что ему нужно? Никакой чрезвычайной ситуации не случилось, не так ли?
Рену не хотелось играть в игры с демонстрацией собственного превосходства перед лицом настоящего кризиса.
Майкл покачал головой:
– Он не сказал. Фолкс предложил ему позавтракать, пока он ждет вас.
– А мисс Уорд? Гридли и ее хочет видеть?
Рен поднял руки, и Майкл надел на него рубашку.
– Нет, только вас.
Раз Гридли не заявил о желании встретиться с Эммой, значит, явился за ответом касательно картели.
– Что ж, заставим его подождать, но не слишком долго. – Рен втянул носом воздух. – Вы кофе принесли? Думаю, выпью чашечку.
Он хотел при встрече с Гридли иметь свежую голову. После сделанных Эммой признаний Рен чувствовал, что угодил прямиком в середину чего-то давнего и очень зловещего, в чем Гридли увяз по самое горло и потому активно склоняет Рена на свою сторону.
Рен устроился поудобнее, ожидая бритья. Он закрыл глаза, пока Майкл умывал его теплой водой. Этот повседневный утренний ритуал помогал ему собраться с мыслями. Гридли – не единственная отчаявшаяся сторона. Не стоит забывать и об Эмме, которая пытается защитить свой дом от Гридли. Определенно она в этой игре – пострадавшая. Она никого не убила и не поставила в невыносимые условия. Вопрос в том, на что она готова была пойти от отчаяния? Когда он спросил ее об этом во время вчерашней прогулки в саду, она не удостоила его ответом.
После ночи безудержной любви было неприятно просыпаться с мыслями о том, что им манипулировали и воспользовались в своих целях, употребив сети любви. Однако совсем отмахнуться от этой идеи Рен не мог. У Эммы имеется мотив. "Но она хотела тебя, – поспешно напомнило его мужское самолюбие. – Подобную страсть невозможно изображать снова и снова".
Зачем? Рену оставалось надеяться, что причина ему пока неизвестна. Эмма ведь не от отчаяния его соблазнила? Он резко остановился посреди коридора, чтобы осмыслить пришедшую в голову мысль. Он хотел заниматься с Эммой любовью, потому что это имеет для него значение, и полагал, что и для нее тоже. Подходя к утренней гостиной, Рен все прочнее утверждался в мысли, что творится что-то еще, невидимое глазу, и что Эмма балансирует на грани пропасти куда более опасной, чем Гридли со своей сахарной картелью.
– А, Драйден, вот и вы. Я весь позеленел от зависти. Ваша кухарка готовит идеальный английский завтрак! – Стоило Рену войти в гостиную, как он услышал рокочущий голос Гридли.
Обычно Рен принимал добродушие Гридли за чистую монету, но теперь, вооруженный новыми сведениями, он испытал острое желание съездить мерзавцу по физиономии и вышвырнуть его вон.
– Рад, что вам пришлось по душе гостеприимство этого дома.
Рен сдержал эмоциональный порыв, решив разыграть хлебосольного хозяина. Как Эмме удавалось так долго терпеть этого человека? Неудивительно, что она носит на бедре кинжал. Окажись сейчас у Рена под рукой нож, он бы наверное вонзил его прямо в черное сердце Гридли. Ему было невмоготу находиться в одной комнате с убийцей своего кузена.
При виде Гридли, с аппетитом уписывающего его еду, Рен в бессильной злобе сжимал и разжимал кулаки, понимая, что не может позволить эмоциям овладеть собой. Нельзя ни словом, ни жестом показать, что Эмма все ему рассказала. Он понимал, что в таком случае подвергнет ее смертельной опасности. С трудом подавляя ярость, Рен взял тарелку и сел за один стол с убийцей Мерримора.
– Что привело вас сюда в такую рань?
Не помешает указать на неурочный час, напомнив тем самым, что Гридли явился без предварительной договоренности.
– Рань? – Гридли изумленно поднял свои песочного цвета брови. – Уже одиннадцать часов. – Он подался вперед и спросил со смешком: – Похоже, ваши ночи куда более захватывающие, чем у всех остальных, а?
– Вы оскорбляете меня своим неподобающим намеком! – возмутился Рен.