3
– Знаете, сударыня, сдается мне, что все ваши выдумки оказались удивительно безвкусными.
Столь строгий приговор я вынесла венской модистке, приглашенной моим отцом и одевавшей меня к карнавалу.
– Неужели вы не понимаете? Взгляните сами!
В этом наряде мне не нравилось все: от плоских туфелек из атласа до щедро усыпанного пудрой завитого парика середины века. Огромные, почти квадратные фижмы внушали сомнения насчет того, смогу ли я войти в дверь. Платье было короткое, открывавшее чулки – смешное, карнавальное, но некрасивое. Симпатичной была только бархатная "мушка" на левом виске, но и ее почти целиком скрывала усыпанная блестками маска.
– Мадам, но ведь это платье не для изысканного вечера, – возразила модистка. – На маскараде все дамы выглядят подобным образом…
– Возможно… Но ведь то венские дамы! А я парижанка. С меня другой спрос.
Я решительно распустила тугой корсет, отшвырнула в угол атласные туфли.
– Довольно! Я не хочу быть смешной. Оглянувшись на служанок, я увидела, что они явно озадачены моим поведением.
– Шарлотта, ступайте и купите мне цветов, – приказала я быстро. – Я видела, они продаются совсем рядом с домом.
– Мадам, где же я в такое время возьму цветов? Вы же не делали заказа, а без него ни хороших роз, ни камелий достать невозможно.
– Разве я прошу камелии? Сейчас апрель… Вы пойдете и купите мне целую охапку ландышей, фиалок, незабудок… Вы понимаете?
– Такие цветы, мадам, подходят разве что гризеткам.
– Не ваше дело! Вы слышали, что я сказала? Шарлотта молча вышла из комнаты.
– Я жду вас через пять минут! – крикнула я ей вслед. Меня охватило радостное возбуждение. Я буду выглядеть красиво! И не просто красиво, а сногсшибательно. Клянусь, ни одна дама на маскараде не будет иметь такого костюма. Ах, Боже мой, как же я любила наряжаться… В этом было что-то волнующее, утонченное, словно я творила саму себя. К тому же, как давно я была лишена этого! А нынче меня будет видеть весь Шенбрунн!
– Минна, давайте сюда платье, которое мне подарил граф Дюрфор… Да-да, именно это!
В ярко освещенной комнате мягкими тонами переливалось пышное легкое платье из шелка необычного пепельно-фиалкового цвета. Вот что значит последняя мода! Теперь юбки стали длиннее и не такие широкие. Лиф мягко облегает грудь. Ткань такая прозрачная, что, кажется, сквозь нее просвечивают соски. Широкий пояс из блестящего муара обхватывает талию чуть выше, чем положено. Рукава открывают безупречную линию локтя. Как хорошо, что это платье такое открытое… Обнаженные руки, обнаженные покатые плечи, точеная лебединая шея, полуобнаженная грудь, ослепительная золотистая кожа… Настоящий весенний наряд. Я даже придумала, кем я буду на маскараде. Флорой! Да, именно Флорой – богиней зелени, цветов, весны…
Совсем тихо, без стука в комнату вошел мой отец. Я улыбнулась. Как всегда, он не подчинялся общим правилам и не надел маскарадного костюма, но выглядел сейчас великолепно. Он словно ни на миг не желал забывать о том, что он большой вельможа. Синяя лента ордена Святого Духа украшала его светлый камзол с пышным белоснежным фальбелем. Сверкали алмазами пряжки на туфлях. Золотой крест с лилиями – орден Святого Людовика – сиял на груди. Принц был при шпаге, хоть и отправлялся на праздник.
Он прищурился.
– Святой Боже, Сюзанна, кого это вы сегодня представляете? Вы вылитая утренняя заря. Или, может, розовоперстая Эос?
– Ни то, ни другое, – отвечала я смеясь. – Мой туалет еще не закончен.
– Вы уже выбрали для себя драгоценности?
– О, на этот случай у меня найдется нечто более свежее и оригинальное, чем драгоценности.
Я указала на благоухающую корзину с цветами, которую только что принесла Шарлотта.
– Оставьте нас, – приказал принц служанкам. – Я полагаю, Сюзанна, с прической вы справитесь?
– О, мне кажется, последние дни научили меня не только этому.
Я поняла, что он хочет поговорить со мной наедине, однако настроения у меня к этому не было. Я хотела веселиться, петь, танцевать, расточать улыбки и вызывать восхищение. Любой серьезный разговор мог испортить мне настроение.
– Сегодня я решительно нарушу все приличия, – проговорила я шепотом. – Хорошо, что здесь нет Маргариты; она не дала бы мне и шагу ступить в таком виде.
Я тряхнула головой. Прическа развалилась, и волосы, белокурые, цвета кипящего золота, упали мне на плечи теплой тяжелой волной. При свете люстры они, казалось, излучали сияние. Лицо, обрамленное золотистыми кудрями, казалось тоньше, нежнее, красивее, черные глаза прояснились, румянец на щеках выступил ярче.
– Именно так я и пойду на маскарад, – прошептала я.
Запах фиалок был прост, но в моих волосах они казались изящными и словно подсвечивали тон платья. За корсаж я засунула единственную белоснежную розу и аккуратно расправила ее лепестки. Да, я одета нескромно, но мне удалось создать образ. Флора – богиня весны. Нынче мне хотелось быть такой же соблазнительной и нежной, как эта богиня…
– Кристиана еще нет? – спросила я поспешно. Граф должен был заехать за мной.
– Давно приехал. Он ждет вас внизу, Сюзанна.
Отец подошел, положил руки мне на плечи, повернул к себе.
– Вы так восхитительны, моя дорогая. Я горжусь вами. Я внутренне напряглась, ожидая, что же последует за этим.
– Мне невыносимо думать, что вы еще жена такого человека, как этот мерзавец де Колонн.
Я освободилась, отошла в сторону.
– Отец, я не хочу говорить об этом.
Он не знал, как тошно мне становится при одном упоминании имени этого человека. Как я сама жду, когда освобожусь от него… Я оставалась с Франсуа по причине чистого расчета. Пусть только закончится это дело, и король бежит, – я сразу же порву с ним, сразу укажу ему на дверь. Мне даже мой дом становился невыносим, потому что там жил адмирал.
Отец снова обнял меня.
– Сюзанна, мне нравится, что вы так подружились с Дюрфором.
Я сдвинула брови. На что это он намекает?
– Я одобряю ваше поведение, – снова сказал он.
– Что вы имеете в виду?
– Кристиан – роялист, аристократ, человек нашего круга, человек изысканный и утонченный. Лучше быть любовницей такого человека, чем женой адмирала.
Я подумала, что ни одно из этих положений меня не очень-то привлекает, а вслух сказала:
– Отец, вы заблуждаетесь. Кристиан никогда не был и не будет моим любовником.
– Ну, об этом мы поговорим после сегодняшнего вечера. Я покраснела.
– Я не понимаю вас, отец.
– Увидев сегодня Кристиана, я понял, что он задался целью соблазнить вас. Так что будьте осторожны, моя дорогая.
Но в голосе отца были такие нотки, что я не могла поверить, что он советует мне это искренне.
Принц прошелся к окну, а потом, резко повернувшись на каблуках, взглянул на меня.
– А вы знаете, что адмирал завел себе любовницу? Я ошеломленно смотрела на отца.
– Любовницу? Нет, не знаю. А что, это правда?
– Еще какая правда, Сюзанна. Мне кое-что написали об этом. Он сошелся с какой-то сомнительной особой, ее имя Тереза Кабаррюс. Похоже, он дошел даже до такой наглости, что принимает ее у вас в доме. Кстати, он по-прежнему живет на ваши средства?
Я слушала отца с открытым ртом. Тереза Кабаррюс – это надо же! Содержанка Клавьера, которую он обещал спустить с цепи! Ну и дурень же этот Франсуа! Попасться на такую удочку, стать любовником женщины, которая согласилась на это по приказу банкира! Меня невольно разбирал смех. Что я после этого могла чувствовать к своему мужу, кроме пренебрежения?
– Что это с вами? – спросил принц недоверчиво. – Вам смешно?
Я зажала себе рот рукой, чтобы не рассмеяться по-настоящему. То, что я узнала, ничуть не уязвило моего самолюбия. Я просто подумала: как хорошо, Франсуа нашел себе пару… А еще я подумала о том, что следует поскорее возвратиться в Париж. Если Клавьер устроил такое, значит, ему необходимо присутствие Терезы у меня в доме. Нельзя допустить, чтобы она там шпионила. И нельзя позволить, чтобы Франсуа действительно доходил до наглости и водил ее в мой отель. Кроме того, никак нельзя позволить ему увлечься Терезой до такой степени, чтобы она побудила его развестись со мной. Немедленный развод был бы крайне нежелателен. Через два месяца – пожалуйста… А сейчас напрашивался только один вывод: мне следовало вернуться в Париж.
– Хорошо, что вы сообщили мне все это, – сказала я принцу с полнейшим равнодушием. – Я буду знать, как поступить.
– Вы оставите этого мерзавца?
– Да. Без сомнения. Чуть позже. Скрипнула дверь.
– Мадам, – произнесла Минна, – господин граф приказал спросить, едете вы или нет.
Я решительно откинула назад волосы.
– Еду, черт возьми!
Я несколько раз провела пуховкой по щекам, чтобы не было заметно волнение, и взглянула на отца.
– Хорошо, – произнес он. – Вы приняли верное решение. Я знал, что рано или поздно кровь де ла Тремуйлей заговорит в вас. Надеюсь, вы действительно оставите его.
– Вы едете? – прервала я его.
– Разумеется. Меня, как и вас, пригласил сам император.
Я шла, ничего не видя перед собой, – так охватили меня раздумья. Не о Франсуа и не о Терезе. Больше всего меня беспокоил Клавьер. Я не забыла его угроз и знала, что он не собирается оставлять меня в покое. Ему просто самолюбие не позволит. Так что же значил этот предпринятый им шаг? Я потеряла всякую нить понимания его тактики, и это мучило меня больше всего.
Меня вовремя поддержала рука Кристиана, иначе я непременно споткнулась бы на ступеньках. Я поблагодарила его и улыбнулась, но тревоги своей скрыть не могла.
– Прекрасная Флора, кажется, чем-то обеспокоена, – заметил он.
Я тяжело вздохнула.
– Поедемте, кузен. Возможно, по дороге в Шенбрунн настроение у меня улучшится.
Сидя в карете, приходилось заботиться, чтобы не помять юбки, не растрепать волосы и не потревожить цветы. Но на этот раз я забыла об этом и резко повернулась к графу.
– Кристиан, – вдруг сказала я, – вы знаете, что я замужем? Я подозревала, что это для него не такая уж новость. Если он заинтересован мною, то уже давно обо всем узнал.
– Да, – ответил он. – Знаю. Более или менее.
– И что вы думаете о моем муже? Граф пожал плечами.
– Что вы хотите услышать от меня? Плохое или хорошее?
– Я хочу услышать правду, Кристиан.
– Гм… Честно говоря, раньше я никак о нем не думал. Ну, а вообще-то он не вызывает у меня восхищения. Разумеется, в нынешние времена он является моим врагом. И не только из-за политики…
Я пропустила мимо ушей эти слова.
– А Тереза Кабаррюс? – вырвалось у меня.
– Что вам за дело до нее? – осведомился граф.
– Вы ее знаете?
– Видел несколько раз еще при Старом порядке. Она меня не заинтересовала.
Я недоверчиво покачала головой.
– Такая красавица – и не заинтересовала?
– А почему вы думаете, что меня интересуют все красавицы без исключения? Увлечься Терезой было бы слишком позорно. Ее отец, какой-то испанский жулик, купил ей в мужья старого маркиза де Фонтенэ. Она была допущена ко двору и все время пыталась кого-то соблазнить – то короля, то принцев. Впрочем, я уже три года не живу во Франции и ничего толком не знаю. Говорят, она потом примкнула к революции.
– Она была при дворе, а я даже ее не заметила, – пробормотала я.
– Почему она вас так интересует? С ней связался ваш муж? Я непринужденно рассмеялась.
– Не знаю… И мне, поверьте, это безразлично. Однако если вы сумеете отвлечь меня от мыслей об этой женщине, я буду бесконечно вам признательна.
Воспитанное в Версале умение скрывать свои чувства, характеризующее касту аристократов, не подвело меня. Граф осторожно сжал мои пальцы. Я не отнимала руки…
Впереди гремел музыкой, сверкал огнями праздничный Шенбрунн, расцвеченный яркой иллюминацией. Били фонтаны. Пасхальный бал-маскарад был в разгаре…
4
Давно я не смеялась и не танцевала так, как в этот апрельский вечер. Мелькали в быстром танце бархатные маски, усыпанные блестками платья, карнавальные камзолы, огромные приставные носы и роскошные войлочные бороды. В этом круговороте, сверкании, веселье было что-то бешеное, итальянское. Я чувствовала себя легкой, стройной, воздушной и танцевала, едва касаясь пола туфельками. Бал гремел повсюду – и во дворце, и в парке. Из настежь распахнутых окон неслась музыка Скарлатти и Моцарта. Бешеный ритм танца кружил меня, перехватывал дыхание, развевал в воздухе золотистые волосы и сильнее обдавал моих партнеров нежным запахом фиалок. Я переходила из рук в руки, не различая уже ни лиц кавалеров, ни их имен – как когда-то, шесть лет назад на первом бале в Версале. Мною восхищались, меня крепко сжимали в объятиях и жарко шептали на ухо страстные слова. Я смеялась, совершенно не вслушиваясь в то, что мне говорили.
– Ах, Кристиан, это просто изумительно! – воскликнула я, падая в объятия графа и нетерпеливо откидывая с лица влажные тяжелые пряди. Я вся дрожала от возбуждения.
Кристиан крепче прижал меня к себе. Кожа у меня была прохладная, но кровь горячо пробегала по телу.
– Ну, ну, успокойтесь, – проговорил он. – Нельзя же так. Вы танцуете без устали.
– О, я люблю танцевать!
– И танцуете великолепно.
– Правда?
– Вы произвели здесь фурор, милая кузина. Австрийские дамы перемоют вам все косточки… Вы пленили даже принца фон Арнгейма. Не удивлюсь, если завтра он предложит вам руку и сердце.
– Право, Кристиан, вы меня перехваливаете. А принц фон Арнгейм – это кто?
– А вот тот мушкетер, с которым вы танцевали. Помните? Он до сих пор не спускает с вас глаз.
– Боже, я танцевала с принцем и даже не заметила этого! Я положила руку Кристиану на плечо.
– А вы? Вы не откажете мне в двенадцатом танце?
– Тринадцатом, очаровательная кузина!
И я вновь, уже в объятиях Кристиана, окунулась в чарующую атмосферу карнавала. Голова у меня кружилась, грудь высоко вздымалась, руки графа нежно сжимали мою талию…
– Ах, нет, пить я больше не буду! – запротестовала я, когда мы остановились. – Я и так уже достаточно выпила…
– Дорогая моя, но ведь праздник для того и создан, чтобы ни в чем себе не отказывать, – прошептал Кристиан. Его горячее дыхание обожгло мои губы. – Это же кларет, Сюзанна. Что может быть легче?
Он снял с подноса два бокала. Его шепот обволакивал меня, звучал словно сквозь сон, сквозь волшебную сказку… Мне было жарко и томно. И не было сил противиться этому соблазну…
– А почему бы и нет? – спросила я, принимая бокал. Легкое сладкое вино словно огнем разлилось по груди, пробежало по телу. Я закрыла глаза, вздыхая от изнеможения.
– Может, достаточно уже танцев?
Я покачала головой. Потом, машинально отдав бокал Кристиану, пошла в самую гущу танцующих. И в то же самое мгновение чьи-то руки обхватили меня, обняли, увлекая в быстрый темп итальянской тарантеллы. Я уступила незнакомцу легче, чем даже намеревалась. Но, не пробыв в его объятиях и нескольких секунд, я ощутила, как всколыхнулась в душе подсознательная тревога. Это и заставило меня взглянуть в лицо партнера.
– Как вы похорошели, – произнес он. – Стали еще красивее. Видите, я был прав. Вы снова стали желанным призом.
Если бы в лицо мне плеснули водой, то и тогда я не возмутилась бы больше. Это был Клавьер собственной персоной. И это в его объятиях я танцевала!
– Какую глупость совершил император, пригласив вас сюда, – процедила я сквозь зубы.
– А что, разве я не такой, как все прочие?
– Вы отъявленный мерзавец, господин Клавьер, и мне жаль, что император этого не знает.
– Император мой должник, дорогая. Я его кредитор. И, поверьте, мне пришлось простить австрийской казне немалую сумму, чтобы иметь удовольствие видеть вас здесь, на этом празднике.
– Вы знали, что я в Вене?
– Я знаю о вас все.
Он держал меня крепко, но я вырвалась из его объятий, всем своим видом продемонстрировав, что закричу, если он посмеет меня удерживать. Я попыталась взглядом разыскать Дюрфора, но мне это не удалось, а Клавьер шел рядом, не отставая ни на шаг.
– Что, моя прелесть, в Версале вы не стали бы со мной танцевать?
Я думала, думала, и меня вдруг осенило: черт возьми, а ведь в жалком положении оказываюсь не я, а он! Это он ходит за мной повсюду, находит даже в Вене, платит за удовольствие быть на маскараде. Вся тревога моя прошла, я обернулась, рассмеялась ему в лицо. Мне действительно было весело. Это была какая-то шальная, злая веселость – вероятно, следствие опьянения.
Он до боли схватил меня за руки.
– Снова смеетесь? Срок нашего пари еще не вышел, и мой особняк в Сен-Жермене пуст. Он ждет вас, моя дорогая, и когда вы придете туда, вы не будете столь надменны.
– Вы скорее окажетесь в аду, чем я когда-нибудь приду к вам за чем бы то ни было, господин Клавьер.
Он с наглостью, которой я даже от него не ожидала, прижал меня к себе.
– Ад вскоре наступит для вас, – прерывисто прошептал он. – Зря вы со мной танцевали, дорогая. Я, можно сказать, воочию убедился, что такого гибкого нежного стана, как ваш, – еще поискать… Так неужели вы, мой ангел, думаете, что я уступлю?
– Придется, – проговорила я насмешливо.
– Значит, борьба продолжается?
– Какая борьба? Я даже не заметила, что с кем-то воюю.
– Ну, так очень скоро заметите. Когда вы вернетесь в Париж, то обнаружите там небольшой подарок – счет на пятьсот тысяч ливров. Вам придется их уплатить, моя дорогая. Ваш муж наделал немало долгов, покупая вам сногсшибательные драгоценности. Уж и не знаю, что это было с его стороны – любовь или ненависть. Может, он предвидел, чем это для вас обернется?
Он, наконец, отпустил меня, и я пошла прочь, даже не задумываясь над его словами. Они вылетели у меня из памяти в одну минуту.
Голова у меня кружилась. Чувство ирреальности, сказочности все возрастало. Мерцание карнавальных огней, сияние блесток в бархате ночи, журчание фонтанов и мелькание маскарадных масок создавали иллюзию сказочного водоворота, волшебства, похожего на то, что испытала Золушка в фантазиях господина Перро. Я остановила лакея, взяла с подноса бокал токайского и стала пить, пить, пить… Мне хотелось забыться, хотелось быть опьяневшей, чтобы глубже погрузиться в то, что происходило вокруг меня.
Поставив бокал, я тихо рассмеялась. Разве можно было не смеяться на маскараде? Я чувствовала на себе мужские взоры, скользящие по всему телу – от глаз и волос до груди и туфель. Выпитое вино горячей волной пробегало по жилам. Я была пьяна и знала об этом, но нисколько не стыдилась. Кто посмел бы быть серьезным и трезвым здесь, среди умопомрачительной иллюминации Шенбрунна, жарких вздохов и самых зажигательных танцев? Веселая музыка из последней оперы Моцарта окутывала сознание приятным туманом. Я смеялась… Сейчас мне не нужен был никто, даже встреча с Клавьером казалась безразличной. Я погружалась в собственное странное возбуждение, в наркотическую чувственность, пикантную и острую.
– Вы совсем забыли обо мне, дорогая кузина, – услышала я жаркий шепот у своей щеки.
– Ах, Кристиан!
Я почувствовала, что едва держусь на ногах. Меня шатало. Я оперлась на его руку и закрыла глаза. Он обнял меня за талию.