* * *
Софии все-таки удалось обокрасть Деболи. Позволила негодяю некоторые нежности, пообещала, что отдаст остальное, когда, стараниями доктора Мернса, будет совсем здорова, и незаметно вытащила из кармана доносчика ключ от посольского железного денежного ларца. Потом вшила в корсет две пачки ассигнаций. Все пальцы иголкой исколола, до того было трудно распределить бумажки так, чтобы первому встречному не пришло в голову, что она несет на себе приличную сумму.
"Это плата за мои страдания! – утешала себя София. – Если я служанка, которую передают по наследству, то мне по крайней мере надо платить жалованье. А Кароль так и остался моим должником. Его наследник – Деболи – и не подумал выплачивать долги. Теперь они заплатят мне оба! Точнее – мне заплатит Речь Посполитая!".
В последние дни София была сама не своя от ненависти и отвращения. От былого счастья не осталось и горсти праха. Кароль предал ее, превратил в живой товар, а ведь еще недавно клялся в любви и обещал взять с собой в Варшаву. Значит, из-за того, чтобы стать любовницей заезжего вертопраха, она свернула с намеченного Провидением пути, изменила памяти отца, сбежала от матери и Максима, отказалась выполнить волю Гетерии! А теперь рядом с ней нет никого, кто бы мог вернуть заблудшую душу на прежний, истинный путь! Никого, кроме доктора Мернса, который все же предложил помощь своей несчастной пациентке.
"Доктор Джеймс сказал, что нужно бежать в христианские земли! – думала София. – Он прав – иначе ищейки султана найдут и убьют меня. Только бы сесть на корабль, отплывающий из Стамбула. А там сам Господь укажет мне дорогу…"
В назначенный день она отправилась в турецкие бани в сопровождении верзилы Янека, посольского гайдука. Софии удалось оставить Янека в кофейне Саида, примыкавшей к баням, а потом незаметно выскользнуть на улицу через запасную калитку. Доктор Мернс дожидался ее здесь уже несколько часов. Только выглядел Мернс не лучше, чем самый жалкий из его пациентов – опухшее лицо, круги под глазами, набрякшие веки, дрожащие пальцы. Чтобы оказаться достойным богини Олимпа, Мернс вот уже несколько дней отказывался от обычной дозы гашиша и чувствовал себя так, как будто уже ступил за врата Аида. На сэкономленные отказом от нескольких дневных порций деньги Мернс купил фальшивые документы для себя и Софии и дал бакшиш капитану венецианского судна, покидавшего Константинополь. Правда, он надеялся захватить в дорогу порцию зелья…
– У вас есть деньги, богиня Олимпа? – спросил несчастный доктор, едва ступив на палубу корабля, отправлявшегося в крепость Озю через Румелию. – Капитан сказал мне, что судно простоит в порту еще четверть часа, я успею купить себе кое-что в дорогу.
София всмотрелась в опухшее лицо доктора с набрякшими, тяжелыми веками и, вздохнув, протянула Мернсу измятую ассигнацию из запасов посольства – единственную, которую она не зашила в корсет, а спрятала за вырез платья.
– Вы презираете меня, богиня? – спросил Мернс, но прочитал в глазах Софии только самое искреннее сочувствие. Его Афродита, Гера и Афина в одном лице презирала пороки, но не несчастья.
– Ждите меня на корабле! – заверил беглянку Мернс. – Я скоро вернусь, я успею!
Но бедному доктору Мернсу не суждено было успеть на корабль. В знакомой кофейне на пристани он купил давамески, но не удержался – попробовал тут же. Но поскольку уже несколько дней Джеймс отказывал себе в обычной порции, его развезло прямо в кофейне. Прислонился к грязной, заплеванной стене и медленно сполз на пол. Перед тем, как потерять сознание, увидел прямо перед собой грустное, обеспокоенное лицо Софии.
"Джеймс, где же ты?" – прошептали губы, которые он никогда не осмелился бы поцеловать, а потом видение исчезло. Когда опиоман Мернс очнулся, венецианский корабль давно покинул Истамбул, а вместе с ним и богиня Олимпа, до последней минуты дожидавшаяся своего спасителя и друга. Сойти на берег София так и не решилась…
У доносчика Деболи хватило ума не превращать исчезновение Софии в скандал. Он не стал преследовать несчастного доктора Мернса, который преступил все границы дозволенного и перешел на двойные порции гашиша. Бедняга Мернс проводил день за днем на пристани – иногда в кофейне, иногда – на берегу, и вспоминал о врачебной практике только тогда, когда нужны были деньги на очередную дозу. Он встречал каждый корабль, приходивший в стамбульский порт, и терпеливо дожидался, когда сойдет на берег последний пассажир.
София Глявоне в Стамбул так и не вернулась, а у доктора Мернса не хватило сил самому отправиться на поиски. Он состарился в ожидании и через несколько лет уже ничем не напоминал того жизнерадостного шотландского врача, который некогда ступил на землю Истамбула в поисках приключений и опиума. Иногда, расчувствовавшись, Джеймс рассказывал завсегдатаям кофейни в порту о своей богине Олимпа, и они посмеивались над сумасшедшим лекарем-гяуром, который влюбился в красотку из Румелии, но даже не прикоснулся к ней. Ни один мужчина в Истамбуле не стал бы так долго страдать из-за женщины – но почему бы не послушать сказку о том, как новый безумный Меджнун обрел и потерял свою Лейли…
– Почему же ты не отправился за румелийской красавицей? – однажды спросил у доктора один из посетителей кофейни, мелкий торговец, крутившийся около венецианских кораблей. – Влюбленный Меджнун, о котором сложили столько прекрасных поэм, непременно отправился бы вслед за Лейли. Куда отплывал тот корабль?
– Капитан сказал мне, что поведет судно в крепость Озю через Румелию… – вспомнил доктор Мернс.
– Ну и плыл бы себе в крепость Озю! – расхохотался торговец. – Верно, румелийская красавица дожидалась тебя там, сама не своя от страха.
– Сначала у меня не было денег… – оправдывался опиоман Мернс. – А потом я подумал, что она вернется за мной…
– Скатившаяся звезда никогда не возвращается… К тому же ты говорил, что она бежала от своего хозяина-гяура, – продолжил торговец, которого бездействие Мернса удивило не меньше, чем рассказ о румелийской Лейли. – Зачем бы она стала возвращаться в Истамбул?
– Я не знаю, не знаю, – твердил Мернс, – должно быть, тогда я совсем одурел от гашиша. Вот и не знал, что делать. А теперь время ушло.
– Так отправляйся в крепость Озю! – предложил торговец. – Может, румелийка до сих пор дожидается тебя на берегу!
Опиоман Мернс не выдержал насмешек, ночью, тайком, пробрался на первый попавшийся корабль и спрятался в трюме. Его обнаружили только тогда, когда корабль пришел в незнакомый порт. Моряки крепко избили бесплатного пассажира и выбросили беднягу на берег. От местных жителей Мернс узнал, что попал отнюдь не в крепость Озю.
Сначала несчастный долго и без толку блуждал по берегу, а потом набрел на развалины храма Святого Фоки. От некогда прекрасной церкви остался только фундамент и пол. Она давно уже была заброшена и стала притоном для курильщиков опиума. Здесь и поселился опиоман Мернс – иногда и ему перепадало от щедрот завсегдатаев развалин.
Джеймс перестал есть и пить, совсем высох – подачки курильщиков заменили ему скудную земную пищу. Однажды бедняга Мернс услышал легенду о святом Фоке, который принял мученическую смерть на том самом месте, где возвели разрушенный ныне храм. Святой Фока вырыл себе могилу за день до того, как его убили римские солдаты.
Опиоман Мернс решил последовать примеру святого Фоки и потратил несколько дней на то, чтобы вырыть себе могилу. Потом лег в нее, скрестил на груди руки, закрыл глаза и стал ждать смерти, которая довольно скоро пришла за несчастным доктором. То ли сжалилась над бедным Джеймсом, то ли тело бедняги уже не могло ей противиться… Исхудалая грудь Мернса перестала вздыматься, и он навсегда затих в своем последнем убежище.
Местные жители завалили могилу камнями, а потом забыли о ней. Только в стамбульской портовой кофейне помнили о бедняге, который отправился на поиски румелийской красавицы, да, видно, сгинул по пути. С влюбленными иногда такое случается…
Глава 14
Французский инженер
Удаляющийся Константинополь медленно тонул в волнах Черного моря, как земля во время Всемирного потопа. Казалось, совсем недавно так же таял, мерк, исчезал вдали остров Хиос с его апельсиновыми рощами, в которых можно было бродить до утра рука об руку, немея от теплого, сладкого, отпущенного в дар счастья. Сколько еще островов и городов должна она покинуть по воле Гетерии и своей собственной? Когда прекратятся скитания, которым как будто нет ни конца ни края?
Она не знала наверняка цели своего пути. Добраться до христианских земель – вот и все, о чем мечтала бывшая любовница шляхтича Лясопольского, сбежавшая от доносчика Деболи. Но кто ждет ее там, в христианских землях, и кому нужна теперь наследница византийских императоров, которая отказалась подчиниться воле Гетерии? Единственного друга – доктора Мернса – не было рядом: незадолго до отплытия он сошел на берег и исчез. Тщетно высматривала София в пестрой толпе на пристани беднягу-опиомана, называвшего ее богиней Олимпа. Так и покинула Константинополь – одна. Правда, в дороге ее развлекал болтовней француз инженер по имени Франсуа Леруа, приятный и обходительный, как лучшие представители его словоохотливой нации. Рассказы француза оказались более чем кстати, иначе София бы разрыдалась, как ребенок, случайно отпустивший в толпе теплую руку матери.
– А знаете ли вы, милая Софи, – болтал француз, – что турки строят крепости из греческого мрамора и на месте греческих укреплений? Я сам был тому свидетелем. Они не только перестроили до неузнаваемости античную крепость Алектора, но и переименовали ее в Озю. В крепость Озю я и плыву. Она расположена на берегах Черного моря – этой непорочной девы султана, как говорят в Истамбуле. Ах, какая у османов короткая память! Они успели забыть, что когда-то это море называли Греческим. И представьте себе, Софи, камень для новых укреплений турки берут из соседней с крепостью местности, именуемой Сто могил.
Некогда там находился древний город Борисфен, который описывал в своей истории Геродот.
– Или Ольвия, – продолжила София, – я читала историю Геродота.
– Я и не подозревал, что вы столь образованны, мадемуазель! Но откуда у прелестной турецкой ханым интерес к Геродоту?
– Я гречанка, сударь, – София почему-то испытывала безотчетное доверие к этому легкому, веселому человеку. – Княжна из рода Маврокордато.
– Куда же направляется очаровательная княжна? – титул Софии нисколько не интересовал француза, зато слово "очаровательная" он произнес сладко, напевно.
– Не знаю, – растерялась София. – Мне непременно нужно добраться до христианских земель, а там сам Господь укажет мне дорогу.
– Осмелюсь предложить себя в качестве попутчика, мадемуазель! – мгновенно нашел решение француз. – Из крепости Озю я следую в Речь Посполитую. Быть может, Софи, у вас есть друзья в Варшаве?
– Друзья потеряли мой след… – горько вздохнула София. – И едва ли можно назвать другом человека, который предал и продал тебя. У меня нет никого в Речи Посполитой. Впрочем, почему бы не нанести неожиданный визит одному предателю… – желание отомстить Лясопольскому тщетной, запоздалой злостью обожгло душу его бывшей любовницы.
– Давайте нанесем визит вашему предателю вместе! – весело предложил Леруа. – Предать вас – какой дурной тон! Эти поляки – они ничего не смыслят в приличиях! Не то что мы – французы!
– И что же мы ему скажем? – легко и бесшабашно, в такт Леруа, спросила София.
– Ровным счетом ничего, Софи, – рассмеялся француз. – Я и без слов смогу поговорить по душам с вашим поляком. Я, видите ли, недурно фехтую. Увеселительная прогулка по Варшаве нам обеспечена!
– Надолго ли вы задержитесь в крепости Озю? – Софии совсем не хотелось надолго оставаться в турецкой цитадели.
– Всего лишь несколько дней… – заверил гречанку француз. – Но со мной вы можете чувствовать себя в совершенной безопасности. У меня есть охранная грамота от султана Абдул-Гамида. Взгляните, мадемуазель… Откровенность за откровенность.
– "Подателю сего письма, франкскому инженеру Франсуа Леруа, предписываем всем нашим подданным оказывать повсеместную и незамедлительную помощь и защиту, – прочитала София. – Да будет это известно, а знаку Нашего Величества да будет вера! Писано в прекрасном и великом городе Кастантинийе, в месяце реби-уль-ахир, в году хиджры 1193, по франкскому счислению – 1780". Видимо, османам крайне необходимы ваши знания, – решила София, – иначе бы они не выдали такую бумагу гяуру.
– Османская империя, милая Софи, это колосс на глиняных ногах, – объяснил Леруа, – и без помощи старой, доброй Франции ей не устоять. Впрочем, вы – гречанка, и, наверное, ненавидите турок?
– Они убили всех моих близких, – перед Софией снова промелькнула страшная картина: пепелище на месте родительского кабачка в квартале Пера. – И мне осталась только ненависть!
– Тогда на время удержите свою ненависть в узде, – посоветовал француз. – Пока мы не доберемся до Польши. В крепости Озю я скажу, что вы – моя невольница, которая путешествует вместе со мной. Не стоит откровенничать с османами. О, тысяча извинений! Я ни в коей мере не хочу ограничивать вашу свободу, мадемуазель! Это всего лишь конспирация!
– Мне хотелось бы осмотреть то место, где находился древний город Борисфен! – воскликнула София, и Леруа несказанно удивила горячая мольба, прозвучавшая в голосе его собеседницы. – Возможно ли это?
– Сущие пустяки, душа моя, – заверил Софию Леруа, – вы увидите эту греческую святыню… И увезете с собой на память какую-нибудь безделицу. Какой-нибудь камушек…
Леруа сдержал свое слово. Уже через несколько дней они мяли в руках степную полынь и стояли на знойном, выжженном солнцем холме, к которому с вечной мольбой и любовью приникало Греческое море…
Глава 15
На земле древней Ольвии
По выжженному солнцем склону поднимался человек. Казалось, он был рожден редкой голубизны небесной гладью, которая там, вдалеке, сливалась с ультрамариновой линией моря. Незнакомец ступал медленно, как будто совершал торжественное шествие наверх – к руинам храма Аполлона Дельфиния, которыми любовались София и Леруа. Упрямая княжна из рода Маврокордато так хотела увидеть древний город Борисфен или то, что от него осталось, что галантному французу пришлось выполнить ее просьбу! Путешественники ненадолго задержались в крепости Озю, где военный инженер Леруа проконсультировал коменданта и офицерский состав гарнизона, а потом, перед самым отъездом, решили взглянуть на руины Борисфена.
Леруа заявил османам, что должен лично осмотреть камень, который используется для укрепления крепости, и отправился на прогулку, прихватив с собой красавицу-подругу. Коменданту крепости Леруа представил Софию в качестве наложницы, которую он купил в Константинополе, чтобы скрасить долгий и скучный путь на родину. Турки поверили – подобные покупки совершал в Истамбуле каждый второй европеец, а София согласилась на эту ложь, как на вынужденный маневр.
"Это всего лишь военная хитрость, мадемуазель! – заявил ей Леруа. – Иначе я не довезу вас до Варшавы. Надо же поквитаться с вашим предателем! Ах, если бы вы и в самом деле полюбили меня! Ну зачем вам этот мерзкий поляк?".
И вот теперь София стояла около ступенчатого каменного алтаря из причерноморского ракушечника, не решаясь взойти на раскаленные ступени. Кроме этого алтаря, от храма ничего не осталось. Однако прыткое воображение мгновенно дорисовывало недостающее. Совсем по-другому, рассеянным взглядом любознательного путешественника, смотрел на руины древнего города Борисфен французский инженер. Былое величие Греции не заставляло трепетать его сердце, бившееся в такт настоящему. Поэтому он оказался внимательнее Софии и первым заметил поднимавшегося к ним незнакомца.
– Взгляните, милая Софи, к нам кто-то идет! – прошептал Франсуа прямо в нежно розовеющее ушко спутницы, попутно коснувшись губами ее щеки. Надо же позволять себе иногда некоторые мелкие радости, если большее оказалось недоступным! София проявляла к своему попутчику только дружеский интерес и попросту отворачивалась, когда взгляд француза становился слишком пылким. Последние дни, и особенно ночи, проведенные в польском посольстве Константинополя, надолго отбили у бедняжки вкус к любовным приключениям.
Восклицание Леруа заставило Софию оторвать восхищенный взгляд от алтарных ступенек. Она обернулась в сторону спуска, который вел к морю, и увидела, что к ним приближается… тот самый фанариот, так убедительно рассказывавший ей и матери о константинопольском соборе Святой Софии. Это было неслыханно, невозможно, но в то же время до боли реально! Рядом с Софией и Леруа стоял посланник Гетерии, но теперь уже не в греческом, а в европейском наряде. Беглянка не могла не узнать это смуглое лицо и тонкие, гибкие пальцы, закрывавшие от солнца темные и тусклые, словно воды подземных рек, глаза.
– Вот я и нашел тебя, девочка! – сказал фанариот и на мгновение скрестил пальцы в условном знаке Гетерии. – После пожара я потерял твой след, хотя и догадывался, что этому гордецу Лясопольскому удалось тебя соблазнить. Я мог вырвать тебя из его рук, но хотел, чтобы ты сама поняла, что сошла с уготованного Провидением пути. И вернулась на этот путь по доброй воле.
– Но почему, – в голосе Софии неожиданное счастье смешалось с болью утраты, – господи, почему вы не спасли моих родителей? Почему Гетерия не помешала пожару? Максим говорил, что ваши люди повсюду…
– Нас предали, девочка, – ответил фанариот, – ищейкам султана удалось арестовать Гавриила Ригаса и Георгия Хадзекиса. Гавриил Ригас умер под пытками. А храбреца Георгия казнили на базарной площади Истамбула. Твой отчим, Максим, видел эту казнь. Поэтому никому не удалось предупредить твоих родных. Я же в те дни был далеко от Истамбула.
– Да кто вы такой, сударь?! – недовольно спросил Леруа. Этот бестактный незнакомец, обращавшийся с его княжной, как старый друг, начал раздражать инженера.
– Я граф Сен-Жермен, милейший господин Леруа, – успокоил француза фанариот. – Полагаю, что вы слыхали обо мне при дворе короля Людовика XV. А вашу спутницу я давно знаю. Я был другом ее отца.
– Это правда, Софи? – раздражение перестало звучать в голосе Леруа. Он действительно много слышал о графе Сен-Жермене, но и не подозревал, что этот таинственный господин когда-то посещал Константинополь и опекал княжну из рода Маврокордато.
– Да, Франсуа, – незамедлительно ответила София. – Этот человек – наш друг. Отойди, дай нам поговорить наедине.
Леруа немедленно отошел в сторону. Воля дамы, а тем более – столь очаровательной, была для него законом.
– Что мне делать теперь? – спросила София, едва Леруа оставил ее наедине с фанариотом. – Куда отправиться? Я сбилась с пути и больше ни в чем не уверена. Или опять Гетерия будет решать за меня?!