- Элизабет и я всего лишь сводные сестры. У нас общий отец, но если ее мать была благородного происхождения, то моя - просто цыганкой, которую отец встретил, скитаясь по стране. Она много знала о травах, снадобьях, о том, как их применять для лечения и обучила меня всему, что сама знала. Теперь, когда я вам все это рассказала, разрешите мне применить свои знания, чтобы помочь вашему брату? Или будете стоять здесь и смотреть, как он умирает? - Несмотря на все усилия Кэролайн сохранять спокойствие, в ее словах прозвучала нотка гнева. Девушка твердо смотрела Роберту в глаза, по-прежнему пылавшие ненавистью.
Стоявший позади нее Томас подошел к брату и положил руку ему на плечо. Они обменялись взглядами, затем оба перевели глаза на Кэролайн. Томас был, наверное, на дюйм ниже Роберта и, благодаря своим рыжеватым волосам и светлой коже, казался значительно моложе, почти мальчишкой. Вместе с тем, судя по решительно поднятому подбородку, он был столь же ярым противником вмешательства Кэролайн, как и его брат.
- У нас нет выбора. Поскольку Дан позволил тебе прогнать аптекаря, ничего не остается, кроме как позволить тебе сделать для Мэта то, что в твоих силах. - Голос Томаса был необычно скрипучим. - Но будь уверена: мы станем следить за тобой, и, если с ним что-нибудь случится, мы об этом узнаем.
В этот момент в комнату вошел Даниэль и с первого взгляда оценил ситуацию.
- Стыдитесь, вы оба, - резко сказал он. - Кэролайн не давала вам ни малейшего повода думать о ней плохо.
- Грехи отцов падут на головы сыновей, - парировал Роберт.
- Но о сестрах ничего не говорится, и в любом случае Кэролайн совсем не похожа на Элизабет.
Даниэль высказался почти столь же загадочно, как и Роберт. Одно для Кэролайн становилось совершенно очевидным: по какой-то неизвестной причине братья Мэта не доверяли Элизабет и не любили ее и теперь перенесли эту неприязнь на Кэролайн. Ей очень хотелось расспросить кого-нибудь из них, выяснить, что произошло и из-за чего ее сестра вызывала столь враждебное к себе отношение, но подобные расспросы пришлось отложить.
Мэт зашевелился, и все взоры с надеждой устремились к нему. Однако он не пришел в сознание, и скоро стало ясно, что этого не произойдет.
- Если один из вас посидит с Мэтом и крикнет мне, когда он очнется или же ему станет хуже, я могла бы пойти закончить готовить ужин.
Все трое переглянулись.
- Я останусь, - быстро сказал Даниэль. - Роб, вы бы с Томасом вернулись к работе. Теперь, когда Мэт прикован к постели, мы не можем себе позволить терять время, если хотим успеть с посадкой.
Роберт и Томас все еще колебались, и, судя по их взглядам, Кэролайн без труда догадалась, что их нерешительность связана с ней.
- О, ради всего святого! - потеряв терпение, воскликнула она. - Если уж до такой степени не доверяете мне, я сомневаюсь, что вы станете есть ужин, который я готовлю. Почем вам знать, может, я положила в него яду или наслала на еду порчу с целью превратить вас всех в ослов. Хотя, - добавила она с насмешливой улыбкой, - это едва ли необходимо, не так ли?
После этого мастерского выпада она покинула комнату. Через несколько секунд по топоту ног на лестнице Кэролайн поняла, что Томас и Роберт сделали то же самое.
16
- Папа умрет?
Кэролайн, смачивавшая губкой с прохладной водой горячий лоб Мэта, подняла глаза и увидела стоящего в дверях Джона, который, по-видимому, уже некоторое время наблюдал за ней, оставаясь незамеченным. Была уже почти полночь и мальчики, по настоянию дядей, уже давно поднялись в свою спальню. Джон был в ночной рубашке и босиком. При свете единственной свечи, догоравшей на столике возле постели Мэта, он казался совсем юным и беззащитным, особенно когда со страхом смотрел на отца, лежавшего без сознания на широкой кровати. Сердце Кэролайн сжималось от жалости к нему: она знала, каково тревожиться за жизнь любимого родителя.
- Нет, он не умрет.
По крайней мере, она молила об этом Бога. Кровопускание отняло у Мэта много сил, и в тот же день у него начался сильнейший жар. Кэролайн, используя краткие минуты, когда он приходил в сознание, сумела заставить его выпить лишь несколько ложек бульона и проглотить еще порцию лекарства. Все остальное время Мэт находился в забытьи.
Нога чудовищно распухла и воспалилась, особенно на участках выше и ниже новой, более прочной шины. Когда Кэролайн по-своему перевязала Мэту рану, чтобы ее можно было легко осматривать в том месте, где кость вылезала наружу, оказалось, что кровь все еще сочится. Потеря крови представляла большую опасность. Кэролайн ничего не оставалось, как попробовать засыпать целебный порошок для заживления ран и положить сверху как можно больше корпии и чистых кусочков ткани. Когда через несколько часов на поверхности повязки не проступила свежая кровь, она позволила себе надеяться, что кровотечение наконец прекратилось.
Теперь главной угрозой стали высокая температура и гангрена. Если разовьется гангрена, Кэролайн не могла поручиться за то, что у Мэта останутся какие-либо шансы на выживание, ампутируют ему ногу или нет. Но его сыну этого говорить не стоило.
У Джона был очень жалкий вид, и девушка ободряюще улыбнулась ему. За последние несколько месяцев она нечасто улыбалась, и ей показалось, будто губы у нее заржавели. Однако, если Кэролайн надеялась пробудить в Джоне товарищеские чувства, то по мальчику было не заметно, что ей это удалось. Он не улыбнулся ей в ответ, а лишь потерянно смотрел на отца.
- Если я пожелаю ему спокойной ночи, ты думаешь, он меня услышит?
- О, я думаю, да.
В голосе Кэролайн прозвучало гораздо больше уверенности, чем она на самом деле испытывала. Ее улыбка погасла, но не сострадание к мальчику. Если ему становилось легче при мысли о том, будто отец может его услышать, что в этом плохого? Кэролайн жестом попросила Джона подойти поближе. Он приблизился, остановившись рядом, и его спутанная черная шевелюра только-только доставала ей до плеча. Мальчик был так худ, что сквозь ворот ночной рубашки виднелись резко выступающие ключицы.
- Спокойной ночи, па, - едва слышно пробормотал Джон и попробовал пальцем дотронуться до руки Мэта, лежащей поверх стеганого одеяла.
Мэт даже не шевельнулся в ответ. Кэролайн начала что-то говорить, чтобы попытаться утешить мальчика и облегчить его душевную боль. Но прежде чем она нашла слова, глаза Джона, и без того уже красные от слез, быстро наполнились влагой.
Мальчик сделал над собой поистине титаническое усилие, чтобы не разреветься, и все-таки один раз всхлипнул, но затем спохватился и сильно прикусил нижнюю губу. Его боль была столь острой, что Кэролайн тоже ее почувствовала. Она машинально обняла его за плечи и по-дружески слегка сжала их. Но вместо того чтобы оценить попытку девушки утешить его, мальчик приглушенно вскрикнул, грубо оттолкнул Кэролайн в сторону и, повернувшись, выбежал из комнаты.
Кэролайн поняла и эту его реакцию. И вздохнула. Затем, нахмурившись, она услышала топот ног по ступенькам лестницы. Вместо того чтобы вернуться в постель, Джон ринулся вниз, видимо, для того, чтобы всласть выплакаться и не разбудить при этом Дэвида.
В горе парнишке нужен был кто-то, чтобы не находиться одному, но явно не Кэролайн.
Поплотнее закутавшись в халат - под ним у нее была ночная рубашка, а на ногах домашние тапочки, - Кэролайн осторожно прошла вдоль узкого и темного коридора и в нерешительности остановилась перед спальней Даниэля. По всей вероятности, разгуливать по дому в таком виде считалось непристойным. Но платье, которое девушка носила целый день, испачкалось и было заляпано кровью, да и сама она ощущала настоятельную потребность в чистоте. Когда мужчины пошли спать, Кэролайн с удовольствием приняла нечто вроде ванны: с помощью губки быстро ополоснулась водой в гостиной, которую, в силу обстоятельств, превратила в свою комнату. После мытья ей страшно захотелось переодеться во что-нибудь чистое и просторное, и она надела свой ночной наряд. Если у нее будет возможность урвать хоть немного времени для сна, она сможет улечься на соломенный тюфяк, расстелив его на полу в комнате Мэта.
Но пока девушка стояла, переминаясь с ноги на ногу, под дверью Даниэля. А ведь, как и его братья, он не был ее настоящим родственником, и знала она его, в сущности, мало. Конечно, Кэролайн всерьез не рассматривала возможность того, что ее полураздетый вид может спровоцировать Даниэля на развратные мысли или, еще хуже, действия, но все же…
Дилемма благополучно разрешилась, когда Даниэль, без всякого предупреждения, внезапно открыл свою дверь. Пару секунд они, оцепенев, таращились друг на друга. В полутьме коридора, освещенного только слабой полоской света, пробивавшегося из-под двери в спальню Мэта, Кэролайн увидела, что Даниэль спал голым. Слава Богу, он успел завернуться в одеяло, прежде чем подойти к двери.
Как будто с трудом пытаясь вспомнить, кто она такая, Даниэль, моргая, словно сова, напряженно всматривался в Кэролайн. Его взгляд сначала скользнул по ее телу, затем он быстро перевел глаза на лицо девушки. Даниэль уже совсем проснулся, а вместе с ним проснулась и его тревога.
- Мэт?
На этот скупой вопрос Кэролайн отрицательно покачала головой.
- Нет, это Джон, - прошептала она, помня, что остальные еще спят. - Он там внизу, плачет. Приходил навестить отца, а потом выбежал из комнаты. Он не захотел, чтобы я его утешила, но думаю, кто-то должен это сделать.
Даниэль бросил взгляд на лестницу.
- Угу, - лаконично согласился он, затем повернулся и закрыл дверь у нее перед носом.
Кэролайн уже слишком хорошо знала за Мэтисонами подобные проявления грубости, чтобы обидеться. Она поняла, что Даниэль собирается одеться, и быстро скользнула обратно в комнату Мэта. Ее предположение оправдалось: через несколько минут раздался звук открываемой двери, а затем она услышала шаги Даниэля; он прошел вдоль коридора и спустился вниз по лестнице.
У нее стало легче на душе от того, что кто-то будет рядом с Джоном. Убрав длинную прядь волос, выбившуюся из свободно заплетенной косы, которую она обычно делала себе на ночь, Кэролайн вновь обратила взор на Мэта.
Он плашмя лежал на спине, вытянув вдоль туловища руки. Кисти, ладонями вверх и с согнутыми пальцами, покоились сверху одеяла, аккуратно приподнятого над больной ногой, чтобы не задевать раны. Вид этих рук - крупных и мускулистых, с погрубевшей от тяжелой работы кожей - тронул сердце Кэролайн. Такие руки не созданы, чтобы вот так беспомощно лежать. В комнате было тепло, даже жарко от яркого огня, разожженного по настоянию Кэролайн в камине, которым явно давно не пользовались. По крайней мере, теперь можно не бояться, что Мэт простудится. Но ей пришлось признаться себе, что ухаживать за столь мужественным мужчиной, даже если этот мужчина - Мэт, означало беспокойство совсем иного рода. Мышцы, буграми выступавшие у него на руках, его широкие плечи, густой покров волос, клином спускавшихся к центру груди, а также волосы на руках и ногах - все это внушало девушке неясную тревогу. А мысль о тех частях его тела, что еще оставались скрытыми от ее взора, рождала целую волну не совсем приятных эмоций. Поэтому Кэролайн просто-напросто перестала об этом думать. Мэт был абсолютно беспомощен, и к тому же она взялась за ним ухаживать, поэтому не позволит его мужественности влиять на ее мысли и поступки. Мэт был к ней по-своему добр, и не будь его, ее положение в доме стало бы весьма уязвимым. Уже по одной этой причине, если даже не принимать во внимание все остальные (а Кэролайн не допускала и мысли о существовании каких-либо иных причин), он заслуживал самой преданной заботы с ее стороны, и он эту заботу получит. Кроме всего прочего, она не может допустить, чтобы человек, которого сыновья просто обожают, умер из-за плохого ухода. Сердце Кэролайн сжималось при мысли о том, что мальчики Мэта останутся без отца.
Однако сохранить Мэту жизнь, не говоря уже о том, чтобы спасти искалеченную ногу, могло оказаться делом весьма трудным. Несмотря на старания Кэролайн не поддаваться пессимизму, вид у Мэта был неважный. На щеках и подбородке проросла иссиня-черная щетина, лишний раз подчеркивающая без того смертельную бледность его кожи. Не может быть, чтобы столь смуглый от природы человек смог выжить при такой ужасающей бледности. И что самое страшное, Мэт больше не потел: его кожа была сухой и горячей.
Когда Кэролайн осторожно дотронулась пальцами до его лба, чтобы определить, насколько высока температура, она нахмурилась и почти сразу же убрала руку: пальцы будто обожгло огнем. Если в ближайшие часы жар не утихнет, нужно будет принимать чрезвычайные меры, что означает немалый риск.
Мэт не открывал глаз с тех пор, как аптекарь вправил ему кость. Был ли он без сознания или находился в глубоком сне из-за лекарства, которое Кэролайн регулярно вливала ему в рот, чтобы он не метался по кровати, нельзя было сказать с уверенностью. Дыхание неглубокое и частое, скорее походившее на одышку. Губы полураскрыты и двигались, только когда Мэт вдыхал в себя воздух. Они уже начинали трескаться от пересыхания.
Налив в чашку немного воды, Кэролайн обмакнула в нее кусочек материи и стала капать прохладную жидкость на губы Мэта, так что немного влаги затекало и в рот. Сначала никакой реакции не последовало, казалось, его дыхание нисколько не изменилось. Но затем, когда вода попала ему на язык, он сделал глотательное движение, и, приободренная, Кэролайн снова принялась за дело. В таком состоянии важнее всего было обеспечить Мэту покой и максимум комфорта. Все, что она могла, это ждать, будет ли жар усиливаться или температура спадет.
- Как он?
Голос Даниэля, раздавшийся от двери, заставил Кэролайн вздрогнуть. Ее рука непроизвольным движением слишком сильно сжала намоченный лоскут, и по щеке Мэта побежала водяная струйка. На секунду забыз о Даниэле, Кэролайн стерла ненужную влагу с лица и провела прохладной тряпочкой по резко очерченным горячим скулам. Затем она вновь переключила внимание на Даниэля, но в то же время краешком сознания зафиксировала свое ощущение от колючей, как наждачная бумага, щеки Мэта.
- Все так же, - чуть хрипловатым голосом ответила Кэролайн.
Даниэль надел бриджи и рубашку, но оставил ее незастегнутой, так что оказался виден широкий клин слегка волосатой груди. Икры и ступни тоже были голыми. В свете потрескивавшей свечи, которую он держал в руке, его волосы отливали в бронзу и излучали мягкое сияние. Глаза тоже излучали свет, по крайней мере, в те мгновения, когда он смотрел на Кэролайн. В ответ на этот откровенный оценивающий мужской взгляд девушка инстинктивно опустила глаза на свой ночной наряд и обнаружила, что ее халат распахнулся до самой талии, оставив открытой ночную сорочку с узким вырезом. Кэролайн поспешно запахнула полы халата, ощущая, как в животе у нее что-то сжимается. Усилием воли ей удалось преодолеть чувство антипатии к Даниэлю. Еще больших усилий стоило вновь поднять на него глаза.
- Джон пошел спать. Когда я спустился к нему, он уже не плакал. Джон у нас парень сильный, не какая-нибудь мямля.
Даниэль говорил отрывисто, а его взгляд из-под полуопущенных век ни на секунду не отрывался от ее лица. Если, повинуясь инстинкту, он однажды и опустил глаза на ее шею и ниже, то теперь выражение его лица ясно показывало: он не намерен допускать подобного впредь. Кэролайн почувствовала, как напряжение начинает спадать. "Даниэль - очень достойный человек, - напомнила она себе. - Он не хотел ничего дурного, когда так на нее смотрел, и уж, конечно, не представляет для нее угрозу".
- Джону вряд ли больше десяти. Ему еще необязательно проявлять душевную стойкость и силу.
- В этом мире каждый должен быть таким, чтобы выжить - а Джону уже девять.
- Он очень высокий для своего возраста. Но хрупкий.
- Но ведь и Мэт в детстве был таким. И все мы тоже. Мне было, наверное, лет десять-одиннадцать, когда я познакомился с Элизабет - я моложе Мэта на шесть лет, и помню, как она смеялась надо мной за то, что я, по ее словам, просто кожа да кости.
Кэролайн впервые слышала, чтобы кто-нибудь упоминал об Элизабет без обычной осторожности и уклончивости. Судя по тону Даниэля, эти воспоминания были не самыми приятными.
- Ты не любил Элизабет, правда? Не расскажешь мне, почему? Ты же знаешь, что я почти ничего о ней не помню.
Внезапно лицо Даниэля стало непроницаемым. Он явно пожалел о том, что сказал слишком много.
- Если хочешь узнать все про Элизабет, спроси Мэта. Конечно, когда он поправится.
- Мне бы не хотелось, чтобы он вновь печалился, говоря о покойной жене.
Даниэль немного резковато рассмеялся.
- Думаю, на этот счет ты можешь не волноваться.
- Ты хочешь сказать, что он не чувствует печали?
- Я ничего не хочу сказать. Просто советую тебе спросить у Мэта. - Даниэль отвернулся. - Если я тебе зачем-либо понадоблюсь, позови меня. Я сплю очень чутко. - Его глаза сверкнули. - Еще одна фамильная черта Мэтисонов.
Даниэль вышел. Его шаги удалялись по коридору. И через несколько минут послышалось, как закрылась его дверь. Кэролайн погрузилась в невеселые раздумья. Что-то здесь было не так, что-то, связанное с Элизабет. Пока она не выяснит, что именно, не успокоится.
Кэролайн почувствовала, что Мэт просыпается. Когда она повернулась к нему, то обнаружила, что он слегка приподнял голову над подушкой. Все его тело напряглось, ярко-голубые глаза широко раскрылись. В глубине их Кэролайн увидела страх. Его немигающий взгляд был обращен не на нее, а на что-то, находившееся за спиной девушки.
- Мэт… - начала она, инстинктивно оглядываясь назад, чтобы выяснить для себя причину этого пронизанного ужасом взора.
Прежде чем она смогла что-то произнести, Мэт начал пронзительно кричать.
17
В этом крике, хриплом и резком, звучал панический ужас. Мэт боролся с неведомым Кэролайн противником, и для него это была борьба не на жизнь, а на смерть. Он бил руками по матрацу, брыкался во все стороны здоровой ногой и воевал с простынями, едва не сбросив себя самого с постели.
- Мэт, прекрати сейчас же! Ушибешься! - в испуге вскрикнула Кэролайн и бросилась на Мэта, всем телом прижав его к кровати и стараясь помешать ему нанести себе какое-нибудь увечье. - Даниэль! На помощь! Даниэль!
Теперь Мэт боролся с Кэролайн: он толкал ее в спину, упирался в плечи и бедра, чтобы сбросить с себя ее тело. Нередко его толчки и удары были весьма ощутимы, хотя и скользили по поверхности. Кэролайн боялась, что он применит силу, но тем не менее вцепилась мертвой хваткой. Руками она обхватила Мэта за шею, а ногами за здоровую ногу, и так держалась изо всех сил. Головой уперлась ему в ложбинку на шее, пряча лицо от возможных ударов. В любую минуту Мэт мог легко причинить ей боль или даже повредить какую-нибудь часть тела, - но она все равно упорно не отпускала его, опасаясь, что он нанесет вред самому себе.
- Пожар! Пожар! - хриплым голосом вопил Мэт. Он снова принялся бить по матрацу, яростно колотя огромными кулаками. Видимо, вообразил в горячечном бреду, будто кровать объята пламенем.
- Мэт, все в порядке! Никакого пожара нет! Пожалуйста, перестань!