На стук Кэссиди дверь отворила улыбающаяся Мэллори. Две горничные внесли в комнату ворох одежды.
- Я попросила сшить что-нибудь удобное для будущей мамы, - сказала Кэссиди, выкладывая на постель одно за другим голубые и розовые платья. - Это, по-моему, как раз то, что нужно! Голубое очень пойдет к вашим волосам.
Мэллори потрогала нежную, воздушную ткань.
- Какое красивое! И как замечательно сшито - ничего не будет заметно.
- Я хотела сделать вам сюрприз. Ведь на свадьбу я вам толком ничего и не подарила. А когда родится ребенок, мы поедем в Лондон и обновим весь ваш гардероб.
Мэллори дотронулась до живота.
- Я все время слышу, как он бьется.
Кэссиди сияла от счастья.
- Вы даже не представляете, что означает для меня появление нашего малыша в этом доме. Дети Эрриан - замечательные крошки, я их очень люблю, но они воспитываются в шотландских традициях, что совершенно естественно. А этот ребенок будет Винтер!
- Надеюсь, родится мальчик. Мне кажется, Майклу очень хочется иметь сына.
- Так же, как в свое время его отцу, - вздохнула Кэссиди. - Жаль, что я не родила ему нескольких детей!
- Но вы же родили сына и дочь?
- На самом деле Эрриан - дочь моей сестры и сводного брата Рейли. Но для нас она так же дорога, как и Майкл.
- Я бы ни за что не подумала, что вы - не родная мать Эрриан! - воскликнула Мэллори и, задумавшись на мгновение, тихо спросила: - Вам кажется, он приедет?
- Приедет? Конечно! Не сегодня, так завтра.
34
В картинной галерее Равенуорта Мэллори рассматривала величественные портреты предков своего мужа. Герцоги и герцогини оживали перед ее взором, воскрешая гордость и славу старинного, уходящего в глубь веков рода Винтер. Такое же выражение величавой гордости проскальзывало иногда во взгляде Майкла.
Задержавшись возле семейного портрета Рейли и Кэссиди, она отметила про себя мастерство художника, уловившего своеобразный поворот головы Рейли, его твердый и вместе с тем добрый взгляд, нежную улыбку Кэссиди, которая будто светилась изнутри, несмотря на официальную позу и роскошное белое платье.
Мэллори поймала себя на мысли, что когда-нибудь, возможно, и ее портрет будет висеть в этой галерее, в зале, специально отведенном для жен прославленных герцогов.
Герцог и герцогиня щедро дарили ей свою любовь. Рейли был необычайно предупредителен, постоянно пытаясь услужить и интересуясь, как она себя чувствует. Если бы не правила приличия, Мэллори то и дело бросалась бы ему на шею. Ее поразило, с каким уважением относились к нему все окрестные жители.
Но если герцога жители Равенуорта уважали, то герцогиню просто боготворили, а дети часто прибегали к ней с полевыми цветами и разными подарками от родителей.
Когда Мэллори впервые появилась в деревне вместе с Кэссиди, ее встретили слегка настороженно. Однако вскоре любопытство сменилось доброжелательностью.
Обо всем этом она думала, стоя у портрета Эрриан и Майкла, двух очаровательных детей, запечатленных художником на фоне сельского пейзажа.
- Ты хочешь, чтобы наши портреты тоже висели здесь?
От неожиданности у нее перехватило дыхание - в двух шагах от нее стоял Майкл, изменившийся до неузнаваемости. Никакого высокомерия, ни малейшей жесткости во взгляде, - лишь тень легкой неуверенности и искрящиеся счастьем изумрудно-зеленые глаза.
- Майкл, ты приехал!
- А разве я мог не приехать?
Он сделал неуверенный шаг вперед и остановился, глядя прямо перед собой на белую стену, где было оставлено место для его портрета, который будет висеть здесь, когда Майкл станет герцогом Равенуортским.
- Представляешь, - сказал он, - пройдут годы, на твоем месте будет стоять некая юная особа и любоваться твоим портретом в золоченой раме. Она будет восхищаться твоей красотой, а ее муж скажет: "Это моя прабабушка. Ее знаменитые рыжие волосы сравнивали с солнечными лучами. Моему прадедушке очень повезло, что у него была такая красавица жена".
Забыв обо всем, Мэллори бросилась к нему.
- Майкл, любимый, я так скучала! Я так люблю тебя!
Он крепко прижал ее к себе.
- Как же долго я ждал, Мэллори! Как хотел это услышать! Помнишь ту ночь, когда я сказал, что мне еще что-то нужно от тебя?
- Помню.
- Я ждал, когда ты наконец меня полюбишь.
- Майкл, я не знала, что на свете бывает такое счастье! И такая боль!
- Меньше всего я хотел причинить тебе боль. А больше всего я боялся потерять тебя.
Он пытался найти слова, которые должен был сказать ей в эти минуты. Ему надо было до конца быть честным перед ней, стереть остатки горечи, чуть не разрушившей их счастье.
- Ты должна поверить, что между мной и Самантой никогда ничего не было и не может быть. Верь мне, прошу тебя.
- Я верю, Майкл! Я не могу сомневаться в твоих словах!
- Ты не по годам мудрая женщина, Мэллори. Сегодня, сейчас, перед лицом своих предков я даю тебе клятву, что никогда, ни при каких обстоятельствах не унижу тебя и не нарушу обет, который мы дали друг другу. - Он улыбнулся и добавил: - Дважды.
Мэллори не могла оторвать от него восхищенного взора.
- Расскажи, когда ты влюбился в меня? Он расхохотался.
- Неужели ты не помнишь? Когда на палубе стоял с пустым ведром, а ты была мокрая и глаза твои метали громы и молнии.
Майкл взял жену за руку.
- Пойдем отсюда. Нам о многом надо поговорить наедине.
В дальнем конце галереи показались Кэссиди и Рейли. Мать, поняв, в чем дело, потащила Рейли в сад, не дав ему опомниться от изумления.
- Что ты делаешь? Я хочу поговорить с сыном!
- Не сейчас, дорогой! Пусть они останутся вдвоем и Мэллори скажет Майклу о ребенке. Рейли согласно кивнул.
- Конечно, конечно. Ты видела, как он смотрел на нее?
- Первые муки любви надо сберечь на всю жизнь, - сказала Кэссиди с грустью.
Рейли взял ее за руку. Солнце стояло высоко в небе. Казалось, что и цветы, и деревья, и птицы воспевают этот незабываемый день. Они остановились под сенью старого дуба.
- Но есть любовь, прошедшая сквозь годы и испытания, - когда он и она живут одним дыханием и часть не отделить от целого.
- Да, родной. Такая любовь чиста, как родник. И дай Бог, чтобы они познали ее.
Майкл открыл дверь своей комнаты и пропустил Мэллори вперед.
- Здесь нам никто не помешает.
Кинув камзол на кровать, он поставил Мэллори на расстоянии вытянутой руки перед собой и стал разглядывать, как редкий экспонат.
- Итак, на чем мы остановились? - шутливым тоном спросил он, с удовольствием отмечая ее смущение и любуясь фарфоровой белизной ее лица.
- Ты хотел мне рассказать все с самого начала.
Она с улыбкой смотрела, как дрожит его рука, когда он попытался сладить с непослушными волосами, видела, как ему не хочется вообще ни о чем говорить. Она любила его таким и старалась продлить счастливое мгновение.
Он молчал, и тогда она с улыбкой спросила:
- Что я вижу? Тот ли это бесстрашный Ахдар Акраба, отражавший натиск десятков воинов, смеявшийся в лицо самому шейху Сиди Ахмеду? И этот великий покоритель пустыни оробел при виде безоружной женщины?
- Оробел? Да я просто в отчаянии! Я не нахожу слов, ибо впервые в жизни говорю женщине о своей любви.
Расстегнув верхнюю пуговицу платья, Мэллори присела на кровать.
- Как приятно слышать подобные речи. Жене всегда хочется быть единственной возлюбленной своего мужа.
Майкл облегченно рассмеялся.
- Ты все-таки положила меня на обе лопатки, добилась своего?
- Еще нет, - кокетливо ответила она, расстегивая на нем рубашку.
Мэллори передумала - лучше ничего ему не говорить, пусть сам сделает радостное открытие.
Она целовала его в шею и плечи, взлохматила волосы, отталкивая от себя всякий раз, когда он пытался сомкнуть свои сильные руки у нее за спиной.
- Если ты не перестанешь терзать меня, я не смогу договорить то, что хотел.
- Иногда молчание говорит больше слов, - парировала Мэллори, сбросив с себя платье.
- Не мучь меня, хитрая рыжая лисица! - воскликнул Майкл, глядя, как она развязывает пояс на своей рубашке.
Желание становилось нестерпимым, и, осыпая поцелуями, он повалил Мэллори на постель. Сжимая ее грудь, он ощутил что-то новое, прежде незнакомое, а в мозгу промелькнуло, что тело любимой слегка пополнело. Жадно припав к ее губам, он успел прошептать:
- Я люблю тебя до боли, до безумия. Она легла на спину, подставив его рукам свой округлый живот.
- Мэллори!
- Что, любимый?
Но он не решился сказать ей, что она располнела, и продолжал свою страстную охоту, лаская бедра и ягодицы жены, устремляясь то вверх, то вниз по этой вожделенной пустыне в поисках оазиса.
- Ты ничего не заметил?
Ее голос раздался откуда-то издалека, прервав его сладострастный поиск.
- Я уже не влезаю в свои старые платья…
- В платья… Какие платья? Она рассмеялась, по-прежнему лежа на спине и поворачиваясь с боку на бок.
- Ты самый невинный из мужей! Неужели ты не заметил, как я располнела?
- Я… не решился…
Она снова рассмеялась, взяв его руку и приложив к животу. В этот момент по милости великодушной природы их дитя пошевелилось, и Майкл в испуге отдернул руку. Он хотел, но не мог произнести ни слова. Наконец к нему вернулся дар речи. Нежно целуя ее живот и гладя ее разбухшие груди, он, сияя от счастья, воскликнул:
- Боже! Ребенок! Мой ребенок!
Он готов был повторять и повторять эти слова, но у него перехватило дыхание, и он лишь бережно взял ее и, приподняв, стал осыпать поцелуями.
- Теперь я знаю, как в этой семье дорожат своими детьми.
- А знаешь ли ты, - отозвался он, - как дорожат в ней своими женами?
- Да, я успела это заметить. Майкл все прижимал ее к себе, стремясь еще раз ощутить биение жизни в этом прекрасном теле.
- Когда я в следующий раз поеду в Лондон, то непременно разыщу одну цыганку и щедро отблагодарю ее.
- Уж не веришь ли ты в предсказания? - удивилась Мэллори.
- На этот раз не поверить невозможно. Держа ее голову обеими руками, Майкл заглянул в глубину ее глаз.
- Вот кого я искал долгие годы, не зная, найду ли. Тебя, моя единственная любовь. Я искал тебя в каждой женщине, пытаясь угадать, ты ли это. Но небу было угодно, чтобы, уже потеряв надежду, я обрел тебя там, где и не думал найти.
Мэллори смотрела на него, не веря своим ушам. Неужели это говорит Майкл? О ней? Могла ли она мечтать, когда впервые встретила этого необыкновенного, ни на кого не похожего человека, что он полюбит ее?
- Мэллори, ты никогда не уйдешь от меня?
- Никогда!
Сжимая его в объятиях, она чувствовала, как одиночество навсегда покидает ее, уступая место уверенности и покою.
За окнами замка валил снег и завывал холодный декабрьский ветер, но в доме было тепло. Потрескивали дрова в каминах, сияли свечи, сновали слуги, поглядывая на второй этаж. Все говорило о том, что происходит нечто необыкновенное.
В верхней гостиной Рейли усадил Майкла перед собой и, с улыбкой глядя на его белое как мел лицо, протянул ему рюмку с коньяком.
- Ты знаешь, Майкл, сколько стоит мир, столько и рождаются дети. И твой ребенок тоже родится.
- Наверное, это ужасно больно…
- Еще бы не больно!
- Это я заставил ее страдать! В комнату вошла сияющая Эрриан. Взяв брата под руку и подмигнув отцу, она весело защебетала:
- Вы только представьте, какое у нас будет славное Рождество! И вот что я скажу тебе, папа: если ребенок появится на свет не так быстро, как хотелось бы, мы вызовем доктора и начнем лечить Майкла.
Сжав рюмку в кулаке, Майкл подошел к окну. Лицо его было искажено невыразимой мукой. Деревья за окном склонились под тяжестью снежных шапок. Ему вдруг представилось, что Мэллори умрет во время родов, как случалось с женщинами в деревне.
Охваченный паникой, он рванулся было к двери, но тут же замер от ужаса. Раздался душераздирающий крик. Отец, понимая, что чувствует сейчас его сын, положил ему руку на плечо и спокойно сказал:
- Это не от боли, а от радости. По-моему, родился мальчик.
Майкл залпом осушил рюмку.
- Ты думаешь, с Мэллори все в порядке?
- Уверен! Разве ты не слышал, что сказал доктор Уортингтон? Она сложена так, будто ей сам Бог велел рожать.
Немного погодя в комнату вошла Кэссиди, бережно неся в руках голубой сверток. Миновав Рейли и Эрриан, она направилась прямо к Майклу.
- Счастлива сообщить, Майкл, что Мэллори чувствует себя хорошо и просит тебя познакомиться со своим сыном.
Майкл, взяв из рук матери сверток, широко открытыми глазами посмотрел на сморщенное личико и дотронулся до крохотных пальчиков.
- Сын… - прошептал он. И, повернувшись к отцу, уже громким, уверенным голосом сказал: - Сын! У меня родился сын!
Кэссиди с Эрриан обнимались и плакали, а Рейли взял у Майкла ребенка и, поднеся к самому лицу, долго рассматривал это драгоценное создание, как будто ему никогда раньше не случалось видеть новорожденных.
- Родился новый Винтер! - наконец торжественно сказал он, делая ударение на каждом слове.
Майкл выскочил из гостиной и через мгновение уже был в своей спальне. Его поразило, как прекрасно выглядит Мэллори. С белым бантом в гладко зачесанных волосах, полулежа на подушках, она встретила его словами:
- Майкл, как ты думаешь, сегодня предки Винтер улыбаются на небесах?
Взяв его руку, она крепко сжала ее в своей и, приподнявшись, поцеловала в щеку.
- Вне всякого сомнения. Наш род продолжается! - ответил он.
Эпилог
В просторном лондонском особняке леди Мэри Риндхолд герцог и герцогиня Равенуортские давали прием в честь своей невестки по случаю ее первого появления в свете. Были разосланы сотни приглашении, и ходили слухи, что, пусть ненадолго, пожалует сама королева Виктория в знак признания заслуг леди Мэллори перед английской короной.
У парадного входа гостей встречали все члены семьи де Винтер. Первой стояла леди Мэри, за ней - Рейли и Кэссиди, потом - Мэллори и Майкл, а за ними - Уоррик и Эрриан.
Майкл гордился своей красавицей женой, которой очень шло блестящее голубое шелковое платье с воздушными оборками. Мэллори здоровалась с каждым из гостей, одаривая их приветливой улыбкой. Уже приехал один граф, три графини, несколько герцогов и герцогинь, около десятка маркизов и другие родовитые особы. Гости продолжали прибывать.
Вдруг Кэссиди взяла Мэллори за руку.
- Здесь находятся твои родители. Ты не против, если мы представим их как членов нашей семьи?
Мэллори замерла от удивления. Об отце и матери она не слышала со времени отъезда из Египта и увидеть их здесь никак не ожидала.
- Я не против, - тихо ответила Мэллори. Отец неуклюже поцеловал ее в щеку, а мать пожала руку.
- Мы сочли за честь быть в числе приглашенных вашей светлостью, - сказал лорд Тайлер, поклонившись Кэссиди.
- Спасибо, что пришли, - сказала Мэллори, поймав себя на мысли, что ей нечего сказать собственным родителям и что она вовсе не испытывает к ним нежных чувств.
Лорд Тайлер и леди Джулия встали позади Уоррика и Эрриан, понимая, что им никогда не будет места в сердце родной дочери и что герцогиня Равенуортская пригласила их только ради соблюдения приличий, чтобы Мэллори не выглядела сиротой. Им оставалось лишь наблюдать, как их дочь приветствуют представители самых высших кругов лондонского света.
- Как вам понравился мальчик? - обратился Уоррик к лорду Тайлеру.
- Какой мальчик? - удивился тот.
- Ваш внук. Я не преувеличу, если скажу, что он - гордость нашей семьи.
- Внук… Ты представляешь, он станет герцогом Равенуортским! - шепнул лорд Тайлер жене.
Увидев кузину Фиби, Мэллори оживилась. Она побежала ей навстречу, расцеловала и, познакомив с Майклом, настояла, чтобы та встала между ними.
- Познакомьтесь с моей кузиной, - сказала Мэллори, подводя Фиби к Рейли и Кэссиди. - Она для меня больше, чем мать, потому что вырастила и воспитала меня.
Глядя на стоявшую рядом с дочерью Фиби, леди Джулия испытала жгучую зависть. Ничего не поделаешь, думала она, глядя на мужа, у которого на лице отражалось полное смятение, это право ими давно утрачено.
Улучив минуту между появлением очередных гостей, Фиби прошептала:
- Мэллори, ты не представляешь, что случилось с сэром Джеральдом Данмором.
- Что? - спросила Мэллори, с трудом припоминая, о ком идет речь.
- Он утверждает, что упал с лошади, но все говорят, что бедняга вывалился из окна любовницы, когда неожиданно явился муж.
Мэллори улыбнулась.
- Печально, что и говорить.
- Еще бы! - откликнулась Фиби, стараясь сохранить нейтральное выражение лица, хотя в голосе ее звучало явное торжество. - Допрыгался, старый греховодник. Теперь лежит с переломанным позвоночником. Но ты о нем не беспокойся - верная женушка не отходит от него.
Мэллори, глядя кузине прямо в глаза, медленно произнесла:
- Уж она-то позаботится о том, чтобы он не забыл, сколько горя принес людям.
- Да, ей несладко жилось с ним. Ты права, она ему кое-что напомнит.
Фиби сжала руку Мэллори.
- Дитя мое, я вижу, как ты счастлива.
- Да.
- Я так рада за тебя! И мне очень хочется увидеть твоего сына.
- Дорогая Фиби, а ты счастлива?
- Я? У меня полно дел.
- А ты бы не согласилась переехать в замок Равенуорт и присматривать за моим сыном? У него есть няня, есть медицинская сестра, но, если бы ты руководила его воспитанием, я была бы спокойна.
Фиби была тронута до слез. Конечно, Мэллори предложила ей свой кров по доброте душевной, но ведь и она могла сослужить своей воспитаннице добрую службу! Если мальчик по характеру в мать, такой же нежный и добрый, ему нужна будет твердая рука. А там еще появятся братья и сестры - за ними тоже понадобится глаз да глаз.
- Поговорим об этом позже, но я надеюсь, что ты не ответишь мне отказом. В Равенуорте к тебе все будут относиться с большим уважением - не как к бедной родственнице, а как к моей единственной, любимой Фиби, заменившей мне мать.
- Что может быть лучше, Мэллори! Я очень скучала по тебе. И я хотела бы ухаживать за твоим сыном так же, как ухаживала за тобой.
Майкл взял Мэллори за локоть и взглядом показал на дверь.
- Смотри, еще один сюрприз.
Мэллори не могла скрыть удовольствия при виде принца Халдуна и принцессы Ясмин, направлявшихся к хозяевам дома. Принцу очень шел его белый с золотом наряд. На Ясмин было ярко-желтое платье и чадра, из-под которой видны были только глаза.
- Не может быть! - воскликнула Мэллори.
- Постарайся лучше выразить удивление, когда они будут награждать тебя медалью от имени египетского хедива, - шепнул ей Майкл.
Она сжала его руку.
- Это самый счастливый день в моей жизни!
- Я же обещал, - ответил он, - сделать все возможное, чтобы ты всегда была счастлива. Как сегодня.
Примечания
1
Хедив - тогдашний правитель Египта, входившего в состав Оттоманской империи. (Примеч. пер.)
2
Галабия - арабская одежда, представляющая собой длинную, до пят, рубаху, надеваемую поверх коротких штанов.