Обрабатывая кружку, Джон пытался спокойно и логично разобраться в том, почему, ему так хочется вновь увидеть Эстер. Он старался "рационализировать" свои эмоции и приписывал это строгим, почти аскетическим правилам, устанавливаемым хозяевами для своих учеников: категорически запрещалось выпивать, браниться, играть в азартные игры. Даже женитьба не поощрялась. И не было ничего удивительного в том, что такая красивая девушка как Эстер понравилась молодому, здоровому и сильному юноше, каковым являлся Джон.
И если бы только между ним и Каролиной существовали более теплые, более естественные отношения, присущие молодым людям, Джон, может быть, и не был бы столь чувствительным к красоте и обаянию других особ женского пола. По натуре своей он был серьезным, спокойным, никто и никогда не мог бы упрекнуть его в ветрености или легкомыслии… Джон думал о том, что ему хватило бы пальцев на одной руке, чтобы сосчитать все знаки внимания, которые когда-либо оказывала ему Каролина. Причиной этому был ее папаша. С тех пор как Каролина рассказала ему о своих отношениях с Джоном, в их семье тут же были установлены новые запреты, которые связывали молодую парочку по рукам и ногам. Не могло быть и речи о том, чтобы устраивать свидания в мастерской, а Джону и Каролине особенно нравилось проводить время вместе в одном из ее укромных уголков. Теперь Джона приглашали наверх в апартаменты Харвуда, которые прежде были для него "запретной зоной", как и для всех остальных подмастерьев. Два раза в месяц по воскресеньям Джон обязательно обедал вместе со всей семьей Харвудов, сидя с ними за одним столом рядом с Каролиной. Перед тем, как пригласить его в первый раз, Харвуд позвал Джона к себе в кабинет, где у них состоялся следующий разговор:
- Насколько я понимаю, - начал Харвуд, - ты и моя дочь влюбились друг в друга.
- Да, это так, сэр, - отвечал Джон.
- Хорошо. Но знай, что до того, как ты официально утвердишь свою пробу в Почетном Обществе Ювелиров, я даже и не вспомню о ваших отношениях. И о своих намерениях в отношении моей дочери ты сможешь говорить только после того, как станешь настоящим мастером. Понятно?
- Да, сэр. Я с нетерпением жду этого момента, сэр.
На этом их разговор завершился. Харвуд ясно дал понять Джону, что одобряет его намерения и не будет ему препятствовать.
Каждый раз после очередного воскресного обеда Джон и Каролина беседовали, сидя в уголке столовой. Они старались не обращать внимания на то, что за ними пристально наблюдают. Вообще Джон и Каролина были похожими людьми. У них полностью совпадал круг интересов, потому им доставляло огромное удовольствие разговаривать друг с другом. Как правило, мать Каролины прерывала их беседу, обращаясь к дочери с просьбой поиграть на клавесине, в особенности, если на обеде присутствовали гости.
Иногда семейство Харвудов приглашало Джона составить им компанию на прогулке. Он брал Каролину под руку, и они степенно шли впереди родителей.
Время от времени Джону приходила в голову мысль о том, что для развития их отношений было бы гораздо лучше, если бы Каролина подольше сохраняла в тайне от отца их любовь. Но она всегда была очень близка с родителями и, конечно, не смогла долго таить в себе этот секрет.
После обедов с семейством Харвудов Джон возвращался к себе в комнату, находившуюся в полуподвальном помещении прямо под мастерской. Помимо него в комнате жили еще двое учеников Харвуда - Том Николсон и Робин Памфрет. Спали они на тюфяках, набитых соломой, а питались скудной пищей, которую им три раза в день приносили с кухни.
Джон никогда не жаловался на условия, в которых ему приходилось жить, потому что они были общепринятыми для учеников и подмастерьев, и по сравнению с многими, которым приходилось зачастую спать на полу прямо под рабочими столами в мастерской, Джон и его товарищи жили вполне сносно.
Их главной проблемой всегда были деньги. Харвуд платил ученикам очень мало, однако предоставлял им достаточно свободного времени. И в отличие от Тома и Робина, которые имели обыкновение слоняться по городу, галдеть и шуметь, проводя таким образом все свои свободные часы, Джон оставался дома и читал. Как только его дед присылал внуку немного денег, он тут же откладывал несколько пенсов специально на книги, предпочитая урезать себя в еде и одежде, а потом прочесывал все книжные лотки и киоски на рынке, не забывая при этом прикупить и пару свечей для вечернего и ночного чтения.
Полностью сосредоточившись на работе, Джон не услышал, как сзади к нему подошел Робин и хлопнул его по плечу. Джон от неожиданности вздрогнул.
- Тебя хочет видеть какая-то молодая леди. Говорит, что принесла цепочку и должна вручить ее лично тебе в руки.
Джон кивнул головой, поднялся со скамейки и развязал фартук. Затем медленно стянул его с себя и повесил на крючок, вбитый в стену возле его рабочего стола, изо всех сил пытаясь подавить в себе всплеск волнения. "Сегодня все будет по-другому, не так, как вчера, - убеждал себя он, - я должен быть готов к этому".
Эстер ждала его в прихожей, возле двери в контору, где находилась огромная лестница, ведущая наверх в апартаменты Харвуда. Эстер была поражена ее размерами, массивностью и богатством отделки. Ступеньки были начищены воском до зеркального блеска, перила, покрытые медными пластинами, сияли. Наверху Эстер увидела высокую дверь, также отделанную медью. Она была слегка приоткрыта, и за ней виднелась целая галерея золотых и серебряных вещей, сделанных самим Харвудом.
На стене подножия лестницы висело огромное зеркало в позолоченной раме, к которой с двух сторон были прикреплены подсвечники. Эстер внимательно оглядела в нем свое отражение.
В тот день на ней было серое миткалевое платье в полоску и шелковый плиссированный фартук, ношение которого считалось очень модным даже среди дам из высшего света. Волосы ее были тщательно уложены в аккуратные пряди и забраны наверх под изящный кружевной чепец с широкими лентами цвета мимозы.
Выглядела Эстер прекрасно и осталась вполне довольной своим внешним видом. Она терпеливо ждала Джона, бережно сжимая в руке белый льняной сверток с цепочкой.
Дверь распахнулась, и появился Джон. Он увидел Эстер, и взгляд его мгновенно рассеял все ее сомнения о том, как пройдет их встреча. Ее волнения, страхи сразу же исчезли, как только она посмотрела ему в глаза и прочла в них восхищение и восторг.
- Мисс Нидем! - воскликнул он. - Я надеюсь, вы без труда и быстро нашли дорогу сюда.
- Да, это было нетрудно.
Эстер восторженно оглядела прихожую.
- Как здесь красиво! Вам, должно быть, очень повезло, что вы работаете здесь.
- Согласен. Здесь у меня есть все возможности, чтобы стать настоящим мастером.
- А с чем вам нравится больше всего работать?
- С серебром. Изделия из серебра могут быть такими же красивыми, как и из золота.
- Какие вещи вы делаете?
- Подносы, кофейники, кружки для пива и пунша. Ложки, вилки, и еще много всего. Заказов у нас более чем достаточно, и мы часто не успеваем справляться со всеми. Я с удовольствием показал бы вам мастерскую, но, к сожалению, это категорически запрещено.
Эстер кивнула головой.
- Я понимаю. Было бы неблагоразумно разрешать всем подряд заходить туда, где так много драгоценного металла. У нас в таверне Джек так же тщательно охраняет винные погреба. Кстати, он просил узнать, как долго его цепочка будет находиться в ремонте.
Эстер осторожно развернула материю и протянула Джону золотую цепочку. Тот внимательно исследовал повреждения.
- Времени потребуется немного, хотя я сейчас порядком занят. Здесь просто выпало одно звено, вот и все.
И, неожиданно для себя, сам не зная почему, он объявил:
- Я сам принесу ее вам, как только она будет готова.
Эстер почувствовала, как учащенно забилось ее сердце и как у нее перехватило дыхание от волнения.
- Я передам это дяде.
И весело добавила:
- Только не надейтесь вновь увидеть, как я рисую. Это бывает очень редко. Обычно я обслуживаю столики в баре.
- Я обязательно найду вас там, - ответил Джон.
Эст ер было очень приятно услышать это от него, хотя она и предполагала, что именно так он и сделает. Эстер исправилась к двери, и Джон поспешил открыть ее перед ней. Первый раз в жизни мужчина ухаживал за ней таким образом… Она остановилась на пороге и улыбнулась:
- До скорого свидания, мистер Бэйтмен.
Всю дорогу домой Эстер бежала, подпрыгивая от радости. У нее не было ни малейшего сомнения в том, что к ней пришла настоящая большая любовь. Ей хотелось петь, а не говорить, танцевать, а не просто ходить. Эстер вдруг ощутила жгучее желание оказаться у себя в деревне, в лесу, наполненном птичьим пением, на поляне, залитой солнечным светом.
Никогда еще улицы Лондона не казались ей такими хмурыми и неприглядными, как в тот день.
Эстер не ожидала увидеть Джона раньше чем через несколько дней. Ведь ему потребуется время, чтобы починить цепочку, и не исключено, что Харвуд даст ему какой-нибудь еще срочный заказ. И когда Эстер уже начала ждать его прихода со дня на день, она вдруг с ужасом заметила, как Джек достает из кармашка своего темно-красного жилета часы на той самой цепочке.
- Когда вам ее вернули? - невольно вырвался у Эстер вопрос.
- Вчера вечером, - ответил Джек. - Мистер Харвуд заходил выпить кружечку пива и отдал мне уже отремонтированную цепочку.
Эстер догадалась, что это произошло, когда она разносила ужин по номерам и, естественно, не заметила мистера Харвуда. Сказав самой себе, что это лишь временное разочарование, и что Джон в любом случае еще придет, чтобы увидеться с ней, Эстер подхватила четыре кружки, наполненные до краев элем, и понесла их "умирающим от жажды" завсегдатаям пивной.
Прошло две недели, прежде чем Джон снова появился в Хиткоке. На этот раз он надел свой единственный хороший кафтан из толстого коричневого сукна с накладными карманами, белую сорочку, жилет светло-коричневого цвета и черные бриджи.
Узнав о том, что ему не придется нести цепочку от часов в Хиткок, Джон решил, что все это, пожалуй, даже к лучшему, иначе он обязательно бы наделал глупостей в присутствии Эстер. Поразмышляв немного о своем случайном знакомстве с этой девушкой, Джон решил, что ничего хорошего из их встреч не выйдет. Он ощущал почти физическую тягу к ней, но тем не менее считал, что это не может изменить его чувств к Каролине. Их последнее воскресное послеобеденное свидание прошло замечательно, потому что родители Каролины на несколько минут оставили их вдвоем, и Джон смог несколько раз поцеловать
свою возлюбленную. Он чувствовал, как Каролина буквально таяла в его объятиях, дрожа от возбуждения. Все, казалось, шло как нельзя лучше. Но теперь Джон стоял перед домом Эстер, одетый в свое лучшее платье, и пытался найти разумное объяснение своему поступку. Зачем он вообще пришел сюда, какая неведомая сила влекла его и Хиткок?
Так ничего и не придумав, Джон решительно толкнул входную дверь и оказался в прихожей, из которой прошел прямо в бар.
Эстер не сразу заметила его. В баре было полно народу, к тому же в воздухе висело плотное сизое облако табачного дыма, словно зимний туман над рекой. Джон сел за столик возле стены и принялся ждать, когда она, наконец, подойдет к нему. При этом он старался напустить на себя как можно более равнодушный и скучающий вид.
Джон мог позволить себе заказать лишь небольшой стакан пива, но его появление здесь давало ему возможность поговорить с Эстер, может быть, даже назначить ей свидание после того, как она закончит работу.
На Эстер был традиционный белый хлопковый чепец, как и у других служанок в баре. Несколько прядей золотисто-рыжих волос, выбившиеся из-под чепца, падали ей на шею. Принимая заказы, она улыбалась, иногда смеялась чьей-нибудь остроте. В такие моменты Эстер казалась Джону олицетворением жизнерадостности и веселья. Господи, ну как он мог так долго не видеть ее?
Когда, наконец, Эстер заметила его, брови ее удивленно поползли вверх, а щеки порозовели от удовольствия. Но она не подошла к его столику сию же секунду, как ожидал Джон, а вернулась к стойке бара. Мгновение спустя она уже ставила перед ним кружку с пенистым пивом и тарелку с мясным пирогом, таким горячим, что Джон чуть не обжег пальцы.
- Это бесплатно, - быстро сказала Эстер. - Ешьте, а то вы, видно, сильно проголодались.
И она убежала обратно к стойке.
Джон усмехнулся и принялся за пирог и пиво. Сочная мясная начинка и золотистая поджаристая корочка показались ему гораздо вкуснее, чем все воскресные обеды Харвуда, вместе взятые. Покончив с последним куском, он кончиками пальцев собрал все крошки с оловянной тарелки. В этот момент к его столику подбежала Эстер и присела рядом с ним на скамейку.
- Я не могу сидеть здесь с вами долго. В субботу по вечерам у нас всегда очень много народу, и нет ни минутки свободного времени.
- Я могу подождать, пока вы закончите все дела.
Эстер неуверенно покачала головой.
- Это будет очень поздно. А я думала, что ученики мастеров даже в субботний вечер должны оставаться дома. Разве не так?
- Это правда, но мои товарищи, тоже подмастерья, всегда откроют мне решетку калитки, как бы поздно я ни вернулся. И я смогу войти в дом незамеченным.
Глаза Эстер озорно засверкали.
- Мистер Бэйтмен, от вас я меньше всего ожидала, что вы способны нарушать законы.
Джон нахмурился.
- Почему вы так говорите?
Эстер изучающе смотрела на него, склонив голову набок.
- Не знаю, - ответила она, - просто у меня сложилось такое впечатление.
А про себя она подумала, что в этом юноше чувствуется серьезность мыслей и надежность. Эстер не могла забыть того задумчивого выражения, которое постоянно было на его лице, пожалуй, только если он не улыбался своей доброй, ослепительно белозубой улыбкой, так понравившейся Эстер в первый день их встречи.
- Нет-нет, я вовсе не смеюсь над вами, - она поспешила успокоить его, - мне это даже очень нравится. И я очень ценю то, что сегодня, в субботу вечером, вы пришли повидать меня.
Джон посмотрел ей прямо в глаза.
- Мне приятно это слышать, - ответил он.
Эстер тихонько коснулась его руки.
- Я подам вам знак, как только освобожусь и смогу выйти. После этого сразу же идите на задний двор и ждите меня там. У нас будет несколько минут, чтобы побыть вместе и поговорить.
И Эстер снова убежала к стойке бара принимать заказы. Джон допил пиво и стал обдумывать слова, сказанные ему Эстер.
Он всегда отличался спокойным, уравновешенным характером. Беззаконие, насилие и жестокость всегда претили ему. Он терпеть не мог петушиных боев, стравливания медведей и тому подобные развлечения и зрелища, когда беззащитных животных жестоко истязали на потеху толпе. Джон всегда обходил стороной площадь возле Ньюгейтской тюрьмы, потому что там обычно собиралась масса людей поглазеть на казни через повешение. Джону вполне хватило один раз посмотреть на это, когда он был зажат толпой, словно тисками, и никак не мог выбраться.
Тем не менее никто не мог назвать его слабаком, поскольку подобно множеству спокойных людей, которых трудно вывести из себя, гнев Джона был ужасен, если кому-нибудь удавалось по-настоящему рассердить его. К тому же, в такие моменты он становился невероятно упрямым, и ничто не могло поколебать его принципы или изменить мнение.
Вероятно, такой характер сложился у Джона под влиянием обстоятельств. Он всегда предпочитал "мирное сосуществование". Оставшись в раннем детстве без родителей, Джон провел отрочество в деревне с дедом, который вел тишайший образ жизни - рыбалка, прогулки пешком и верхом на лошади. И книги. Старый разваливающийся дом, в котором обитали дед и внук, хранил в себе огромное количество книг. И пусть в нем не было слуг, пусть им с дедом приходилось питаться на кухне, сидя за длиннющим столом, вокруг которого бродили куры, Джон был уверен, что ни у кого не было детства и отрочества счастливее, чем у него. Дед сумел научить Джона спокойствию, выдержке, присутствию духа и житейской мудрости. Мальчик повзрослел гораздо раньше своих сверстников, и в этом было его преимущество.
Следуя традициям семьи и идя по стопам своего отца, Джон поступил в Вестминстерскую Школу. С этого момента жизнь превратилась для него в сплошной кошмар, и продолжался он до тех пор, пока с помощью кулаков Джон не уложил несколько особо ретивых "молодых бычков" и тем самым доказал свое право на существование. Что же касается его решения стать ювелиром, то когда из семейной шкатулки последние несколько золотых пошли па уплату за учебу Джона, в Стаффордшире его деду пришлось продавать охотничьих собак и скаковых лошадей, и жить на эти гроши. Старик оказался на грани нищеты, и Джон счел бы себя предателем по отношению к нему и к их общему безоблачному прошлому, если бы стал валять дурака и небрежно относиться к учебе. Потому-то он и не принимал участия во всех сумасбродных выходках и эскападах, которыми славились лондонские студенты и подмастерья. Молодым людям, будни которых полны разного рода ограничениями и запретами, свойственно бурное времяпровождение в свободные от учебы и работы часы. Но Джон был совсем не такой, он предпочитал вести спокойный образ жизни, и его идея незаметно проникнуть обратно в мастерскую была совершенно ему несвойственной и очень рискованной. Такой поступок говорил об особом отношении Джона к Эстер, о том, как много значила для него их встреча, если он решился на столь сумасбродный поступок.
Эстер подошла к одному из столиков и собрала пустые кружки. Это был их условный знак, говоривший о том, что она уже может выйти во двор и встретиться с ним. Джон тут же поднялся из-за стола и вышел через боковую дверь на улицу, которая вела на задний двор гостиницы.
Шагнув в темноту узкой улочки, он невольно сжал кулаки и приготовился в любой момент отразить нападение. Но никто не прятался в тени арок и закоулков, лишь несколько крыс с отвратительным писком бросились врассыпную у него из-под ног.
Джон отворил калитку, ведущую на задний двор таверны. Скрипуче завизжали несмазанные петли ворот. На вымощенной булыжником площадке лежали золотые квадраты света, лившегося из окон гостиницы. Он быстро пересек двор и присел на ступеньку лестницы, той самой, на которой увидел Эстер в первый день их знакомства, когда она рисовала. Почти стазу же дверца наверху лестницы открылась, и появилась Эстер. Она быстро сбежала вниз по ступенькам.
- Я подумала, что было бы несправедливо заставлять вас ждать слишком долго. Одна из горничных подменит меня в баре, пока я не вернусь. Если хотите, мы можем встретиться завтра. По воскресеньям после обеда я всегда свободна.
- Мне очень бы хотелось этого, но боюсь, что завтра это невозможно.
Джон с тоской подумал о предстоящем обеде в кругу семьи Харвуда.
- Может быть, в следующее воскресенье? - робко спросил он.
Эстер опустила голову и принялась теребить руками фартук. Она хотела, чтобы Джон не заметил ее разочарования. Потом она снова подняла глаза и посмотрела прямо ему в лицо:
- Мы могли бы прогуляться вдоль реки? Мне там очень нравится.