- Если хотите знать, мое мнение, она холодна как рыба, - откровенно объявила Дейзи. - А губы будто на шнурок собраны, совсем как ридикюль! Кроме того, она обладает омерзительно раздражающей привычкой хихикать, прикрываясь ладонью, словно так уж неприлично, если тебя застанут смеющейся на людях.
- Должно быть, у нее плохие зубы, - с надеждой протянула Лилиан.
- А по-моему, она ужасно скучна, - продолжала Дейзи. - В толк не возьму, что Кендалл находит в ней такого занимательного.
- Дейзи, - напомнила сестра, - мы говорим о человеке, самым большим развлечением для которого является созерцание растений! Очевидно, наскучить ему практически невозможно.
- Сегодня на пикнике, после катания на лодках, - сообщила Дейзи, - на какой-то счастливый момент я вообразила, будто вот-вот застану леди Констанс в компрометирующей позе с одним из гостей. Она на несколько минут исчезла с джентльменом, который вовсе не был лордом Кендаллом.
- Кто это? - полюбопытствовала Аннабел.
- Мистер Бенджамин Макслоу, местный джентльмен-фермер. Ну, знаешь, соль земли, того сорта, что имеет много земли и кучу слуг, а заодно ищет жену, которая родит ему восемь-девять детей, станет чинить манжеты сорочек и готовить пудинг из свиной крови в сезон забоя…
- Дейзи, - перебила Лилиан, заметив, что Аннабел неожиданно позеленела, - постарайся без омерзительных подробностей, договорились? - И, извинительно улыбнувшись подруге, добавила: - Прости, дорогая. Но ты должна признать, что вы, англичане, способны есть такие вещи, от которых американцы выбежали бы из-за стола своплями ужаса.
- Так или иначе, - с преувеличенным терпением продолжала Дейзи, - леди Констанс исчезла, предварительно показавшись в обществе мистера Макслоу, и я, естественно, отправилась на поиски, в надежде увидеть нечто такое, что может скомпрометировать даму и, следовательно, навсегда отвратить от нее лорда Кендалла. Можешь представить мою радость, когда я обнаружила парочку под деревом. Они стояли голова к голове, как на картинке…
- Целовались? - спросила Аннабел.
- Нет, черт бы все это побрал. Макслоу помогал леди Констанс вернуть в гнездо выпавшего птенца малиновки.
- А… это… - Плечи Аннабел поникли. - Как мило с ее стороны, - проворчала она, и хотя знала, что причина дурного настроения кроется отчасти в продолжающемся действии яда, не говоря уже об омерзительном вкусе противоядия, легче от этого не становилось.
Видя, как расстроена подруга, Лилиан взяла серебряную, потемневшую от времени щетку.
- Забудь о леди Констанс и лорде Кендалле хотя бы на время, - посоветовала она. - Давай я заплету тебе косу: сразу станет легче, когда волосы не будут падать на лицо.
- Где мое зеркало? - спросила Аннабел, подвигаясь, чтобы дать Лилиан место.
- Никак не могу его найти, - спокойно ответила та.
Аннабел не могла не заметить, что зеркало исчезло удивительно вовремя. Ясно, что болезнь никого не красит и сама она, должно быть, побледнела и осунулась, а волосы уныло повисли. Кроме того, она ничего не ела из-за постоянной тошноты, а руки, бессильно лежавшие на покрывале, казались слишком худыми.
Вечерами снизу через открытое окно доносились звуки музыки и смех. Представляя леди Констанс, вальсирующую в объятиях лорда Кендалла, Аннабел беспокойно ворочалась. Похоже, ее шансы выйти замуж окончательно свелись к нулю.
- Ненавижу гадюк, - шептала она, наблюдая, как мать наводит порядок на тумбочке: ложки с остатками лекарства, пузырьки, носовые платки, щетка для волос, шпильки… - Ненавижу валяться в постели, ненавижу гулять по лесу, а больше всего ненавижу раундерз-в-панталонах!
- Что ты сказала, дорогая? - спросила Филиппа, ставя пустые стаканы на поднос.
Аннабел, охваченная невыразимой тоской, только головой покачала:
- Ничего, мама. Я тут все думала… когда немного окрепну, нам лучше вернуться в Лондон. Оставаться нет смысла. Леди Констанс почти что стала леди Кендалл, я так подурнела, что вряд ли кого привлеку и, кроме того…
- Я бы на твоем месте не стала сдаваться. Слишком рано, - возразила Филиппа, вновь ставя поднос. Аннабел хотела что-то сказать, но она, наклонившись, ласково погладила дочь по щеке. - О помолвке никто не объявлял, и лорд Кендалл постоянно справляется о тебе. И не забывай того огромного букета колокольчиков, который он принес тебе и заверил меня, что нарвал его сам.
Аннабел устало оглядела гигантский сноп колокольчиков, стоявший в углу и наполнявший комнату густым ароматом.
- Мама… я все хотела просить… не могла бы ты от него избавиться? Цветы прелестны, и я высокоценю любезность лорда Кендалла… но запах…
- О, я об этом не подумала, - всполошилась Филиппа и, поспешив в угол комнаты, подхватила вазу и понесла к двери.
- Поставлю их в коридоре и попрошу горничную забрать…
Голос ее отдалился и затих.
Аннабел подняла с тумбочки выпавшую из волос шпильку и принялась рассеянно играть кусочком изогнутой проволоки. Букет Кендалла был одним из многих. Известие о ее болезни было воспринято гостями с величайшим сочувствием. Даже лорд Уэстклиф прислал изящный букет из оранжерейных роз от своего имени и всех Марсденов. Обилие цветов придавало комнате вид погребальной часовни. Вот только… от Саймона Ханта не было ничего, даже цветочного стебелька. После его непривычно мягкого обращения с Аннабел она считала себя вправе чего-то ожидать… хотя бы крошечного знака сочувствия. Но может быть, Хант решил, что она нелепое и неудачливое создание, от которого одни неприятности, и поэтому такая дурочка не стоит его внимания? Если это так, надо благодарить Господа за то, что больше он не станет ее преследовать!
Но в носу защипало, а глаза наполнились глупыми слезами.
Она не понимала себя. И не могла дать точное определение эмоциям, проклюнувшимся под огромной глыбой безнадежности. Но душа рвалась к чему-то… непонятному… неописуемому… ах, если бы только она точно знала, что это такое. Если бы только…
- Все это очень странно, - недоуменно пробормотала Филиппа, входя в комнату. - Я нашла это под дверью. Кто-то оставил их, не сказав ни слова, не написав даже записки. И судя по виду, они абсолютно новые. Как по-твоему, это твои подруги прислали? Да, так и есть. Столь необычный подарок способны сделать исключительно американки.
Аннабел приподнялась и с неподдельным изумлением уставилась на то, что поставила ей на колени мать: пару высоких ботинок, связанных красным бантом в белый горошек. Кожа ботинок модного бронзового цвета была мягкой, как масло, и начищенной до блеска. Низкие каблуки из твердой слоистой кожи и прочно пришитые подошвы придавали им элегантный, но скромный вид. Мыски были украшены выстроченным узором из листьев.
Аннабел почувствовала неодолимое желание рассмеяться.
- Должно быть, они действительно от Боуменов, - заверила она, хотя в глубине души точно знала, чей это дар.
Саймон Хант. Саймон Хант, прекрасно знавший, что джентльмен ни при каких обстоятельствах не должен дарить даме предметы одежды. Не мешало бы немедленно вернуть их!
Аннабел, сама того не сознавая, прижала ботинки к груди. Только Саймон Хант способен подарить нечто до такой степени практичное и одновременно непристойно интимное!
Девушка, улыбаясь, развязала бант и подняла ботинки, оказавшиеся на удивление легкими. С первого взгляда было ясно, что они ей как раз. Но откуда Хант знал, какой размер она носит, и где их достал?
Аннабел медленно провела пальцем по крошечным стежкам, соединявшим подошвы со сверкающим бронзовым верхом, отвела руку, любуясь обувью, словно бесценной скульптурой.
- Боюсь, с меня хватит прогулок по сельской местности, - усмехнулась она. - Им суждено шагать по усыпанным гравием садовым дорожкам.
Филиппа, с любовью глядя на дочь, пригладила ее растрепавшиеся волосы.
- В жизни не подумала бы, что новые ботинки могут так поднять тебе настроение, но я ужасно рада! Может, приказать, чтобы тебе принесли немного супа и тост, дорогая? Ты должна что-то поесть, прежде чем принять очередную дозу подмаренника.
Аннабел поморщилась.
- Пожалуй, суп - это неплохо.
Филиппа, довольно кивнув, потянулась к ботинкам:- Только поставлю это в шкаф…
- Не сейчас, - пробормотала Аннабел, хватаясь за ботинки.
Филиппа усмехнулась и дернула за шнур сонетки.
Аннабел снова погладила тонкую кожу, ощущая, как растворяется тяжесть в груди. Очевидно, последствия отравления постепенно проходят… но ведь не поэтому на нее вдруг снизошли такие облегчение и покой.
Разумеется, придется поблагодарить Саймона Ханта и сказать, что его подарок неуместен. А если обнаружится, что именно он принес ботинки, нужно их вернуть. Конечно, леди прилично принять книгу, букет цветов или коробку конфет. Но ни один подарок не тронул ее так, как этот.
Аннабел весь вечер не выпускала ботинки из рук, несмотря на предупреждение матери, что ставить обувь на постель - плохая примета. И только засыпая под звуки музыки, согласилась положить их на тумбочку. Проснувшись утром, она первым делом увидела ботинки и улыбнулась.
Глава 14
На третье утро болезни Аннабел наконец оправилась настолько, что встала с постели. К ее радости, оказалось, что большинство гостей отправились на званый обед в соседнее поместье, оставив Стоуни-Кросс почти пустым и в относительной тишине.
Посоветовавшись с экономкой, Филиппа устроила Аннабел в маленьком верхнем салоне, окна которого выходили в сад. Комната была чудесной, оклеенной голубыми обоями в цветочек и увешанной жизнерадостными портретами детей и животных. По словам экономки, салоном пользовались исключительно Марсданы, но лорд Уэстклиф сам предложил его Аннабел.
Прикрыв одеялом колени дочери, Филиппа поставила на столик чашку отвара подмаренника.
- Ты должна выпить это, - твердо велела она в ответ на гримасу Аннабел. - Это для твоей же пользы.
- Тебе нет нужды оставаться в салоне и присматривать за мной, - заверила Аннабел. - Я рада немного отдохнуть в одиночестве, а ты погуляй или поболтай с приятельницами.
- Ты уверена? - спросила Филиппа.
- Абсолютно, - кивнула Аннабел, поднося к губам чашку. - Видишь, я пью свое лекарство. Иди, мама, и не думай обо мне.
- Ну… ладно, - нехотя согласилась Филиппа. - Я ненадолго. Экономка просила тебя позвонить, если что-то понадобится. И помни, все до последней капли.
- Обещаю, - кивнула Аннабел, растягивая губы в широкой улыбке. И сохраняла улыбку, пока мать не вышла из комнаты. Стоило ей исчезнуть за дверью, как Аннабел перегнулась через спинку дивана и осторожно вылила содержимое чашки в открытое окно, после чего, довольно вздохнув, свернулась калачиком.
Время от времени в тишину врывались мирные домашние звуки: звон посуды, бормотание экономки, шорох метелки по ковру. Опершись локтем о подоконник, Аннабел повернула лицо к свету, закрыла глаза и прислушалась к жужжанию пчел, лениво летавших среди огромных шапок темно-розовых гортензий и нежных прядок мышиного горошка, обвивавших плетеные бордюры клумб. Хотя она была еще очень слаба, все же приятно посидеть в уютной летаргии и подремать, как кошка на солнышке.
Она так задумалась, что не сразу встрепенулась, услышав легкий шум… едва слышный стук, словно посетителю не слишком хотелось нарушать ее покой. Аннабел сонно моргнула и продолжала сидеть, подобрав под себя ноги. Прозрачные мушки, плававшие перёд глазами, постепенно растаяли, и она уставилась на высокую фигуру Саймона Ханта. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку, и по его лицу ничего нельзя было разгадать.
Сердце Аннабел забилось с бешеной силой. Хант, как обычно, был безупречно одет, но костюм джентльмена не мог скрыть бьющую через край энергию и грубую силу. Она вспомнила мощь его рук, твердость плеча, на которое положила голову, когда он нес ее по лестнице… ах, она никогда не сможет смотреть на него, не вспоминая о том дне!
- Вы похожи на только что прилетевшую из сада бабочку, - тихо обронил он.
Аннабел посчитала, что он издевается над ней, поскольку прекрасно видит, на что она теперь похожа, и неосознанно поднесла руку к волосам, откидывая со лба растрепавшиеся пряди.
- Что вы здесь делаете? - спросила она. - Разве вы не уехали вместе со всеми?
Она не хотела говорить так резко и неприветливо, но обычное красноречие ее покинуло. Аннабел только и думала, что о том, как он растирал ладонью ее грудь. Неуместная мысль вызвала яркий румянец на щеках.
- У меня дела с одним из управляющих, - мягко, но язвительно пояснил он, - который должен прибыть из Лондонасегодня утром. В отличие от джентльменов в шелковых чулочках, чьими родословными вы так восхищаетесь, у меня дела поважнее, чем вопрос о том, где сегодня расстелитьодеяло для пикника. - Оттолкнувшись от двери, он вошел в комнату, сверля ее неприкрыто оценивающим взглядом. - Слабость все еще осталась? Ничего, скоро пройдет. Как ваша нога? Поднимите юбку: я должен посмотреть сам.
Аннабел встревожено глянула на него, но тут же расхохоталась, увидев лукавый блеск в глазах. Дерзкое предложение каким-то образом заставило ее забыть о смущении и успокоиться.
- Очень любезно с вашей стороны, - сухо бросила она, - но не вижу необходимости. Мне уже гораздо легче, благодарю вас.
Хант, улыбаясь, подошел ближе.
- Должен признаться, что мною руководил чистейший альтруизм. Поверьте, я бы не получил непристойного наслаждения при виде вашей обнаженной ножки. Ну… честно говоря, может, сердце и дрогнуло бы, но я постарался бы скрыть свои чувства.
С этими словами он взялся за спинку кресла, придвинул его к дивану и уселся. Аннабел поразилась, как легко он управляется с массивным предметом мебели из резного красного дерева, и украдкой взглянула в сторону двери. Открыта. Значит, ей вполне позволительно оставаться наедине с Хаитом. Да и мать скоро придет проверить, как тут дочь. А пока нужно воспользоваться случаем, чтобы поговорить о ботинках.
- Мистер Хант, - осторожно начала она, - я должна вас кое о чем спросить.
- Да?
Аннабел решила, что глаза - самая привлекательная его черта. Блестящие, полные жизни и такие красивые, что непонятно, почему люди предпочитают голубые глаза темным. Никакой оттенок голубого не передаст острого ума, светившегося в карих глубинах.
Но Аннабел, как ни старалась, не могла придумать наиболее деликатный способ узнать о подарке. Перебрав в уме несколько фраз, она наконец решила спросить прямо:
- Ботинки - это ваших рук дело?
Хант по-прежнему оставался невозмутим.
- Ботинки? Боюсь, я не совсем понимаю, мисс Пейтон. Вы говорите метафорически или действительно имеете в виду обувь?
- Ботинки, - повторила Аннабел, взирая на собеседника с нескрываемым подозрением. - Совершенно новая пара, оставленная вчера на пороге моей комнаты.
- Как я ни счастлив обсуждать любую вещь вашего гардероба, мисс Пейтои, боюсь, что о ботинках мне ничего не известно. Однако я рад, что вам удалось их приобрести. Надеюсь, впредь вам не захочется быть ходячим рестораном для здешней живности.
Аннабел долго не сводила с него глаз. Несмотря на все отнекивания, за бесстрастной маской маячило что-то… игривая искорка….
- Значит, вы отрицаете, что подарили мне ботинки?
- Решительно отрицаю.
- Но… я все задаюсь вопросом: если кто-то хотел заказать ботинки для леди без ее ведома… откуда он узнает точный размер?
- О, это сравнительно несложно. Полагаю, заинтересованная сторона просто попросит горничную обвести на бумаге подошвы сброшенных туфелек дамы и отнесет рисунок местному сапожнику, после чего убедит его отложить другую работу ради этой, весьма срочной. Сами понимаете, какими вескими должны быть аргументы.
- Слишком много возни для постороннего человека, - пробормотала Аннабел.
Глаза Ханта неожиданно зажглись лукавством.
- Гораздо меньше, чем тащить по лестнице больную женщину каждый раз, когда ей вздумается прогуляться на природе в легких туфельках.
Аннабел поняла, что он никогда не признается в столь неприличном поступке, и только это одно позволит ей оставить у себя ботинки. К сожалению, поблагодарить его вряд ли удастся. А ведь она точно знала, что это он!
- Мистер Хант, - серьезно начала она, - я… я хочу…
Она осеклась, не в силах найти слова, и только беспомощно смотрела на него. Хант, пожалев девушку, встал и подошел к маленькому круглому игорному столику диаметром всего два фута, снабженному скрытым механизмом, позволявшим превратить столешницу из шахматной доски в шашечную.
- Вы играете? - небрежно спросил он, ставя перед ней столик.
- В шашки? Да, время от времени…
- Нет. В шахматы.
Аннабел покачала головой и поглубже забилась в уголок дивана.
- Нет, я никогда не играла в шахматы. И… не хочу показаться нелюбезной, но в нынешнем своем состоянии вряд ли смогу заняться чем-то сложным…
- Значит, пора учиться, - перебил Хант, направляясь к полкам, где стоял лакированный ящичек из капа. - Говорят, никогда не узнаешь человека, пока не сыграешь с ним в шахматы.
Аннабел настороженно наблюдала за ним, нервничая при мысли о том, что придется оставаться наедине с этим человеком. И все же его непривычно мягкое поведение смущало и поражало ее. Он словно пытался завоевать ее доверие. Неожиданная предупредительность… почти нежность - все так непохоже на циничного повесу, каким она всегда его знала.
- И вы в это верите? - вырвалось у нее.
- Разумеется, нет. - Хант открыл ящичек, в котором лежали искусно вырезанные шахматы из оникса и слоновой кости, и бросил на нее вызывающий взгляд. - На самом деле никогда не узнаешь человека, пока не одолжишь ему денег. И никогда не узнаешь женщины, пока не проведешь ночь в ее постели.
Он специально сказал это, чтобы шокировать ее! И это ему удалось, хотя Аннабел постаралась не выдать себя.
- Мистер Хант, - начала она, хмурясь, - если вы станете продолжать в том же духе, я буду вынуждена попросить вас уйти. Не терплю вульгарности.
- Простите.
Его поспешное раскаяние ничуть ее не обмануло.
- Я просто не могу упустить возможности заставить вас в очередной раз покраснеть. Раньше я никогда не видел женщины, которая бы делала это так часто.
Словно ему в угоду на щеках Аннабел расцвели яркие пятна.
- Со мной это случается только в вашем при…
Она осеклась и негодующе поджала губы, чем вызвала громкий смех.
- Обещаю вести себя прилично. Только не гоните меня, - попросил он.
Аннабел нерешительно свела брови, провела тонкой рукой по влажному лбу, и этот признак ее физической слабости остановил Ханта, уже готового острить дальше.
- Честное слово, - пробормотал он. - Только позвольте мне остаться, Аннабел.