* * *
В эту ночь Ксении плохо спалось. Вдруг захотелось есть, она пошла на кухню искать остатки ужина. Проснулась Агафья, которая последнее время, зная о положении хозяйки, особенно заботливо кормила её, и наготовила ей свеженького. Ксения насытилась, поблагодарила Агафью, вернулась в постель, почти заснула, но тут её начало тошнить. Хорошо, добрая женщина дала ей с собой на тарелочке солёных огурчиков. Не вставая с кровати, Ксения уплела все огурцы, и стало легче. Но заснула всё равно только под утро, думала о Павлике, о том, где он, что с ним, почему не пишет.
В то утро перед парадной дверью остановилась карета. Из неё вышел мужчина в военной форме. Он постучался, вскоре Карл Иванович открыл ему. Ксения, едва встала, подошла к окну и тут же увидела, что карета привезла военного. Она бросилась вниз.
Приехавший вошел, и взгляд его упал на поднос, на котором обычно подают почту хозяевам. Он увидел письма и взял их, спрятав во внутренний карман шинели.
Ксения выбежала из своей спальни и стояла у кромки лестницы, ведущей со второго этажа. Знакомый профиль, дорогие черты лица… Но вглядевшись, она поняла, что это не её муж. Это человек был абсолютно похож на него, но это был не он. Взгляд жёстче, колючей. Она поняла, что это его брат-близнец Пётр.
– Добрый день, – сказала она, первой нарушив тишину. Оба они знали, что по этикету сначала должен поздороваться мужчина. Но Ксения, не выдержав его молчания, решила, что раз он тут всё-таки хозяин, а она в некотором роде очутилась здесь без его ведома, то, может быть, ей и стоит первой поздороваться. В конце концов, они же теперь родственники, какая разница, кто из них первый поздоровается. И всё же Ксения понимала, что она всего лишь уговаривает сама себя, а на самом деле всё будет далеко не так просто в их взаимоотношениях. По его взгляду, осанке, недоброму молчанию было видно, что он вовсе не так добросердечен, как его брат Павел. – Вы, наверное, Пётр, брат Павлика? Я очень рада вас видеть…
– Ты кто? – перебил её Пётр.
– Я жена Павлика, меня зовут Ксения, можно просто Ксюша…
– Вот что, Ксюша, – жёстко сказал Пётр, – я не знаю никакой жены Павлика. Сюда едут наши родители, поэтому я настаиваю, чтобы вы оставили наш дом.
– Но как же… Мы обвенчаны…
– Я сам такой, я знаю, что мы, мужики, любим пошалить с доступными женщинами. Но это не значит, что мы должны тащить всех блудниц в свой дом. Брат развлёкся, а теперь пора и честь знать. Даю тебе три дня, чтоб выбраться из нашего дома. Денег на дорогу я дам. Так что не пропадёшь, доедешь. А там заработаешь, профессия у тебя есть. Вернёшься в свой бордель, найдёшь себе другого дурачка, может, и правда, кто-нибудь клюнет на тебя, женится. Мордашка-то у тебя ничего, не зря брат обратил на тебя внимание. Но ты не для нашего круга.
– Я не блудница! – на глаза Ксении наворачивались слёзы от обиды. – Я венчанная жена Павлика. Он привёз меня сюда, чтоб мы тут вместе жили. У меня будет…
– Хватит сопли разводить! Я сказал, чтоб тебя здесь не было! Не хватало ещё, чтоб тебя наши родители здесь увидели! Шлюхам не место в этом доме.
Ксения в слезах убежала в свою спальню. Она упала в подушки и зарыдала. Почему Павлик не пишет? А вдруг… вдруг он сам решил избавиться от неё и попросил своего брата приехать и выгнать её?
А Пётр тем временем достал из внутреннего кармана шинели письма, взятые им с подноса у входной двери. Он узнал почерк брата, это были его письма Ксении. Видно, где-то они заблудились, плутали-плутали да и пришли все вместе. Пётр усмехнулся и бросил их в печь. Не должно быть никаких улик, никаких следов общения Павла Полевикова с этой девкой.
Потом он подловил момент, когда она вышла из спальни, зашёл туда и открыл шкатулку, стоящую на тумбочке у её кровати. Там было колье, подаренное Павлом своей жене, а также его письма. Пётр взял то и другое. Письма по пути швырнул в печь. А колье он сдаст в ломбард, чтобы отыграть долги в казино.
Ксения сразу же обнаружила пропажу. Чрезвычайно жаль было ей подарка, полученного от мужа, но несравненно более огорчило её исчезновение писем. Это было последнее, что оставалось у неё от супруга. К тому же, там был его адрес… Она не знала, что он уже сменился, ведь она не получила его последних писем.
Когда Пётр распорядился запрягать лошадей, слуги ещё не верили, что Ксения уедет.
– Грех-то какой, – бормотала Агафья, – законную жену да с дитём под сердцем выгонять. Бог его накажет, ох, накажет!
Но Пётр был непоколебим. Ксения ни о чём его не просила и не плакала. Она молча села в экипаж и отбыла из имения.
А Пётр тем временем достал из сейфа драгоценности матери, которые она не взяла с собой в Европу, снял со стен несколько дорогих картин, прихватил из домашней библиотеки старинные книги, забрал даже все серебряные ложки и вилки – всё это он намеревался продать и рассчитаться с долгами. Его уже не пускали в казино. Он должен отдать всё, что проиграл, и снова сделать ставки – надо отыгрываться, возвращать то, что было проиграно. Момент выдался удобный – пропажу вещей можно свалить на Ксению. Кто потом докажет, что это взял он, а не она? И Павлу можно объяснить, что никто её не выгонял, она сама оказалась воровкой, украла семейные ценности и сбежала. С любовником. Не смогла жить семейной жизнью, решила вернуться к прежнему – пению в трактирах.
Слугам строго-настрого велено было молчать обо всём произошедшем, особенно, когда приедет Павел.
– Кто проболтается, того запорю на конюшне. Или обвиню в покраже и сдам в полицию, – заявил Пётр. – Проведёте остаток жизни в тюрьме или на каторге.
* * *
Ксения возвращалась в родной город. Её попытки разыскать мужа не увенчались успехом. Потеряв его адрес, она колесила по просторам России, была на Кавказе, но так и не нашла его. И потому решила вернуться в Херсон. У неё не было там никого, никто её не ждал и жить ей было негде. Но всё же это был её родной город – куда же ещё ехать, как не на родину? Если получится, она сможет восстановить здесь то, что когда-то оставила. Конечно, будет досадно явиться в театр и признать, что когда-то подвела людей, отказалась от контракта, а теперь, как побитая собака, вернулась назад. Но это её единственный шанс хоть как-то устроить свою судьбу. Может, её помнят, может, она ещё нужна им? Правда, осложняла положение её беременность. Но ей только родить надо, потом она наймёт няньку и будет зарабатывать себе и ребёнку на жизнь. А вдруг ей придётся вернуться в "Глицинию"? Тоже вариант, в её положении перебирать не приходится. Потому и возвращается она туда, где её знают и могут помочь.
Когда она ступила на землю Херсона, уже темнело. Куда идти? Начинался дождь. Денег уже не было. Снять квартиру нереально. Где ночевать? К тому же, после долгих путешествий Ксения чувствовала себя не очень хорошо. Ей не пришлось долго думать, решение пришло почти сразу. Женский Перепелицинский монастырь – там не должны отказать в приёме, сёстры могут оказать ей помощь. Но туда идти далеко. А делать было нечего, Ксения потихоньку пошла в сторону монастыря. Холодный осенний дождь всё усиливался. Она шла вперёд и вперёд. Ветер бил ей в лицо, неся мокрые осенние листья. Всё равно она дойдёт, всё равно сможет всё преодолеть – ради ребёночка, который у неё под сердцем. Струи дождя нещадно были по щекам, она была совершенно мокрой, ни единой сухой нитки на ней не оставалось. Большие лужи, по которым она шла, насквозь промочили её ноги. А она всё шла вперёд, потому что ничего другого ей не оставалось. Большой живот мешал ей идти быстро, ей приходилось придерживать его и делать передышки. Но она всё же шла. Вдруг внутри неё появилась боль. Она растекалась по всему телу и мешала идти. Она чётко почувствовала, что боль аккумулировалась в пояснице и внизу живота. Ксения знала, что рожать ей ещё рано, сроки не те. Главное – дойти, чтобы не оказаться ночью на мостовой под проливным осенним дождём.
Ей уже оставалось немного, уже были видны очертания монастыря, она уже взялась за металлические прутья ограды, чтобы, придерживаясь, легче стало идти. Ещё несколько шагов, и можно будет постучать в ворота монастыря. Несколько шагов, которые она не смогла пройти. Она упала в лужу и, скрючившись от боли, потеряла сознание.
ЧАСТЬ 2
Даша весело шла наработу. Каблучки звонко цокали по мостовой. Вчера был замечательный день, и потому утром она встала в прекрасном расположении духа. Это так здорово – просыпаться счастливой. Пожалуй, так хорошо она чувствовала себя впервые. Вчера она была в гостях у Никиты. Он познакомил её со своими родителями. Отец, правда, посидел с ними совсем немного и убежал в свой банк. Никита тоже работал в банке с отцом. Его мать, строгая женщина Варвара Тимофеевна, поначалу изучающе относилась к Даше, а потом, не скрывая симпатий, рассказывала ей о своём детстве, о том, как они познакомились с отцом Никиты, о секретах кухни и о том, какие сумочки будут в моде в этом году – это она узнала из петербургского журнала. Она даже нашла этот номер журнала, и они вместе рассматривали модели сумочек, придя к выводу, что именно о таких сумочках они и мечтали. Вообщем, у них установилось полное взаимопонимание. Мать Никиты одобрила его выбор. Она пригласила девушку чаще бывать у них, а Никита уточнил, можно ли это считать родительским согласием на помолвку. Варвара Тимофеевна обняла их и заявила, что в ближайшее воскресенье можно устроить помолвку, обменяться кольцами и назначить день свадьбы. Разве это не счастье для девушки? Теперь Даша летала, как на крыльях. Она проснулась необычно рано и сразу вспомнила, что она счастлива и скоро состоится её помолвка. А пока ей надо идти на работу. Она работала на телефонной станции на углу Суворовской и Воронцовской улиц. Вот до чего дошёл человеческий разум: люди, находящиеся в разных концах города могут разговаривать так, будто они сидят рядом, и прекрасно слышать друг друга. Даша работала телефонисткой, она соединяла желающих поговорить – а их было уже 200 абонентов! Каждый из них был соединён со станцией отдельным проводом. Выходя на связь с телефонисткой, они просили соединения с другим абонентом.
– Барышня, мне, пожалуйста, градоначальника, – говорили ей, и она соединяла их.
– Барышня, пожалуйста, дом Соколова.
– Сударыня, соедините меня с аптекой Вурштатмана.
Так и проходил целый день. Вот и сейчас она спешила на своё рабочее место. Благо, что жила она недалеко от работы – по той Воронцовской улице. Если очень медленно идти, то будет минут пять. По пути от хорошего расположения духа она даже улыбалась столбам, на которых были натянуты неизолированные телефонные провода – в некотором роде они её коллеги, они тоже служащие телефонной станции.
Даша шла окрылённая, погружённая в свои мысли, и не замечала, что за ней наблюдают.
– Это она, клянусь вам, она, – говорил кто-то. – Прошу вас, задержите её.
– Вы уверены? – недоверчиво спросил собеседник. – А если вы ошибаетесь?
– Я не ошибаюсь! Я абсолютно точно знаю – она! Я узнал её. Я бы узнал её из тысяч.
Даша уже взялась за ручку двери, чтоб войти на телефонную станцию, и в это время кто-то кашлянул за её спиной.
– Прошу прощения, сударыня, – сказали ей. – Не будете ли вы так любезны проследовать с нами?
Даша оглянулась. Она увидела полицейского, вышедшего из полосатой будки квартального, и ещё одного гражданина, который, поглядывая на него, кивал, соглашаясь со сказанным выше.
– Простите, разве я что-то нарушила? – поинтересовалась она.
– Я очень прошу вас пройти с нами для выяснения ситуации, – настоятельно повторил полицейский.
– Какой ситуации? Мне надо на работу. Из-за вас я могу опоздать.
– Мы всё объясним вашему начальству. А пока пройдёмте с нами добровольно, если вы не хотите, чтоб к вам применили силу.
– Она, она, точно она, – кивал второй человек. – Теперь, когда она заговорила, абсолютно точно вижу, что она.
Даша поняла, что она попала в какую-то нехорошую ситуацию. Она никогда не видела того человека, который настаивал на том, что он будто бы знаком с ней.
– Я снова настоятельно прошу вас пройти с нами, – не отступал полицейский.
– Куда я должна пройти с вами? Может, вы вообще плуты и мошенники и хотите заманить девушку в ловушку?
На них уже стали обращать внимание. Вокруг них собирались люди – служащие телефонной компании, которым они загораживали проход внутрь. Даше под давлением пришлось пойти в полицейский участок. Спиной она ловила любопытные и даже торжествующие взгляды. Как же объяснить всем им, что она ни в чём не виновата?..
– Объясните же мне, наконец, что случилось, почему меня на глазах у всех привели в полицию? – сурово спросила она, когда оказалась в полицейском участке.
– Она, она, точно она, – приговаривал мужичонка, который и был причиной того, что её привели сюда. – Вот лиса! Ишь, как прикидывается, будто она вовсе ни при чём.
– Ваши фамилия, имя, отчество? – спрашивал её уже другой сотрудник полиции.
– Рубцова Дарья Григорьевна.
– Расскажите нам, Дарья Григорьевна, где вы были вчера в два часа пополудни?
– Я была на работе.
– На какой работе? Где именно?
– На телефонной станции.
– Это может кто-нибудь подтвердить?
– Конечно! Все служащие телефонной станции видели меня весь день.
Полицейский вопросительно посмотрел на тех, кто привёл её сюда.
– Мне кто-нибудь объяснит, наконец, в чём дело? – не выдержала Даша.
– Вчера была ограблена лавка этого господина. И он утверждает, что это сделали именно вы.
Услышав подобное, Даша недоумённо улыбнулась. Это совершенно невозможно. Здесь какая-то ошибка – она весь день была на работе, а потом они с Никитой были у него дома. Свидетелей её местонахождения во вчерашний день полно. И сотрудники телефонной станции подтвердят, и Никита, если надо – все расскажут, что она весь день была у них на глазах.
– Я никогда не была в лавке этого господина. Я даже не знаю, о какой лавке идёт речь, – спокойно сказала она.
– Ты посмотри на неё – она не знает! – возмущался хозяин магазина. – А когда наводила на меня пистолет, знала? Когда к виску моего сына приставляла ствол, знала?
– О чём вы говорите? Я никогда не держала в руках оружия!
– Вчера к нам обратился хозяин ювелирной лавки, вот этот господин, сидящий перед вами, и заявил, что на них был совершён вооружённый налёт. Вынесли всё, что лежало на витрине, – прервал их полицейский. – Теперь он опознал вас. Что будем делать?
– Но я ни при чём! – пыталась оправдываться Даша. – Я работаю на телефонной станции, у меня есть жених. У меня всё хорошо в жизни, мне не надо грабить людей, я сама зарабатываю себе на жизнь.
– Их целая банда, они вчера все ввалились к нам, шесть человек, а она, – он тыкнул пальцем в Дашу, – она у них главная. Они все, мужики, её слушались, а она командовала. И одета она была, как мужик. В штанах то есть.
Даша вспыхнула.
– Я никогда не одеваюсь, как мужчина! У меня нет мужских штанов.
Тем временем послали за сыном хозяина лавки. Едва юноша вошёл, как, увидев Дашу, воскликнул:
– Это она! Она! Она хотела меня убить! Она держала меня за плечи и приставляла к виску пистолет, заставляя отца выложить всё золото и бриллианты в её сумку. Я до сих пор чувствую маленькое холодное дуло пистолета на своём виске.
В воздухе повисла томительная пауза.
– Я прошу позвать моих свидетелей, – произнесла, наконец, Даша. – Руководство телефонной станции, сотрудников, рядом с которыми я работаю.
В небольшой комнате, где проходило дознание, уже собралось несколько полицейских. Они внимательно следили за ходом разбирательства.
– Панин, Семёнов, – распорядился один из них, очевидно, главный, – давайте на телефонную станцию, найдите там свидетелей, кто вчера был на работе, пусть придут сюда и дадут показания.
Даша чувствовала себя, словно она какая-то Сонька – золотая ручка. Теперь её могут спасти только показания сотрудников. Какой позор! Отныне только и разговоров будет на работе, что о её задержании. Как она должна доказать, что она понятия не имеет ни о каком золоте, ни о какой ювелирной лавке и, тем более, ни о каком оружии?
В отделение пришли директор станции Савельев, а также Костромин, её непосредственный начальник, которому подчинялись все девушки-телефонистки, и две её сотрудницы, сидящие, как и она, на соединении клиентов друг с другом. Каждый из прибывших заходил в комнату по одному и на вопросы следователя отвечал, что Дарья Рубцова вчера весь день находилась на своём рабочем месте и никуда не отлучалась. Все эти слова тщательно записывали в протокол и давали на подпись, предупреждая об ответственности за ложные данные. Все до единого свидетели подтвердили присутствие Даши весь день на работе, в чём каждый и расписался.
По мере того, как свидетели подтверждали невиновность Даши, её противники мрачнели.
– Это сговор! – не сдавались они. – Мы её узнали, это была она!
Но это не помогло. Полицейские с извинениями вынуждены были отпустить Дашу. Более того, им пришлось принести извинения и руководству телефонной станции за то, что оторвали специалистов от работы.
В коридоре её уже ждал Никита. Откуда он узнал? В маленьком городе вести разносятся быстро. Он пришёл встретить Дашу после работы, а ему сообщили, что его невеста сидит весь день в полиции.
Он заботливо обнял её, а она, просидев целый день в полицейском участке, после всего пережитого заметила, что её тело сотрясает мелкая дрожь. Она не могла успокоиться, и теперь, когда всё было позади, она едва сдерживалась от рыданий. Услышать в свой адрес ТАКИЕ обвинения – это не каждый выдержит, а хрупкая девушка, не привыкшая к подобным сценам – и подавно.
Никита вошёл в кабинет следователей, из которого только что вышла его невеста, и сказал им всё, что думал о них и их методах дознания.