– До чего вы довели невинную девушку! – бросил он им в лицо. – Как можно ни с того ни с сего хватать на улице человека и обвинять в чудовищных преступлениях? Посмотрите, до какого состояния вы довели мою невесту! Как мне её теперь успокоить? А если у неё останется психологическая травма на всю жизнь? А что делать с оглаской – завтра весь город будет говорить о том, что моя невеста была задержана полицией по обвинению в вооружённом ограблении!
– Сударь, мы принесли глубочайшие извинения вашей невесте, приносим извинения и вам, но поймите нас правильно: поступило заявление гражданина, на которое мы должны были отреагировать. Мы разобрались во всём и отпустили вашу невесту.
– А что мне теперь делать с ней прикажете? Как её успокаивать? Как заставить её забыть этот кошмар, который вы тут ей устроили? Что ей завтра скажут на работе?
– Мы напишем официальное письмо о невиновности сударыни. Мы уладим это недоразумение. Поверьте, никто не собирается прятаться от ответственности за злополучное задержание вашей невесты. Мы признаём свою ошибку. Но, прежде всего, вина лежит на заявителях – они заварили эту кашу и ввели нас в заблуждение.
* * *
Запахи ранней весны кружили голову. Пробуждающаяся после зимней спячки природа демонстрировала горожанам прелесть начинающейся весны, после которой наступит долгожданное, всеми ожидаемое лето. Даша, не торопясь, шла по Суворовской. Это улица в центре города, на которой идут один за другим магазины, кафе, кондитерские, фотоателье… Сегодня у Даши выходной, поэтому она с удовольствием, никуда не спеша, заходила во все магазины подряд. У неё уже было несколько солидных покупок. Они с Никитой объявили о помолвке и пока не определились со свадьбой, но Даша уже потихоньку готовилась. Она покупала разную утварь для хозяйства (чтоб всё было у неё новое), долго ходила в мануфактурном магазине Тотеша у прилавков, присматриваясь к различным белым тканям. Она ещё не решила, покупать ли ей свадебное платье или сшить его у модистки. Ей хотелось обязательно длинную белую фату. Она представляла себя в белоснежном свадебном наряде, она хотела стать самой красивой невестой этого города. Сумбурные мысли в её голове всегда сводились к одному: к будущей свадьбе. О чём бы она ни думала, о чём бы ни говорила с окружающими, в душе всегда возникала тема замужества и свадьбы.
Откуда-то издалека послышался перезвон курантов. Это на башне Городской Думы часы пробили полдень.
Даша зашла в кондитерскую в доме Меттера, хотела взять домой сладкого. Но потом, увидев, как тут мило и как уютно устроились посетители за столиками, подумала и решила взять чашечку кофе с пирожным и посидеть за столиком, глядя на прохожих сквозь большие окна. Она устала ходить по магазинам, надо дать отдохнуть ногам. Её новенькие сапожки на каблуках хоть и были очень красивыми и модными, но ноги от них гудели. Надо сделать остановку, а потом продолжить поход по магазинам оставшейся части Суворовской улицы.
С большим удовольствием посидев в кафе, воодушевившись и настроившись на новые покупки, Даша вышла на Суворовскую. Почему-то сразу в поле зрения ей попал городовой – хожалый Мороз. Он стоял тут, напротив аптеки, всегда. Здесь, в центре города, средоточии, можно сказать, торговой жизни, никто ничего не нарушал и потому присутствие городового, наверное, было излишним. Хотя, по мнению многих горожан, именно потому никто ничего здесь не нарушал, что всегда неизменно на своём посту стоял хожалый Мороз. Даша после инцидента с полицией, которой произошёл у неё два месяца назад, стала с опаской смотреть на полицейских. Она старалась не вспоминать тот ужас, который она пережила тогда, отгоняла от себя воспоминания о том дне. Вот и сейчас сердце её ёкнуло, но она отвела глаза от городового и постаралась не видеть его, стоящего посреди улицы. Даша решила зайти в аптеку. Раз она собирается жить семейной жизнью, то дома для всех членов семьи обязательно должны быть средства от простуды, температуры, головной боли и другие. Она поднялась по ажурной чугунной лестнице аптеки Вурштатмана. Это была лучшая аптека города. Когда-то её основал провизор Мюллер, здесь было всё для нужд хворающих херсонцев. После смерти Мюллера хозяином стал Вурштатман.
Войдя внутрь, Даша рассеянно смотрела на полки с медицинскими баночками и скляночками. Она поняла, что думает лишь о том, чтобы поскорее пройти мимо городового. После того памятного случая присутствие полиции заставляло её сердце биться учащённее. Стараясь отвлечься и успокоиться, она стала рассматривать скульптуры, стоящие на шкафах. Одна из них, как ей было известно, олицетворяла фармацевта, другая – богиню чистоты.
– Слушаю вас, сударыня, что бы вы желали приобрести в нашей аптеке?..
Выйдя из аптеки, она с гордой осанкой проследовала мимо городового, даже не глянув в его сторону. Но не успела она пройти и нескольких шагов, как улица огласилась криком: "Держите воровку! Это она!" Этот возглас прозвучал сзади и, словно кинжал, вонзился ей в спину. Опять кого-то ловят, подумалось ей. По улице разлилась трель полицейского свистка. Конечно же, ей захотелось побыстрее уйти с этой улицы, исчезнуть, чтобы не чувствовать сзади присутствия городового. Но она почему-то обернулась назад. И не удивилась – к ней шли городовой и какой-то незнакомый человек.
– Это она! Точно она! – утверждал незнакомец.
– Простите, не имею чести знать, – ответила Даша, понимая, что всё то, чего она боялась, возвращается к ней. Она хотела с достоинством встретить обвинения. Ведь в прошлый раз ей удалось доказать свою невиновность, сможет она это сделать и сейчас, успокаивала она себя. Сердце её сжалось в комок, но Даша всем своим видом показывала, что ничуть не смущается от того, что вся улица оглянулась на полицейский свисток и теперь все смотрят на неё.
– Сударыня, прошу пройти с нами в полицейский участок, – городовой мило, но строго обратился к Даше.
В полиции её сразу узнали.
– А-а, старая знакомая! – воскликнул тот самый полицейский чин, который в прошлый раз беседовал с ней. – Выходит, не случайна была та встреча? Ну-с, рассказывайте, что случилось на этот раз.
– Моя фамилия Зильберштейн, – начал говорить человек, который настаивал на задержании Даши. – Я держу магазин заграничных товаров, самых лучших, попрошу заметить. У меня продаются ювелирные украшения – золотые и серебряные, часы, мельхиоровые изделия, а также аптечная утварь и медицинские препараты. Кроме того, у меня продаются ружья, револьверы и принадлежности к ним.
– Ближе к делу, пожалуйста, – попросил его полицейский.
– Ну так вот, – продолжил Зильберштейн, – вчера около десяти часов утра эта дамочка, – он кивнул на Дашу, – ворвалась ко мне в магазин и устроила там террор!
– Что вы подразумеваете под словом "террор"?
– Она с мужчинами, их было много, очень много, так вот она ввалилась ко мне в магазин и заставила нас под дулом пистолетов собрать всё, что лежало на витринах – драгоценности и оружие – и сложить в их сумки. Вчера я сразу обратился в полицию с заявлением. И вот сегодня я опознал дамочку. Свидетелем данного случая был мой сосед по торговле Беррес. Его магазин рядом с моим, он как раз зашёл ко мне в гости и тут попал на ограбление. Он подтвердит.
– Это абсолютная чушь! Даже если кто-то ограбил магазин этого господина, то я здесь ни при чём! Я никогда не встречалась с этим человеком и не знаю, в каком магазине он торгует. А я вчера была на работе.
Даше становилось душно и жарко в помещении, она сняла пальто. Лучше бы она этого не делала. Ограбленный Зильберштейн увидел на ней брошку в виде золотой веточки с зелёными изумрудными листочками и завопил:
– Это моя брошь! Только у меня такие продавались! Вчера её похитили с витрины!
Даша невольно прикрыла рукой брошь.
– Эту вещь мне подарил мой жених. Она у меня уже два месяца.
– Та-ак. Кто жених? – спросил полицейский, приготовившись записывать.
Даше пришлось сообщить о Никите. Хозяин кабинета распорядился доставить сюда его, а также свидетеля ограбления Берреса.
Первым появился Беррес. Он стал рассказывать:
– У меня имеется музыкальный магазин. Я продаю пианино, рояли, фисгармонии лучших русских и заграничных фабрик, а также ноты. Вчера я решил заглянуть к своему приятелю Зильберштейну. Мы частенько навещаем друг друга. И вот я захожу в дверь и вижу, что в его магазине вооружённые люди. Я хотел уйти, но меня сразу схватили, втолкнули в помещение и приставили дуло к виску. Их было шесть человек. Там была дама, которую все слушались, она и руководила всем происходящим. Она скомандовала сложить всё с прилавков в её сумки. Потом они забрали весь выторг, который имелся в наличии, и ушли. На улице их ждал фаэтон. Они сели в него и были таковы.
– Посмотрите, пожалуйста, на эту дамочку, не напоминает она вам кого-нибудь?
Беррес только теперь оглянулся на Дашу и ахнул:
– Да это же она! Как вы сработали быстро! Ну, молодцы, не даром полиция свой хлеб ест.
Даше ничего не оставалось делать, как отрицать своё участие в ограблении и ссылаться на телефонную станцию.
– Я вчера весь день была на работе, никуда не отлучалась. Это могут подтвердить все мои сотрудники.
– Может, они и подтвердят ваши слова, – сказал полицейский. – Но не кажется ли вам странным такое совпадение: в прошлый раз вас опознал господин Гольденберг, чей магазин был накануне ограблен, а сейчас – новое ограбление и опять вы.
– Так вы уже ловили её? – изумился Зильберштейн. – Почему же отпустили? Это мошенница, опасная и коварная! Арестуйте её!
Тут сообщили, что доставили Никиту. Его увели в другую комнату выяснять, действительно ли он дарил своей невесте золотую брошь, когда это было сделано и где он её взял. Даша сидела, как на иголках: неприятно вовлекать его в свои проблемы. Опять произошло какое-то недоразумение, мало того, что она по стечению обстоятельств снова попала в полицию, так теперь уже Никиту допрашивают как подозреваемого.
Пока ждали прихода сотрудников телефонной станции, а также результатов беседы с Никитой, Дашу против её воли сфотографировали. Она возражала, но это не помогло. Теперь в архиве полиции останется её фотокарточка. Это не очень радовало её.
– Я ни в чём не виновата, – твердила она, понимая, что её не очень-то и слушают. Второй раз то же самое обвинение. А может, кто-то специально подставляет её?
Тем временем пришли руководители телефонной станции. Они под протокол подтвердили, что вчера весь день Рубцова Дарья Григорьевна находилась на работе. И даже предъявили журнал посещений, куда заносили все сведения о присутствии или отсутствии девушек на работе. Это воодушевило Дашу, она обрадовалась, что есть шанс уйти отсюда, и не замечала, что её начальство не очень-то довольно тем, что приходится тратить рабочее время на посещение полиции. Да и такая огласка не нужна ни одному заведению.
Привели Никиту. Он подтвердил всем присутствующим, что именно он подарил своей невесте золотую брошку в виде веточки, это произошло два месяца назад, и купил он её именно в магазине Зильберштейна.
Все обвинения против Даши были опровергнуты. Все, кроме того, что пострадавший опознал её.
– Мы вынуждены отпустить задержанную, – сказал Зильберштейну полицейский, который вёл дознание. – У неё железное алиби.
– Это невозможно! Я ведь узнал её! Это точно была она!
– Вы могли ошибиться. Она не могла находиться вчера в вашем магазине, она была в другом месте, это подтвердили её свидетели. У нас нет оснований держать её здесь.
К крайнему неудовольствию потерпевшей стороны Даша была отпущена. Но, как оказалось, ей тоже радоваться было рано. Выйдя на крыльцо полиции, Никита выразил своё несогласие с тем, что его привели сюда давать показания по её делу.
– Почему меня, как преступника, доставили в полицию и задавали вопросы так, как будто я в чём-то виновен? Объясни мне, что происходит? Почему ты снова попала в полицию? Может, всё это не случайность? Разве бывают такие совпадения? Почему тебя второй раз опознали как грабительницу? Посмотри, сколько людей на улице ходит, но никого из них не хватают и не обвиняют в вооружённом ограблении ювелирных магазинов! Может быть, я чего-то о тебе не знаю? Так расскажи мне, я ведь твой будущий муж, я должен знать, на ком женюсь!
Слёзы дрожали на ресницах Даши. Ломающимся голосом она ответила:
– Я не знаю… Я сама ничего не понимаю… Поверь, я здесь совсем ни при чём!
Она рассчитывала на его поддержку, а вместо этого слышит от него упрёки. Это был самый большой удар на сегодня.
Никита, глядя на девушку, понял, что зря дал волю эмоциям. Она стояла перед ним беззащитная и растерянная. Зная её, он понимал, что не могла хрупкая нежная Даша заниматься грабежами.
– Прости, – сказал он. – Пошли, я провожу тебя домой.
Уже стояла ночь, только круглый серп луны освещал им путь. Он галантно довёл девушку до её дома и, расставаясь, прошептал, что им обоим надо забыть всё, что произошло сегодня. Даша согласилась. Она готова была жизнь отдать, чтобы сегодняшний день исчез из её памяти и её жизни. И не только сегодняшний, но и тот, случившийся в её жизни два месяца назад.
На следующий день её вызвали к начальству. Фёдор Борисович Костромин не стал разводить долгих предисловий, а сразу сказал прямо:
– Уважаемая Дарья Григорьевна, мы снисходительно отнеслись с тем неприятным ситуациям, в которых вы побывали и в которые вы нас втянули. Но предупреждаю: если подобное повторится ещё раз, вы будете уволены.
– Но я ни в чём не виновата! Вы же сами подтвердили в полиции, что я в данный час была на работе. Это оговор!
– Возможно, это и так. Но разбираться с обидчиками вы будете самостоятельно, не втягивая нас в свои дела. Мы не можем рисковать своей репутацией. На нашу компанию ложится пятно. Мы этого не допустим.
* * *
Не прошло и месяца, как в Херсоне был вновь ограблен ювелирный магазин. Братья Румянченко, хозяева заведения, обратились в полицию. Пока они рассказывали, как и что, полицмейстер Константин Филиппович Зарубин показал им фотоснимок славной юной особы и спросил коротко:
– Она?
Братья в один голос выдохнули:
– Да!
Зарубин задумался. Не зря он отпустил Дашу в прошлый раз. Это был отвлекающий манёвр. Пусть думают, что обманули полицию. Нельзя было арестовывать её, не поймав сообщников, к тому же, у неё на каждый случай ограбления было алиби, с этим тоже надо было разобраться. Может, у неё и на телефонной станции были пособники, которые покрывали её отсутствие на работе. Поэтому он не спешил с арестами, а выжидал, когда наступит удобный момент, чтобы можно было взять и саму Дашу и её соумышленников. Он понимал, что грабители проявят себя снова, а у него есть и фотография подозреваемой и адрес. Что ж, после третьего подобного заявления можно начинать действовать. И всё же Зарубин колебался. Он боялся спугнуть решительными действиями полиции остальных участников банды, о которых ничего не было известно. Они могут залечь на дно, уехать из Херсона, но потом, спустя время, снова выйдут на охоту. С этой точки зрения стоило подождать. Но, с другой стороны, если не пресечь действия грабителей сейчас, будут другие ограбления, а если учесть, что они вооружены, то возможны жертвы. Поколебавшись, взвесив все за и против, он вызвал подчинённых:
– Проводим обыск у данной особы. Ищите всё, что может иметь отношение к вооружённым ограблениям, как то: оружие, похищенные драгоценности, а также брюки.
Все пострадавшие заявляли, что девица, главарь банды, была в мужской одежде.
После этого Зарубин решил дать запросы по всей Херсонской губернии, не было ли в других городах – Николаеве, Одессе, Елизаветграде, Тирасполе – подобных дерзких ограблений. Он вызвал писаря и продиктовал ему текст посланий во все шесть уездов Херсонской губернии: Херсонский, Ананьевский, Тираспольский, Александрийский, Елизаветградский, Одесский. Вполне возможно, что и за пределами губернии банда проявила себя, это тоже надо выяснить. Вообщем, птичка практически уже была в клетке.
* * *
Даша сидела, словно окаменевшая. Всё в её квартире было перевёрнуто вверх дном, полицейские вывернули наизнанку содержимое всех шкафов и ящиков. На полу валялись её вещи, одежда, они переступали через всё это, что-то искали, ходили по её квартире, заглядывая во все уголки. Соседи, вызванные в качестве понятых, с интересом наблюдали за происходящим. Но Дашу саму уже не интересовало, что ищут и найдут ли это в её квартире. Она понимала, что перейдён Рубикон и отныне всё будет в её судьбе по-другому. Дело получало огласку, об обвинениях теперь знают её соседи, об обыске, скорее всего, скоро узнают на работе. А что скажет Никита? Пожалуй, так и до газет дойдёт. Кто же так упорно подставляет её под удар? Она же ни в чём не виновата! Почему ограбленные люди, все, как один, указывают на неё? Чем она может доказать свою невиновность? Даша никогда не брала ничего чужого, этому её научили с детства, и теперь она, не дожидаясь манны небесной, сама зарабатывает на кусок хлеба. Оставшись без родителей, она нашла работу и зарабатывает себе на жизнь, ничего ни от кого не ожидая. Как же можно было предъявить ей такие жестокие обвинения? Неужели кому-то выгодно её убрать с дороги? Кому она может мешать?
Тем временем обыск завершился. Ничего у неё не нашли, о чём и составили протокол. Все, присутствующие при обыске, расписались в нём и ретировались. Даша осталась одна в почти разгромленной квартире. Ей предстояло наводить порядок. Но вместо этого она закрыла лицо руками и зарыдала.