Он набросил на нее второе одеяло и поднырнул под него так, чтобы ее спину грело тепло очага. Перси раскрыла свое одеяло и поворочалась, стараясь целиком вжаться в его длинное, замерзшее, влажное тело.
- Берегитесь, - сказал он, подтягивая сползшее верхнее одеяло. - Я совсем не так представлял себе нашу первую брачную ночь.
- У нас уже все было, - прошептали ее губы у его груди. "Дважды, если только он помнит".
- Но - не здесь и не нагишом. - Элис сжал ее в объятиях. - Что это?
- Ваш жемчуг. Мне сделали из них ожерелье в Кейптауне, с тех пор оно на мне. - Она всегда носила ожерелье под одеждой, чтобы не доставить ему удовольствие видеть, как она дорожит его подарком. Теперь это казалось чем-то мелким и незначительным.
- Жемчуг - на теле?
- Да, - просто сказала она, надеясь на его похвалу.
Вместо этого он спросил:
- С вами все в порядке?
Вопрос прозвучал как-то нелогично. Не сошел ли он с ума, забеспокоилась она, затем подумала - и улыбнулась. Волоски на его груди щекотали ей губы.
- Да. В порядке.
- Со мной тоже. Хорошо жить на свете, правда? Спите, не беспокойтесь ни о чем - я с вами.
Он вызволил ее из кошмара той ночи, когда детские страхи выросли в тысячу раз и она оцепенела в леденящей темноте. Она прижалась губами к его коже, закрыла глаза и постаралась собрать обрывки воспоминаний в единое целое.
Ее выбрасывает из шлюпки; крик Эйврил звенит у нее в ушах; рука обхватывает ее запястье. Она знала, что это Элис - сильные пальцы и крепкая хватка, которая не ослабла ни под водой, ни над волнами. Как он вытащил ее на берег, она не помнит: должно быть, выключилось сознание. Они, верно, недолго пробыли в воде, иначе замерзли бы до смерти.
- А другие? - спросила она, чуть приподнимаясь в его объятиях. - Эйврил, братья Чаттертон, миссис Бастэбл…
- Мы спаслись - может, и они живы. - Он покрепче прижал ее голову подбородком. - Другие шлюпки уже обошли рифы, когда та волна накрыла нас. Здесь полно островов - мы же не среди океана затонули. Спите, Перси. Ничего не поделать, пока остается только это.
Она заснула, а проснувшись, поняла, что уже согрелась. Элис, опираясь на локоть, перегнулся через нее, чтобы подбросить веток в огонь. Серенький свет проникал в комнату через кусок мутного от соли стекла в оконной раме. Свечи выгорели, и светильник бледно мерцал в утреннем свете.
- Привет, - сказал он, глядя на нее сверху. - Как вы?
- Жива. - Она улыбнулась в его потемневшее от щетины лицо. - Вы сейчас - вылитый пират.
Он ухмыльнулся:
- Судя по голосу, вы тоже. Скрипите, как рея на мачте, - меня дрожь пробирает. Я сейчас отлучусь на минутку, надо поискать что-нибудь попить. А потом пойду посмотрю, есть ли кто живой на этом острове. Я пока точно не знаю, куда нас занесло.
Она порывисто обхватила его руками:
- Не оставляйте меня.
- Я ненадолго, здесь нет больших островов. Я скоро вернусь.
- Я с вами.
- Вам надо отдохнуть, Перси. - Он смерил ее взглядом, когда она откинулась на комковатую подушку. - У вас сердце льва, только нет его сил.
- Я справлюсь. Элис, я не хочу оставаться в одиночестве.
- Перси, о господи, не плачьте, милая, зачем, если мы уже спаслись. - Он склонился над ней, в его янтарных глазах светилась такая нежная забота, какой ей не доводилось никогда замечать за ним.
- Я не плачу. - Она сглотнула, подняла лицо и зачарованно посмотрела в его глаза.
- Нет? А это что? - Он наклонился и поцеловал уголок ее глаза. - Соль.
- Мы оба просолились, - прошептала она и, поймав его движение, подняла голову и поцеловала его в губы. - Видите?
Элис настороженно замер:
- Перси?
Модуляции его голоса передавали все оттенки этого вопроса, которые не выразить никакими словами. Она уже согрелась, кровь быстро неслась в ее жилах, она выжила, она хотела его, потому что она жива благодаря ему. Она ощутила нараставшее в нем волнение.
- Да, - сказала она. - Да, Элис.
Он перекатился и лег на нее; она, не обращая внимания на ноющие от ушибов мышцы, сумела сдвинуться под ним, обнять его бедрами - и чудесный многообещающий жар его эрекции интимно прижался к ней. Она застонала от удовольствия.
- Такая милая… Русалка, выброшенная волной, припавшая к моим ногам, - бормотал он, словно в полузабытьи.
Она едва не возмутилась: на ее коже налипла соль, полусырые волосы сбились в перепутанные пряди. И она прекрасно знала, как выглядит после ежедневного тщательного купания: даже без искусной прически, без украшений, без косметических ухищрений. Небольшая асимметричность ее лица, длинный нос, широкий рот - все это он видит, как видел всегда. Но тон его сейчас был вполне искренним; он назвал ее милой, так зачем возмущаться, тем более что любимый мужчина готов взять ее.
- Что случилось? - спросил он, услышав, как она вздохнула. - Я обидел вас? Может, я слишком тяжел?
- Нет, нет.
Перси пристально смотрела в лицо над собой - лицо мужчины, с которым она знакома почти всю жизнь. Ее друг - и мужчина, которым она соблазнилась. "Я люблю его? Боже мой, я люблю его". Сейчас он будет любить ее - и это будет замечательно, ведь с ней - ее Элис. И тот давний кошмар уйдет, будто и не было.
Он улыбнулся - той озорной улыбкой, которая в детстве манила ее следовать за ним по пятам, но с лица исчезло другое, тоже знакомое с детства выражение - ласковой заботы. "Это он выручал меня из любой неприятности. А если сам вел меня к беде - тоже выручал, кроме того единственного случая. Он мог бы изнасиловать меня на корабле, но он этого не сделал…"
Элис целовал ее шею, его рука жадно скользила по ее телу, нагнетая чувственный восторг, и скоро она едва не потеряет сознание на вершине блаженства, когда он овладеет ею. "Он опытен, он не причинит мне боли", - с нежностью думала она, содрогаясь от первого восторга. Та вечная сказка… русалочка…
"Он поймет, что я не девственница, и подумает, я спала со Стивом". Слава богу, ей удалось отбиться от Стива; слава богу, ее любимый - единственный ее мужчина. Она сжалась, вспомнив мявшие ее лапы Стива.
- Перси? Не волнуйтесь, я не рискну ребенком.
Губы Элиса обхватили ее сосок и начали ласкать, и она постанывала до изнеможения - так, что забыла обо всем на свете. Но она снова постаралась пробиться через нахлынувший вал чувственности, поскольку мелькнувшая мысль была очень важной. Она любила Элиса, и нельзя допустить, чтобы он верил в то, что она отдалась Стиву.
- Мне надо сказать вам кое-что.
- Сейчас?
- Сейчас, Элис. Вы знаете, что я не девственница.
Он поднял голову - напряженный, серьезный, его глаза потемнели и затуманились от возбуждения.
- Знаю. Вы сбежали с тем типом.
- Стивом Дойлом. Я никогда не спала с ним.
Элис поднялся и сел, а она пыталась сквозь полумрак разглядеть выражение его лица.
- Так какого же черта вы сразу не внесли ясность, чтобы положить конец всем сплетням?
- Полагаю, недостойно объяснять всем и каждому, что я успела всего за один час окончательно разочароваться в том человеке, пока ехала в карете. Я две ночи отбивалась от него с ножом в руке, но никто, кроме моей семьи, не поверит в это, так что я потеряла бы не только репутацию, но и честь.
- Честь? Но если бы вы остались девственной… - Она поняла, что он вспомнил ее первые слова. - Кто же тогда?
- Вы. - Она не хотела выразиться так прямолинейно, но слово само слетело с языка.
- Что?!. Не смешите, Перси, ради всего святого. Когда же я успел? Я бы обязательно помнил.
- Нет, вы были пьяны, и сердиты, и ужасно расстроены чем-то. - Она увидела, как он изменился в лице, осознав, что она имеет в виду.
- То есть в тот вечер, накануне отъезда, я лишил вас девственности? И не помню этого? Перси, не разыгрывайте меня. Вы были ребенком - я не сделал бы такого. - Он рассвирепел.
Перси молча наблюдала, как он в одно движение слетел с койки и начал зажигать фонарь, и у нее внутри все застыло и заныло от обиды.
- Мне было шестнадцать, - заговорила она ровным тоном. - Я нашла вас в розарии у подножия разрушенной башни. Я никогда еще не видела вас таким пьяным, расстроенным и злым. Вы и двух слов не могли связать, несли какую-то бессмыслицу. Я не хотела, чтобы слуги застали вас в таком виде, и боялась, что с вами что-то случится, поэтому помогла вам войти в дом и подняться в вашу спальню. Я затащила вас в комнату, а вы повернулись, Элис, - вы выглядели таким обездоленным, и я поцеловала вас. Хотела просто утешить, как если бы вы упали с лошади - нечто вроде того, но не дотянулась до щеки и поцеловала в губы - и что-то сразу изменилось. Словно я утешала не только друга. Мы оба это почувствовали. Только я не поняла, в чем дело, а вы поняли - втащили меня в комнату и закрыли дверь.
- И изнасиловал вас? Вы это хотите сказать? - Он стоял, голый, сжав кулаки, его плоть - весьма очевидно - потеряла всякий интерес к тому, чем они занимались минуту назад.
- Нет, конечно же, нет. Мне тоже хотелось этого. Я не вполне понимала себя тогда, но я хотела вас. - Она ясно припомнила взволнованность и страх перед неизвестностью, неподдельный восторг его ласк. Была и боль, но ее заглушила радость: она в его объятиях, она стала женщиной, она любит его. Значит, он тоже любит ее - как же иначе? - Теперь я думаю, что вы не сразу осознали, кто перед вами. Только потом рассмотрели меня и сказали… нечто. Поэтому я ушла.
- И что я сказал?
Перси помолчала. Те слова до сих пор словно нож в сердце. Надо ли теперь повернуть это оружие на обидчика?
- Вы сказали: "Ко всем чертям собачьим. Как глупо. Ты! Должно быть, я сошел с ума. Вон отсюда". Вы еще что-то говорили, я точно не помню - зажала уши, чтобы не слышать. Вы так злились на меня. А на следующий день уехали.
- Боже мой, я не помню. - Его лицо заметно побледнело. - Перси, клянусь, не помню. Мне иногда снилось что-то, но такая нелепица - я не мог поверить, что это было на самом деле. Думал, игра воображения. Черт, ведь я мог оставить вам ребенка.
- К счастью, обошлось. - Она постаралась произнести это как можно спокойнее. - Тогда мне и в голову не приходило такое. Я была весьма невинна, как понимаете.
- Невинна! Как же мне не знать, - сказал он с горечью. - Могли бы рассказать мне все это, прежде чем я занялся с вами любовью на корабле. Будь я проклят: все, что меня сдерживало, так это боязнь зачать ребенка. Теперь понимаю, что не имел права и пальцем до вас дотронуться.
Она пристально посмотрела на него:
- Но вы думали, что я спала со Стивом. Это что-то меняет?
- Разве не понимаете? Теперь это на моей совести.
- Нет, не понимаю. С тех пор минуло восемь лет, Элис. К тому же вы были пьяны.
- Это только усугубляет дело. Что же вы сразу не рассказали? - Он мерил шагами маленькую хижину, не замечая, что до сих пор не одет.
- В Калькутте? И как же вы представляете себе эту сцену? Добрый вечер, лорд Линдон. Вы разве не припоминаете нашу последнюю встречу? В вашей спальне. Вы лишили меня девственности, а потом выгнали вон.
- Нет! Я имел в виду - до того, как улечься в постель.
- Я не хотела ворошить былое. То есть я все равно это помню, но не хотела тревожить вас. А потом нечаянно сорвалось с языка, - призналась она. - Не подозревала в себе такой бури чувств. У меня ведь до сих пор не так много опыта, помните?
- Не сыпьте соль на раны. - Он горько усмехнулся и пошел надевать бриджи. - Что бы вы делали без меня. - Он натянул сырые, липнущие к бедрам штанины, подобрал остатки своей сорочки и снова бросил их в сторону. - Одевайтесь, вы совсем продрогли.
Да, она дрожала, но - поняла Перси - не только от холода. С чего он так разозлился на нее? Она тоже в чем-то виновата?
- Подайте, пожалуйста, мою одежду, - сказала она, отчего-то застеснявшись своей наготы.
Он подал ей одежду, и она изловчилась влезть в короткую сорочку, а затем надела юбки. В сравнении с бриджами Элиса они выглядели неплохо: тонкий хлопок успел просохнуть у огня, хотя просоленная ткань теперь неприятно скреблась по коже. Корсет был все еще влажный, и она, поморщившись, отбросила его в сторону.
- Нам надо пожениться - как можно скорее. К счастью, ваши родители сейчас в Девоне, а не в Лондоне. Так что мы сможем организовать все без лишнего шума.
- Выйти за вас замуж? - Она сидела перед ним в отсыревшем нижнем белье и дрожала - от тона, каким он произнес это предложение. - Зачем?
Он не любил ее, иначе не сказал бы это так буднично. И когда они были в постели, ни одного слова любви или нежности не сорвалось с его губ, одно желание.
- Я объяснял уже. Я взял вас силой, значит, обязан нести ответственность за вас. - В его голосе не было того, что ей хотелось услышать.
- Надо понимать, я обязана выйти за вас только из-за какого-то пьяного разгула, случившегося восемь лет назад?
- Точно так. - Элис отвернулся и, пока она приводила в порядок прическу, обшаривал полки и заглядывал в темные углы хижины. - Здесь нет воды, но я нашел нож. - Он взял одеяло, сделал посередине вырез для головы и накинул на нее эту хламиду. - Так лучше, чем ходить, завернувшись в одеяло, - сказал он и изготовил для себя такую же накидку. Затем открыл дверь. - Пойдемте.
При свете дня она смогла как следует рассмотреть его лицо. Небритое, в синяках, мрачное. И он, несомненно, успел разглядеть ее в полный рост. Он понял, что она дрожит не от холода, а от гнева.
- Я не выйду за вас, - твердо заявила она. - Даже поверить не могу, что вы смели оскорбить меня таким предложением.
- Оскорбить? - Он стоял в проеме двери, на скулах ходили желваки.
- Да. Я не выйду за вас, Элис Линдон, даже если вы на коленях будете умолять меня об этом.
- Не выйдет. Я расскажу обо всем вашему отцу.
- А я скажу, что вы повредились головой при кораблекрушении и у вас галлюцинации. Они знают правду о Стиве, но им известно также, что все остальные уверены в моем грехопадении. Я им скажу, что вы, как старый друг, весьма любезны, но замуж за вас я идти не желаю. Думаю, они поверят мне: какая же женщина - в здравом уме - откажет лорду Линдону?
- А то, что вы крутили любовь со мной на корабле - отвечали на мои поцелуи, - как это понимать?
- Желание и любопытство: интересно узнать, какова любовь трезвого и опытного мужчины. - Разумеется, она лгала. Она была влюблена в него - по крайней мере, вот уже несколько недель. Но речь сейчас не о ее чувствах. - Вы же не думаете, что я делала это из любви к вам, так? Разумеется, не думаете, иначе вы бежали бы от меня, как от чумы.
Ей казалось, он так и не понял ее истинных чувств: губы его твердо сжаты, голова гордо поднята. Но, честно говоря, сама она добралась до истины только сегодня утром.
- И как я вам трезвый - получше?
Элис заставил себя произнести это игриво, даже цинично, как бы скучая, в то время как ему хотелось кричать от ярости и трясти ее так, чтобы зубы стучали. Как она посмела держать его в неведении? Все, чем он любовался в себе, теперь рассыпалось в прах. Он оказался способен на такой поступок - и даже не помнил этого.
Любой согласится: Перси сейчас выглядела страшной, как призрак, - бледная, насупленная, в синяках, волосы обвисли слипшимися прядями, - однако ее осанка и ее гнев придавали ей гордый и неприступный вид. Лучше бы она рыдала и жаловалась, подумал он. Но эта мысль снова подрывала его самоуважение - нет, ему вряд ли стало бы легче.
- Более чем. В первый раз было замечательно, но на трезвую голову лучше, - ответила она. - Мне больше не с чем сравнить, сами понимаете. Но, вне всякого сомнения, вы прибавили в искусстве - все-таки возраст и жизненный опыт.
- Ах вы, маленькая киска!
- Мяу, - горько огрызнулась она, тяжело поднимаясь на ноги. Она поправила серое одеяло на плечах, и на какое-то мгновение он увидел в ней прежнего нескладного ребенка.
Он заставил замолчать свое сердце. Перси, которая ценила в браке любовь и чувства, отвергла его. Глупая, упрямая, романтичная идиотка с мужскими повадками. Неужели она воображает, что он желает быть стреноженным такой вспыльчивой, бедовой, с позволения сказать, женщиной? "Едва спасся", - говорил он себе, устав от переживаний. Но досада не уходила. Она бросила ему в лицо его же перчатку - его честь и достоинство.
- Готовы? - Он придал своему голосу живость, напрягая саднящие от морской воды и эмоций связки. - Обсудим это попозже.
Она сверкнула на него мятежным взглядом.
- Солнце взошло, теперь могу сориентироваться и понять, куда нам держать путь. Вчера вечером не смог разобраться по звездам - наверное, давненько не бывал в Северной Европе.
- Или, наверное, вы устали вчера - по некоей уважительной причине, - предположила Перси таким тоном, словно добрый старый товарищ его детства вышел с ним только что из этой хижины.
- Возможно, и так, - поддакнул он, не желая развивать эту мысль: нет времени копаться в переживаниях, надо действовать и вызволять ее отсюда.
- Итак, в той стороне виден весьма внушительный остров, и там восток. Насколько я помню карту, это должен быть Сент-Мэри - он здесь самый большой. Следовательно, наш остров - Треско, и, если я прав, на его северном мысу находится рыбачья деревня. - Он снисходительно глянул на нее, но она смотрела в другую сторону. - Я ненадолго. Оставайтесь пока здесь.
- Я иду с вами, - сказала Перси с нажимом, и это означало, что терпение ее на исходе.
- Ладно, - согласился он и зашагал вперед.
Идти оказалось труднее, чем мыслилось поначалу. Болело все тело, мучила жажда, и ныло сердце, потрясенное и израненное словами Перси. Но она сама вполне поспевала за ним, медленно и упорно переставляя ноги, шаг за шагом, и он спрашивал себя: сумела бы другая женщина из тех, что были на корабле, проявить такую стойкость характера? Возможно, Эйврил Хейдон; но ни у одной из молодых женщин не было такой недюжинной мужской выдержки. Вероятно, им это и не понадобилось; они - спасибо Эйврил и Перси - отбыли в первых шлюпках.
- Мне надо было настоять, чтобы вы сели в предыдущую шлюпку, - сказал он вслед своим мыслям.
- Как? Просто взять и забросить в нее? - сиронизировала она севшим голоском. - Зарубите себе на носу, Элис, я не слуга, и не надо мне приказывать.
- Скажите пожалуйста, - не остался в долгу Элис. Но можно было и не пилить ее, а целовать держа в объятиях - пока ее голосок не перестанет дрожать и надрывать его гнев, стыд и несбывшиеся надежды. - Проклятье на мою голову, Перси, вы должны выйти за меня замуж!
Ее молчание звучало громче, чем все ее гневные, язвительные речи. Но, сделав еще несколько шагов, она сказала:
- Вряд ли я когда-нибудь выйду замуж. Если мужчина, несмотря на тот скандал, сделает мне предложение - и я полюблю его, - я пойду за него. В любом другом случае останусь старой девой. Я не собираюсь выходить замуж ради того, чтобы умаслить вашу нечистую совесть, Элис.
Они с похвальным упорством брели вдоль берега по дернистой гряде, что тянулась над линией прилива. Море после шторма морщилось и отливало свинцом, и он изо всех сил старался держаться между неспокойной водой и Перси.