Положив свои записки - довольно внушительную пачку - на секретер, она села на стул отдохнуть. Появился лакей, неся поднос с чаем; она поблагодарила и отпустила его, потом налила себе чай и стала медленно прихлебывать - молча, в уединении, что было очень странно для нее.
Уединение это продлится недолго - это был дом со множеством обитателей, в основном женского пола. Как только Минерва и сестры Люка вернутся из Лондона, дом вновь наполнится голосами.
Нет, не так. Не совсем так.
Пожалуй, именно эта странная увертюра - начало новой эры. Как сказала Хиггс, погода переменилась, время года сменилось, и они движутся к новому, совсем другому периоду.
Периоду, когда она будет управлять хозяйством этого огромного дома, заботиться о нем. Она и Люк, они обязаны будут сохранять дом и семью, приютом для которой он является, что бы ни случилось в будущем.
Она пила чай, чувствуя, как эта материя - ткань их будущей жизни, - хотя еще туманная, окружает ее. Что она из нее сделает, как использует возможности… То был вызов, который она готова была встретить с радостью.
Она допила чай; солнечный свет подбил ее попробовать открыть одно из окон, доходящих до пола. Окно открылось, и она вышла в сад.
Идя по подстриженным лужайкам, а потом по дорожке под увитой глицинией аркадой, залитой солнцем, она мысленно вернулась к своему основному плану, к составлению карты ближайшего будущего.
Их физические отношения стихийно развиваются, ей нужно только делать то, что требуется, а это она будет делать весьма охотно, особенно после прошлой ночи. И сегодняшнего утра.
Она усмехнулась. Дойдя до конца дорожки, она повернула на поперечную и пошла дальше. Она никак не ожидала, что ее так взбодрит и воодушевит то, что она нравится ему в постели, что она действительно вызывает у него желание и желание это вовсе не выдумано ею; оно даже выросло после того, как они впервые утолили свой голод.
Другим непредвиденным успехом была его готовность принять ее помощь с осенним праздником и его идеей построить школы. Может быть, это произошло потому, что он увидел - она в состоянии заняться этим, и, учитывая, сколько дел лежит на нем, позволил ей помогать ему; и все это было лишь началом. Шаг к истинной близости, которая в конце концов и составляет суть настоящего брака.
Настоящий брак - такова была ее цель. Брак, который она намерена создать.
Амелия посмотрела вперед - на конюшни и длинное здание, стоящее за ними. Оттуда доносился собачий лай.
Сокровище Люка. Она пошла, чтобы посмотреть на них. К собакам она была неравнодушна - как и Люк. Свора гончих была его увлечением с мальчишеских лет. Увлечением прибыльным: теперь свора стала источником дохода - сдавалась внаем для местной охоты, и цена щенков от таких чемпионов, как Морри и Пэтси, тоже была немалой.
Псарни, чистые, ухоженные, просторные, находились за двором, где были выстроены конюшни. Внутри здания был длинный проход с загонами по обе стороны; там-то она и обнаружила Люка - он разговаривал с Сагденом, мастером-псарем.
Люк стоял к ней спиной; они с Сагденом обсуждали покупку новой племенной суки. Первым увидел Амелию Сагден, покраснел, закрыл рот и кивнул, сняв шапку. Люк обернулся и спросил, помолчав:
- Пришла посмотреть на моих красавиц?
Она улыбнулась.
- Пришла.
Эта заминка не ускользнула от ее внимания: он, наверное, подумал, не огорчится ли она, если он воспользуется ее приданым, чтобы купить племенную суку? И взглядом показала ему, что одобряет его - свора была образцовой. Она кивнула Сагдену и взяла мужа под руку.
- Мне кажется, они меня зовут. Сколько их здесь?
Он пошел с ней по проходу.
- Просто они думают, что ты принесла им поесть.
- А они что, голодные? Когда их кормят?
- Периодически, и скоро будет кормежка. Их почти шестьдесят, но только сорок три - рабочие; остальные пока слишком молоды. А некоторые уже слишком стары.
Одна из "слишком старых" лежала, свернувшись на подстилке, в последнем загоне, самом близком к пузатой печке, которая зимой обогревала помещение. Дверь в загончик была открыта; собака подняла голову, когда Люк подошел, и завиляла хвостом.
Люк сел на корточки, погладил ее по седеющей голове.
- Это Регина. Она была самой главной до Пэтси.
Амелия тоже села на корточки, дала Регине обнюхать свою ладонь, потом почесала ее за ухом. Регина наклонила голову. Веки у нее были тяжелые. Люк встал.
- Я и забыл, что ты любишь собак.
Это было хорошо, потому что зимой, когда начинались морозы, он переносил в дом самых маленьких и старых вроде Регины.
- Аманда тоже их любит - нам всегда хотелось щенка, но мы все время жили в Лондоне, и это было невозможно.
Ему только сейчас пришло в голову: хотя они в каком-то смысле хорошо знали о прошлой жизни друг друга, а все-таки… он не мог вообразить, как это можно - не иметь просторного загородного дома вроде Калвертон-Чейза или Сомерсхэм-Плейса, который можно называть своим домом. А вот у нее такого дома не было; в то время как он проводил лето, разъезжая верхом по пустошам, она приезжала погостить то туда, то сюда, не имея собственного дома за городом. Собачий лай зазвучал как-то иначе. Люк оглянулся, подал руку Амелии.
- Пойдем, ты поможешь их накормить.
Она поднялась с нетерпением; он повел ее обратно по проходу, взял еду у парней, чьей обязанностью было кормить собак, потом показал ей, сколько нужно класть в каждую миску. Она старательно взялась за дело, быстро научившись, как осторожно хлопать по собачьим носам, чтобы они не мешали взять их миску.
В конце прохода, у загона Регины, Сагден смотрел, в каком состоянии находятся новорожденные щенки. Им было шесть недель от роду, они еще сосали мать.
- Это хороший помет, может, среди них будет чемпион, - улыбнулся Сагден, кивая подошедшему Люку. Он указал на щенка, который, сопя, возился у края загона. Люк усмехнулся; перегнувшись через низкую оградку, он взял любопытного щенка и показал его жене.
- Ой, какой он мягкий! - Она взяла щенка на руки, тот восторженно лизнул ее в лицо. Когда она обняла его, как ребенка, и почесала животик, щенок закрыл глаза и блажен но вздохнул.
Люк смотрел на нее пораженный, а жена спросила:
- Когда они подрастут, можно будет послать одного Аманде?
Она смотрела на щенка и ерошила пуховую шерстку у него на животике, тихонько воркуя. А Люк смотрел на ее голову, на золотые локоны.
- Конечно. Но сначала выбери одного для себя. - Он взял у нее задремавшего щенка, поднял его, оглядел и проверил разворот лап. - Вот этот годится.
- Но… - Амелия посмотрела на Сагдена. - Это ведь чемпион…
- Он будет лучшим псом для своего хозяина. - Люк наклонился и подложил щенка к матери. - И Красотка сочтет за честь, если ты его возьмешь. - Он погладил суку по голове. Та закрыла глаза и лизнула его руку.
Люк выпрямился и кивнул Сагдену:
- Я навещу вас завтра.
Взяв Амелию за руку, он оторвал ее от очаровавшего ее зрелища - маленький чемпион, сосущий мать. Они вышли из псарни.
- Подумай, как его назвать. Через пару недель его отнимут от матери.
Она все еще оглядывалась назад, в проход.
- А тогда я смогу брать его на прогулку?
- Только недалеко. Щенки больше любят поиграть.
Амелия вздохнула:
- Спасибо. - Он посмотрел на нее, она улыбнулась и легко поцеловала его. - Лучшего свадебного подарка ты не мог мне сделать.
Лицо Люка затуманилось, и она тут же нахмурилась.
- Боюсь, мне нечего подарить тебе взамен.
Она посмотрела в его глаза, но ничего не смогла в них прочесть.
Момент прошел. Он поднес ее руку к губам.
- Тебя, - шепнул он, - более чем достаточно.
Она решила, что речь идет о ее приданом, но усомнилась в этом, вглядевшись в его лицо, его глаза… Легкое напряжение пробежало у нее по спине.
Она подумала: не следует ли сказать ему, что она не возражает против того, что он тратит деньги на собак? Она подумала: не поэтому ли он подарил ей щенка, будущего чемпиона? Но сразу же отогнала от себя эту мысль. Она никогда не замечала, чтобы Люк выбирал окольные пути, - для этого он был слишком высокомерен.
Нужно ли вообще говорить об этом? Они не говорили о ее приданом с тех самых первых дней, но, по правде, здесь и не о чем было говорить. Что касается денег, того, как он управляет их состоянием, она доверяла ему полностью. Люк вовсе не похож на своего отца - в его преданности своей семье невозможно усомниться.
Пожалуй, именно эта преданность позволила ей зайти так далеко - оказаться здесь, ходить по земле Калвертон-Чейза, который теперь стал ее домом, с ним, который теперь стал ее мужем.
Она чувствовала на себе его взгляд, чувствовала жар, исходящий от него, его мускулистое тело рядом с собой. Не прикосновение, но обещание прикосновения и даже больше.
Она улыбнулась, посмотрев на него, и сжала его руку.
- Еще рано, чтобы идти в дом. Пойдем, покажи мне сад. "Каприз" на холме все еще цел?
- Конечно, это одна из наших достопримечательностей. Мы не могли позволить ему разрушиться. - Люк свернул на дорожку, ведущую вверх. - Одно из лучших мест здесь, отсюда открывается вид на закат. Если хочешь, мы можем туда подняться.
Она улыбнулась:
- Это прекрасная мысль.
Глава 15
Мысль, поселившаяся у нее в голове, сильно отличалась от той, что поселилась в его голове. Он и правда думал, что они идут любоваться заходом солнца…
На следующее утро, пока он шагал по холлу и ждал, когда она присоединится к нему, чтобы отправиться с ним объезжать поместье - что было гораздо безопаснее, чем ходить с ней пешком по саду или где-то еще, - Люк мысленно качал головой, пытаясь, довольно безуспешно, привести в порядок свою ошалевшую голову.
Взять хотя бы их посещение "Каприза" - вот уж воистину каприз! Это не он решил рискнуть тем, что их застанет на месте преступления кто-то из младших садовников - ведь был разгар лета, или, что хуже, кто-то из соседей. То, что соседи могли там обнаружить, поразило бы их, а у некоторых мог даже случиться сердечный приступ.
Что это с ним? Это их позднее возвращение, затем неожиданный поединок во время обеда и старание сдержаться и не потащить ее прямиком в спальню, как прошлой ночью. Не пробыв в гостиной и десяти минут, он капитулировал. Он был совершенно выбит из колеи.
Он был - был раньше - записным повесой, но теперь казалось, что это она собирается развратить его.
Нет, он не жаловался, по крайней мере по поводу результата, даже по поводу того, что было в "Капризе", - он чувствовал, что желание охватывает его даже просто при воспоминаниях, - и все же это… это так отличалось от того, чего он ожидал.
Он считал - он был в этом уверен, - что женится на упрямом, но хрупком цветке, а она оказалась тигрицей. И вдобавок с когтями - у него были веские основания это утверждать.
Стук ее каблучков по лестнице заставил его обернуться. Он смотрел, как она скользила вниз. На ней было платье для верховой езды цвета зеленого яблока; этот цвет оттенял ее локоны глубокого золотого оттенка. Она увидела его, и ее лицо озарилось нетерпением и чем-то еще - так он сказал себе. Ожиданием, которое не имело ничего общего с их предполагаемой верховой прогулкой.
Она спустилась вниз и подошла к нему. Остановилась, возясь с пуговками на перчатке. Луч утреннего солнца озарил ее лицо.
На мгновение он утратил способность думать и дышать. То же самое чувство, которое охватило его вчера, когда он увидел, как она обнимает щенка. Томительное, глубоко запрятанное и безусловное - потребность дать ей что-то большее, чем просто объятия.
Она заворчала, сердясь на пуговицы. Чувство в нем ослабело, но не исчезло. Он глубоко втянул воздух, радуясь, что она отвлеклась, и протянул руку к ее запястью. Как уже было однажды, он ловко застегнул крошечные пуговки. Глаза их встретились, он поднес ее руку к губам, потом накрыл ее своей ладонью.
- Пошли - лошади ждут.
На дворе перед домом он усадил ее в седло, смотрел критически, как она устроила ноги и взяла поводья. Он ездил с ней верхом много лет назад. С той поры ее посадка улучшилась; она держала поводья более уверенно. Довольный, он подошел к своей лошади, натренированной для охоты, взлетел в седло и кивком указал жене на аллею.
Бок о бок они скакали сквозь утро, среди широких зеленых полей, щедро испещренных более темной зеленью кустарника, служившего убежищем для дичи. Они держали к югу, время от времени перепрыгивая через каменные стены; он знал каждое поле, каждую ямку, каждую стену на много миль вокруг и выбирал дорогу, избегая слишком опасных мест.
Если Амелия и заподозрила что-то, она и виду не подала, но брала каждое препятствие с легкостью, с уверенностью, которая и успокаивала его, и смущала. Еще один знак зрелости - годы превратили ее в женщину, это уже не та робкая девочка, которую он знал.
Над ними простиралось летнее небо, широкое и очень синее, с единственной туманной прядкой облака, прикрывающей сияние солнца. Стрекот насекомых, полет вспугнутой дичи были единственными звуками, которые они слышали, кроме неумолчного стука подков их лошадей.
Они доехали до самого края долины Уэлленд, натянули поводья, чтобы посмотреть на густую зеленую местность, по которой вилась река, серебряная лента, мерцающая вдали.
- Где кончается твоя земля?
- У реки. Дом стоит в северной части поместья.
- Значит, вот это, - Амелия показала на горстку сероватых крыш, виднеющихся среди деревьев, - это твое?
Люк кивнул и пустил своего пегого в ту сторону.
- Здесь ремонтируют один коттедж. Мне нужно взглянуть, как идет работа.
Амелия пришпорила свою гнедую кобылу и поскакала следом за ним вдоль гребня, потом вниз по пологому склону к коттеджам.
Это были приземистые жилища, выстроенные из местного камня - розово-коричневого. На центральном из трех коттеджей перекрывали крышу. Мужчины сидели на деревянных перекрытиях, добавляя новые стропила; в воздухе раздавался стук молотков.
Десятник увидел их, помахал рукой и начал спускаться. Люк спешился, привязал коня к дереву и помог спуститься Амелии.
- Ветка пробила крышу прошлой зимой во время бури. С тех пор в доме не живут. - Он кивнул на другой коттедж, из которого высыпала стайка ребятишек и уставилась на них. - Почти полгода три семьи теснятся в двух коттеджах.
Люк повернулся к десятнику и представил Амелию. Десятник снял шапку и поклонился. Люк, прищурясь, смотрел на работу.
- Дело идет быстрее, чем я думал.
- Ага! - Десятник тоже посмотрел наверх.
Амелия решила оставить их. Она пошла к детям - нельзя упускать возможность познакомиться с семьями, живущими в поместье.
- Заметьте, если бы мы не закупили все еще до июня, то сильно прогадали бы. Тогда-то на лесопильне всего хватало, а как погода исправилась да как все вокруг занялись ремонтами - в неделю все повымели.
- Вы хорошо продвигаетесь. Когда думаете делать крышу?
Голоса стихли за спиной Амелии.
- Здравствуй. Я живу в большом доме в Калвертон-Чейзе. Твоя мама дома? - улыбаясь, спросила она у одного па ренька.
Те, что помладше, смотрели на нее, широко распахнув любопытные глазенки, а один из старших, попятившись к двери, крикнул:
- Мам! Новая ее светлость тут!
Это сообщение вызвало небольшой переполох. Пока Амелия убеждала трех молодых матерей, что ей вовсе не нужно, чтобы ее как-то особенно развлекали, пока выпила предложенный стакан лимонада и поговорила с двумя старухами, сидевшими у очага, прошло полчаса. Удивляясь, почему Люк не зашел за ней, она спустилась с крыльца и огляделась. Лошади стояли под деревом, безмятежно жуя траву, но Люка не было видно. Потом она услышала его голос и подняла голову.
Ее муж и повелитель, сбросив свою охотничью куртку и закатав рукава рубашки, стоял на стяжном брусе новой крыши. Подбоченясь, он подпрыгнул, проверяя балку на прочность, откровенно увлеченный обсуждением конструкции. На фоне синего неба с черными волосами, которые теребил ветерок, он казался греховно красивым.
Кто-то робко потянул ее за рукав. Амелия посмотрела вниз и увидела малышку с вьющимися каштановыми волосами и большими карими глазами. Девочке было лет шесть, может быть, семь.
Девчушка откашлялась, бросила взгляд на своих приятелей - похоже, она была здесь заводилой. Набрав побольше воздуха, она посмотрела на Амелию.
- Нам интересно… у вас все платья такие красивые, как вот это?
Амелия взглянула на свой летний костюм для верховой езды; ей казалось, что он достаточно хорош, но вряд ли сравнится с ее бальными платьями. Она думала о том, что ответить, и вспомнила, как замечательно мечтается в детстве.
- Да нет, у меня есть платья и покрасивее этого.
- Правда?
- Правда. И ты сможешь увидеть их, когда придешь в большой дом осенью на праздник.
- Праздник? - Один из мальчиков подошел ближе. - Осенний праздник?
Амелия кивнула:
- В этом году его устраиваю я. - Она посмотрела на малышку. - И у нас будет гораздо больше всяких игр, чем раньше.
- Правда?
Остальные дети тоже подошли и встали вокруг.
- А танцы будут?
- А стрельба из лука?
- А лошадиные подковы? А что еще?
Амелия рассмеялась:
- Пока еще не знаю, но наград будет много.
- А у вас есть любимые собаки, как у него? - Малышка сунула ладошку в руку Амелии. Ее кивок относился к Люку, который все еще стоял на крыше. - Они иногда приходят с ним, а сегодня не пришли. Они большие, но добрые.
- У меня есть собака, но она еще маленькая - щеночек. Когда он вырастет, я приведу его к тебе в гости. Ты увидишь его на празднике.
Девочка доверчиво посмотрела на нее:
- У нас тоже есть собаки - они там, на задах. Хотите посмотреть?
- Конечно. - Амелия взглянула на толпящуюся вокруг нее ребятню. - Пойдем, ты мне все покажешь.
Окруженная детьми, которые теперь забрасывали ее нетерпеливыми вопросами, она обогнула вместе с ними дом и вышла на небольшую лужайку.
Люк нашел ее там через четверть часа, рассматривающую курятник.
- Мы собираем перья для подушек, - сообщила ей ее новая подружка. - Это очень важное дело.
Люк ее ждет - она поняла это, как только он появился из-за угла дома, но не могла оставить детей и, с серьезным видом кивнув маленькой Саре, обратилась к мужу:
- У нас проводится какой-нибудь конкурс на лучшую - самую красивую - курицу в поместье?..
Люк подошел к ним, поздоровался с детьми. Он знал всех еще с колыбели, видел, как они растут, и они его не боялись.
- Насколько я знаю, нет, но я не вижу, почему бы нам его не провести.
- На осеннем празднике? - спросила Сара.
- Поскольку устройство праздника поручено мне, - заявила Амелия, выпрямляясь, - все будет так, как я скажу. Стало быть, если я скажу, что будет конкурс на самую красивую курицу, значит, тебе нужно готовить к нему Элеонору и Айрис, верно?