- Я не изнасиловал ее, если ты это имеешь в виду.
- Я и не думал, что ты это сделал. Конечно, у тебя чудовищный аппетит, но даже ты не мог бы снова так быстро возбудиться. - Он поднес бокал к губам. - Я имел в виду обиду, нанесенную ее душе, а не телу.
На мгновение перед Вэром предстали огромные, испуганные, как у раненой оленихи, янтарные глаза, когда он предостерегал ее не соблазнять Кадара. Он усилием воли прогнал видение. Она не беспомощная олениха. Лишь мгновение спустя она обожгла его резкими словами:
- Она рассердила меня. Как ты мог попасть в ее ловушку? Разве ты не понял, что она хотела использовать тебя.
- Я полагаю, что именно она-то и попала в нее. - Кадар покачал головой. - И я думаю, как трудно словами передать весь обман и вероломство.
- Вероломство безопаснее доброты. Вспомни свою жизнь. Ты должен был бы хорошо это усвоить.
- Путь, который ты выбрал, - это путь одиночества. Однажды ты от него откажешься.
- Нет. - Вэр сел в кресло и издевательски улыбнулся. - Зачем же мне выбирать другой путь? У меня все, что пожелаю: огромный замок, и богатства больше, чем у Саладина, и свобода делать все, что мне заблагорассудится. - Он поднял бокал. - И я не претендую на то, чтобы казаться кем-то иным, являясь негодяем. Когда я иду сражаться, то делаю это за золото, а не ради высоких целей. И когда беру женщину, то исключительно для удовлетворения своего вожделения, а не потому, что стрела Купидона пронзила мне сердце.
- Ты не негодяй, - откликнулся Кадар, подумав, он поправился: - Ну, во всяком случае, не всегда. И даже когда ты пытаешься им быть, то это от боли, которую ты носишь в сердце. Ты подобен льву, воющему каждый раз, когда он наступает на лапу, в которой заноза.
Сейчас я и чувствую себя, как раненый лев, подумал Вэр. Его утомила проницательность Кадара, он мучился от тяжести в чреслах. Сейчас он ничего так не хотел, как подняться по лестнице в комнату Tea и прижаться к ее телу. Почему он не сделал этого? Проблема решилась бы еще до ее возникновения.
- Лев - это Конрад Монферратский. - Вэр в два глотка допил вино. - И он требует, чтобы я присоединился к нему снова. Сегодня утром прибыл посланец с приглашением встретиться с Маркграфом. По-видимому, упоение победой несколько поостыло, и теперь ему необходима уверенность, что Тир вновь не окажется в опасности.
- Ты примешь предложение?
- Возможно. - Он пожал плечами. - Или, быть может, я предложу свой меч Саладину. Из них двоих он, по крайней мере, более честен.
- А я полагал, тебя перестали волновать вопросы чести.
- Меня беспокоят только вопросы оплаты за мою службу. Конрад предпочел забыть о моей доле в добыче на том основании, что я отступник. По крайней мере, у Саладина не появится искушение передать меня Ордену тамплиеров и позволить Великому Магистру изобрести достойное и убедительное убийство твоего верного льва. Выдернув с жизнью и занозу.
- Ты полагаешь, Конрад предал бы тебя?
- Я бы не стал доверять даже архангелу Гавриилу, раз Великий Магистр приложил свою руку… - Он оборвал себя. Конечно, Кадар не знает. Никто не в состоянии понять, кто не был одним из членов Ордена. - У меня еще есть время, чтобы принять решение. Возможно, я подожду. Ходят слухи, что Ричард Львиное Сердце предпринимает третий крестовый поход. Значит, моя цена только возрастет, после того как Конрад проиграет несколько сражений.
- Какое могущество - чувствовать, что ты можешь изменить ход истории по своему усмотрению. - Кадар улыбнулся. - Но в то же время ты не настолько свободен, чтобы выезжать за пределы Дандрагона без отряда солдат.
Вэр благоразумно сдержался, стараясь не выдать своих чувств. Ему пора бы уже привыкнуть к подобным уколам. Это происходило довольно часто.
- Мне совсем не обязательно оставаться за этой крепостью. Это мой выбор.
- Тогда почему бы не покинуть страну? Зачем принуждать себя выбирать между Саладином и Конрадом? Тебе нет дела до них обоих.
Вэр заглянул в глубь бокала.
- Видит Бог, я не позволю этому ублюдку заставить меня уехать.
Кадар покачал головой.
- Я полагал, что Храм должен был бы излечить тебя от греха непомерной гордыни.
- Почему? Войны в мире происходят от гордыни, Каждого она поразила. - Он поднялся и поставил бокал на стол. - За исключением, пожалуй, тебя, Кадара бен Арнауда. Держись подальше от гречанки. Вожделение делает мужчин уязвимыми.
- Я испытываю к ней только жалость. Хотя я мужчина и временами могу позволить себе плотские удовольствия. - Кадар улыбнулся. - У нее прелестная грудь.
Белая, высокая, увенчанная упругими розовыми сосками.
Воспоминания вызвали у Вэра резкую боль в чреслах. Но не было причин испытывать такое возбуждение. Только прошлой ночью он брал женщину в свою постель и вволю насладился ею. И все же плоть вновь мучила его, сильнее и настоятельнее, чем когда-либо. Возможно, все дело в вызове, который она бросила ему, в его гневе… Женщины, которых он привозит в Дандрагон, для удовлетворения своих потребностей, охотно выполняют любые его прихоти. Совершенно естественно, что вызов обострил его желание.
- Вэр, - обеспокоенно произнес Кадар, глядя ему в лицо. - Она все еще очень слаба.
- Тогда постарайся, чтобы она побыстрее поправилась, и отошли ее отсюда. - Он улыбнулся отчаянной, безрассудной улыбкой. - Кажется, она и есть та самая заноза в моей лапе, которая колет мои чресла каждый раз, когда я оказываюсь подле нее.
- Отправлю, как только смогу. - Кадар нахмурился. - Тут могут возникнуть трудности. Я не уверен, что ей есть куда идти. Она сказала, что ее отца убили во время нападения на караван. - Он покачал головой. - Но я думаю, она была одна.
- Зачем ей лгать?
- Потому что ей есть что скрывать. Она шла в самом конце каравана, там, где обычно отводится место для бедняков. Сомневаюсь, было ли у нее больше имущества перед нападением Хассана, чем тогда, когда мы ее нашли. Женщина без средств, путешествующая одна… - Кадар помолчал. - Это непомерный риск. Только отчаяние могло заставить решиться на такое.
Он не хочет слушать ни о чьем страдании. Он и сам уже сжился с ним, словно со старым хорошим приятелем. И, конечно, не станет рисковать, сочувствуя этой женщине. Главное, чтобы между ними, не дай Бог, не возникло никаких связей, основанных на общей боли.
- Она должна уйти. Сотворил проблему, так решай ее.
Кадар кивнул.
- Я попытаюсь. Будь терпелив.
Вэр этим ни в малейшей степени не отличался.
- Реши эту задачу, иначе я сам найду выход. - Он направился к двери. - Становится темно. Мне надо проверить посты на крепостных стенах. Пойдешь со мной?
Кадар покачал головой.
- Пожалуй, я навещу своих соколов, посмотрю, как они пережили мое отсутствие.
Как и ожидал Вэр, часовые были все на своих постах и не спускали глаз с окрестностей. Эту бдительность воспитали тяжелые уроки в прошлом. Вэр обратил внимание на мальчика, бегущего через двор, освещенный множеством факелов. Он слишком мал, подумал Вэр с досадой, ему не больше двенадцати. Надо сказать Абдулу, чтобы для Дандрагона никого моложе шестнадцати в деревне не набирали. Завтра он отошлет парнишку домой. Вэр медленно двинулся к краю крепостного вала. Солнце уже село, и дальние горы накрыл пурпурный закат.
Но на одном из склонов третьей горы мерцала маленькая светящаяся точка костра.
Вэр знал, что она там будет. Она всегда находилась там. Он приходил сюда, к крепостному валу, каждый вечер и смотрел на этот огонек, бросающий ему вызов из темноты, напоминающий, что он никогда не будет в безопасности и за этими толстыми стенами.
- Добрый вечер, Ваден, - тихо поприветствовал он кого-то у далекого костра.
Он не сводил с него глаз, пока не спустилась полная тьма. Затем направился к двери, ведущей внутрь.
- Лорд Вэр. - Жасмин вышла из тени внизу лестницы, ведущей в зал. У нее вошло в привычку поджидать его возвращения оттуда. Мудрая Жасмин. Каким-то образом она чувствовала горечь отчаяния, что скребла его сердце, и всегда была готова смягчить это дикое напряжение.
- Женщину? - спросила она. - В ваши покои?
Его покои находились слишком близко к комнате гречанки, а он не расположен быть близко от нее сегодня ночью. Ее язык жалил и раздражал, а тело вызывало слишком сильное вожделение.
- Пришли ее в зал. - Он спустился по лестнице, опередив ее. - И вина, много вина.
- Я пришлю Ташу, - сказала Жасмин вслед ему. - Она всегда доставляла вам удовольствие.
Ему этого не нужно, он хотел лишь освободиться от наваждения, вызванного белокурой Tea из Димаса.
И забыть о крошечном, неумолимом огоньке, горящем на склоне третьей горы.
Tea остановилась на нижних ступенях каменной лестницы, нерешительно глядя на арку, ведущую в зал. Всего минуту назад она слышала голоса под аккомпанемент лиры, но сейчас оттуда не долетало ни звука. Близилась полночь, и он, должно быть, уже поднялся в свои покои. Скорее всего ей придется подождать до утра. Она почувствовала облегчение. Скрип кресла… Он все еще здесь.
Значит, предлога избежать еще одного столкновения нет. Что ж, возможно, это к лучшему, ей не придется ждать. Она и так слишком долго собиралась с духом, чтобы пойти на эту встречу.
Tea сделала глубокий вдох, прошла через прихожую в зал и… замерла на пороге, широко открыв глаза от изумления.
Вэр с бокалом в руке лениво растянулся в большом кресле с высокой спинкой возле огромного очага.
Он был совершенно голый.
Увидев Tea, он поднял бокал в знак приветствия.
- Добрый вечер, Tea из Димаса. - Его слова звучали несколько невнятной - Как мило с вашей стороны присоединиться к нам.
Голый и совершенно пьяный.
- Прогоните ее прочь.
Взгляд девушки скользнул к очагу. Кресло стояло на коврике из овечьих шкур, расстеленном на полу перед очагом, но она разглядела пару женских обнаженных ног.
- Нет, Таша, ты не можешь быть так негостеприимна. Ведь это частично и ее заслуга, что ты оказалась здесь сегодня ночью. - Он махнул рукой. - Иди сюда и возьми бокал с вином. Таша поиграет для тебя на лире. - Он улыбнулся лежащей на полу женщине. - Но это не единственное ее достоинство.
- Я не стану для нее играть. Пусть уходит.
Он нахмурился.
- Ты грубишь. Мне это неприятно.
- Я не собираюсь ее слушать, - поспешно сказала Tea. Она все еще мялась у двери. Было совершенно ясно, что происходило в этой комнате. В воздухе висел тяжелый запах воскурений, вина и мускуса. И все же она не может уйти, не объяснив причину своего появления.
- Я пришла поговорить с вами.
- Не уверен, что сейчас это получится, довольно затруднительно. А ты уверена, что не предпочитаешь другой способ общения.
- Нет! - Таша вскочила на ноги. Она, конечно, тоже была нагая и очень красивая. На вид лет двадцать пять, кожа золотистая, длинные темные волосы, рассыпавшииеся по соблазнительной груди. - Отправьте ее прочь, мой господин.
- Ты начинаешь раздражать меня, Таша. - Вэр помахал слегка нетвердой рукой. - Если не можешь быть вежливой, убирайся отсюда к себе.
- Но, мой господин… - Не договорив, она яростно взглянула на Tea и стремительно вышла из комнаты.
- Вам не следовало отсылать ее. - Tea облизала пересохшие губы. - Я пришла сюда не ради вашего удовольствия.
- Нет? Жаль. - Он поднес бокал к губам. - Не важно. Я все равно не уверен, что в состоянии двигаться. Сегодня ночью я достаточно потакал своим желаниям, к тому же немного пьян.
- Больше, чем немного.
- Иногда это успокаивает меня. - Он сделал большой глоток. - Иногда нет. А иногда я нуждаюсь, - он взглянул вслед ушедшей Таши, - в других способах.
Внезапно она почувствовала приступ гнева.
- Женщины не должны использоваться для таких целей. Это грубо и…
- Разве она выглядела недовольной?
- Если она не знает иной жизни, кроме как лежать и расставлять для вас ноги, это еще не значит, что вы должны употреблять ее.
Он откинул голову и расхохотался.
- У тебя язык, как осиное жало. Твое счастье, что я пьян. Вино смягчает меня.
Услышав его последние слова, она поняла, что сделала правильно, придя сюда. Если вино смягчает и сглаживает его жесткий характер, тогда, возможно, она добьется от него обещания, которое он вряд ли дал бы ей, будучи трезв.
- Вы не слишком пьяны, чтобы выслушать меня и понять?
Он перевел взгляд на окно.
- Я никогда не бываю слишком пьян.
- Тогда я останусь и поговорю с вами.
Она подошла к стулу возле очага и села.
- Как вы добры.
Она старалась отвести взгляд от его обнаженного тела.
- Не будет ли вам более удобно разговаривать, если вы оденетесь?
- Нет. - Он отпил еще вина. - Почему ты не спишь? Кадар будет расстроен, ты теряешь силы.
- Я не могла спать, мне надо было вас увидеть.
- И в то же время ты утверждаешь, что не хочешь провести со мной ночь.
Она постаралась подавить раздражение.
- Женщины существуют не только для этого.
Он вновь откинулся на спинку кресла и посмотрел на нее из-под полуопущенных век.
- Не все, согласен. Но ты как раз очень подходишь. - Нахмурившись, он взглянул на ее косу, перекинутую через плечо. - Мне не нравится, что твои волосы связаны. Я хочу, чтобы ты распустила их, как днем.
Она вспыхнула, вспомнив всю эту сцену наверху.
- Я всегда ношу волосы именно так.
- Распусти их.
- Они останутся так, как мне нравится.
- Если ты хочешь, чтобы я выслушал тебя, расплети косу.
Она стиснула зубы в раздражении. В конце концов, это требование вызвано скорее плохим настроением, чем деспотизмом. Он вел себя, словно маленький мальчик, которому отказано в невинном удовольствии. Она расплела косу и встряхнула головой, волосы свободно расплескались, по плечам.
Он одобрительно кивнул.
- Очень хорошо. - Он перевел взгляд на ее белое платье, и она сжалась от тревоги.
Но он только заметил:
- Ужасно. Ты в нем утонула.
Понятно, что именно этого и хотела Жасмин, но платье ее вполне устраивало, и она не возражала.
- Оно чистое и опрятное.
- Ты бы выглядела лучше без…
- Я пришла просить об одолжении, - быстро сказала она, пытаясь увести его с того опасного направления, которое принял их разговор.
- Я их не оказываю. Попроси Кадара.
- Я обращаюсь к вам. У меня нет выбора. Это надо сделать немедленно, иначе…
- У меня кончилось вино. - Он встал и подошел к столу, на котором стоял кувшин. - Продолжай, я слушаю. Я говорил тебе, что у тебя очень приятный голос? Как мед…
Она не могла отвести от него взгляда. Странно, как такой огромный мужчина мог двигаться так грациозно, подобно большому дикому зверю. Если он и животное, то великолепное. С гривой буйных волос, рассыпанных по плечам, со следами шрамов, он напоминал ей льва. У него были мощные бедра и икры, мускулистый живот и гладкие ягодицы. Треугольник черных волос покрывал широкую мощную грудь.
Он взглянул на нее, наливая себе вино в бокал.
- Ну, так говорил или нет?
Понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, о чем он спрашивает ее. Что-то о голосе.
- Нет, вы сравнили меня с осой.
- Что ж, как знать, насколько это больно - быть укушенным осой? Быть может, это - сладость меда и смертельная мука. - Он поставил на место кувшин и повернулся к ней. - Как ты думаешь?
- Думаю, мне не захочется быть укушенной только для того, чтобы узнать, каково это.
Он вернулся на свое место и сел.
- Так же, как и мне. Временами, когда до смерти устаю, я думаю, что неплохо бы отдохнуть в вечном покое. - Внезапно бесшабашная улыбка сверкнула на его лице. - Но так как я сомневаюсь, что возможен отдых в преисподней, то меня туда можно загнать только силой.
Она уставилась на него в полном изумлении.
- Разве вы не уверены, что попадете на небеса? Вы солдат, а папа обещал всем крестоносцам отпущение всех грехов и Божью милость.
- А за это они вырежут всех сарацин и отправят награбленную добычу в Рим. - Он отпил вино из бокала. - Знаете ли, я даже не могу вспомнить, сколько людей я загубил за свою жизнь. Однажды, когда я был пьян, я попытался всех пересчитать, но их оказалось слишком много. Мне почему-то кажется, что Бог не столь всепрощающ, как папа. - Он повел плечами, словно сбрасывая тяжелую ношу, и быстро допил вино. - Поэтому я должен радоваться, пока еще живу на этой земле.
Почему ей стало грустно за него? Он был грубияном и варваром, который заботился только о своих собственных нуждах. Усталость и печаль, которые она увидела, были, возможно, результатом выпитого им вина. И все же она заговорила с ним мягче:
- Я уверена, вы ошибаетесь. Бог всех простит.
Он резко раскрыл глаза.
- И он простит Хассана за убийство вашего отца?
Она напряглась и не ответила.
- Кадар думает, что ты лжешь. Так, Tea из Димаса?
Она мгновение помедлила, затем сказала:
- Да.
Он пожал плечами.
- Это не имеет значения. Все лгут. Конрад поцелует меня завтра как брата, а на следующий день пронзит мне сердце кинжалом. Поцелуй Иуды.
- Я никогда не лгу. - Она поправилась: - Только если не остается выбора. А что Кадар?
- Кадар не лжет. - Он потер виски. - У меня начинает болеть голова. Обычно это бывает лишь на следующий день. Если ты собираешься о чем-то просить, то лучше сделай это сейчас. У меня резко портится характер, когда я страдаю.
Его характер и так был достаточно скверным.
- Но какой смысл просить? Ведь вы сказали, что не станете ничего делать.
- Проклятие! - Он гневно взглянул на нее. - Проси!
- Моим червям нужны листья, - выпалила она.
Он уставился на нее в полном изумлении, затем откинул голову и расхохотался.
- Листья?
- Совсем не смешно. С собой я взяла еще целый сверток, но мне пришлось бросить его, когда я бежала от бандитов. Я полагала, что у меня еще есть достаточно листьев в корзине, но там осталось всего несколько и… Перестаньте смеяться.
- Я не могу. - Он потряс головой, его губы все еще растягивал едва сдерживаемый смех. - Отпусти несчастных созданий и позволь им искать свои собственные листья.
- Я не могу освободить их. Они мне нужны. - Она прошла вперед, сжав руки. - Это шелковичные черви. Когда я приеду в Дамаск, я использую их, чтобы делать шелк для моих вышивок. Возможно, я даже смогу часть продать.
- Шелк… Так вот что ты делала в Константинополе?
Она кивнула.
- Великолепный шелк. Я вышивальщица одного из лучших шелковых домов в городе. И я также помогала выращивать шелк. - Она помолчала. - Я прошу об одолжении, но я в состоянии заплатить. Когда у меня будет свой собственный Дом шелка, я смогу сделать все, что вы захотите. У меня талант, а мои работы всегда охотно раскупались.
- Что ты хочешь?
- Завтра мне надо добраться до дальних холмов и поискать деревья шелковицы.