Наблюдая, как Мина старается облегчить страдания солдата, Гаррет не мог отогнать от себя подозрения, холодными тисками сжимавшие его сердце. Тут же всплыли в памяти слова Тирла: "Даже женщин можно купить". Гаррет вспомнил все вопросы, которые задавала ему Мина. Почему она задавала ему так много вопросов?
Он смотрел на Мину, дрожащими руками снимавшую бинты с солдата. Совершенно очевидно, что солдат знал ее раньше. Как знал ее и Тирл. Как Тирл мог знать мать Мины, цыганку? Дядя уже долгое время не жил в Фолкем-Хаусе к тому времени, когда, как утверждала Мина, она приехала в Лидгейт. Однако из слов солдата было понятно, что Тирл близко знал мать Мины. Он даже намекнул, что Тирл и Мина… Гаррет холодел от этой мысли. Что же она сделала вместе с Тирлом или против него? Теперь Гаррет жалел, что не допросил солдата до того, как Мина успела дать ему снотворное. Необъяснимый гнев охватывал его.
Слишком много подозрительного было в словах раненого, и Мина явно не хотела, чтобы их кто-то услышал. Необходимо все выяснить. Если она каким-то образом связана с Тирлом, то может оказаться намного опаснее, чем Гаррет сначала предполагал. Надо заманить дядю в ловушку и заставить его признаться. Гаррет не мог допустить, чтобы Мина и дальше доносила Тирлу о каждом его шаге!
Он с такой силой стиснул кулаки, что ногти впились ему в ладонь. Он хотел посмотреть Мине в лицо, но она избегала его взгляда. Гаррет чувствовал, что она что-то скрывает, боится, что солдат может рассказать о чем-то еще. Чего она боится? Он узнает об этом, чего бы это ни стоило. Он узнает, кто она… какая она. Он заставит эту притворщицу сказать ему правду.
Глава 10
Есть холм высокий, каменистый,
Там на вершине истина стоит.
Тому, кто хочет до нее добраться,
Путь долгий и тяжелый предстоит.
Джон Донн. Сатира третья
Марианна смывала кровь с открывшихся ран солдата, чувствуя на себе настороженный взгляд Гаррета, и проклинала себя за свою глупость. Она не была готова к тому, что солдат может узнать ее.
Как неразумна она была! Если бы она заранее подумала об этом, то поняла бы, насколько это вероятно. Когда сэр Питни пытался заставить ее отца продать Фолкем-Хаус, его люди шныряли повсюду, распространяя слухи о том, что ее мать колдунья. Любой, кто последние несколько лет работал на Питни, наверняка знал, что говорили о ее матери, особенно после того, что произошло в результате козней Питни.
Каким-то образом сэр Питни узнал, что Дантела была цыганкой, и рассказал об этом всем жителям Лидгейта. В памяти Марианны ожило воспоминание о волнениях, вызванных его "разоблачением". Но Питни недооценил доброго отношения горожан к ее родителям и лютой ненависти к нему. Они помнили, каким он был хозяином Фолкем-Хауса – холодным, грубым, жестоким, нисколько не заботившимся о фермерах. Поэтому, когда он обвинил мать Марианны в колдовстве, все горожане выступили на защиту семейства Уинчилси.
А сейчас слова солдата непременно вызовут дальнейшие расспросы Гаррета о том, кто она. Марианна находила только слабое утешение в том, что солдат не успел назвать фамилию ее семьи.
Вдруг она похолодела. Что мог подумать Гаррет, услышав утверждение солдата, что она умерла? Если он догадается, почему солдат в это верил…
"О, почему Гаррет услышал так много?!" – в отчаянии думала Марианна. Она украдкой взглянула на Гаррета и сразу же опустила глаза, заметив, что он с непроницаемым выражением лица наблюдает за ней.
В отчаянной надежде избежать его вопросов Марианна собрала окровавленные бинты и понесла их к двери.
Резкий голос Гаррета остановил ее:
– Оставь их.
– Я должна их выстирать или…
– Потом. Сейчас ты пойдешь со мной. Мы должны поговорить.
Марианна могла бы отказаться под предлогом того, что должна остаться с солдатом, но это только продлило бы ее мучения. Если уж Гаррет пожелал поговорить с ней, он все равно это сделает. Лучше пусть он допросит ее, и все закончится.
Что она может рассказать Гаррету о своей семье, не раскрывая всей правды?
Гаррет указал Марианне на стул, но она предпочла разговаривать стоя.
– Ты надеялась, что солдат не проснется? – спросил он.
Этого вопроса Марианна не ожидала.
– Что вы имеете в виду? – В ее голосе слышалось недоумение.
– Если бы он умер, твой маленький секрет умер бы вместе с ним, не так ли?
"О каком маленьком секрете говорит он?" – лихорадочно соображала Марианна, не зная, что Гаррет понял из слов солдата. Властный тон и выражение лица графа так пугали ее, что она плохо соображала.
В этот момент Марианна вспомнила отца. Он разговаривал с ней таким же тоном, когда хотел заставить ее сознаться в каком-то мелком проступке, а сам не был уверен, что она его совершила. Марианна смотрела на графа, стараясь не выдать своего страха. Она уже не ребенок, которого нетрудно запугать.
– Какой маленький секрет? – переспросила она наивным тоном.
Гаррет раздраженно сказал:
– Он знает тебя. И Тирл знает тебя. Ты, конечно, понимаешь, что я должен об этом думать?
Опять туманный вопрос с целью вырвать у нее признание. Ну нет, не такая уж она дурочка.
– Можете думать все, что хотите, но ваши измышления не обязательно должны соответствовать истине, милорд.
Ее ответ явно вывел графа из терпения.
– Черт побери, Мина, откуда приспешник Тирла знает так хорошо тебя и твоих родителей? Откуда Тирл так близко знаком с тобой?
Марианна всеми силами старалась сохранять полнейшее безразличие.
– Я бы вам сказала, если бы знала, но поскольку я и понятия не имею, то не могу вам ответить.
Пылая гневом, граф запустил пальцы в свои волосы и свел брови.
– Ты думаешь, что умна, не так ли? Так вот, ты имеешь дело не со своим пациентом. Этот солдат может лечь и замолчать, когда ты убаюкиваешь его, но меня не так легко успокоить. Я требую ответа! Ты служишь Тирлу? Это он прислал тебя, чтобы закончить то, что недоделали разбойники?
Он просто не мог говорить то, что она слышала. И не его попытки разгадать, кто она, заставляли его так пристально смотреть на нее. Боже, этот несчастный действительно думал…
Страх в душе Марианны сменился негодованием. Как смеет граф думать, что она служит его дяде, только потому, что какой-то человек в полубреду связал ее имя с Питни?! У него хватало наглости, высокомерной наглости, верить…
– Отвечай мне! – закричал Гаррет.
Этот крик был последней каплей, переполнившей чашу терпения Марианны. Она подошла к графу и, гневно сверкнув карими глазами, решительно выпалила ему в лицо:
– Я десять раз могла уже убить вас, милорд, если бы захотела. Я могла бы влить достаточно валерианы в ваше вино, и вы заснули бы вечным сном. Или затолкать горчицу в ваши раны, и вы кричали бы, умоляя избавить вас от жгучей боли. Но я не сделала этого. И никогда бы не сделала. Вспомните ту ночь.
Мышцы на лице Гаррета нервно задергались.
– Ты спасла меня в ту ночь, потому что была вынуждена сделать это. Если бы ты убила меня тогда, то лишилась бы своей свободы, ибо констебль прежде всего пришел бы за тобой.
– После того, как вы касались меня и мы… Как вы можете даже и думать, что я попыталась бы убить вас, да еще ради такого гнусного негодяя, как сэр Питни?!
Глаза графа грозно потемнели.
– Так ты знаешь Тирла!
Марианна вздрогнула от испуга. Ее праведный гнев мгновенно исчез. Она мысленно ругала себя за то, что упомянула имя сэра Питни. Теперь подозрения Гаррета будут иметь все основания.
Она чувствовала себя Одиссеем, плывущим между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, она не могла отрицать слов солдата. С другой – не могла сказать правду, как и не могла допустить, чтобы Гаррет продолжал думать, что она служит его дяде. Так что она может сказать, чтобы опровергнуть его подозрения? Она выдавала себя за цыганку, а могла ли цыганская девушка знать сэра Питни? Маловероятно… но все же…
– Я жду ответа, – тихим, но твердым голосом проговорил Гаррет и шагнул к Марианне.
Она вдруг подумала, что он все равно найдет способ добиться от нее ответа, и выпалила:
– Да. Я… я знаю его.
Глаза Гаррета стали цвета стали.
– Откуда ты его знаешь? Почему ты его знаешь?
Марианна лихорадочно искала ответа – какую-нибудь полуправду, которая помешала бы Гаррету узнать о ней слишком много, но не находила его.
– Может быть, ты была его любовницей?
Изумление Марианны было совершенно искренним.
– Более отвратительного предположения я еще никогда не слышала. Он был такой же старый, как… как сэр Генри, а я вам уже говорила, что не была его любовницей. Почему вы все время думаете так обо мне?
– Цыганские женщины, Мина, часто имеют покровителей, как я уже тебе говорил. А старый покровитель ничем не хуже молодого. Если не лучше, потому что у него больше денег.
– Последний раз повторяю, у меня никогда не было покровителя! А если бы мне пришлось выбирать, то это был бы не ваш дядя.
– Почему же? – настаивал Гаррет. – У него есть… или был высокий титул. И он все еще богат. Почему бы тебе не выбрать его? Скажи мне, он твой враг или друг?
– Он мне не друг, – честно призналась Марианна.
– Почему?
Она сердито топнула изящной ножкой.
– Клянусь, вы со своими вопросами не лучше констебля!
Марианна повернулась к графу спиной. Что она могла ему сказать, не выдавая себя?
– Отвечай, Мина.
Марианна колебалась, в голову ничего не приходило, кроме правды.
Она вздохнула:
– Сэр Питни знал моего отца. И мою мать.
– И?..
Марианна повернулась к Гаррету лицом.
– Он достаточно знал о происхождении моей матери и ее… отношениях с отцом, чтобы погубить его.
– И он? – Лицо Гаррета выражало непоколебимую решимость узнать все до конца.
И тут Марианне пришла в голову отличная идея. Она упрямо подняла подбородок:
– Больше я вам ничего не расскажу, а то вы догадаетесь, кто был моим отцом. Этого нельзя допустить, потому что его имя будет опозорено.
– Но ты сама призналась, что семья отца отказалась принять тебя и никогда не признавала, – напомнил Гаррет. Он подошел к Марианне совсем близко. Она хотела отступить назад, но он схватил ее за запястье. – Зачем оберегать семью, которая никогда не признавала тебя?
Слезы выскользнули у Марианны из глаз и покатились по щеке. Неожиданно эта игра стала для нее невыносима. Ей была ненавистна ее роль, ей хотелось крикнуть, что ее отец был хорошим, честным человеком, но она не осмеливалась сказать правду, ибо ее жизнь и жизнь ее тети будут загублены. И она продолжала молчать.
Гаррет увидел ее слезы, и давно забытое чувство жалости и сострадания шевельнулось в его груди. Он привлек Марианну к себе.
– Черт побери, Мина, – прошептал он, уткнувшись в ее волосы. – Ты самая плохая из цыган – лгунья, забравшаяся в мою душу, чтобы мучить меня, когда я совершенно не готов к этому.
– Я не причинила вам никакого зла, – обиженным шепотом ответила Марианна. – Почему вы все время подозреваете меня в каких-то подлых поступках?
Тихий стон, сорвавшийся с губ графа, поразил Марианну. Он выпустил ее из своих объятий, отвернулся и подошел к камину.
– Потому что ты явилась ко мне, прикрываясь черной накидкой и ложью. Потому что в тебе течет цыганская кровь. – Граф замолчал, и Марианна заметила, как напряглась его спина. – Потому что ты знаешь моего вероломного дядю.
– Но не так, как вы думаете, – возразила Марианна.
Граф обернулся и посмотрел на нее пристальным взглядом:
– И еще потому, что ты первая женщина, которая тронула мое сердце. И это беспокоит меня больше всего остального.
Марианна не знала, что сказать. Казалось, она лишилась способности дышать. Она совсем не хотела тронуть сердце графа. Как и не хотела испытывать такое сильное влечение к нему.
– Что же мне делать с тобой, моя милая? – спросил Гаррет. Он посмотрел на дверь, ведущую в комнату, где лежал солдат, и добавил с яростью в голосе: – Если ты служишь Тирлу, я не могу отпустить тебя.
Марианна набралась храбрости и спросила:
– Что вы имеете в виду?
– До тех пор, пока ты не скажешь мне правду, кто ты и почему я должен верить твоим уверениям в невиновности, я вынужден буду держать тебя там, где могу приглядывать за тобой.
– Как… как вы предполагаете "приглядывать за мной"? – спросила Марианна, испытывая странное предчувствие чего-то нехорошего.
– Тебе придется оставаться здесь моей… э… гостьей… пока ты не расскажешь мне правду о своем прошлом. Пока не сумеешь доказать, что не Тирл подослал тебя разведать о моих делах и найти мое слабое место, чтобы нанести удар.
– Гостьей?! Гостьей?! – воскликнула Марианна звенящим от возмущения голосом. – Вы хотите сказать "пленницей"! Вы хотите держать меня здесь, как этого солдата! Да вы в своем уме? Вы не можете поступить так с… с… – Она чуть не сказала "с леди".
– С цыганкой? – закончил за нее граф.
Марианна опустила голову, злясь на себя за то, что чуть не проговорилась.
Гаррет быстро подошел к ней и, взяв за подбородок, поднял ее голову.
– Все, что от тебя требуется, Мина, – это сказать мне правду. И не рассказывай мне сказок, ибо я могу различить неумелую ложь. Я уже научился разбираться даже в твоей полуправде, и ты должна потрудиться, чтобы убедить меня. Ты должна рассказать мне все, или, клянусь, я не выпущу тебя отсюда.
– Вы дьявол и негодяй, – прошипела Марианна, тщетно пытаясь оттолкнуть руку графа от своего подбородка.
– Ты не первая, кто так говорит, – спокойно ответил он. – Но ты первая, кто солгал мне и не поплатился за это. Я намерен исправить свою ошибку. Я требую правды. Сейчас же.
– На сегодня вам достаточно правды. Если я скажу вам всю правду, милорд, мне это дорого обойдется. Я не хочу рисковать.
Ее отказ привел графа в ярость.
– Ты отказываешься мне сказать?!
– Ничего больше того, что уже сказала. Ничего, кроме того, что я никогда не была и никогда не буду ни шпионкой, ни любовницей сэра Питни. Можете верить моему слову.
Граф поджал губы.
– Не думаю, что смогу. Видишь ли, человек, которому я когда-то поверил, украл мой титул, мои земли и… и все, что мне было дорого. Боюсь, я утратил привычку доверять людям.
В отчаянии Марианна попыталась действовать по-другому:
– Если вы будете держать меня здесь, моя тетя пожалуется на вас констеблю.
Граф криво улыбнулся:
– Констебль знает меня с давних пор, когда ты еще и не появлялась вблизи Лидгейта. Он не обратит внимания на глупые жалобы какой-то цыганки.
Марианна сокрушенно покачала головой:
– Не могу поверить, что вы будете держать меня здесь против моей воли. Каким же должен быть человек, способный на такую подлость?
Кривая усмешка исчезла с лица графа.
– Уставшим от лжи. Так как же, Мина, почему бы не сказать мне правду? Если ты боишься Тирла, то ты же знаешь, что я могу защитить тебя от него. Тебе все равно нужен покровитель. Что бы ты мне ни наговорила, я согласен стать твоим покровителем. Даже если скажешь, что Тирл воспользовался сведениями о твоем отце, чтобы принудить тебя служить ему, или расскажешь какую-то другую грязную историю, я забуду о ней. Как только ты скажешь мне правду.
Марианна несколько минут с тоской смотрела на графа. Ей так хотелось облегчить душу, поговорить с кем-то. Но не с ним! Даже если ее подозрения относительно его необоснованны, даже если он не имел отношения к аресту отца, он все равно был человеком короля. Он не станет, как бы сильно ни желал ее, укрывать женщину, о которой говорят, что она соучастница покушения на короля.
– Мне нечего сказать, – прошептала Марианна.
Гаррет не спускал с нее глаз, наблюдая, как меняется выражение ее лица. Услышав ответ, он медленно поднес руку к щеке Марианны, но затем опустил ее.
– В таком случае, я надеюсь, время развяжет тебе язык. Иначе мы вместе проведем в молчании длинную зиму.
Глава 11
Ум может создавать законы поведенья,
Но нрав горячий их не признает.
Уильям Шекспир. Венецианский купец
Уилл стоял перед закрытыми широкими дверями цыганского фургона и, хмурясь, оглядывался по сторонам. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он неохотно поднял руку, собираясь постучать, но не успел этого сделать. Двери распахнулись, и на пороге появилась встревоженная Тамара.
– Где она? – упираясь кулаками в бока, спросила она. От этого движения ее пышная грудь непроизвольно выступила вперед. Уилл не мог не уставиться на такую грудь. Более того, простая свободная блуза и тяжелые юбки, которые она обычно носила, были в беспорядке. Без сомнения, Тамара только что встала с постели. Ее волосы, легкое облако черных кудрей, свободно падали на ее плечи. Боже, от этого зрелища все мысли исчезли из головы Уилла.
– Ну? – в нетерпении произнесла Тамара.
– Она все еще в доме.
Тамара тихо выругалась, а затем, шурша юбками, спустилась по грубым деревянным ступеням, которые Уилл сам пристроил к фургону, и прошла мимо него.
– Куда ты идешь? – окликнул ее Уилл.
– Спасать свою племянницу от твоего хозяина.
Уилл схватил Тамару за руку, пытаясь остановить. Ее глаза угрожающе вспыхнули.
– Он не позволит ей уйти с тобой, – без обиняков заявил Уилл.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Тамара, сердито сводя брови.
– Он… она… О, черт! Он думает, что Мина – шпионка Тирла! Это слишком трудно объяснить. Но правда в том, что граф не отпустит ее, пока не убедится, что она не предательница.
На мгновение на лице Тамары промелькнуло изумление, затем она побледнела. Было похоже, что она близка к обмороку.
У Уилла заколотилось сердце. Проклятие, она приняла это слишком близко к сердцу, как он и опасался! Он обещал маленькой мисс рассказать ее тетке, что произошло. Это он мог сделать, не нарушая верности своему хозяину. Он ожидал, что Тамара придет в ярость, разразится гневными тирадами, а она, того и гляди, упадет без чувств.
– Он ничего ей не сделал, – сказал расстроенный Уилл, протягивая руку, чтобы поддержать Тамару. – Можешь об этом не беспокоиться.
Она подняла на него глаза, вдруг потемневшие от тревоги, и у Уилла сжалось сердце. В эту минуту Тамара казалась совсем молодой и беззащитной.
– Нет, но сделает, – мрачно сказала она. – Особенно когда он узнает…
– Что узнает? – Уилл прищурил глаза.
Выражение лица Тамары стало непроницаемым.
– Узнает… узнает, что она девственница. Это все равно что отдать беззащитного цыпленка стервятнику.
– Мой хозяин не людоед, Тамара, – холодно заметил Уилл.
– Все равно он хочет лишить ее невинности. Разве ты не заметил? Как он впивается в нее глазами, как только оказывается поблизости? А она… а она невинна, вот и все. Она не может устоять перед своим влечением к нему, как и он – к ней. Она для него словно приманка для сокола. Он хочет овладеть ею, Уилл. А сейчас он нашел повод удерживать ее во власти его чар.
Уилл хитро улыбнулся и привлек Тамару к себе, безумно радуясь, что она не отталкивает его.