Внезапно боль внутри ее стала невыносимой и взорвалась с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Комок в ее горле рос, вызывая удушье, легким не хватало места в груди. Еще один комок, еще один всхлип, и она разразилась рыданиями.
Вот и "почувствовала себя увереннее"!
Риз приподнялась:
– Кэсси?!
Все загомонили. Марии поднялась и включила свет. Они смотрели на подругу, не зная, что сказать. Никогда не видели Кэсси плачущей. Только что она выглядела совсем по-другому.
– Кэсси? – Джина крепко ее обняла и погладила по волосам.
– Что случилось, дорогая? – пробормотала Риз, проводя ладонью по ее спине.
– Не знаю, что со мной. – Кэсси ткнулась носом в шею Джины. Ее все сильнее охватывал страх. Происходящее сильно напоминало кошмары тинейджерских лет, когда она боялась, что лишится рассудка. – Я не плачу. Я никогда не плачу. И хочу это остановить.
– Все о’кей, – добавила Марии. – Плачь сколько хочешь. Иногда хорошо поплакать. Вполне естественно в такой ситуации. Поверь мне, среди гиков это не принято, однако иногда, как женщине, лучше по-старомодному поплакать.
"Естественно"? Нелепость какая! Однако подруги смотрели на нее не как на сумасшедшую, и сама она не находила сил остановиться.
– Правда? – всхлипнула она.
Все закивали, и ей слегка полегчало, раз это неотъемлемая часть случившейся чертовщины, а не затягивающий ее мрачный водоворот. Она положила голову Джине на плечо и позволила слезам свободно течь по ее щекам.
Через двадцать минут она перестала плакать и только прерывисто вздыхала, убрав голову с плеча Джины. Риз протянула ей салфетки.
– Спасибо, – поблагодарила Кэсси. – Правда не знаю, что со мной в последнее время происходит.
– А тебе не приходило в голову, – как можно мягче поинтересовалась Джина, – что ты его любишь?
Риз и Марии переглянулись, словно недовольные, что эта мысль пришла в голову Джине, которая сама считала себя свободной от излишних эмоций.
Кэсси затрясла головой:
– Нет. Еоворю вам – не верю в любовь.
– Ну, иногда эта вера-не-вера не имеет значения, – вставила словечко Риз. Бог знает почему, любовь приходит в самый неподходящий момент. Порой самые здравомыслящие и благоразумные женщины оказываются перед ней бессильными.
– Нет, – повторила Кэсси. – Мы с ним знакомы всего месяц.
Я с Мейсоном была неделю знакома, – заметила Риз.
Кэсси фыркнула: чушь несусветная – через неделю!
– Нет! – повторила она.
– Ладно, о’кей. Скажи мне, что ты чувствуешь сейчас? Что чувствовала перед тем, как начала плакать? вообще после отъезда Така?
Но это точно не любовь. Я чувствовала…
Кэсси замялась. Она не привыкла говорить о своих чувствах. С ними всегда все было ясно. И сейчас она не могла подобрать нужных слов.
– Ну, скажи. – Марии подсела к ней поближе.
Я не могу сосредоточиться, и у меня болит… внутри. Непрерывно вспоминаю, как мы были вместе. Словно чувствую его запах. Не могу заснуть – а мне очень, очень надо высыпаться. Не чувствую вкуса еды. Потеряла интерес к моему исследованию. Я… не могу даже больше просто нормально думать.
Джина, Риз и Марии переглянулись. Джина заморгала. Риз усмехнулась. Марии хихикнула. И все они рассмеялись.
Кэсси недоуменно на них посмотрела:
– Что?
– Это любовь, глупышка, – сказала Риз.
Кэсси захлопала глазами: просто смехотворно!
– Нет! – мотнула головой она.
Никто еще не называл ее глупышкой, и Риз тоже не сойдет с рук столь абсурдное заявление.
– Я всего лишь рассказала одним махом о своих делах, и это говорило о проблемах с моей психикой. А вы мне про какую-то любовь рассказываете. Вот это-то глупо.
Она посмотрела на Джину и Марии, которые закивали в знак согласия с Риз.
– У тебя все симптомы, – подтвердила Марии.
– Сама поймешь, если вместо своих астрономических учебников и научных трудов почитаешь хорошую прозу или посмотришь романтические комедии, – добавила Джина.
Они говорили серьезно. Ужасно серьезно. И она им поверила. Лучших трех спецов во всем мире не сыскать, и они ни разу ее прежде не подводили.
– Это – любовь? Но любовь казалась мне чем-то чудесным. А сейчас ничего чудесного я не чувствую. – Она испытующе оглядела подруг в надежде, что они признают свою ошибку. – Ужасные ощущения. Это… высасывает.
– Да уж, – хохотнула Риз.
– Значит, я не схожу с ума? – Кэсси никак не могла прийти в себя.
– Ни капельки, – заверила ее Риз.
У Кэсси словно камень с сердца свалился, но она слегка испугалась. Что же теперь делать? Ее мать всю жизнь жалела, что влюбилась в ее отца.
– Как все это прекратить?
Риз покачала головой:
– Боюсь, ты окончательно приехала. Но кое-что сделать можно. Какие твои годы? Самое продуктивное время.
Марни напела свадебный марш – к немалому удивлению Кэсси.
– Я должна выйти за него замуж? Для моих родителей это добром не кончилось. Едва разговаривали друг с другом.
– Нет, – вздохнула Джина, посмотрев на Марни. – Просто… будь с ним. Хоть как – лишь бы это подходило вам обоим.
– Не артачься, – согласилась Риз. – Вы с ним как два голубка. Выбрось из головы все глупости. Прислушайся к своему сердцу.
– Но я… – У Кэсси закружилась голова. Сначала удар под дых от этого либидо, а теперь чуждые ей эмоции выбивают почву из-под ног. – Я всегда полагалась на свой разум. И не позволяла главенствовать сердцу.
– Что было, то было, милочка, – сказала Риз. – Сейчас совсем другое дело.
На следующий день Кэсси вдруг поняла, что едет в машине Риз в Нью-Йорк. Она не имела представления, что скажет Таку по приезде. Хотя всю ночь об этом думала.
Идея о любви к нему все еще вызывала у нее отторжение, но подруги были правы. Как бы то ни было, решить головоломку предстояло Таку. Когда они окажутся рядом.
Вообще, было бы вполне логично что-то предпринять. Признать верность этого тезиса, чтобы вернуть ее жизнь в русло, которое ей нравилось и вызывало уважение.
Риз тараторила о планах на будущее с Мейсоном и другой чепухе. Кэсси была ей благодарна, дорога пролетела незаметно, и Риз, миновав нью-йоркские пробки, подъехала к месту жительства Така.
Риз остановилась и набрала на мобильнике его номер. Его грубоватое "Что?" показало, что он внутри.
– Отлично – ты дома. Через секунду буду у тебя. – Риз повернулась к Кэсси: – Держись! – Она крепко ее обняла. – Помни, три коротких слова все решат, о’кей?
Кэсси кивнула, хотя не верила, что все ее мытарства были любовью. Но они вышли из машины, Риз ласково представила ее консьержу, которого, судя по всему, хорошо знала. Кэсси глазом моргнуть не успела, как уже поднималась в лифте пентхауса.
Так стоял наверху, ожидая, когда откроются двери лифта. Ох уж эта Риз! Воображает, что может заявиться к нему и отчитывать за якобы пренебрежительное отношение к одной из ее лучших подруг. Но ее ждет разочарование. Придется ей повернуться "кругом" и отбыть восвояси.
Потому что Кассиопея Баркли ясно дала ему понять – видеть его больше не желает.
Лифт клацнул, и двери начали открываться. Так изготовился произнести свою тираду. Но слова замерли у него на устах. Перед ним стояла Кэсси.
– Кэсси?
Она выглядела в точности как он ее запомнил. Одетая по никакой моде, едва причесанные волосы, без украшений, слегка подведенные брови, серьезное личико.
Его сердце бешено заколотилось. Как же ему хотелось ее увидеть!
Кэсси стояла неподвижно, и дверцы лифта стали снова закрываться. Так сделал два больших шага, поднятыми руками остановил дверцы и встал между ними.
Настоящий великан – с нечесаными светлыми волосами. Его феромоны заполнили лифт – как смертельный для ее дыхания газ-цианид. Ее грудь сжалась от той же самой боли и переполненности, которой она не находила определения до подсказки Риз.
Любовь.
Значит, это правда. Она действительно его любила. Все ее клетки поняли это – буквально пели и звенели. Она пребывала в отвратительном состоянии, и самое ужасное, что поставить ее на ноги могло только одно лекарство.
Дверцы лифта дернулись, Так их придержал, и они снова открылись.
– Чего ты хочешь? – спросил он.
От жесткости его голоса у нее на мгновение перехватило дыхание:
– Я хотела бы… поговорить с тобой.
– Если тебя снова привела сюда твоя озабоченность, можешь о ней забыть. Я тебе не сексуальная игрушка.
Так вышел из лифта, осознав, что говорил как ханжа. Если она захочет его настолько, насколько можно судить по блеску ее глаз, то получит от него полный набор удовольствий семь раз в неделю, и он будет для нее сексуальным партнером, о каком только можно мечтать.
От самой этой мысли он воспылал гневом.
Когда двери лифта снова начали закрываться, Косей шагнула вперед и оказалась в просторной квартире с широкими окнами и очертаниями Манхэттена за ними.
– Нет, я имела в виду другое… – Она замялась. Произнести заветные слова вслух оказалось не так просто. – Это о кое-чем еще.
Так прошел на кухню. Он взял с полки тяжелый стакан, поднес его к дозатору для льда. Щелкнули три кубика. Бутылка скотча, почти опустевшая за прошедшую неделю, стояла на столе, и глотнуть немного виски со льдом было как нельзя кстати.
Он одним глотком выпил пол стакана, его обожгло внутри, и он сильно выдохнул. Лучше уж так, сразу, чем ждать, пока виски будет просачиваться внутрь, к желудку.
– Хочешь выпить? – спросил он.
Кэсси покачала головой:
– Нет. Спасибо.
Они смотрели друг на друга с разных сторон комнаты.
– Ну? – прервал наконец Так повисшую тишину.
– Я приехала сказать тебе… – Она замялась. Как же трудно произнести эти простые три слова! Риз точно знала толк в любовных делах. – Сказать тебе, что я тебя люблю.
Так едва не подавился следующим глотком скотча. Как ждал он этих слов неделю назад! Но спокойный голос Кэсси вызывал удивление.
– Ты любишь меня? В постели?
– Дело не в этом. – Кэсси сделала еще несколько шагов. – Я не об этом думаю. Что было – то было… и это тоже. Но Риз сказала…
Так хохотнул:
– А, Риз! Вся из себя влюбленная и хочет, чтобы другие на нее походили.
Кэсси нахмурилась:
– Нет. Все совсем по-другому.
– Ну и как же тогда?
Я не могу сосредоточиться. Потеряла интерес к работе…
Так пожал плечами:
– Значит, дело в твоей работе? Мысли обо мне отвлекают от важных дел? И поэтому нам надо снова разогреть твое либидо. – Что ж, лады. – Он хлопнул стакан на стол и начал расстегивать брючный ремень. – Приступим. Нельзя же допустить, чтобы твоя сексуальная озабоченность помешала важным космическим исследованиям.
Кэсси отпрянула, сраженная его предложением: Нет. Я пытаюсь сказать тебе… – Так начал стягивать через голову рубашку. – Я не об этом думаю.
Его пальцы держали замок молнии. На языке повисла очередная громкая тирада. Кэсси быстрыми шагами пересекла разделяющее их пространство и положила ладонь на его руку, чтобы она больше не расстегивала молнию:
– Пожалуйста. Я стараюсь опираться на логику, со всем разобраться, а ты мне не помогаешь.
Така удивили блестки отчаяния в ее серо-голубых глазах. Это не походило на то, что он привык в них видеть. Может, она говорит правду? Пусть и столь неуклюже? Дарит ему надежду?
– Меня не волнует, что там у тебя в голове. – Он дотронулся указательным пальцем до ее лба. – Не дам и цента за всю эту логику. – Ему хотелось узнать, что она чувствует. – Меня волнует лишь то, что в твоем сердце. – Он ткнул тем же пальцем ей в грудь.
От этого отнюдь не грубого толчка у нее едва не подкосились ноги. Появились знакомые ощущения. Уязвимость. Неадекватность эмоций. Но она чувствовала и нечто новое. Комок в горле. С первой вытекшей слезой она промолвила:
– Не знаю… – У нее засвербело в носу, что-то словно сжало изнутри горло. – Не знаю, в чем суть дела. – Из ее груди вырвался всхлип, слезы потекли сильнее. – Я никогда ничего подобного не чувствовала и поэтому не знаю, как все происходит.
За первым всхлипом последовали еще два, сжимая ее грудную клетку, она силилась вздохнуть и что-то сказать, но впервые в жизни не могла выполнить два этих простых действия одновременно. Ее лицо сморщилось, слова прерывались всхлипываниями. От интеллектуального облика ничего не осталось.
– Мрак. Рушится весь мир вокруг, теряет смысл все, что я знаю…
Она остановилась, рыдания не давали ни говорить, ни дышать, но она старалась хоть немного взять себя в руки – чтобы если не стройные фразы, то некая смесь слов выразила то, что ей нужно ему сказать:
– …И это… чертовски… никак не выходит из меня, и это что-то такое, с чем… я не могу справиться… А ты знаешь, как мне важно со всем справляться. Я чувствую, что… с… с… схожу с ума. – Она зашлась рыданиями. И я не могу так больше…
Она на секунду замолчала, эмоции захлестывали ее.
– Сейчас я п… п… плачу, а я никогда не плакала. Я старалась, чтобы мой разум управлял моим сердцем… как бывало всегда… но сейчас сердце больше меня не слушается. Хочет, чего оно хочет, и больше ничего-ничего. А только тебя.
Кэсси уткнулась ему в грудь и разразилась слезами. Она сказала это. Сказала о том, что чувствует. Она не знала, имеет ли это какой-то смысл, – черт, непонятно, как и почему ее проклятое сердце требовало все сказать, – но это было произнесено.
Так плотнее прижал ее, плачущую, к себе, его сердце пело в груди.
– Тсс, – прошептал он. – Тише.
Но его слова не возымели никакого действия, и он просто стоял, обнимал ее и не мешал плакать. Потому что женщине, с которой такого не случалось, надо обязательно выплакаться.
После стольких-то бесслезных лет.
Когда она немного успокоилась, он улыбнулся ей. У нее покраснели глаза, шея покрылась пятнами, она продолжала всхлипывать. Никогда еще она не была такой прекрасной. Он крепко поцеловал ее в губы.
Кэсси не знала, можно ли считать это знаком одобрения или нет, но он тепло улыбался ей и потом сказал:
– Я тоже тебя люблю.
И она наконец расслабилась.
– Ты не сходишь с ума. – Он понимал, как ее ужасает такое будущее. – Просто дала о себе знать эмоциональная сторона твоей натуры.
– Мне эта эмоциональная сторона не нравится. – Она всхлипнула.
Так крякнул:
– Зато она очень нравится мне. Все о’кей. – Он снова ее поцеловал. – Мы поженимся, – промолвил он. – Скоро.
У Кэсси расширились глаза. Этого она не ожидала.
– Почему?
– Потому что это следующее логическое действие, сопутствующее любви. – Он поцеловал ее в носик.
– Тогда не слишком ли это поспешно?
– Конечно, в каком-то отношении. Но я полагаю, мы оба знаем, чего хотим. Много лет мы этого не знали, и теперь я не хочу терять ни дня.
– Но нам надо так много обсудить. А как насчет Антарктиды? И семьи, которую ты хочешь?
– Кассиопея, я не собираюсь препятствовать твоей поездке в Антарктиду или ставить какие-то препоны твоей карьере.
При этих его словах сердце Кэсси забилось чаще.
– Но… кажется, в прошлый раз ты испытывал сомнения… в той нашей квартире… вечером, когда ты уехал.
– Конечно. – Он улыбнулся, взял ее ладонями за щеки. – Шесть месяцев – немалый срок. Буду безумно по тебе скучать. Но выживу. – Его долгий и нежный поцелуй подтвердил сказанное.
Наконец он опустил руки.
– Что касается семьи – я не имел в виду, что мы должны стремглав ее создать. Мы молоды. Время еще есть. И это не обязательно будет традиционная семья. Можем усыновить ребенка. Взять его на воспитание. Есть еще суррогатное материнство. И тебе не следует бросать работу. У тебя есть я, и я собираюсь стать самым лучшим отцом на земле. Вся моя работа может делаться и дома, и мы не стеснены в средствах.
У Кэсси голова пошла кругом.
– Ты все обдумал, правда?
Так кивнул:
– Да, обдумал. Все, что ты скажешь, обдумал тоже, и мы наверняка придем к согласию. Когда есть смысл быть вместе, зачем откладывать?
Кэсси не находила ошибок в его логике. А логику она ценила.
– Согласна.
Так улыбнулся, обнял ее и так крепко поцеловал в губы, что она поежилась, а потом простонала, когда всю ее наполнили его сводящие с ума феромоны.
– Чертовски верно, – хмыкнул Так, перед тем как взять ее на руки и понести в спальню.