Между нами, девочками - Нестерова Наталья Владимировна 5 стр.


В институте моя подруга зубрилка Таня стабильно получала "удовлетворительно". Я шла на экзамены с ее конспектами и почти всегда получала "отлично". Таня жалостливо, с мольбой во взоре смотрела на преподавателя: дяденька, будьте добреньки, поставьте "троечку". Я нахально жонглировала скудными терминами и формулами, строила глазки экзаменатору: сэр, вы не будете себя уважать, если не поставите мне пять.

Этот пример для Кати и Даши, которые университетов не кончали, пожалуй, не годится. Можно просто самодовольно заявить девушкам: "Посмотрите на меня! Я могу очаровать любого человека - от младенца у материнской груди до старца на смертном одре".

Девушки обменяются взглядами: "Кто бы говорил! Ее никакой массаж не спасет".

Есть женщины некрасивые, но симпатичные, есть некрасивые до уродливости. Я отношусь ко второй категории. У меня лицо широким сердечком - большие скулы, узкий треугольник щек и подбородка. Рот длинный и губастый. Его разделить вертикальной чертой пополам - двоим хватит. Когда я улыбаюсь или смеюсь, рот растягивается от уха до уха, как у жабы, можно было бы сказать, если бы не крупные белые зубы. Поскольку челюсть оголяется полностью, кажется, что у меня больше положенных тридцати двух зубов. Глаза тоже большие и навыкате, нижние и верхние веки хоть сантиметром меряй. О носе ничего плохого не скажешь. Нормальный, правильной формы - чужак, придавленный верхним и нижним безобразием.

Широколицые люди всегда кажутся более толстыми, чем есть на самом деле. Но, отведя взгляд от моего лица, вы обнаружите идеальную фигуру.

Словом, Боженька лепил меня так: задумался о чем-то и напортачил с формой головы, ртом и глазами. Спохватился - присобачил хорошенький носик, копну густых волос шмякнул на череп, медовый голос в глотку воткнул, затем тщательно вылепил фигуру. Посмотрел со стороны, нахмурился и, движимый раскаянием, вдохнул в меня бездну обаяния.

Словами обаяние описать трудно, но есть точное сравнение - оно действует как гипноз. Через пять минут общения со мной люди забывают о моей уродливости, через двадцать я им кажусь прекрасным человеком.

В школе одноклассницы наперебой старались со мной дружить - мальчишки в компании были обеспечены.

В институте одна девица пыталась меня отравить - насыпала в компот крысиного яда, хотя ее жених-изменник мне даром был не нужен.

Сослуживцы-мужчины флиртуют со мной напропалую.

Я не уникум, не феномен. История знает многих дурнушек, которые кружили головы с таким успехом, который писаным красавицам и не снился. Лиля Брик, например, и в молодости красотой не блистала, а в семьдесят лет обворожила двадцатилетнего француза. Не какого-нибудь замухрышку, а владельца шикарного дома мод. В биографии любой известной обольстительницы встретится фраза: "Она не была исключительно красивой, но…"

Множество раз я задавала себе вопрос: "Променяла бы ты квазимодовское лицо и веселый темперамент на ангельский облик и вялый характер?" Торопливо отвечала: "Нет! Никогда!" Но если бы я была верующей и меня спросили на исповеди… не знаю, каким был бы ответ.

Мне досталось от людей. В детстве у меня было прозвище Крошка Цахес. Родители Гофмана не читали, я тем более не знала, что Цахес - мерзкий уродец. "Крошка" - ласковое хорошее слово, я радостно откликалась. Таких уколов десятки, может, сотни. Я всех простила.

Как нельзя танцевать вальс на одной ноге, так нельзя быть обаятельным человеком и не любить людей. "Любить" - пожалуй, слишком громко… Относиться к ним с интересом - так точнее. Я берегу свое обаяние, как лелеют талант. Поэтому мне не страшно даже то, что ранит больнее открытой насмешки, - жалость и сострадание.

Я увлеклась рассуждениями и воспоминаниями, которыми делиться с девушками, конечно, не стану. На чем мы остановились?

"Вы замужем?" - настороженно спросит Катя.

"Да, и у меня прекрасные дети".

"А как с другими мужчинами? - будет допытываться Даша. - С теми, что падают от вашего обаяния и в штабеля укладываются?"

"Никогда! - совру я. - Чувства не обязательно питаются ощущениями. В определенном смысле платоническое обожание стоит выше телесной любви".

"Как это?" - не поймет Катя.

Я доходчиво поясню:

"Что приятнее: когда тебя тайно любят или без разрешения лезут под юбку?"

Завершая массаж, Даша хлопает меня по щекам и аккуратно разглаживает крем.

- Готово, - встает она и выключает яркую лампу.

Катя продолжает канючить: надеть ей колготки со швами или без швов? Приклеить длинные ногти или оставить свои? Изменить форму бровей? Одолжить у подруги браслет? Цеплять ли серьги?

Я оделась и расплатилась с Дашей.

- У вас ничего не получится, - говорю Кате. - Вас ждет полный провал.

- Почему? - хором восклицают Катя и Даша.

- Вы измочалили себя тревогами и сомнениями. Вы устали и вечером будете не свежее курицы размороженной. Если вы не верите в свои достоинства, почему в них должны верить другие? - пожимаю плечами и демонстрирую жест вроде того, каким фокусник заканчивает номер.

Девушки обменялись взглядами: "А она не такая страшненькая, как вначале показалось".

- Что же мне делать? - Катя едва не плачет. - Три дня колбасит - места не нахожу.

- Прежде всего хорошенько запомните, кто вы есть на самом деле.

- А кто я? - со страхом спрашивает Катя.

- Очень привлекательная и симпатичная девушка.

- У тебя все данные, - подтверждает Даша.

Я продолжаю курс молодого бойца любовного фронта:

- Вы чувствуете, что способны сделать вашего избранника счастливым?

- Да, - кивает Катя, - готовлю вкусно и чистоплотная.

- Редкие качества, - улыбаюсь я. - Если молодой человек их не оценит, то окажется в дураках. Понятно? Он проиграет, а не вы! У вас в запасе два эшелона кавалеров. Так не говорите, не намекайте на свои успехи, но ведите себя как царица бала.

- Уточните, - просит Катя.

- Легко, весело, беззаботно. Балованная девочка, шалунишка. Те, кого избаловали, невольно вынуждают окружающих потакать их капризам.

- Точно! - подтверждает Даша. - С моей свекровью все носятся, а она стерва, каких поискать.

- Катя, вы хотите выйти за него замуж? - спрашиваю я.

- Очень! - Девушка трогательно прижимает руки к груди.

- Забудьте об этом! - требую я. - Мужчины как огня боятся женщин со скорыми матримониальными планами.

- Мат… какими?

- С планами женить их на себе, - терпеливо объясняю я. - Он должен за вами побегать, а не поднять с колен. Как у вас с воображением?

- Не знаю, - признается Катя.

- Вот у меня разрезанный лимон, - я протягиваю пустую ладонь, - возьмите дольку и положите в рот.

Катя послушно участвует в пантомиме. Через секунду она морщится от оскомины.

- Замечательно! - хвалю я. - Теперь вы должны представить следующее. Скажем, вы идете на свидание к своему двоюродному брату, который свалился в Москву из далекого Тьмутараканска. Он хороший парень, да и тетушка попросила показать ему столицу. Вам не в тягость. Весело проведете время, и родня в Тьмутараканске вскоре узнает, что вы мировая девчонка.

Катя задумывается, а потом радостно сообщает:

- Ведь у меня есть брат! Но в Хабаровске. Когда он приезжал, мы классно тусовались.

- У вас обязательно получится, - подбадриваю я, хотя совершенно не уверена, что одного короткого тренинга достаточно для решения Катиной сверхзадачи.

Я беру сумку, собираясь уходить.

- Подождите! - умоляет Катя. - Расскажите еще что-нибудь. Вы такая интересная, внешне и вообще.

- Что же вам рассказать?

- Как ей вести себя при встрече, - подсказывает Даша. - Как начнется, так и покатит.

- Опоздать на двадцать минут, - советую я.

- Он разозлится, - с сомнением качает Катя головой.

- И очень хорошо! - смеюсь я. Девушки зачарованно пересчитывают мои зубы. - Полярные эмоции имеют тенденцию перетекать одна в другую и хорошо закрепляются. Важно закрепить положительную эмоцию.

- Говорите понятнее, - хлопает глазами Катя. - Значит, мы встретились, он стоит злой как черт. Что дальше?

- Вы к нему подскакиваете и весело рассказываете анекдот.

- Про евреев или про Чапаева?

Я тяжело вздохнула: горе иметь дело с людьми без фантазии.

- Еще раз, - терпеливо повторяю. - Он стоит злой, вы к нему подскакиваете, берете его за руки, хохочете, глядя прямо в глаза. Вот так. - Я демонстрирую на Даше. - Далее текст: "Со мной сейчас такой анекдот случился! Входит в автобус женщина и руками прижимает к телу два маленьких прорезиненных цветных коврика. Я ее спрашиваю: "Почему в сумку не положите?" А она гордо отвечает: "Они же под мышки!" Представляешь? Подмышки!"

- Что тут забавного? - удивляются Катя и Даша.

Так, с компьютерами они явно дел не имеют.

Придется вытаскивать на свет историю, у которой борода длиннее, чем у Карабаса-Барабаса.

- Ладно. Ваша кошка давно охотилась за соседским попугайчиком…

- У них нет попугайчика!

- Не важно, допустим, что есть. И вдруг сегодня кошка приносит в зубах этого самого попугайчика, дохлого и перепачканного землей. Вы испугались. Быстренько вымыли попугайчика под краном, феном высушили и положили соседям под дверь. Через некоторое время приходит соседка, белее мела, дрожащим голосом рассказывает: "Наш Кеша вчера сдох, мы его во дворе закопали, а сейчас он, чистый и шампунем пахнущий, лежит у порога!"

Даша и Катя рассмеялись.

- Вся наука! - заключила я. - Вы избежали первых тягостных минут, между вами установился лучший из контактов: веселого общения.

У нас недавно смешная история в парикмахерской была, - вносит свою лепту Даша. - Практикантка-маникюрша всех названий не запомнила. Ей клиентка говорит: "Покройте меня матом". Девчонка растерялась и отвечает: "Я ругаться не умею".

Теперь настала моя очередь смотреть на смеющихся девушек как баран на новые ворота.

- Нейл-дизайн, - пояснят Даша, - ногти покрывают матовым лаком.

- Он страшилки любит, - мечтательно говорит Катя.

- Пожалуйста, вот вам страшилка, - милостиво киваю я. - Цыганских баронов хоронят как фараонов средней руки. В земле делают большой бетонный короб, в него опускают гроб и ставят бар с напитками, цветной телевизор и прочие блага цивилизации, которые ему "понадобятся" в загробной жизни. Покойнику в карманы кладут деньги и мобильный телефон. Сверху накрывают большой плитой, чтобы не искушать воров-гробокопателей. Теперь представьте картину: лежит труп, разлагается, поедается червями, а в кармане у него звонит мобильный телефон.

- Жуть! - Дашу и Катю передергивает от отвращения.

- Катя, - продолжаю наставления, - читайте в газетах разделы с анекдотами и, в вашем случае, всякие ужастики. Мотайте на ус. Вы должны полюбить то, что любит он. Обожает рыбалку - купите себе удочку, помешан на хоккее - прыгайте и орите на матчах как умалишенная. Годится дозированная лесть и восхищение с оттенком удивления по каждому поводу.

Мне приятно, что Катя уже не походит на агницу, приговоренную к казни. Теперь ее хорошенькую мордашку не испортит никакой макияж. На всякий случай задаю контрольный вопрос:

- Что важнее, хорошо выглядеть или сделать так, чтобы другому было с тобой хорошо?

- Другому! - не задумываясь выпаливает Катя.

Способная девочка! Она смотрит на меня с обожанием и благодарностью. Более всего ей хочется попросить меня отправиться на свидание вместе с ней и подсказывать по ходу дела.

Даша тоже прониклась уважением:

- Без очереди в любое время приходите! Вы, наверное, психолог?

Я неопределенно улыбаюсь, не без того, мол, и прощаюсь.

Психолог! У слепого развивается слух, у безногого сильные руки, немой разговаривает жестами, а заика поет в хоре. Некрасивая честолюбивая женщина всегда немного психолог. Профессия большой роли не играет, хотя моя соответствует - специалист по холодной обработке металла.

ГАЗОВАЯ АТАКА

В подмосковный санаторий меня привезли друзья. Положили на кровать, чмокнули в лобик - отдыхай, восстанавливайся. Последние три месяца мы работали как проклятые, монтировали десять серий нового фильма. Я вставала из-за монтажного стола только по естественным надобностям, последними среди которых были еда и сон.

Мое состояние называлось физическое и нервное истощение. Трое суток я не выходила из номера, спала и питалась водой из крана. Тревогу забили сотрудники санатория - куда подевалась отдыхающая? Пришли проверять наличие тела. Тело уже обрело способность передвигаться, отлипнув от стены, и внятно говорить.

Добрая докторша сокрушалась, приставляя стетоскоп к моему позвоночнику:

- Как из концлагеря! Массаж вам не назначаю, скелетов не массируют. Прежде всего: усиленное питание.

В столовой меня посадили за столик на троих, и следом диетсестра привела вторую клиентку. Не толстую, но очень спелую, налитую, с круглыми щечками и пухлыми ручками, с перетяжками на шее, как у младенца. Бюст - две самаркандские дыни, положенные за пазуху. Наверное, специально для меня выбрали: смотри, дистрофик, завидуй и кушай хорошенько.

Третьим сотрапезником к нам определили высокого мужчину лет тридцати с небольшим, приятной наружности и хмурого вида.

- Иван Дмитриевич, - представился он, не потратясь на вежливую улыбку, сразу дав понять, что он не по части курортных романов.

- Елена… Александровна. - Я не сразу вспомнила свое отчество.

Последний раз меня называли полным именем в милиции, когда вызвали для дачи показаний по делу о мокром белье, украденном с соседкиного балкона.

- А я - Роза!

Это прозвучало! Не примитивно и тривиально: я Таня, Маня, Галя, а гордо: я - роза! Бутон, цветок, чудо природы. Наслаждайтесь, не прячьте своих восторгов!

Роза поддернула шерстяную кофточку на талии, отчего из декольте полезли два крепких полушария. Она с ходу, напористо и наивно, стала флиртовать с Иваном Дмитриевичем. В ее ужимках и кокетстве было столько святой девичьей простоты и женской глупости, что в другой ситуации я не удержалась бы от улыбки.

Нынче мне было не до смеха. Очень хотелось есть - кушать, питаться, насыщаться. И есть было невозможно. Мы находились в газовом облаке Розиных духов. От нее не просто пахло - несло во всю парфюмерную мощь. Казалось, что пахнут кусочек хлеба, который берешь в рот, глоток компота, которым пытаешься протолкнуть благоухающий же салат. Я ковырялась в тарелке. Меня мутило от голода и невозможности его утолить.

Иван Дмитриевич тоже потерял аппетит. Он чихал, доставал платок, сморкался. И только Роза Уминала за обе щеки и при этом трещала не останавливаясь. Мы узнали подноготную всех врачей и медсестер санатория, Роза тут не впервые. Разговор (точнее сказать, монолог) перекинулся на личную жизнь. Роза поведала, что она не замужем (многозначительный взгляд на Ивана Дмитриевича), бездетная и вообще человек легкий и простой.

- А у вас, Лена, - спросила она, - есть муж?

- Как не быть, - вздохнула я.

Мой муж в подобной ситуации ничтоже сумняшеся сказал бы Розе в лицо: "Я иногда думаю, что излишнее пользование ароматическими средствами способно вызвать эффект противоположный ожидаемому".

У него привычка говорить "Я иногда думаю…". Например: "Я иногда думаю, что наш брак походит на второй день после пира. Еще вчера горели свечи, блистали наряды, ломились столы. А ныне: размазанная по щекам косметика, несвежая одежда, грязная посуда и объедки".

В чей огород камушки и кто посуду мыть должен, понятно. Я в долгу не остаюсь. Как только он набирает воздуха для следующего захода "Я иногда думаю…", перебиваю: "Точка! Я иногда думаю, точка. Иногда! Постоянный процесс мысли тебе не свойственен".

Веселая, словом, семейка.

- Ваня! А ваша жена ревнивая? - допытывается Роза, умудряясь жевать и призывно улыбаться одновременно.

Иван Дмитриевич, которого легко лишили отчества, мучается с парфюмерным бифштексом и уныло бросает:

- Разведен.

Дурашка! Он не замечает, какой прилив энтузиазма вызвал у Розы. Она пускает в ход тяжелую артиллерию: делает умопомрачительные движения, вроде покачивания плечей, при этом ее грудь играет волной, долго не затухая по причине резонанса и большого объема. Мимо кассы.

- Приятного аппетита! - прощается Иван Дмитриевич, вставая.

- Лена, почему вы не кушаете? - удивляется роза. - Вы такая худенькая! Обязательно закажите курицу, ее здесь прилично готовят. И расстегаи, рыбное филе тоже вкусное.

Мой желудок отзывается на вкусные речи голодными спазмами. Я решаю дождаться, пока Роза оттрапезничает. Она уйдет, духи выветрятся, а я хоть холодное пожую.

Не тут-то было! Взяла зубочистку, ковыряет в зубах, ждет меня. Я со вздохом поднимаюсь:

- Что-то нет аппетита.

С Иваном Дмитриевичем сталкиваемся в буфете. Поглощаем бутерброды, запиваем соком. Люди воспитанные, о том, что от женщины нестерпимо несет, понятное дело, не говорим. Только переглядываемся и смущенно улыбаемся.

Ужин, завтрак, обед, ужин и так далее - три дня. Голод не тетка, ноги сами ведут в столовую. А там сплошные мучения, привыкнуть невозможно. Едва проветришься, газовая атака - кусок в горло не лезет. Есть простой выход: попроситься за другой столик. Неудобно. Что скажешь диетсестре? Избавьте от соседки, которая духами увлекается? Обидишь человека, ранишь женщину.

У меня нюх овчарки. Я по запаху определяю: провел муж вечер у матушки, у сестры или бесстыдно врет. Сильные ароматы действуют на меня оглушающе, вроде удара дубиной по голове.

Буфетчица уже смотрит на нас с Иваном Дмитриевичем как на умалишенных: после обеда (добавки бери сколько влезет) мы тащимся в ее заведение и жуем всухомятку. Глаза б мои больше не видели бутербродов! Но есть хочется нестерпимо.

Я пробовала прийти в столовую раньше Розы. Бесполезно: у нее тоже аппетит отменный, до открытия у дверей маячит. Изменила тактику. Сторожила за колонной в вестибюле: только она выйдет, прошмыгну и, наконец, горяченького поем. За соседней колонной прятался Иван Дмитриевич.

Фиаско. Сидит, вонючка подлая, добрая душа, уже час почти сидит. Ясно - нас дожидается.

Мы обреченно бредем по проходу между столиками.

- Елена Александровна, - не разжимая губ, торопливо бормочет Иван Дмитриевич, - вы пересядьте за другой столик. Придумайте что-нибудь, ведь совсем оголодаете.

- Намекаете, что у меня фигура как у узников застенков Бухенвальда? - злым шепотом осведомляюсь я.

- Что вы! - восклицает он в полный голос. - У вас замечательная фигура!

На его возглас народ оторвал головы от тарелок и с любопытством меня оглядывает. Счастливчики! Питаются и горя не знают. А мы точно на заклание ползем. Сели, здороваемся, получаем удар по обонятельным рецепторам. Иван Дмитриевич начинает чихать и сморкаться. Я с тоской смотрю на суп - он пахнет всеми шанелями, вместе взятыми.

Мне кажется, я нахожу простое до гениальности решение: вставить в нос затычки. Товарищу по несчастью, Ивану Дмитриевичу, перед обедом предлагаю два ватных шарика - закупорьте нюхательные каналы.

Никогда не пытайтесь принимать пищу с забитым носом! Два физиологических процесса - дыхание и глотание - взаимосвязаны и параллельно не осуществимы!

Назад Дальше