На лужайке появился молодой человек - самый щеголеватый из всех, кого я когда-либо видела. Его костюм был так же безупречен, как и манеры.
Минта вскочила и устремилась к нему. Он поцеловал руку ей, а затем и леди Кэрдью. "Очаровательно", - подумала я. Люси же только поклонился. О, да, она, конечно, не совсем член семьи.
Минта повернулась к нам.
- Боюсь, что не знаю ваших имен. Понимаете, Франклин, через стену перепорхнул шарф мисс…
- Тамасин, - сказала я, - Нора Тамасин. Он изящно поклонился.
- Из Австралии, - добавила Минта.
- Как любопытно! - на лице мистера Франклина Уэйкфилда появилось выражение вежливого интереса и ко мне, и к моему шарфу. Это было так приятно.
- Вы пришли как раз к чаю, - сказала Минта. И тут я поняла, что у нас больше нет никаких оснований задерживаться. Стирлинг, однако, не сделал и попытки встать. Он откинулся на спинку своего стула и взирал на всех, в особенности на Минту, с вниманием, которое я назвала бы повышенным.
- Вы были чрезвычайно добры, - сказала я, - Нам надо идти. Остается только поблагодарить вас за то радушие, которое вы оказали незнакомцам.
Я видела, что Стирлингу это не понравилось. Ему явно хотелось остаться.
Минта улыбнулась Люси, которая немедленно поднялась, чтобы проводить нас к воротам.
- Извините, что помешали вашему чаепитию, - сказала я.
- Это развлекло нас, - ответила Люси в присущей ей манере, которая приводила меня в замешательство. Она держалась отчужденно и казалась очень уязвимой, возможно, потому что чувствовала себя неловко в положении бедной родственницы.
- Мисс Минта очаровательна, - сказала я.
- Я подтверждаю это, - добавил Стирлинг.
- Она - восхитительный человек, - согласилась Люси.
- И я очень признательна вам, что вы перевязали мне руку, мисс…
- Мэриэн, - дополнила она. - Люси Мэриэн. Стирлинг, который, как я поняла, ни в грош не ставил хорошие манеры, спросил в упор:
- А вы не в родстве с Кэрдью?
Она заколебалась, но потом все-таки ответила:
- Я компаньонка леди Кэрдью. Наконец, мы подошли к воротам.
- Надеюсь, - сказала она холодно, - ваша рука быстро заживет. До свидания, - и решительно захлопнула за нами ворота.
Некоторое время мы шли молча.
- Странный дом, - сказала я.
- Странный? Почему?
- И мать, и дочь, и компаньонка - вроде бы самые обычные люди. Но мне кажется, здесь что-то не так. Мать такая тихая, как будто все время дремлет.
- Должно быть, она инвалид. Я искоса взглянула на Стирлинга. Он тоже был явно чем-то смущен.
- Знаете, когда я шагнула в эти ворота, то решила, что попала в совершенно особый мир. Там словно происходит какая-то ужасная драма, и оттого, что внешне все выглядит так спокойно, она кажется еще более зловещей.
Стирлинг рассмеялся. Он начисто был лишен фантазии. Бесполезно объяснять ему мои чувства. Впервые после того, как я узнала о смерти отца, меня взволновало что-то другое. Хотя я и сама не могла понять, что именно.
На следующее утро мы покинули "Фэлкон"и отправились в Лондон. А еще через день вступили на палубу "Кэррон Стар".
Мое путешествие на край света началось…
Глава 2
Я делила каюту с молодой дочерью священника, которая следовала в Мельбурн, чтобы выйти там замуж. Это была восторженная и немного болтливая особа. Ее жених оставил Англию два года назад, чтобы устроить семейное гнездышко в Австралии. Теперь он владел там небольшой собственностью. Она везла с собой сундуки с одеждой и тканями, ибо "все должно быть подготовлено, как надо". К счастью, ей так хотелось говорить о себе, что мне она вообще поначалу не задавала никаких вопросов.
Она сообщила, что проезд стоит целых пятьдесят фунтов, но нам повезло, так как мы плыли первым классом, а пассажиры других двух классов должны были иметь с собой собственные ножи, вилки, ложки, кружки для питья, чашки с блюдцами, а также бутылки для воды. Ее жених очень настаивал, чтобы она плыла только первым классом. Это, конечно, настоящее приключение для молодой девушки - путешествовать Бог знает куда, да еще одной. Но тетя проводила ее до корабля, а жених встретит на месте.
Она узнала, что я еду со своим опекуном. Но, когда увидела Стирлинга, широко раскрыла глаза от изумления, по ее мнению, он был слишком молод для этого. С тех пор она стала смотреть на меня как-то странно. Другие пассажиры также поначалу удивились тому, что мы не брат и сестра, но потом перестали обращать на нас внимание.
Погода вскоре испортилась, и многие почти не покидали своих кают. Мы же со Стирлингом сидели на палубе, и он рассказывал мне об Австралии. Конечно, при всяком удобном случае упоминая о Линксе. Мне хотелось увидеть его даже сильнее, чем новую страну. С каждым днем мы со Стирлингом все больше узнавали друг друга. Похоже, я начала понимать его. Он вовсе не был грубым или равнодушным, скорее - прямым и откровенным, чем, кстати, очень гордился. Мне казалось, что Стирлинг был полной противоположностью Франклина Уэйкфилда, точно так же как я - Минты. Странно, но эти люди, которых я видела считанные минуты, так поразили меня, что я постоянно сравнивала их со всеми, кого встречала.
Многие пассажиры скучали на корабле, меня же интересовало все, но особенно - Стирлинг. Я не пряталась от ненастья в каюте, как другие, за что он считал меня хорошей морячкой. Мне это льстило. Вскоре я выяснила, что он не умеет прощать человеку его слабости. Любопытно, а какой представляет себе Стирлинг меня? Я уже знала, что он проводит много времени в седле. Когда мы жили в деревне, отец научил меня ездить верхом. Конечно, прогулки на коне по английским деревенским тропкам совсем не то, что скачки по диким австралийским степям, где то тут то там торчат всякие кустарники.
Я сказала об этом Стирлингу, но он поспешил меня успокоить.
- Все будет в порядке. Я подберу для вас лошадь.
Лошадь-джентльмена с прекрасными манерами, как у мистера Уэйкфилда, который произвел на вас такое впечатление. После этого…
- Нет, лучше мужественную лошадь, - предложила я, - мужественную, как Стирлинг Херрик.
Мы часто смеялись и спорили. Впрочем, Стирлинг нередко расходился во мнениях не только со мной, но и с нашими попутчиками. Он явно не нравился этим напыщенным джентльменам, зато многие дамы с готовностью улыбались ему.
Позднее я поняла, как много дало мне это путешествие, и, конечно же, пусть ненадолго, но оно заставило меня забыть о своем горе.
Жили мы на судне так: завтрак в салоне, долгое утро, ленч в двенадцать, тоска послеполуденного безделья, обед в четыре, на который пассажиры являлись в своих лучших туалетах. Во время обеда оркестр играл легкую музыку. Затем прогулки по палубам - до чаепития в семь.
В Гибралтаре мы встали на якорь. Утро было восхитительным. Как это замечательно - проехаться со Стирлингом в экипаже, разглядывая всякие достопримечательности - Иногда, - сказала я, - мне хочется, чтобы путешествие совсем не кончалось. Стирлинг сделал гримасу.
- Или, представьте, мы опоздали на судно, - предложила я. - Сами построили корабль и отправились на нем в кругосветное плавание.
- Что за сумасшедшие идеи приходят вам в голову! - насмешливо отвечал Стирлинг.
Как непохож он был на моего отца! Уж тот сразу выдумал бы какую-нибудь невероятную историю о наших приключениях.
- Это делает жизнь веселой и волнующей.
- Какое заблуждение. Просто пустая трата времени - делать вид, что веришь в невозможное.
- Очень уж вы деловой и…
- Скучный? Я замолчала.
- Ну, валяйте. Скажите правду…
- Мне нравится верить, что чудеса сбываются.
- Даже зная, что этого не может быть?
- А кто сказал, что не может?
- Действительно, это же так просто - вдвоем построить корабль и отправиться в кругосветное плаванье без штурмана, капитана или лоцмана. Вам придется повзрослеть. Нора, когда вы окажетесь в Австралии.
- Возможно, мне не следовало бы туда отправляться.
- Пока слишком рано делать какие-то выводы.
- Вы, конечно, думаете, что я еще ребенок…
- Вот именно, если вы будете так же по-детски фантазировать, как…
- ..Как мой отец? Вы и его находили ребячливым?
- Скажем так, не слишком практичным. И его конец подтвердил это, не так ли?
Я была слишком расстроена, чтобы спокойно обсуждать своего отца. Такой прекрасный день, а Стирлинг его испортил. Он не шел на уступки, не хотел хоть как-то смягчить разговор. Я знала: все, что он сказал, правда, но не могла стерпеть, чтобы моего отца осуждали…
Становилось теплее. Однажды вечером, когда мы сидели на палубе и вглядывались в глубины тропических вод, я спросила Стирлинга:
- А что если я не понравлюсь Линксу?
- Он по-прежнему будет заботиться о вас. Он дал слово.
- Похоже, ему трудно угодить. Стирлинг кивнул.
- Это правда. Линкс может быть всемогущим, но не всегда - благодушным.
- Как один из тех античных богов, которых люди должны были все время ублажать. Стирлинг усмехнулся.
- Вы должны научиться быть правдивой, если хотите понравиться Линксу.
- Не уверена, что хочу этого. Мне ненавистна мысль быть его кроткой маленькой рабыней.
- Вот увидите: вам самой захочется понравится ему. Всем хочется.
- Вы так откровенны, когда говорите о моем отце. Могу ли и я быть такой же откровенной по отношению к вашему?
- Конечно, вы можете говорить все, что думаете.
- Хорошо… Я думаю, что ваш Линкс - самодовольный деспот, страдающий манией величия.
- Что ж, он высокого мнения о себе и, надо сказать, разделяет его со многими другими. Он любит властвовать, и в этом никто не может сравниться с ним. Так что, с небольшими поправками, ваше описание не совсем уж неверно.
- Расскажите мне о нем побольше.
Стирлинг говорил, а я пыталась представить себе этого могущественного человека, который произвел такое впечатление на моего отца, что он решил оставить меня на его попечение.
- Отца выслали из Англии тридцать пять лет назад, - сказал Стирлинг. - Но он собирается вернуться… Когда будет к этому готов.
- А когда он будет готов?
- По его словам, когда придет время.
- Хоть раз в жизни он разговаривал с вами как простой смертный?
Стерлинг улыбнулся.
- Я чувствую, вы заранее настраиваете себя против него. Это неразумно. Да он человечен, очень человечен.
- А я должна думать о нем, как о боге!
- Он на него и похож.
- Полубог, получеловек, - съязвила я, но решила не продолжать тему. - Вы так много говорите о своем отце. А ваша мать? Она, как и все, преклоняется перед величием супруга?
- Моей матери давно нет в живых. Она умерла при родах. - Его лицо едва заметно помрачнело.
- Сожалею… Я знаю, у вас есть сестра. А другие сестры или братья?
- Нас только двое. Аделаида на восемь лет старше.
Но я все не могла избавиться от мысли: какой же должна была быть женщина, на которой женился Линкс.
- Так что ваша мать? - спросила я. - Она тоже из заключенных?
- Нет. Просто Линкса послали работать на ее отца. Можете себе представить Линкса, посланного работать на кого-то? Словом, очень скоро мой отец женился на дочери своего хозяина - моей матери.
- Очень умно с его стороны, - заметила я с иронией.
- Так вышло, - ограничился Стирлинг кратким ответом.
- Итак, он женился, чтобы вырваться из рабства.
- У вас острый язык. Нора.
- Я говорю то, что думаю. Ну хорошо, расскажите мне все-таки о вашей матери.
- Как я могу это сделать, если никогда не знал ее?
- Но сохранились же какие-то воспоминания, рассказы?
Он нахмурился и умолк. "Значит, рассказы были", - решила я. Но, возможно, Линкс выглядит в них не столь привлекательно.
- Вы не должны судить Линкса, пока не узнаете его, - угрюмо отозвался Стирлинг.
И тут же, сменив тему, заговорил об Австралии - о цветущей акации, о прекрасных и стройных эвкалиптах, о том, как мы совершим путешествие на север от Мельбурна…
Я слушала не очень внимательно, потому что все думала о Линксе. Рысь… Скорее уж лиса, если судить по поступкам. Чем больше я узнавала о совершенствах этого человека, тем больше настраивалась против него, потому что в каждом упоминании его достоинств видела укор собственному отцу.
Наконец я сказала:
- Уже поздно, надо идти.
Стирлинг проводил меня до каюты и пожелал спокойной ночи.
Я долго не могла сомкнуть глаз. Нет, не позволю Линксу командовать собой, хоть он и мой опекун, хоть подчинил себе всех - даже Стирлинга. Я больше не стану расспрашивать о нем. Я выкину его из головы.
Но и во сне меня не покидал высокий человек с глазами рыси, похожий на лису.
На третий день после отплытия из Кейптауна случилось вот что. Как обычно, после ужина, мы сидели на палубе. Стирлинг продолжал рассказывать об Австралии: о великолепных красно-желтых цветах под названием "лапки кенгуру", о роскошных орхидеях, маленьких порывистых попугайчиках - розовых, зеленых лори. Каждый день я все больше и больше узнавала о стране, где мне предстояло жить.
Неожиданно кто-то громко чихнул. Странно, мы были уверены, что кроме нас на палубе никого нет.
- Кто здесь? - спросил Стирлинг, оглядываясь. И тут совсем рядом с нами кто-то зашелся в жестоком приступе кашля. Чувствовалось, что несчастный изо всех сил старается перебороть его. Мы едва сделали несколько шагов по палубе, как снова раздался кашель. На этот раз сомнений не было: он доносился от одной из спасательных шлюпок. Стирлинг быстро вскочил в нее.
- Здесь мальчик!
И я увидела голову, грязную, лохматую. Испуганные глаза казались огромными на побелевшем от страха лице.
Стирлинг подхватил его и опустил на палубу. Несколько секунд мы стояли молча.
- Пожалуйста, не говорите им, - захныкал мальчик.
Когда он снова разразился этим ужасным кашлем, у меня уже не осталось сомнений, что здоровье его в опасности.
- Не бойся, все будет в порядке. Должно быть, я говорила очень уверенно, потому что он посмотрел на меня с доверием.
- Ты ведь пробрался сюда зайцем? - спросила я как можно мягче.
- Да, мисс.
- И как долго ты здесь находишься?
- С Лондона.
- Маленький мошенник, - закричал Стирлинг, - ты понимаешь, что натворил?
Мальчик в испуге прижался ко мне, и я почувствовала, что должна взять его под свою защиту.
- Он болен, - сказала я.
- Так займитесь им.
- Ты, верно, голоден, - сказала я мальчику. - И весь дрожишь. Тебе нельзя здесь дальше прятаться.
- Нет! - закричал он с таким отчаянием, что я подумала, уж не собирается ли он выпрыгнуть за борт. Мне стало очень жаль его.
- Ты убежал из дому? - спросила я.
- Разумеется, - вмешался Стирлинг.
- У меня нет дома.
- Твой отец…
- У меня нет отца и нет матери, - сказал он, мое сердце дрогнуло. Разве я сама не знала теперь, что это такое.
- Как тебя зовут? - спросила я.
- Джимми.
- Хорошо, Джимми, - заверила я его, - не беспокойся ни о чем. Я позабочусь о тебе.
Стирлинг поднял брови, но я продолжала:
- Ты сознаешься в том, что сделал, но я все улажу. А теперь тебе нужны горячая пища и постель. Кстати, что же ты ел все это время? Только то, что удавалось украсть?
Он кивнул.
В этот момент на палубе появился один из офицеров и, увидев мальчика, заспешил к нам. Узнав, что произошло, он сразу принял весьма суровый вид. У меня защемило сердце - такой затравленный взгляд бросил на меня мальчик, когда его уводили.
- Вы играете роль леди-благотворительницы, - сказал Стирлинг. - Готовы помочь каждому безбилетнику и даже наградить за грехи.
- Этот бедный ребенок болен и голоден.
- Естественно. А чего он ждал? Что его примут на бор г как пассажира? Надо было подумать, прежде чем прятаться на корабле без билета.
- Он не мог думать об этом. Он бежал от своей невыносимой жизни, мечтал уплыть куда-нибудь, где светит солнце, чтобы начать все сначала.
- Еще один мечтатель, как я погляжу.
Это меня разозлило: он явно метил в моего отца. И я ответила твердо:
- Не допущу, чтобы этот ребенок страдал. Как они накажут его? Очень сурово?
- Возможно, заставят работать на судне, а когда мы прибудем в Австралию, вышлют обратно в Англию, где он будет наказан.
- Это жестоко.
- Это справедливо.
- Он слишком молод. К тому же не всем дано избегать наказания… Например, женясь на дочерях своих хозяев.
Это было нечестно, но я не могла удержаться, чтобы не отплатить ему за нападки на своего отца Стирлинг только улыбнулся.
- Люди должны быть умными, чтобы добиться лучшего в жизни.
- Некоторым помогают в этом, - сказала я, - и я тоже постараюсь помочь бедному мальчику.
- Конечно, ведь, хоть и опрометчиво, но вы уже дали слово.
Он был прав. Я обязана сделать все, что в моих силах для Джимми.
На судне только и говорили что о маленьком безбилетнике. Его поместили в лазарет, и в течение нескольких дней никто не мог поручиться, выживет ли он после перенесенных лишений. Днем, оказывался, мальчик прятался в одном из шкафов, где хранились лишние спасательные жилеты, а по ночам обшаривал судно в поисках хоть какой-нибудь еды. Он почти умирал от голода, когда мы его нашли. Сейчас, по крайней мере, за ним хорошо ухаживали, но он был слишком слаб, чтобы задуматься о том, какие неприятности его ожидали. Однажды, когда мы со Стирлингом сидели на палубе, я сказала ему:
- Я хочу спасти этого мальчика. Ты должен помочь мне.
- Я? Ко мне это не имеет никакого отношения.
- Это имеет отношение ко мне, а я твоя сестра… Точнее, твой отец мой опекун. Полагаю, это что-нибудь да значит?
- Только не то, что я буду участвовать в твоих сумасбродных затеях.
- Ты мог бы оплатить его проезд, взять слугой, пока твой всемогущий отец не подыщет ему какую-нибудь подходящую работу. Ведь ты поможешь?
- Не понимаю, почему ты в этом так уверена.
- Потому что ты вовсе не такой жестокий, каким хочешь казаться.
- Я просто практичный.
- Конечно, потому-то ты и поможешь мальчику. Под) май, он будет предан тебе всю жизнь, а это уже не так мало.
Стирлинг смеялся так, что даже не мог говорить. Мне было не по себе. Я очень волновалась за несчастного малыша, к которому, похоже, никто, кроме меня, не испытывал симпатии.
- Мистер Мулленс утверждает, - сообщила мне вечером соседка по каюте, - что никогда не слышал ни о чем подобном. Что мы соберем в Австралии половину отребьев общества, если будем так поощрять каждого безбилетника.
- Чем же мальчика поощряют? Только тем, что больного уложили в постель и лечат? А чего ожидал мистер Мулленс? Что беднягу на канате протащат под днищем судна? Или закуют в кандалы?
Она вскинула голову. Не сомневаюсь, и она, и этот Мулленс осуждали меня.
- Я слышала, мистер Херрик уже выручил мальчишку, - ухмыльнулась девица. - Этот сорванец будет теперь его слугой.
- Слугой?? - вскричала я.