- Теперь лучше? Его глаза улыбались.
- Если только серые румяна в моде.
Он все-таки подошел, вытащил платок и приподнял ее голову. Да, она таяла, ее внутренности размягчались, кровь стекала, покидая мозг...
Он вытер обе щеки по очереди. - Не намного лучше. Тебе стоит пойти в свою комнату и умыться.
Он что, пытается избавиться от нее? - Это далеко через холодный дом, а здесь еще много бумаг. Спустя мгновение он отступил назад, вернулся к столу и открыл крышку следующего сундука.
- Все то же самое.
- В предыдущем ничего интересного? - спросила она.
- Нет. - Он сел за стол. - И ничего, датируемого тысяча шестьсот шестидесятыми.
- Это действительно то, что мы ищем? Документы, подтверждающие любовную связь Бетти с королем?
Он вытащил бумагу и взглянул на нее: - Да.
Ей пришлось поверить ему, но в то же время она чувствовала, что за этим стоит нечто большее.
- Когда Бетти Кроули умерла? - спросила она.
- В тысяча семьсот восемнадцатом.
- Значит, она могла писать письма вплоть до этой даты. Он удивленно взглянул на нее:
- Верно, а мы не нашли ничего, связанного с ней.
- Подозрительно, не так ли? Это не праздные поиски, Фитцроджер. Я же вижу. - Когда он не ответил, она попросила: - Скажи мне правду. Я хочу тебе помочь.
Он откинулся назад, положив длинные пальцы на бумаги.
- Если ты будешь продолжать допытываться, Дамарис, мне придется избегать тебя.
- Не вижу, как ты можешь это делать, когда здесь так мало теплых комнат.
- Я не боюсь холода.
Глава 12
Дамарис не вполне поняла его слова, но почувствовала, что положение рискованное, и поспешно отступила.
- Думаю, все документы, касающиеся королевской связи, у вдовы.
После довольно продолжительной паузы он сказал:
- Я тоже так думаю.
- Так когда ты собираешься обыскать ее покои? Что-то тронуло его глаза и губы. Это было похоже на нетерпение, но она также уловила проблеск юмора.
- Каким же это образом?
- Таким же, как ты открываешь замки. Научи меня!
- Нет. - Он взял еще один документ из сундука, заканчивая дискуссию, но это не входило в ее планы.
- Я уверена, было бы гораздо лучше, если бы мы работали вместе.
Он воззрился на нее:
- Прошу прощения?
- Бок о бок. - Она поднялась, взяла стул и понесла его к столу. Фитц забрал стул у нее. Дамарис не возражала, но заметила: - Я не неженка, ты же знаешь. Мне доводилось двигать мебель и потяжелее.
Глядя в его глаза, она не могла думать ни о чем, кроме его губ на своих губах, его тела, прижимающегося к ней...
Он положил руки ей на плечи, но только для того, чтобы усадить ее на стул, да так твердо, что у нее зубы клацнули. Он открыл рот, словно собирался извиниться, но потом сел.
- В чем конкретно заключается твой блестящий план? "Сесть к тебе на колени и поцеловать тебя". Единственное, что ее останавливало, - это уверенность, что он покинет комнату, а возможно, и дом. Он, как и она, понимал, что происходит между ними, но вознамерился не поддаваться соблазну. Сильная воля может быть раздражающей...
- У меня разбегаются мысли, - сказала она. - Я не вникаю должным образом в содержание писем. Если мы будем работать вместе...
- Мои мысли не разбегаются.
Она внимательно посмотрела на него.
- Нет?
У него на щеках проступила краска, и он отвел взгляд.
- Ладно. - Фитц взял письмо, лежащее перед ним, и развернул. - Шестое декабря тысяча шестьсот девяносто седьмого года, от сэра Роджера Мидколла о новом соборе Святого Павла, а также рецепт, как избавиться от блох.
Дамарис взяла следующую бумагу, слишком явственно ощущая атмосферу интимной близости.
- Без даты. Весьма эффективное средство от глистов у детей. Пажитник, полынь и патока. Я использовала почти такой же.
- У тебя были глисты?
- Я помогала бедным, сэр.
Он подшучивал, а это было уже кое-что. Фитц взял следующий листок.
- Похоже, мы напали на золотоносную жилу рецептов. Пилюли из норвежской смолы и девясилового корня. Эффективны против цинги.
- Чего не знаю, того не знаю. - Она вытащила бумагу, сложенную пополам, и развернула. Посмотрела на него, затем медленно прочитала: - "Сильное слабительное госпожи Бетти".
Он наклонился ближе, взявшись за край бумаги, но она сказала:
- Тут нет ничего интересного, и, возможно, это не та Бетти.
- Верно, но если та, значит, у нас есть ее почерк. Бетти Прис, говорят, была тихой, кроткой леди. Для чего ей могло понадобиться сильное слабительное?
- Чтобы избавить тело от ядов. - Она взглянула на него. - Это не те яды.
- Я знаю. Но трудно удержаться, чтобы не провести связь. Что это?
- Смесь компонентов, но в основном teucrium scordium, больше известный как настойка дубровника.
- Кому известный, а кому и нет, - заметил он, на этот раз с искренней улыбкой. Однако он отпустил бумагу, прерывая связь, и вытащил другую из сундука.
Они бегло просмотрели ряд рецептов лекарственных средств, затем задержались на таком же аккуратном почерке, каким было описано слабительное госпожи Бетти. Дамарис положила их рядом, но сказала:- Бетти Прис не стала бы описывать свой рецепт в таких выражениях, верно?
Он со стоном откинулся назад.
- Разумеется, нет. Ну и тупица же я сегодня.
Дамарис достала еще одну бумагу - просительное письмо от дальнего родственника, гадая, по той же причине его мозги плохо работают, что и у нее, или нет. Она надеялась, что да. Ей так хотелось прислониться к нему, прильнуть, прижаться ближе.
Он положил ладонь ей на руку. Она вскинула глаза: он был так близко, его губы были совсем рядом...
"Какой вред от одного поцелуя? - нашептывало ее жаждущее тело. - Только поцелуй..."
Он слегка отодвинул ее назад, и она выпрямилась. Еще нужно разобрать половину сундука и очень много в том, что она бросила. К тому же она играет с огнем.
Дамарис поднялась, двигая плечами.
- Надо немного размяться, а то все тело затекло. - Она прошлась по комнате, стараясь не смотреть на него. Ей следовало бы уйти, пока она еще владеет собой.
- Нам нужен образец почерка Бетти Прис.
Его резкий голос разрушил чары, и она повернулась к нему.
- У вдовы должен быть, - предположила она.
- Наверняка. Подразумевается, что я и его украду?
- А не может ли кто-нибудь попросить ее об этом за обедом?
Его взгляд застыл, словно такая возможность поразила его.
- Почему нет? - спросила она. - Мы же не делаем ничего дурного. - Затем непроизвольно добавила: - Или делаем?
Лицо ее собеседника стало непроницаемым. Он ответил:
- Нет, конечно. Эш может спросить ее. Он сейчас единственный из нас, кого она станет терпеть.
- Вот и славно. Вероятно, стоит попросить у нее и другие документы, касающиеся ее бабушки. Неужели она откажет? - Мы же говорим о вдовствующей леди Эшарт, - сухо напомнил он. - Но возможно, она не увидит в этом никакого вреда.
- О каком вреде идет речь? - Ее терпение лопнуло. - Почему ты не расскажешь мне, что происходит? Это так глупо!
- Нет, важно и опасно, и я не хочу втягивать тебя в это. Тишина пронзила комнату, словно молния без грома. Он втянул воздух, встал и отвернулся.
- Мне не следовало говорить это. Забудь. Нет, вряд ли ты на это способна. Прошу тебя никому не повторять этого.
Она подошла поближе к столу.
- Это связано с Дженивой. Значит, покушение все-таки было...
- Нет. - Уверенность, прозвучавшая в его голосе, заставила ее замолчать. Он повернулся к ней. - Я делаю все возможное, чтобы всех обезопасить. Полагаю, что здесь сейчас никому ничто не грозит.
- Никому...
- Я больше не могу ничего сказать. Мне и этого не стоило говорить.
Он на секунду стиснул кулаки, прежде чем взять себя в руки.
Осознание правды все равно что пение, решила Дамарис, когда звуки выходят идеальные и скользят, чистые и звонкие, словно птичьи трели. Теперь она знала правду и не могла молчать.
- Тебе нужен кто-то, с кем бы ты мог обо всем этом поговорить. Пусть это буду я.
- Не говори чепухи.
Один только его тон должен был бы остановить ее, но она шагнула вперед и прижалась к столу, разделявшему их.
- Я постараюсь не задавать слишком много вопросов. Ноя должна помочь. Потому что это важно и опасно. Если ты хотел, чтобы я оставалась в стороне, не надо было мне ничего говорить.
- Значит, ты хочешь пристыдить меня, отплатив добром за зло?
- Я и сама не понимаю, чего хочу. Для меня внове эти аристократические дома судьбы, которые переплетаются с историей. Я не знаю мужчин. Вы озадачиваете меня, все вы.
Наверняка мне не следует рассказывать тебе все это, но что я могу поделать, если не умею лгать и притворяться? Я привыкла быть откровенной.
- Дамарис, разве тебе не известно, как тяжело приходится в этом мире честным и открытым? - Он обошел стол, взял ее за руки и поднес их к своим губам, поцеловав каждую и не сводя с нее глаз. - Я не могу доверить свои опасные тайны честной женщине.
- Честная не значит несдержанная.
- Но если тебя спросят, ты сможешь солгать?
Он все еще держал ее руки. Она обвила его пальцы своими и не хотела отпускать.
- Ради тебя солгу. Поделись со мной, Фитцроджер.
- Зови меня Фитц.
Это застало ее врасплох, и она высвободила свои руки.
- Почему это беспокоит меня? - И сама ответила: - Потому что мы не можем быть больше чем друзьями.
Он словно бы и не заметил ее мучений.
- Друзья зовут меня Фитцем.
- А те, кто больше чем друзья? Его губы дернулись.
- Фитц.
- Никто не называет тебя Октавиусом? Совсем никто? В этом имени есть определенное величие.
- Оно означает "восьмой", что же в этом великого? Кроме того, оно слишком холодное. - Он прислонился к столу. - Как бы ты называла меня, если бы мы были любовниками?
У нее перехватило дыхание, но если он хочет поозорничать, она подыграет ему. Хотя бы ненадолго.
- Сокращенно? - предложила она. - Окти? Он усмехнулся:
- Нет.
- Или, может, просто по-английски - Номер Восемь? Ты прав. Это глупый способ называть детей. Возможно, было бы лучше по-французски - Уит. Пшеница подходит к твоим волосам.
- Жесткие, как сено?
Эти слова вызвали в памяти тот поцелуй в карете, когда она схватила его за волосы, которые не оказались шелковистыми, но и грубыми тоже не были. Воспоминание было таким живым!
Дамарис не знала, кто из них сделал первый шаг, как она очутилась в его объятиях, но узнала неминуемое крещендо дуэта, который они пели. Она погрузила пальцы в эти волнистые пшеничные волосы и отчаянно, безрассудно слилась ртом с его губами. Она прижалась теснее, или он стиснул ее крепче своими сильными руками - одна ладонь между лопаток, другая сжимает поясницу.
Герцогиня Бриджуотер, напомнила она себе, но это же только поцелуй... Но способный стереть все мысли из ее головы, превратить ее в безумное существо, пылающее первобытной страстью. Она обвила его руками, стремясь быть к нему гораздо ближе, чем позволяла одежда.
Его рот оторвался от ее губ и проложил дорожку легких поцелуев вдоль щеки и вокруг уха. Она повернула голову, снова ища его губы.
- Моя няня, - пробормотал он, - называла меня Тотти. Она усмехнулась:
- Я не смогу!
- Даже наедине?
Она покачала головой на его плече.
- Даже, - тихо спросил он, - в уединении зашторенной постели?
Ее колени подогнулись, и она прильнула к нему, но затем нашла в себе силы оттолкнуться. Подальше от обжигающего огня.
- Прошу прощения, - сказал он, отпуская ее, делаясь серьезным и задумчивым. Еще мгновение, и она потеряет его. Это было невыносимо.
- Не надо! Не извиняйся. Мне понравилось. И мне ведь нужна практика... - Она должна заговорить его, не позволить отдалиться от нее. - Для пребывания там. Разве при дворе не будет флирта и поцелуев?
- Урок номер один, - строго проговорил он, - никого не целуй так при дворе. Урок номер два - ни с кем не оставайся там наедине. Урок номер три - избегай таких мужчин, как я.
- О Бог мой! - воскликнула она, приложив ладонь к груди. - Двор полон таких мужчин, как вы, сэр?
Он не улыбнулся.
- В худшем смысле да.
- А в лучшем, в смысле неотразимого обаяния?
Она тут же пожалела о своих словах, но громко зазвучавший в соседней комнате голос спас их. По молчаливому согласию они вернулись за стол и расположились так, словно все это время не отрывались от бумаг.
Вошла сияющая леди Талия.
- Вот так-то гораздо лучше! Дженива с Эшартом улизнули? Ах, негодники! Но они ведь скоро поженятся, и, я уверена, вы двое тоже были паиньками. Дамарис, дорогая, я все же думаю, вам стоит переодеться к обеду. Это такое неудобство в насквозь промерзшем доме, но наверняка София ожидает соблюдения некоторых формальностей.
Дамарис замешкалась, надеясь, что Фитцроджер - Фитц - предложит проводить ее. Но он этого не сделал.
Холод в доме имел свое преимущество: Мейзи была в комнате и занималась шитьем. Дамарис переоделась в шелк, выбрав приглушенную бело-голубую полоску, ибо пришло время образумиться. Она даже добавила большое кисейное фишю, чтобы прикрыть низкий вырез. Сдержанная скромность может смягчить вдову, и она согласится отдать документы Бетти Прис.
Однако, сев на стул, чтобы Мейзи привела в порядок ее волосы, Дамарис вдруг поняла, что совсем не тайна Бетти Прис ее занимает. Ее интересует Фитц и она сама. У нее всего несколько дней, прежде чем они отправятся в Лондон. Там она будет под присмотром леди Аррадейл. Она мало будет видеться с Фитцем, и, возможно, никогда наедине. Она войдет в высшее общество и должна будет выбрать себе Титулованного мужа.
- Где ваша норковая муфта, мисс Дамарис? - спросила Мейзи.
Дамарис залилась краской.
- Оставила в холле. Я заберу ее, когда спущусь вниз. Однако немного погодя горничная принесла муфту. - От мистера Фитцроджера с поклоном, мисс. Дамарис против воли испытала восторженный трепет: он не забыл, что недавно прикасался к ней. Но Мейзи глядела букой и пробормотала что-то вроде/о тот тип".
Надев свою красную накидку и взяв муфту, Дамарис спросила:
- Почему ты так настроена против мистера Фитцроджера, Мейзи?
- Он хочет жениться на вас, вот почему.
- Нет, не хочет. Да и я против. Но даже если бы захотела, почему это тебя так заботит?
- Он разобьет вам сердце, как пить дать. - Мейзи отвела глаза и теребила юбку.
- Но дело не только в этом, верно? А в чем? Горничная набралась духу и выпалила:
- Я хочу быть служанкой миледи, мисс. Когда бы вы были маркизой, я бы тоже стала важной персоной. Но если вы выйдете за этого, я останусь никем, как сейчас.
Дамарис покачала головой:
- Как интересно! - Лучше не говорить Мейзи, что она может стать герцогиней, иначе от нее житья не будет. - Я не могу выйти замуж, чтобы угодить тебе, Мейзи. И кроме того, разве ты сама не предпочла бы замужество любому, пусть даже самому высокому положению среди слуг?
Лицо девушки зарумянилось.
- Я бы не против, мисс Дамарис, но только за хорошего человека.
- Значит, в этом наши мысли совпадают.
- Так вы не станете связываться с этим типом? - спросила Мейзи.
- Я намерена принять правильное решение, - ответила Дамарис и вышла из комнаты.
За дверью она обнаружила Фитцроджера.
- Моя комната здесь, - сказал он, показывая на соседнюю дверь. - Она предназначалась для Талии, но, разумеется, леди с Дженивой. Обычно я останавливаюсь в комнате по другую сторону малой библиотеки, но Эш захотел быть рядом, поэтому я уступил ее ему.
- О! - только и смогла вымолвить Дамарис, борясь со смехом. Она никогда раньше не слышала, чтобы он болтал без умолку. Неужели он тоже взволнован? И по той же причине?
Должно быть. Он бы не поцеловал ее, если бы владел собой. В голове у нее была полная неразбериха, и ощущала она себя полубезумной, но он, вероятно, в таком же состоянии. Фитц предложил ей руку, и она положила ладонь на его рукав.
Она читала истории о людях, которые теряли голову от любви, - Ланселот и Гиневра, Ромео и Джульетта, Мария, королева Шотландская, и Босуэлл - и никогда не принимала их близко к сердцу. Зато теперь поняла этих безумцев. И очень хорошо, что она опиралась на его руку, когда они спускались вниз, иначе в своем рассеянном состоянии легко могла бы оступиться.
Вдова - сплошной холод - ожидала их среди поблекшего изящества маленькой столовой. Но в комнате было тепло. Все заняли свои места - Эшарт с Дженивой по одну сторону стола, Дамарис с Фитцроджером по другую, вдова во главе стола, а леди Талия на противоположном конце. Леди Эшарт позвонила в колокольчик, и слуги внесли и поставили на стол первое блюдо. Еда была незамысловатой, но вполне съедобной. Дамарис ела, подыскивая способы направить беседу в нужное русло, а именно к Бетти Прис. Но разговор шел то о погоде, то о книгах, то о каких-то незначительных государственных делах.
Когда принесли второе блюдо, Эшарт наконец произнес:
- Мы просматривали бумаги Присов, бабуля. Ты не возражаешь?
- Поздновато для возражений, - отрезала вдова, но не холоднее, чем раньше. - Не могу представить для чего.
- Забавно отыскать доказательство связи между Бетти и королем.
Дамарис ела грушевый пирог, но наблюдала за вдовой. Ей показалось, пухлое лицо окаменело, но это могло быть просто раздражение.
- Уверяю тебя, - сказала вдова, - в твоих жилах течет королевская кровь, Эшарт. Это написано в твоих чертах.
- Я тоже так думаю, - проговорила Дженива. Леди Эшарт проигнорировала ее. - Мне кажется, - подал голос Фитцроджер, - сходство больше с Карлом I, чем с Карлом II. Или, быть может, - добавил он, - с принцем Генри.
Когда он заговорил, Дамарис повернулась к нему и пропустила первую реакцию вдовы. Однако атмосфера за столом неуловимо изменилась, как и сама леди Эшарт, - губы еще сжаты, взгляд застывший.
Обсуждение грозило сойти на нет, поэтому она спросила наугад:
- А что за женщина была ваша знаменитая бабушка, леди Эшарт? Непревзойденная красавица, я уверена.
Вдова вздернула двойной подбородок:
- Она была истинной леди, которой восхищались все, кто знал ее, и не только из-за ее внешности. Она обладала спокойным достоинством и благочестием. И не проявляла ни малейшего интереса к мирским радостям.
Дамарис вытаращила глаза. Как же в таком случае она стала любовницей Старины Роули?
- Я всегда полагала, что ее достоинства происходят от раскаяния, - заметила леди Талия.
- Как будто ей было в чем раскаиваться! - Вдова поднялась на ноги, умудрившись сделать так, что даже это несложное действо выглядело величественно. - Уверена, вы все предпочитаете подняться наверх.
Она демонстративно вышла из комнаты, хлопнув дверью. Взгляды присутствующих скрестились над столом.
- Делить постель с королем - это святой долг? - недоуменно спросил Эшарт.