Екатерина как во сне ответила на первый, долгий, такой пронзительный поцелуй, что отметал последние сомнения – она любима, она желанна, нет в их отношениях интриги… Это страсть двух красивых людей, это любовь двоих, что случайно встретились. Это жизнь, и нужно ловить каждое мгновение короткой встречи… К чему условности и слова сейчас, когда разум стыдливо умолк, тело горит и руки сами стаскивают с него жилет… Кожа Екатерины пылает от внутреннего огня, она желает, она мечется в руках Станислава. Да-да, теперь для нее просто Станислав, и ей все равно, кто он и откуда, только бы не останавливались его мягкие, властные губы, а руки… Что же они так медленно путешествуют по ее уже обнаженному телу?!. Они томят. Они искрами взрывают пробуждающиеся неведомые ощущения, которые она так давно ждала… О нет, таких ласк она не знала! Не знала до сей минуты, что бывает жажда, бывает бешеный, поднимающийся изнутри бурлящим потоком голод: ей мало ласк, ей мало поцелуев! И только желание исследовать тело мужчины приостанавливает, отвлекает Екатерину. Но под новой волной незнакомых, смелых, в чем-то шокирующих ласк, доводящих ее до момента пресыщенности и неги, она стонет, она кусает его и тут же целует, а он перехватывает ее раскрытые губы, и путь к наслаждению начинается вновь. Только голод непознанного наслаждения опять гонит любовные желания вперед, и они тонут, наконец-то тонут в вихре восторга, что поднимает их на вершину наслаждения…
– Катрин?
– Я умерла… – тихо отвечает женщина. Она распахнула глаза и огляделась: в камине догорают дрова, под нею ковер…
"Какой ужас! На полу! В чужом доме! Как…"
Ей не дают подумать, сильные, теперь знакомые руки разворачивают ее от огня и тут же мужские губы, что дарили негу, страстно впиваются и вновь понуждают пройти долгий путь к тому наслаждению, что она уже познала.
Очевидно, впервые Екатерина поняла, что кроется за словом умиротворение, именно его она теперь испытывала. Тайные встречи с Понятовским продолжались. Чтобы не вызывать подозрения, любовники договорились видеться не чаще двух раз в неделю, но страсть, охватившая их и вырвавшаяся из-под присмотра благоразумия, часто дарила им внезапные встречи. Понятовский, презрев опасности, мог выйти из дома, укутавшись по самые глаза в плащ, и прийти внезапно в покои Екатерины. Случай и судьба им благоволили, как правило, никого не было у дверей великой княгини и рядом, в покоях никто из фрейлин не сидел. Едва открыв дверь и обнаружив на пороге любовника с горящими от счастья и нежности глазами, Екатерина обвивала его шею руками и позволяла отнести себя на кровать. За краткий миг блаженства она могла заплатить пожизненным заключением, ссылкой, разводом, но едва ее тела касались руки Понятовского, ей были не нужны ни Россия, ни корона, ни сама жизнь. Летели в бездну приличия и осторожность ради удовольствия, которые дарили ей всепоглощающая страсть и щедрые ласки любовника.
Частые отлучки Понятовского не прошли незаметными для сэра Вильямса, а его задумчиво-истерзанный счастливый вид открыто говорил – подопечный влюблен и счастлив. Возникал естественный вопрос – в кого? Какие перспективы или неудачи это даст их миссии, и тем ли, необходимым для их миссии, курсом движется подопечный? Если нет, то необходимо срочным образом свернуть интрижку, если да, то подробным образом распланировать дальнейшее продвижение. Сэр Вильямс был слишком прагматичен.
Понятовский выкручивался как мог, скрывая имя дамы сердца и любовных свиданий. Но старый шпион сэр Вильямс прижал его к стенке, прочтя длинную, очень страстную лекцию о долге и обязанностях, интересах стран, ради и благодаря которым молодой человек появился в России. Речь была эмоциональной, с гневными выпадами и суровым приговором: либо Понятовский удаляется в Речь Посполитую к своим родственникам, бесславно завершив дипломатическую карьеру, либо послужит Англии и себе, получая дополнительные удовольствия в алькове, раз они свалились на его счастливую голову. Последней фразой посланника, естественно, была фраза, забившая гвоздь в крышку, что похоронила чистоту отношений между Екатериной и Понятовским:
– Если дамой вашего сердца является особа, – сэр Вильямс снизил голос до такого шепота, что Понятовский скорее по губам прочитал, чем услышал, – Императорского дома, мы немедленно должны сообщить об этом канцлеру Бестужеву. Пока вас не отправили на каторгу! Вы не в Париже, не в Варшаве, друг мой, вы в России!
– Бог мой, я действительно влюблен, сэр! – Понятовский растерянно присел на диван, руки его безвольно опустились. – Я позабыл, что существует Сибирь!..
– Рассказывайте!
Понятовский гордо вздернул подбородок, приосанился:
– Где вы видели, чтобы шляхтич произнес имя любимой женщины?!
– Как говорят русские, не валяйте дурака, пан Понятовский! Ваша жизнь и жизнь вашей дамы в опасности! Да в такой, что вы не только вспомните, где находится Сибирь, но и удостоитесь чести пешком ее посетить! – В гневе сэр Вильямс потерял привычную сдержанность и стукнул по столу кулаком.
Это произвело впечатление на Понятовского, но с обратным эффектом – он развернулся и вышел из кабинета патрона, на пороге бросив:
– Никогда! Сибирь так Сибирь!
– Тьфу!
Сэр Вильямс решил действовать самостоятельно. Канцлер Бестужев предложил прогуляться в парке, причем выбирал такие аллеи и дорожки, где не было деревьев и кустов. Старательно обходил он и скопления слуг, садовников, чтобы, не дай бог, не подслушали, о чем уважаемые люди будут говорить.
– Что такого важного могло произойти, сэр Вильямс?
– Произошло, Ваше Сиятельство, мой секретарь пан Понятовский вступил в отношения с дамой.
– Дело молодое, фрейлины в России красивы. Чем оно может повлиять на наши планы, что так встревожило вас?
– Вопрос касается не фрейлины… – Сэр Вильямс приблизился к канцлеру, слишком суетливо поднял парик, что нависал над ухом Бестужева, и прошептал, предварительно оглянувшись: – Это не фрейлина!
– Ну не горничная же? Упаси бог! Не думаю, что у благородного шляхтича столь презренный вкус, – прикинулся непонимающим Бестужев, покачав сокрушенно головой, предварительно отобрав кусок своего парика у собеседника.
– Не горничная, не фрейлина! – сердито пробормотал сэр Вильямс, обиженно поджимая губы, прекрасно поняв, что Бестужев прикидывается простаком. Поняв, что они будут еще долго топтаться на месте, английский посланник решился: вытянул кулак прям под нос канцлеру и поднял большой палец вверх. – Выше берите!
– Что брать? – отпрянул Бестужев, изобразив испуг. – А-а-а! Да ну, быть того не может! Государыня, что ли? – прошептал последнюю фразу канцлер, пытаясь сделать большими свои маленькие мышиные глазки, что озорно блеснули, показав недоверие к словам собеседника. – Не может быть! Наш Иван краше!
– Ниже, – прошептал побелевшими от злости губами сэр Вильямс.
– Фу-ух! – Бестужев нарочито долго вытаскивал из обшлага рукава платок, стянул парик, вытер якобы проступивший на темени пот, протер лицо, водрузил на место парик и только тогда произнес:
– Предыдущий вариант я бы не пережил!
– Все шутить изволите. А мне вот даже в вашей компании Сибирь раем не покажется, и я туда не хочу!
– Ну, так и не поедем, мы, чай, не каторжники, а? – вдруг весело хлопнул по плечу собеседника Бестужев и быстро засеменил к дворцу, бросив опешившего сэра Вильямса на посыпанной песком дорожке.
– Э-э-э… Умчался! И как понимать сей поворот? Ну что ты будешь делать?! А мне что делать? А нам?
Маскарады Екатерина любила, под маской можно свободно пообщаться, с кем при дворе, на глазах соглядатаев и шпионов всех мастей и хозяев, было невозможно без риска для собственной репутации. К тому же она рассчитывала провести замечательный вечер с Понятовским, который мог свободно присоединиться к ее кругу. Их тайные отношения были в самом разгаре, и влюбленные горели ярким пламенем – маски и костюмы слегка прикрывали пожар сердец. Обычно, в чем будет одета великая княжна, хранилось в глубокой тайне и сообщалось определенному кругу лиц. Императрицу, во что бы она ни обряжалась, узнавали по большой свите. Настроение придворных, в предвкушении различного рода баловства, с утра оказалось на высоте.
Екатерина мечтала, улыбалась и терпеливо сносила плохое настроение Владиславовой, которая отчего-то портила его Шуваловой. Дошло до того, что последняя не выдержала и ушла в другую комнату. Причина тут же открылась – юнг-фрейлина быстро подала записку Екатерине и встала в дверях, чтобы предотвратить появление нежелательного свидетеля, пока госпожа прочтет.
"Надеюсь, вы найдете время для беседы со мною" – брови Екатерины взметнулись вверх:
"Бестужев ищет со мною тайной встречи? Вот так дела!"
– Сообщите, в чем я буду одета, – тихо проговорила Екатерина и подала записку обратно, Владиславова кивнула и вышла.
Ее Высочество успела проплясать шесть туров и находилась в веселом расположении духа, все танцы она ловила на себе восхищенные взгляды любовника. Временами она подходила к распахнутому окну, дышала воздухом и пила морс, который подносил ей Понятовский.
В один из таких перерывов к Екатерине подошла Владиславова и знаком показала, что великую княгиню ждут на балконе. Отделавшись шуткой от сопровождающих ее фрейлин, Екатерина отправилась на балкон к Бестужеву.
На удивление великой княжны, канцлер не стал терять драгоценное время, а сразу, после приветственного поклона, перешел к волнующим его вопросам:
– Думаю и надеюсь, что маленькая принцесса, приехавшая к нам издалека, освоилась и поняла, кто ей друг, а кого следует опасаться.
– Да, времени прошло достаточно, только хочу напомнить, что вы всегда были противником, а не другом этой "маленькой принцессы", и все неприятности, которые она встретила в России, исходили и придумывались вами, – надменно произнесла Екатерина, демонстрируя Бестужеву, что ничего не забыто из прожитых лет.
– Я прежде всего служу государыне и России, Ваше Высочество, тогда и последующие годы я не видел в вас тех стремлений, какие вы доказали в последнее время. Потому и был так строг в отношении вас. Сейчас настало время, когда нам нужно объединить наши усилия.
– Вы считаете, что я поверю вам после стольких лет гонений? – усмехнулась Екатерина.
– Уверен. У вас нет выхода.
– Смешно слышать эти слова из уст опытного дипломата. Выход всегда найдется, нужно хорошо поискать.
– Мои слова – правда, Ваше Высочество, в них не таится интрига. Я вынужден сообщить вам государственную тайну, которая объяснит мое обращение к вам. Наша императрица Елизавета Петровна очень больна, да-да, – Бестужев приложил палец к губам, предотвращая проявление эмоций у Екатерины, которая не выдержала и оперлась на балюстраду балкона.
"Значит, болезнь государыни – правда! Не зря золото потрачено!"
– Я долго думал и решил, что пришло время нам объединиться.
– Ничего не говорится просто так, бесплатно. Ни один союз не существует без интересов. Я никогда не поверю, если вы скажете, что ничего не хотите получить взамен.
– Вы хотите торговаться сейчас?! – изумился Бестужев.
– Каждому положено знать выгоду от нового союза, особенно ту, что зовут благополучием и бескорыстием, – невозмутимо усмехнулась Екатерина. Бестужев предлагает союз – это упрочит ее положение, но все стоит материальных ценностей.
"Посмотрим, каковы аппетиты этого бессребреника в служении Отечеству. Да и что он вообще хочет, к чему ему этот мир".
Бестужев четко изложил великой княгине мысли, которые он давно вынашивал: это был большой список, но канцлер ни разу не запнулся, перечисляя все пункты. Итак, когда императрицы не станет, великого князя следует объявить императором по праву.
"Кто бы сомневался", – передернула плечиками Екатерина.
Вторым пунктом следовала она – Екатерина Алексеевна, которую объявят соучастницей в управлении государством Российским, как законную супругу, выбранную самой Елизаветой Петровной, и мать наследника – Павла Петровича. Это был самый главный момент в плане Бестужева, это было признание ее – Екатерины, признание ее ума и честолюбивых планов и способностей заменить императрицу.
"Когда же он озвучит свою цену?"
– …Все должностные лица останутся на своих местах… Теперь о моих желаниях, соответственно… кхе-кхе… скромным заслугам…
– Перед Отечеством, – добавила за канцлера Екатерина, напрягаясь.
– Мне нужно звание подполковника в четырех гвардейских полках, со всем предписанным содержанием; и председательство в трех государственных коллегиях: иностранной, военной и адмиралтейской, – закончил перечисление Бестужев, от напряжения на лбу выступил пот, который он протер, чтобы скрыть замешательство. – Екатерина не проронила ни слова, а это пугало: "Неужто я ошибся?!"
– Устраивает, – насладившись тщательно скрываемым испугом канцлера и своей властью над ним – жалкой платой за все неприятности, подвела итог Екатерина, поздравив себя с приобретением могущественного союзника. – А теперь откровенно, почему вы, Алексей Петрович, решились искать со мною союза? Я не поверю, что только из-за болезни государыни.
– Многое, Ваше Высочество! Начнем с того, что к вам проявляют интерес некоторые лица, здесь дело молодое, но нужно проявлять осторожность политическую: ваш друг не просто помощник английского посланника, он имеет определенный вес в своей стране. Старый лис сэр Вильямс тот еще иноземный фрукт. Он как паук – попадете в паутину, не высвободитесь.
– Вы же всегда уверяли, что Англия нам друг.
– Бесспорно, почему ж не дружить-то, но пусть сидит на своих островах и не указывает, что Россия, в лице государыни, должна делать.
– Что еще?
– "Мадам Помпадур" и ее семья.
– Вы шутите?! Как можно эту даму воспринимать серьезно!
– Напрасно, Ваше Высочество. Вы недооцениваете противника. Опасна не она, а ее семья, окружение.
– Канцлер Воронцов? Да, у меня с ним весьма натянутые отношения.
– Я скажу вам секретную информацию, Роман Илларионович стоит во главе масонской ложи Петербурга. Это вам о чем-то говорит?
– Тайное общество, которое исповедует идеи свободы совести, всеобщего равенства, уважения и любви, о человеческом достоинстве, а каким боком касается моя персона к этому?
– Мы имеем сведения, что общество не слишком желает видеть на престоле не только вас, Ваше Высочество, хотя женщина-регент лучший вариант, но и Петра Федоровича. Им куда интереснее тайный узник в Шлиссельбургской крепости… Вы – натура цельная, а Петр Федорович слишком непредсказуем. Вами сложно управлять. Хороший вариант ваш сын – Павел Петрович. Но в идеале управлять государством должен не монарх. Ждите подвоха.
– Вы считаете, что английский посланник и его помощник как-то связаны с Воронцовыми?
– Пока у меня нет доказательств, но все может быть. Страшна не связь английского посланника… и его помощника с графом, – медленно, обдумывая каждое слово, как будто в очередной раз стыкуя отрывки информации, известной только ему, ответил Бестужев. – Страшно задуманное кем-то, воплощаемое здесь, в России. Ни одному государству не выгодна сильная и самостоятельная Россия со своей политикой. Вот и лезут к нам, мутят воду, смущают умы воззваниями красивыми, волями разными. Вербуют сторонников среди лучших, древних фамилий, что должны стоять на защите интересов Отечества. Вот и с престолонаследием, чую, свое удумали, хитрую комбинацию складывают, а поймать, уличить не могу. Пока не могу.
– Я тоже иностранка, Алексей Петрович, не забыли ли?
– Не забыл, Ваше Высочество, – хохотнул Бестужев. – Побольше бы таких иностранцев, так никакие внутренние враги не страшны! Если не свернете с того пути, по которому пошли.
– Не сверну, люблю Россию, – твердо ответила Екатерина. – Могу ли я узнать фамилии приверженцев новой партии Воронцова?
– Отчего ж не можете, князья Щербатов, Дашков, Голицыны, Трубецкой, самые первые в масонском списке. Но помните – граф Воронцов всем заправляет. И то, что дщерь свою в фаворитки к Петру Федоровичу продвинул – верный признак – свою партию сыграть замышляют! Осторожнее будьте с помощником английского посланника, дело молодое, кхе-кхе, но голова на плечах быть должна, а она у вас имеется, Ваше Высочество!
– Благодарю вас, Алексей Петрович!
– М-м-м, Ваше Высочество, мною получено письмо из Гамбурга от графа Салтыкова, он интересуется возможностью возвращения домой, – перешел к деликатной части переговоров канцлер.
Екатерина прекрасно понимала, что ни одно слово канцлер не произнес просто так. Рассказать о Салтыкове мог уже давно и сразу, значит, берег новость для определенного момента, который настал.
– Для чего он нам? – вдруг спросила Екатерина, вопросом подтвердив, что теперь они действуют сообща.
– Здесь, думаю, без надобности?
– Слишком вознесся и болтлив, еще и денег просит вдобавок, как бы не вернулся.
– Я отпишу ему, пусть представляет интересы России за границей, а вот денег извольте найти сами, Ваше Высочество, кхе-кхе, – прокряхтел канцлер.
"А с ним приятно иметь дело – честен, – улыбнулась Екатерина и тут же нахмурилась: – И где взять эти несколько тысяч откупных для бывшего любовника?"
Сплошное разорение!
Полностью обезопасив себя со стороны шпионов всемогущего канцлера, Екатерина перестала соблюдать многочисленные предосторожности в любовных свиданиях с Понятовским. Не единожды, горя всепоглощающей страстью, мужчина проникал в спальню к Екатерине, которая жила в это время в Ораниенбауме. Он не мог поверить в везение или провидение, но ни разу не встретил никого на своем пути. Их страсть настолько занимала все мысли, что Екатерина не обратила внимания на первые признаки беременности, а когда поняла, то схватилась за голову: Петр Федорович не только не выполнял свой супружеский долг, но и вообще прекратил посещать ее спальню, полностью отдавшись странной любви к фрейлине Елизавете Воронцовой. Дама так и не приобрела придворный лоск, не стала красивее, и вообще Екатерина считала ее не только глуповатой, но и серой мышью.
Занимаясь личными делами, испытывая порою физическое отвращение к сопернице, главными достоинствами которой были, как говорили окружающие, доброта и уступчивость, Екатерина упустила момент, когда потеряла всякий контакт с супругом. Петр Федорович, пользуясь постоянным отсутствием императрицы и некоторой отдаленностью Ораниенбаума от Петергофа, опять возобновил военные занятия, вынудив Екатерину искать деньги на вооружение вновь набранной армии.
Обратиться к Строганову Екатерина больше уже не могла, просить Бестужева – раскрыть тайный заговор, который втайне они организовали с Петром. Никого бы не интересовало, что прежде всего для своей защиты, а не нападения. И Екатерина решила воспользоваться сэром Вильямсом, прекрасно понимая, что за связь с английским посланником на теперешний момент враждебной страны по голове ее не погладят. Но события, которые могли возникнуть после внезапной смерти Елизаветы (о ее болезни запрещено было даже намекать под страхом смертной казни или пыток в стенах Тайной канцелярии), заставили Екатерину быстро искать деньги на общую с наследником крохотную армию. Она буквально приходила в ужас, представляя себя беременной и в казематах у Шувалова.