Эбби рассматривала впечатляющий набор никогда не использующихся кухонных принадлежностей, когда появился Хантер, одетый.
– Оцениваешь фронт работ?
– Пытаюсь. Эта кухня – просто мечта повара.
– Именно это мне и сказал риелтор. – Хантер достал из пакета сэндвич.
– Я так понимаю, эта часть сделки тебя не особенно интересовала. – Что же тогда было важным для него? Внезапно ей пришла в голову идея. – Если хочешь, я могу готовить для тебя. Ну, я имею в виду, – добавила Эбби, когда он удивленно посмотрел на нее, – когда ты в городе. Для разнообразия.
– Я тебя нанимал не для того, чтобы ты готовила.
– Знаю. Я и не претендую на звание великого повара, но ты должен признать, что домашняя еда не помешает перед тем, как ты отправишься в дальние края.
– Понятия не имею. У меня никогда не было домашней еды.
– Ты шутишь! – Конечно же шутит! Но, взглянув на его лицо, она поняла, что нет. – Никогда?
– Не было. В интернатах не бывает личных шеф-поваров.
– Ты был в интернате?
– Когда не путешествовал со своим отцом. И не обязательно выглядеть такой шокированной. Сейчас интернаты совсем не такие ужасные, как во времена Диккенса.
– Как насчет того, чтобы уже сегодня приготовить что-нибудь? Ничего сверхъестественного. Просто спагетти и тефтели. Немного салата. Стыдно, что вся эта утварь и техника простаивает без дела.
– Не говоря уж о том, что это добавит плюсов в твое резюме, когда я буду писать тебе рекомендацию.
– Ну, я же написала, что я повар и посудомойка. Это вроде как подразумевает и готовку тоже.
– Наверное, да, подразумевает. – Хантер вздохнул, но выражение его лица выдавало веселое изумление.
Улыбка, изогнувшая губы, осветила все лицо. Разве возможно, чтобы улыбка была даже более сексуальной, чем обнаженный торс? Все сумасшедшие ощущения вернулись, отчего колени Эбби подогнулись.
– Ну что, договорились? – спросила она, откашлявшись.
– Конечно, – ответил Хантер. – Спагетти и тефтели, я понял.
– Отлично. Я приготовлю их тебе сегодня.
– Думаю, что тебя надо отправить в то реалити-шоу про барахольщиков, – заметила Эбби час спустя.
Хантер даже не оторвал взгляда от листов, над которыми работал.
– Ты преувеличиваешь.
– Вряд ли!
Конечно, Эбби преувеличивала, но этот мужчина вообще не знал значения слов "шкаф для бумаг". Она поняла, что прежде, чем приступить к какой-то серьезной уборке, нужно разобраться со стопками. Эбби поняла, что в квартире Хантера был не столько бардак, сколько отсутствовала хоть какая-то система. Понятно, что большая часть оборудования нужна была для работы. Но повсюду валялись также книги о фотографии, какие-то исследования, статьи в журналах. Кроме этого, на столе высилась гора непонятных вещей – наверное, это было оборудование.
– А ты знал, – произнесла Эбби, вытащив очередной туристический журнал, – что несколько лет назад изобрели такую машину, которая называется "шредер"?
– Очень смешно. Я же сказал, что я тут бываю только в перерыве между заданиями. Эта квартира – просто место, где можно кинуть свое барахло.
– Дороговато для склада. Может, проще было арендовать?
– Квартира – это вложение денег. Ты никогда так много не разговаривала, когда работала официанткой.
– Извини, пожалуйста, – пробормотала Эбби и прикусила губу.
– Не надо извиняться, – сказал он.
– Прости, это я по привычке.
– Дай угадаю. Уоррен не любил, когда ты разговаривала?
– Ему нужен был покой после тяжелого дня на работе.
Вспомнив о том, сколько сторон ее жизни контролировал бывший бойфренд, Эбби почувствовала отвращение. Слава богу, он больше не появится в ее жизни.
– Эй… – Голос Хантера, мягкий и низкий, раздался прямо за ее спиной. – Не нужно молчать совсем.
– Но ты сказал…
Он положил руку на ее плечо:
– Я не Уоррен.
Да, определенно не Уоррен. Далеко не Уоррен. Прикосновения Уоррена никогда не были такими нежными и не вызывали тепла в ее теле.
– Я… я нашла тут чеки, – сказала Эбби, отодвигаясь от Хантера. – Под стопкой фотографий. Они нужны?
– Возможно. А что за фотографии?
– Какая-то демонстрация.
– А, правильно. Дамаск, в прошлом месяце. Мне их надо отдать, – произнес он.
Эбби передала Хантеру фотографии, еще раз взглянув на них. Снимки были мрачными. На одной из фотографий был изображен мужчина, которого куда-то тащили. Его порванные джинсы были все в пятнах крови.
– Ты волнуешься, когда снимаешь такие события, как это?
– Нет.
– А я бы волновалась.
– Я волнуюсь о том, чтобы не пропустить нужный кадр.
– Это так плохо?
– Конечно плохо! Это моя работа – поймать момент.
– Даже если ты рискуешь при этом своей жизнью?
– Не имеет значения. Мне платят не за то, чтобы я убегал. Единственное, что имеет значение, – это получить хороший снимок.
– Ты этому научился у своего отца?
Эбби провела небольшое расследование и выяснила, что тот знаменитый снимок был лишь одним из многих. Хантер тоже был достаточно известен. Маленькая деталь, о которой он никогда не упоминал. Эбби обнаружила множество сайтов, где восхищались его снимками взрыва школы в Сомали.
– Мой отец был прав. Ты не сможешь выполнить свою работу, если только и думаешь о своей безопасности.
– Уверена, твоя мать была не согласна с ним.
И снова как будто пелена опустилась на его лицо.
– Принимая во внимание, что она умерла к тому времени, я сомневаюсь в этом.
– О! Да…
Эбби подумала, что, если бы мать Хантера была жива, она бы возражала. Особенно после того, как отец Хантера погиб на задании.
– Ты говоришь так, будто твоя жизнь не имеет никакого значения, – заметила она.
– Фотографии – моя жизнь, – ответил он.
– Мне кажется, я бы никогда не смогла так делать.
– Как делать?
– Стоять там и, не чувствуя страха, фотографировать. Или быть беспристрастной. Я имею в виду, как можно смотреть на все, что происходит вокруг, и не реагировать на это?
– Этому учишься.
– Но как? – Ей очень хотелось знать.
– Ты просто делаешь это, и все.
Следующие два часа они проработали в тишине. Хантер чувствовал, что Эбби не понравился его подход к работе. А чего она ожидала? Это его работа – рисковать жизнью ради кадра.
Сколько раз Хантер наблюдал, как отец бросается в самое пекло, лишь бы поймать момент. Это пугало Хантера, но потом он видел фотографии, которые стоили риска.
Иногда он задавался вопросом: осмелился бы его отец так рисковать, будь мать жива?
Хантер оторвался от работы и посмотрел на Эбби. Она стояла на коленях перед его шкафом с документами и раскладывала пленки и фотографии, до которых у него никогда не доходили руки.
Когда она тут закончит, надо будет найти приличную компанию, которая занимается уборкой и где нет женщин с такой привлекательной попкой. Сегодня Хантер впервые увидел Эбби, одетую во что-то, кроме ее мешковатой формы официантки. Свитер с высоким горлом и тесные джинсы облегали ее соблазнительную фигуру.
– Хантер? – Зажав в руке фотографию, Эбби смотрела на него. – Зачем тут желтые наклейки? – спросила она.
– Они нужны для того, чтобы потом можно было подписать фотографии.
Еще одно дело, до которого у Кристины не дошли руки.
– Похоже, у меня нашлось еще одно занятие на то время, пока ты будешь в отъезде, – заметила Эбби, беря ручку и блокнот.
– Ну, если только ты до этого не найдешь другую работу.
– Я имела в виду, если я не смогу найти постоянную работу.
И снова ее взгляд стал пугливым и неуверенным. Хантеру не хотелось, чтобы Эбби выглядела такой несчастной. Его сердце болезненно сжалось.
– Где ты сделал этот снимок? – Эбби помахала фотографией.
– Дай посмотреть. – Подойдя к ней, Хантер взял карточку из ее рук. Это был черно-белый снимок пожилого мужчины, с наслаждением курящего сигару, сидя на куче багажа. – Мирпур-Хас, – сказал он, – железнодорожная станция. Мы приехали на платформу еще до рассвета, и этот мужчина сидел там, совершенно спокойный и невозмутимый. Когда солнце поднялось достаточно высоко, я сразу сделал снимок. А он даже не моргнул. – Хантер показал на ремешок на запястье старика. – Видишь? Ты можешь разглядеть время на его часах? А какая у него морщинистая кожа? Помню, я, увидев эти морщины, подумал, что он выглядит так, будто просидел там всю жизнь.
– А может, так и есть, – ответила Эбби. – Ты помнишь каждый свой снимок?
– Самые памятные остаются навсегда. – "Такие, как твой", – подумал он. Хантер видел в глазах Эбби отблески той же печали и решимости.
Она не пользовалась косметикой, и ему это нравилось. Ее лицо не скрывали яркая помада и тени. Что бы он почувствовал, если бы провел тыльной стороной ладони по щеке Эбби? Будет ли ее кожа такой же мягкой на ощупь, как он себе представлял?
Эбби опять повернулась к фотографиям.
– А вот эта, – продолжил Хантер, узнав снимок, на котором были изображены слоны в тумане, – была сделана в дождевом лесу в Конго. Я два дня сидел под дождем и ждал этих проклятых животных. Подхватил лихорадку и провел следующую неделю в постели.
– Уж лучше лихорадка, чем пуля в лоб.
– Уж лучше получить хороший снимок, – напомнил Хантер. – Я мог просидеть под этим дождем безрезультатно, что случается гораздо чаще, чем ты думаешь. Старая добрая удача значит слишком много в моей работе. Оказаться в нужном месте в нужное время.
– И все же ты продолжаешь этим заниматься. Видимо, твоя работа не совсем уж плоха.
Хантер вытянул фотографию из ее пальцев:
– Да.
Эбби написала на листке: "Африка. Дикая природа". Хантер вернул ей снимок.
– Мне любопытно, – сказала она, – в какую категорию ты отнесешь мой снимок?
– У тебя будет своя собственная категория.
– Правда? – Эбби вспыхнула, заставив Хантера пожалеть, что камера лежит далеко.
– Угу. Она будет называться "Необычайно притягательные официантки".
– Мы же все еще о фото говорим? – тихо спросила она, покраснев.
– Конечно.
Улыбка Эбби была наполнена благодарностью.
– Я позабочусь о правильной подписи, если вдруг попадется копия.
– На самом деле несколько копий лежат в принтере.
– Я потеряла свою копию во время той драки, – произнесла Эбби.
– Можешь взять себе еще одну. Лично мне кажется, что черно-белый вариант передает большую глубину. Подчеркивает контрасты.
– Ты имеешь в виду мешки под глазами? – поинтересовалась она, подойдя к принтеру.
– Ты всегда так негативно относишься к своей внешности?
– Обычно да. Боюсь, это еще одна моя привычка. Вместе с привычкой подскакивать, когда ко мне обращаются, и обвинять себя во всех ошибках. Но я работаю над этим, – добавила она. – А что касается фотографий, – Эбби положила снимок обратно в лоток принтера, – я все-таки оставлю их тебе. Не уверена, что хочу хранить в памяти эти дни, если ты понимаешь, о чем я.
Хантер прекрасно все понимал. Фотографии переносят людей в прошлое, заставляют вспоминать события.
– Я сделаю другие снимки с тобой, если хочешь, – предложил он. – С более приятными воспоминаниями.
– Не надо испытывать со мной твою удачу. Нет никакой гарантии, что я смогу еще раз хорошо получиться.
Опять Эбби принижала себя. Нужно пристрелить Уоррена или того, кто внушил ей такие мысли.
Возвращаясь к своему компьютерному креслу, Хантер сказал:
– Я смогу.
– Как самоуверенно! – ответила она с улыбкой.
– Просто констатирую факт.
– Ну конечно! Мне лучше вернуться к сортировке.
– Как скажешь.
Хантер посмотрел на свои отчеты. Приходилось признать, что цифры были далеко не так интересны, как творчество.
– Ого! – воскликнула Эбби через несколько минут. – У одного из твоих файлов нет названия.
– Наверное, выпало.
– Может быть. Или твоя бывшая ассистентка никогда его и не писала. Ты знал, что она не умела правильно писать?
– Нет…
– Ух ты! – Удивленный возглас Эбби заставил его подняться с места. – Эти фотографии просто…
– Просто какие?
– Дети играют в футбол. Они выглядят такими счастливыми.
Дети? Хантеру показалось, что внутри его все превратилось в лед. Не может быть. Он же просил выкинуть эти снимки. Воспоминания нахлынули с новой силой.
– Выброси их, – сказал он.
– Но почему? Мне они кажутся просто отличными!
– Я сказал, выброси их!
Эбби вздрогнула. Хантер почувствовал себя полным ничтожеством. Она не виновата. Она же не знала.
– Прости меня, – пробормотал он, закрыв руками лицо.
– Что-то не так? Я не понимаю.
– Да нет, ничего. Просто я не хочу хранить эти фотографии, договорились?
Стены начали давить на него. Ему срочно нужен был свежий воздух. Передышка.
– Я выйду на некоторое время, – сказал он. – Закрой дверь, когда будешь уходить.
Схватив единственное, на что он мог всегда рассчитывать, – свою камеру, Хантер направился к двери. Когда она закрывалась за ним, последнее, что он увидел, была Эбби, все так же сидящая на коленях на полу, окруженная фотографиями.
Глава 5
Эбби все же приготовила спагетти и тефтели. Раз уж она пообещала, то решила сдержать свое слово. Если Хантер придет домой вовремя к ужину – прекрасно. Если нет, то, по крайней мере, его шикарная кухня хоть раз использовалась по назначению.
Сегодня он был расстроен. Увидев фотографию, он помрачнел. Почему? Хантер сказал выкинуть эти снимки, но любопытство не позволило Эбби это сделать.
Приготовив соус, она вернулась к изучению фотографий, пытаясь увидеть какую-нибудь деталь, способную объяснить реакцию Хантера. Дети, играющие в футбол. Похоже Африка…
Эбби вспомнила, как все хорошо складывалось до того, как она обнаружила эту папку. Хантер был настроен дружелюбно, хоть и говорил мало. И когда он опускался на колени позади нее… Эбби ненавидела, если Уоррен подкрадывался к ней сзади и хватал ее. Но с Хантером все было по-другому.
И так плохо, что она сходила с ума в присутствии нового босса, не хватало еще фантазировать о всяких непристойных вещах.
Эбби вновь посмотрела на фотографии. На нескольких кадрах была запечатлена женщина – высокая и чувственная, с рыжими волосами и широкой улыбкой. Может, она и была тем самым плохим воспоминанием? Разбитое сердце могло объяснить отстраненность Хантера.
Эбби еще раз взглянула на снимок. Женщина была красива, но не только внешне. На фото была отображена ее внутренняя красота. Наверное, в такую женщину мог влюбиться Хантер.
Услышав, как в замке поворачивается ключ, Эбби вздрогнула и уронила фотографию. Через мгновение появился Хантер, на шее у него болталась камера. Он выглядел таким усталым, как будто пробежал марафон. Плечи его были опущены. Эбби ухватилась за край стола, чтобы ненароком не обнять его.
– Привет, – мягко сказала она.
– Ты еще здесь.
Не очень-то много энтузиазма в его приветствии.
– Я же обещала тебе ужин, помнишь?
– Не стоило беспокоиться.
– Это всего лишь спагетти с соусом, не бог весть какая пища для гурманов. Кроме того, я так соскучилась по готовке! Надеюсь, тебе понравится, потому что я сделала очень много. И, говоря "много", я имею в виду очень много. Тебе придется есть это целую неделю.
Эбби болтала не переставая. Хантер не двигался и ничего не говорил, и от этого ей легче не стало. Эбби проследила за направлением его взгляда и поняла: он заметил фотографии. Она быстро отвернулась, чтобы собрать их.
– Извини, я не выбросила их сразу, давай я сделаю это прямо сейчас.
Хантер остановил ее:
– Все нормально. Я сам ими займусь, – сказал он и вновь задумался. – Я не должен был уходить вот так, – наконец произнес он.
– Невелика беда. Ты же не сыпал проклятиями и не бросался тарелками. Это уже на уровень выше всех уходов, которые я пережила.
– То, что я не буянил, не делает мой поступок хорошим. Ты не должна так легко поддаваться.
– Ты думаешь, я поддаюсь?
– Я был груб, а ты приготовила мне спагетти. Как еще это называется?
– Хорошо, в следующий раз я не буду готовить. Так лучше?
Хантер не ответил. Он вновь обратил свой взор к фотографиям, которые Эбби так и не собрала. На одном из снимков прекрасная незнакомка была изображена крупным планом. Ее окружали дети.
– Она очень красивая, – сказала Эбби.
– Ее звали Донна, – тихо ответил Хантер.
Звали. Эбби услышала обреченность в его голосе.
Она положила фотографию изображением вниз, стыдясь странного чувства зависти, которое испытала к умершей женщине.
– Не надо было ничего говорить, – заметила она. – Пойду проверю соус.
– Я сделал эти снимки в Сомали, – произнес Хантер, останавливая ее.
– Тебе не нужно ничего объяснять.
– Совсем наоборот. Я думаю, что должен объяснить. Я хочу объяснить.
– Зачем? – удивилась Эбби. – Из-за того, что я поделилась с тобой своей печальной историей? Если причина в этом, то нет никакой необходимости делиться своей в ответ.
– Я знаю, а ты снова поддаешься.
– Я не поддаюсь, просто предлагаю тебе возможность выйти из этой ситуации.
Хантер улыбнулся:
– Вот как. Спасибо.
Эбби почувствовала, как тепло разливается внутри ее.
– Пожалуйста. Мне жаль, что фотографии вызвали у тебя неприятные воспоминания.
– Да уж, это точно. – Он перевернул фотографию и еще раз всмотрелся в изображение. – Это было мое первое задание после несчастного случая с отцом. Я думал, что готов. Я ведь уже видел войну и жестокость. Но эти люди… – Хантер вздохнул. – Когда я путешествовал с отцом, все мое внимание было приковано к его работе. Я был всего лишь ассистентом. А теперь вдруг стал фотографом. Тем самым, который должен договариваться с людьми, взаимодействовать. Предполагалось, что я проведу там пару недель, но я задержался.
– Звучит так, будто это место очень повлияло на тебя.
– Не место, а люди, – ответил он. – Они были так благодарны, с такой готовностью учились всему. Особенно дети. Они, как маленькие губки, впитывали все подряд. Любая мелочь приносила им радость и зажигала огонь в глазах. Это могло быть что угодно. Кусочек шоколада, книжка, даже что-нибудь типа игры в футбол.
– А Донна?
– Донна преподавала в школе. Во втором или третьем классе. Я точно не помню. Может, в обоих. Неважно. Все в школе очень любили ее. Камера тоже любила ее, если ты заметила.
– Поэтому так много ее снимков?
– Ты подумала?.. – Хантер покачал головой. – Нет, между нами ничего не было. По крайней мере, того, о чем ты подумала. Да, она и я…
– Я поняла.
Они встречались, но Донна не стала любовью всей его жизни.
– Так вот, место было особенным. Я привык. Я как будто стал частью большой семьи.
А для человека, совсем недавно потерявшего отца, это было особенно притягательно. Эбби понимала Хантера. Одиночество всегда внушает ужас.